Текст книги "Убить после смерти"

Несмотря на убежденность Самарина, что Голутвин изыскал-таки случай устранить неуступчивого конкурента, был он следователем добросовестным и помнил, что отрабатывать, наряду с основной версией, положено и все остальные. Потому начал с того, что поинтересовался, где в момент убийства находились компаньоны покойного (слово «покойный» резануло Ксюшу).

Выяснилось, что Мазин проводил ночь в компании двух проституток в своем загородном доме. Там и застал его приехавший наряд милиции.

– Баб этих знаешь? – уточнил Самарин.

– Знаю, конечно. Вика и…Нинка, кажется, – уныло пояснил Мазин. – Да они и щас, поди, у меня. Я-то, как сообщили, сразу сюда. А ваши остались в доме, чтоб их допросить. Можете сами вызвать.

– Не к спеху…Ну, а ты? – обратился Самарин к Сапеге.

Ксюша расслышала, как тот что-то зашептал.

– Громче! – потребовал Самарин.

– Если можно, я хотел бы после. Один на один, – придушенный голос Жени звучал умоляюще.

– Нельзя! – отрубил Самарин. – Мне еще не хватало на тебя время тратить. Живо выкладывай алиби, если имеешь. Ну!

– Да вы чо, на нас с Андрюхой, что ли, катите?! – голос Жени задрожал от обиды. – Совсем оборзели? Нам Павлуха больше брата был. Не можешь Голутвину доказать, так решил крайних найти?! Оно, конечно, безопасней, чем с «Вектрой» в контры входить. Давай! Ты еще мать его родную проверь, вместо чтоб раскрывать!

– Я жду, – устало напомнил Самарин.

– Да вдвоем они были, – вошедший в комнату опер бросил перед следователем два заполненных протокола допросов. – Групповичок. Девки подтвердили, что аж до нашего приезда шарились.

– Вот сволочь! – Оленька, забывшись, пристукнула кулаком по Ксюшиной подушке. – И я еще за этого ублюдка замуж собиралась.

– Оленька! Да ведь чисто символически. Вроде как последний мальчишник, – умоляюще пролепетал Женя. – Там вообще на самом деле один Андрюшка их долбил. А я больше насчет выпить хлопотал.

Понявший подоплеку Самарин виновато потрепал понурившегося Сапегу по плечу:

– Извини, мужик, что невольно тебя вложили! Но – для нас главное – алиби.

В кармане Самарина зазвонил мобильник.

– Слушаю! – ответил следователь. – …Это точно?..А по времени? … Всё, жди. На вскрытии буду.

– Вот ведь какие дела, – озадаченно произнес он, поднимаясь. – Позвонил из морга судмедэксперт. Оказывается, раны на затылке две. – Во сколько все-таки…убили? – выдавил Сапега.

– В том-то и загадка. По времени получается, – Самарин важно сверился с циферблатом массивного хронометра, – что первый удар нанесли где-то в двенадцать. А второй, которым добили, – в час – час пятнадцать. И чего они столько времени тянули? Пытали, что ли? Ксюша вспомнила, как скакнуло сердце в первом часу, а потом пророчески остановилось в час ноль пять. Она вскрикнула. Вскрик отозвался острой болью внизу живота. Начались преждевременные схватки.

Вызвали «Скорую». Потерпевшую отвезли в больницу, где случился осложненный выкидыш. Жизнь матери спасти удалось. Однако дорогой ценой. По заключению врачей, иметь детей ей отныне не суждено. Узнав о страшном приговоре, Ксюша впала в новую депрессию. Еще не зная всего, что уготовала ей судьба.

К немалой досаде Самарина, расследование вновь зашло в тупик. Главная неприятность ждала в офисе «Вектры». При первом же допросе Степан Голутвин ошарашил заявлением, что мотива для убийства у компании не имелось вовсе, – за два дня до смерти Игумнов, вслед за компаньонами, подписал договор об уступке своей доли в капитале стеклозавода в обмен на пакет акций «Бритиш петролеум» на общую сумму девятьсот пятьдесят тысяч долларов. Дубликат акта приема-передачи подтверждал, что акции были отданы Игумнову в тот же день.

– «Отморозок» этот нам дорого обошелся, но расплатились по-честному, – заявил, выпроваживая удрученного следователя, Голутвин. – Как в прошлый раз? – не поверил Самарин.

Однако экспертиза потвердила подлинность подписи Игумнова. Правда, сами акции так нигде и не обнаружили. Очевидно, зная, с кем имеет дело, Игумнов хорошенько припрятал новую собственность. Времени на это у него было предостаточно.

А еще спустя пару недель при аудите завода обнаружилось, что незадолго до убийства Игумнов сумел-таки получить в одном из банков двухмиллионный долларовый кредит – на покупку нового оборудования. Деньги тогда же обналичил. Но директорский сейф при вскрытии оказался пуст. Мазин и Сапега о кредите знали, но все дальнейшие решения принимал Игумнов, поскольку к тому времени сами они уступили свои акции «Вектре», и, по приказу Игумнова, на завод их больше не пускали.

В поисках пропавших денег оперативники обшарили все места, где бывал покойный, опросили всех, с кем встречался он за последнюю неделю. К розыску подключилась и «Вектра». Ведь именно ей как новому собственнику завода предстояло теперь вернуть полученный кредит банку. Люди Голутвина, перерывая городскую квартиру, отрывали обои, вскрывали полы. Загородный коттедж разбирали чуть не по досточке. Увы! Ни акции «Бритиш петролеум», полученные Игумновым от «Вектры», ни два миллиона долларов обнаружить так и не удалось.

Добросовестный Самарин не поленился съездить на родину Игумнова, в Туапсе, и установил, что при последнем приезде тот вел переговоры о покупке дорогого участка земли на побережье и даже открыл счет в местном банке, на который планировал перевести крупную сумму.

Образ погибшего сильно потускнел. Из-под личины непримиримого борца за интересы завода всё больше проступал плут, примерявшийся сбежать с чужими деньгами.

Как бы то ни было, пострадавшей стороной оказалась «Вектра». Правда, по городу ходили упорные слухи, что Игумнова все-таки убили боевики Голутвина. Но слухи остались слухами. Зато факт хищения Игумновым двух миллионов был подтвержден прокуратурой. Позиция следствия выглядела железной: если Игумнов не планировал украсть полученный кредит, то с какой целью он обналичил огромную сумму? На основании следственного постановления «Вектра» через суд описала всё имущество покойного, включая квартиру, загородный коттедж, машину, деньги на счете.

Так что вышедшая в январе 2002 года из больницы Ксюша осталась без крова и без средств к существованию.

Эпизод 2. Февраль 2008 года. Джайпур (Индия)

Если чувствуешь недостаток драйва, вовсе не обязательно прыгать с тарзанки, лезть на Эльбрус или заявляться на выборы в Госдуму.

Купи путевку в Индию и прокатись по «золотому треугольнику». А для полноты впечатлений возьми на прокат машину и попробуй самостоятельно въехать, например, в Джайпур – небольшой по индийским меркам городишко на три с половиной миллиона жителей.

Не сомневайся, – выброс адреналина обеспечен. Въезжать придется по местной автотрассе, состоящей из двух встречных извилистых полос, забитых разномастным транспортом. Крытые куском железа трехколесные мотороллеры «Отто», велорикши, запряженные в двуколки верблюды, груженые ослы и битые-перебитые авто, в поисках лазейки беспорядочно снующие из ряда в ряд, – без всяких предупредительных сигналов. Их заменяют энергичные взмахи рук. Всё это беспрерывно гудит, мычит, блеет и с криками и руганью продирается вперед. Лишь редкие слоны движутся в бешеном потоке мерным шагом, ни мало не обращая внимания на сутолоку и суету внизу. Разве что лениво разгоняют хоботами бесчисленных велосипедистов.

Скромный, маленький «Пежо» со сломанным кондиционером – не слон. Раздвигать себе хоботом дорогу не способен. На окраине Джайпура полнотелый, измаявшийся от духоты водитель машины с трудом пробился из безумного потока на обочину, выбрался, обливаясь потом, наружу. Из правой дверцы появилась молодящаяся шатенка лет сорока в коротенькой обтягивающей маечке и в джинсах на бёдрах, из-под которых торчали стринги. Оба принялись ошалело озираться вокруг. Здесь, на обочине, кипела своя, диковинная жизнь. Если бы не гул автострады, можно было бы подумать, что путешественники попали в колониальную Индию времен восстания сипаев. Даже одежда та же, что на картинках в учебниках истории: сари на женщинах, белые штаны и цветастые рубахи на мужчинах. Вдоль дороги кучно стояли лотки с фруктами, орехами и пряностями. Меж ними втиснулась парикмахерская под открытым небом, – босоногий брадобрей с кисточкой сновал вокруг клиента, который, сидя на стуле, с важностью разглядывал свое отражение в воткнутом в землю зеркале. Чуть в глубине расположился палаточный городок из сшитых кусков разноцветной мешковины, натянутой на корявые, разной длины палки, отчего сами палатки выглядели перекошенными и горбатыми.

Меж палаток на лужайке спали люди, горели костры с булькающими закопченными котелками, у колонки стирали белье, ветер носил клочки бумаги, за которыми весело гонялась безнадзорная детвора. Позади палаток, перед длинным забором находился небольшой карьер, в котором работали женщины. Одни из них насыпали гальку в медные тазы, грузили тазы на голову другим, и те, плавно покачивая бедрами, переносили их к строящемуся дому. Возле раскидистого дерева изможденный седобородый старик, широко расставив ножки-тростинки, в задумчивой сосредоточенности справлял малую нужду.

Впрочем, едва путешественники выбрались из авто, вся эта бурлящая жизнь замерла. Европейцы смотрели на туземцев, местные, с уважительным изумлением, разглядывали белых людей. Особенный интерес вызывала блондинка. Мочащийся старец при виде светлых волос в невольном восхищении распахнул беззубый рот, – не переставая, впрочем, пускать вялую струйку. Два мира встретились и удивились один другому.

Взгляды женщины и мужчины пересеклись. Губы ее сжались в узкую язвительную полоску:

– Что, Коля-Николаша? Экстремал хренов. Добился своего? Вот уж муженек достался, прости Господи! Ведь предлагали взять гида. Так нет, тебе, видишь ли, захотелось погрузиться в самобытность. Погрузились по самое во! – она бесцеремонно ткнула в сторону испражняющегося старика. – И что теперь прикажешь делать? Как в этом бедламе найдем свой отель?

– А хрен его знает, – озадаченно отозвался полнотелый Коля. – По карте вроде получалось, что едем куда надо.

– По карте! – передразнила жена. – Какая в этом сраче может быть карта? Это тебе не Москва…Может, хоть по-английски кто понимает?..Экскьюз ми! Уи вонт…

Наткнулась на непонимающие лица:

– Бесполезно! Даже этого не знают. Проклятая азиатчина!.. Ну, а вам чего? Денег, конечно!

Местная детвора – полуголые, оживленные чертенята с подкрашенными глазами, – сгрудились вокруг белых и принялись с ужимками теребить их за одежду. Меж прочими сверстниками застыла пятилетняя смуглянка с мелкими, под барашек, кудряшками, сияющая, будто уголек из костра. В отличие от приятелей, она не протягивала ладонь, а, казалось, внимательно вслушивалась в разговор путешественников, словно силясь вникнуть в смысл произносимых звуков. – Правду, видно, говорят, что цыгане из Индии пошли, – сквозь зубы процедила женщина. – Один в один – попрошайки! Придется дать мелочь, – иначе не отстанут. Только постарайся, чтоб не дотрагиваться. А то еще заразу какую-нибудь подцепим. Она неохотно выудила из сумочки несколько драхм и раздала тем, кто поближе. Поколебавшись, протянула последнюю монетку маленькой «кудряшке»: – Наверняка из касты неприкасаемых. Гляди, какие рожи тупые. Девчушка насупилась. – Никакие мы не неприкасаемые и не тупые, – внезапно по-русски произнесла она. – Сами вы невдалые. Заблудились в двух соснах. И еще нас же обзывают. Не поверив собственным ушам, женщина оглянулась на закаменевшего мужа.

– Отель-то как называется? – требовательно спросила смуглянка.

– «Индиана», – сглотнул прорезиненную слюну Коля.

– О! Я и говорю, – не туда забрёдали. Это далёко отсюда, – девочка озабоченно, явно подражая взрослым, поцокала язычком. – Дай десять рупий, скажу.

Не отрывая от нее ошарашенного взгляда, Коля полез в карман и протянул едва ли не первую попавшуюся бумажку.

Девочка с важностью приняла крупную банкноту, засунула поглубже за ворот платьица. В глазах ее появилось лукавство.

– Сейчас переедете мост, – она вытянула пальчик к дороге, и впрямь поднимавшейся вверх, – а сразу за ним – направо. Двести метров и – ваш отель.

Полагая, что ловко надула путешественников, и боясь расплаты за обман, она попыталась шмыгнуть за спины приятелей, но не сумела, – индийцы, пораженнные тем, что их малышка ловко лопочет на каком-то неведомом языке, который хорошо понимают белые, сгрудились плотным кольцом.

Блондинка ухватила девчушку за запястье, присела на корточки рядом:

– Погоди убегать! Тебя как зовут? – Рашья, – испуганная всеобщим вниманием, пролопотала та, делая новую попытку ускользнуть. Но женская рука оказалась крепкой.

– Ты откуда по-русски так научилась? Жила у нас? С кем? Где твои родители? Да отвечай же!

Девочка, не видя выхода, захныкала. Одна из торговок, с тревогой следившая за происходящим, протиснулась через толпу и подхватила ее на руки.

– Вы, вероятно, мать? – обрадовалась блондинка. – Вы можете объяснить?… Она прервалась. Женщина испуганно прижимала к себе кудрявую головку, а глаза самой малышки сделались такими же непонимающими, как у всех остальных.

– Кажется, мы ее потеряли, – пытаясь перебороть потрясение, съехидничал Коля.

– Но этого не может быть. Она ведь только что разговаривала!.. – жена его заторможенно качнула головой. – Так же не бывает. – Выходит, бывает. Поехали отсюда! – охваченный новой, пугающей мыслью, Коля потянул ее за руку. – Надо бы все-таки разобраться, – вяловато уперлась жена. – То понимает, то не понимает. Чертовщина какая-то. – Вот именно. А то еще, говорят, сглазить могут так, что через неделю копыта отбросишь. И оно нам надо?

Переглянувшись, путешественники устремились к машине. Спустя несколько секунд старенький «Пежо» врезался в поток и, без всяких знаков поворота, бросаясь в каждую щель, устремился на мост.

Лишь когда проклятое место скрылось из виду, женщина разогнула пальцы, украдкой зажатые в фиги.

– Чтоб еще раз без гида!..По возвращении надо будет в церковь сходить!

Она от души сплюнула через левое плечо, угодив точнехонько в супруга. Он, впрочем, даже не отреагировал. Через день маленькая Рашья зарыдала во сне. Когда прибежали взрослые, она сидела на цыновке, потная от страха, и в ужасе лопотала на непонятном языке. Но как только с ней заговорили на привычном хинди, будто очнулась и не смогла вспомнить, что именно ей привиделось. В следующую ночь кошмар повторился. Испуганные родители обратились к учителям ближайшей школы.

Долго выясняли, на каком языке говорит малышка, родившаяся и выросшая на окраине Джайпура. Оказалось, на русском. Нашли молодого врача, закончившего московский университет имени Патриса Лумумбы и прожившего пять лет в России. Тот добровольно провел несколько ночей подле Рашьи. Обнаружилось, что девочку преследуют какие-то навязчивые, отрывочные видения – почему-то город в снежной России, в котором убивают неведомого Павла Игумнова. В следующую ночь видения обросли новыми подробностями. Рашья защищалась от какого-то Степана Голутвина и призывала на помощь женщину по имени Ксюша. Но, едва проснувшись, она начисто забывала и свои сны, и язык. Пораженный врач связался с делийскими друзьями. Решено было в мае за государственный счет отправить малышку на обследование в столичный центр по изучению паранормальных явлений.

Эпизод 3. Год 2008. Март. Высшие сферы

– Ты всё запомнил? – настойчиво повторил Анхэ. – Твоей вины в гибели поднадзорного нет! На этом стой. И тогда – я уже договорился – дело спустят на тормозах, а тебя перебросят на новый участок, – через четыре месяца под Антверпеном родится будущая учительница фламандского. Спокойная беспроблемная судьба с тихим увяданием в кругу семьи. Конфетка, а не задание. Такое даже ты провалить не сможешь. После чего заберу тебя на повышение – в свой проект. Понял наконец?

– Да понял, – подтвердил я. – А как же Рашья? Получается, что ребенок обречен.

– И что с того? Люди, видишь ли, иногда смертны. Бывает, и в детском возрасте гибнут. Не она первая, не она последняя.

– Да, но тому всегда есть причина. В самом ли ребенке, в предках ли его. А здесь – из-за нашей ошибки! Как же тогда быть с постулатом, что без ведома Всевышнего и волос не упадет?

Анхэ удрученно вздохнул.

– О чем ты? Это всего лишь образ, дисциплинирующий смертных! Уж тебе-то пора бы усвоить. На самом деле человечеством правит не справедливость, а целесообразность, – тоном врача, беседующего с трудным пациентом, протянул он. – Человечество – плодоносящий луг. Мы – садовники, собирающие энергию и подпитывающие ею Высшие сферы. Каждый отвечает за свой клочок луга. А человек – цветочек на нем. Миллионы миллионов цветов. Каждый со своим родовым геном. Кто-то тучнеет, кто-то засыхает. Да, мы ухаживаем, стараемся сохранить, оберечь, дабы линия судьбы не прервалась до времени. Но ветры, дожди, бури, – всё суть случайности для чахлого цветочка. И убиваться из-за каждой былинки – садовников не хватит… Словом, делай как сказано, – поспешно отодвигаясь, прошипел Анхэ. Атмосфера стремительно сгустилась, – члены Ангельского совета и приглашенные заняли свои места.

Я стоял и вместе с остальными слушал суперконтролера, обвинительная речь которого разносилась под сводами, повторяясь вязью в воздухе. Увы, занятый мыслями о трагической судьбе Рашьи, я то и дело невольно отвлекался.

Незримое пожатие Анхэ напомнило мне о необходимости собраться.

Меж тем в сводах гудело: – Обвиняемый и прежде имел многочисленные замечания в связи с безалаберным отношением к своим обязанностям. В том числе занесенное на голограмму. Увы! Адекватных мер принято не было. Что и привело к новому, тяжкому проступку. Непостижимым образом оставил он без защиты своего хранимого в момент, когда тому грозила реальнейшая опасность. Содеянное выглядит особенно неприглядным на фоне поведения его коллеги – Анхэ, который, как известно, обеспечивает наблюдение сразу за двумя десятками судеб в разных концах земного шара. И у него, конечно, были основания отвлечься в этот момент от собственной хранимой – жены Игумнова Ксении. Тем более той, казалось, ничто не грозило. Но интуиция, сочетающаяся с истинной ответственностью, подсказала ему о скрытой угрозе. И в нужную минуту он оказался в нужном месте, что позволило спасти ее от гибели при осложненном выкидыше. – А в самом деле, как случилось, что вы оставили своего хранимого? – пытливый и размеренный голос Председателя совета без усилия вклинился в трубный глас обвинителя. – Имеется ли разумное объяснение?

Все взгляды сосредоточились на мне. Я скосился на Анхэ, с безучастным видом погрузившегося в раздумье. Что после этого оставалось? Я уныло вздохнул.

Вздох мой, похоже, сработал против меня, – голос суперконтролера загремел воодушевленно:

– В результате преступной халатности обвиняемого его хранимый Игумнов погиб на 14 лет раньше своего предела и не совершил предначертанное. Налицо тягчайшее нарушение главы семнадцатой, части третьей Поведенческого кодекса, караемое при наличии рецидива низвержением в число смертных!

По залу прокатился гул, – похоже, такого сурового вердикта не ждали.

– Слово в защиту, – прошелестело в воздухе. Анхэ, обращая на себя внимание, подался вперед. – Обвиняемый действительно допустил просчет, – подтвердил он. – Но всего лишь просчет, а не тяжкий проступок. Поскольку у нас были смежные задания, могу подтвердить: погибший задолго до гибели сошел с предначертанного пути. И последние несколько лет его жизни – исключительная заслуга моего коллеги. Я сам неоднократно рекомендовал Анхелю списать поднадзорного в наряд и оставить без защиты. Но он продолжал упорствовать. В данном случае, если и пенять ему за нарушение, то не Поведенческого кодекса, как выдвигается в обвинении, а единственно параграфа 8Е инструкции № 17/347 бис «О порядке списания хранимых, сошедших с предначертанного пути», то есть за нерациональное расходование ангельских ресурсов на заведомо отработанный материал. А санкции данного параграфа не предусматривают столь тяжких последствий для оступившегося.

– Поправка принимается, – согласился Председатель совета. Все-таки Анхэ великий дока по части документооборота. Надо же, уел самого суперконтролера. Я с благодарностью посмотрел на друга, но тот оставался бесстрастен и недоступен эмоциям, – воплощенная объективность.

К общему удивлению, суперконтролер, не споря, молчаливым кивком признал свою неправоту. И я понял, почему он столь легко отступился: в запасе у него имелось куда более тяжкое обвинение, которое незамедлительно было предъявлено. – Сказанное выше – лишь малая, и не основная часть инкриминируемого. Истинное преступление обвиняемого, повлекшее события, могущие привести к осложнениям самым пагубным, и вынудившее собраться Ангельский совет, было совершено далее. Произошла вещь неслыханная, – после смерти Игумнова обвиняемый по халатности сдал отчет о причинах гибели не в архив, как то предписано инструктивным письмом № 856934/n, а… – суперконтролер выдержал интригующую паузу, – в отдел ближнего резерва! Как и следовало ожидать, зал наполнился озабоченным шелестом. – В результате вместо предписываемых методическими рекомендациями ста и более лет выдержки освобожденная душа незамедлительно оказалась реинкарнирована в тело индийской девочки Рашьи! – голос суперконтролера затрепетал от негодования. – Более того, грубое нарушение технологии привело к системному сбою, и память о предыдущей реинкарнации оказалась стертой недостаточно тщательно. Ребенок, которому ныне пять лет, вдруг заговорил на языке прежней жизни. В любой момент он может вспомнить события, предшествовавшие его рождению.

Шелестение в воздухе подтвердило, что сообщение сильно взволновало собравшихся.

Еще бы! Всё, что касается обстоятельств потустороннего существования, от смертного глаза скрывается тщательно. То есть людям дано понять, что загробная жизнь существует. Это дисциплинирует и придает стимул. Но какова она и каким образом воздействует на земное бытие, что скрывается за занавесом, отделяющим жизнь от смерти, – сия загадка остается для смертных непознанной. Именно неразрешимость тайны бытия является одним из столпов, что подпирают веру и не дают человеку сойти с предначертанного пути. К числу священных, особо хранимых таинств относятся и принципы реинкарнации, то есть переселение души из одного тела в другое. На протяжении нескольких жизней происходит своеобразная селекция. Девять жизней как девять урожаев. Одни души совершенствуются и подготавливаются для перехода в ангельский сонм, другие, вырождающиеся, обречены на умерщвление. Технологические сбои, когда смертный вдруг начинал вспоминать события прошлой жизни, встречались и раньше. Всякий раз это вызывало жгучий интерес окружающих, будоражило умы как всё неведомое и непостижимое. Но одно дело, когда кто-то начинает вспоминать события, происходившие столетия назад. Проверить подлинность снизошедших на него откровений не дано ни тому, кто изрек, ни тем, кто услышал. В конце концов событие фиксируется как шрам на теле цивилизации, который потихоньку рубцуется. А с болью затухает и интерес к нему. Иное дело – реинкарнация, произошедшая едва ли не немедленно. Если завтра в делийском институте, куда собираются поместить на обследование Рашью, она начнет вспоминать обстоятельства российской жизни, проверить соответствие её фантазии действительности будет совсем нетрудно. И это не просто приоткроет – распахнет таинство переселения душ. Допустить подобное решительно невозможно. А значит, всё шло к принятию чрезвычайных мер. Что и подтвердил суперконтролер.

– Вследствие преступной халатности обвиняемого нам не оставлено выбора, – тяжко произнес он. Выдержал мучительную паузу. – Я вынужден поставить вопрос о принудительной эфтаназии.

Я, как и все, ждал этого и все-таки вздрогнул. Принудительная эфтаназия есть насильственное умерщвление, когда вместе с телом до срока уничтожается и душа.

Мера эта чрезвычайная, применяемая лишь по приговору Ангельского суда и только в исключительных, грозящих раскрытием таинства, случаях. Приходилось признать, – сейчас была именно такая ситуация.

– Но этого нельзя делать! – донесся до меня чей-то вскрик. По тому, как удивленно посмотрели на меня окружающие, вскрик оказался моим собственным. – Нельзя! – повторил я, несмотря на предупреждающий жест Анхэ. – Умертвить безвинного ребенка – это бесчеловечно. Едва выпалив последнее слово, я понял, что опять сморозил глупость.

– Спохватился! – желчно отреагировал суперконтролер. – Сначала поставил Совет в безвыходное положение. И теперь нас же учит доброте. Так вот, полагаю, для вашей собственной души как раз будет время усовершенствоваться. После низвержения в число смертных. – Возражаю! – бесстрашно встрял Анхэ. (Всё-таки приятно иметь такого надежного друга). – Необходимость принудительной эфтаназии, конечно, бесспорна. Но что касается вины Анхеля, ее еще требуется доказать. Я специально перепроверил. Отчет был сдан с соответствующей пометкой, предусмотренной методическими рекомендациями номер…

Председатель нетерпеливым движением замкнул уста моего заступника. – Мера виновным будет определена, – холодно объявил он. – Сейчас важно решить судьбу Рашьи. Положение выглядит вроде бы безвыходным.

При ударении на «вроде бы» гул в зале сменился ожиданием.

– В самом деле, возникает замкнутый круг, – продолжил Председатель, как бы неспешно рассуждая. – Чтобы сохранить душу в нынешнем теле, необходимо, чтоб сначала она вспомнила полностью своё предыдущее существование. Только после этого возможно стереть память и залатать возникший энергетический прокол! Но как раз позволить девочке вспомнить предыдущую жизнь мы и не можем. То есть до того, как Рашья будет доставлена в Делийский институт, она должна умереть. Так получается?

Он сделал выжидательную паузу. Никто не нарушил ее.

– И это очень жаль, – констатировал Председатель. – С ее смертью иссохнет плодороднейшая, почти созревшая ветвь. Оборвется одна из позитивных энергетических нитей меж сферами. Ведь именно Рашье была уготована особая миссия, – пробиться из низов социальной лестницы, стать выдающейся индийской поэтессой, человеком, который разрушит кастовые границы, непоколебимые много столетий, гордостью собственной страны. Да, горько!

Я задрожал. Мысль о том, что жизнь малютки будет сейчас грубо оборвана, казалась невыносимой. С мольбой обратил я взор на Председателя.

– Говори, – дозволил он.

– Существует способ спасти девочку! – дерзко заявил я. Ощутил холод Совета, но остановиться уже не смог. – Надо на время изъять ребенка из теперешней среды обитания в Индии и переместить в Россию, в прежние условия. Чтоб Рашья встретилась с теми, кого знала в образе Павла Игумнова. Возможно, это встряхнет девочку и восстановит ей память о прошлом. Если это произойдет, мы сможем сделать то, чего не можем сейчас, – тут же стереть восстановленную память. После чего ребенок начисто забудет о прежнем существовании, обновленным вернется в нынешнюю жизнь и выполнит предначертанную ему миссию. В зале установилось молчание, показавшееся мне отчужденным.

– Ведь умертвить никогда не поздно, правда? – пролепетал я, уже без всякой надежды.

Мольба моя оказалась услышана.

– Любопытно! – оценил Председатель. – И ты, очевидно, готов взять на себя на это время функцию ее ангела-хранителя? – Готов. – Рискнуть своей будущностью? Ведь шансов на успех мало. А в случае неудачи виновный будет наказан строжайше. Тогда нам в самом деле придется низвергнуть тебя в число смертных и обречь на столетние круги жизни.

– Конечно же! – выкрикнул я, боясь, что он передумает.

– Вот даже как! – констатировал Председатель, несколько, как показалось, озадаченно. – Что ж. Мы отправим девочку в эту… – он воздел очи горе, сверяясь с письменами в сферах, – Калугу. На неделю. Это предельный срок, что мы можем определить без утверждения Высшего судии. И ты отправишься с ней.

Не сдержавшись, я зааплодировал, чем вызвал укоризненные взгляды.

– Но не как ангел– хранитель, – сбил мой восторг Председатель. – Ангел-хранитель на этот период ей не положен категорически. Перебрасывая душу в прошлую жизнь, мы и без того идем на неслыханные нарушения. Отправишься в смертном теле. И в этом качестве будешь находиться подле нее до полного завершения эксперимента. Оберегать девочку имеешь право лишь способами, доступными обычному смертному. – Но это невозможно! – вскрикнул я. – Игумнов был убит. Если ребенок вдруг вспомнит обстоятельства его смерти в присутствии убийц, то – это же детский ум – он тут же выдаст себя и станет мишенью. По сути его могут убить заново, и земных способов защитить может оказаться слишком мало!

– Довольно! – услышал я негодующее. – Совет и так соглашается на риск больший, чем когда бы то ни было. Если ребенок погибнет, стало быть, такова будет воля Высшего судии. Запомни! Категорически запрещается использовать особые возможности. Категорически! – прогремел Председатель, уловив в моем колебании несогласие. – Под страхом низвержения в земную жизнь! Решение принято! – прозвучало, фиксируя сказанное, громогласное эхо.

Тотчас атмосфера разрядилась, – члены суда и приглашенные покинули Зал совета.

– Ну, и зачем тебе это было надо? – послышался недовольный голос Анхэ. – Ведь, считай, отмазал тебя. А теперь сам заново вляпался в мутную историю.

– Мне может понадобиться твоя помощь, – я думал о своем. – Слышал ведь, что не смогу использовать особые возможности. И если случится непредвиденное…Ты же все равно будешь возле Ксюши. Присмотри и за Рашьей.

– Даже не надейся, – Анхэ сделался холоден. – Отныне полагайся только на себя. Быть низвергнутым вместе с тобой желания не испытываю. Что ж, это было справедливо. – Тогда хотя бы помоги сейчас, – попросил я. – Помнишь, Игумнов действительно получил у Голутвина акции «Бритиш петролеум». Но куда он их дел, я не знаю. Меня не было рядом. В тот день ты как раз попросил подстраховать тебя на Сахалине и на это время взял моего подопечного под свой присмотр. Когда я вернулся, акций у него уже не было. Я должен знать, где они. Хотя бы на благо твоей хранимой.

– Ничего ты не должен, – буркнул Анхэ. – Делай свое дело. А моя поднадзорная – не твоя забота. Уж как-нибудь добредет до предначертанного конца.

– Но это важно и для выполнения основного задания, – заупрямился я. – Согласись, через акции у меня больше шансов выйти на убийство и вернуть Рашье память. Моя настойчивость смутила Анхэ.

– Я не знаю, что происходило с твоим подопечным в те дни, – неохотно признался он. – Понимаешь, после твоего отбытия возникла внезапная проблема с одним поднадзорным в Кот д, Ивуар. Совершенно внезапная. Пришлось всё бросать…