Текст книги "Голова-жестянка"

Глава 5
Вечер разумных ответов

Вышла после уроков и завернула за школу, чтобы не ждать Дашу возле ворот, чтобы не шлялись мимо меня все, кому не лень, не пялились. Просто стою у чёрного хода рядом с лопатами дворника и тыкаю тростью в глубокий снег. Трость оставляет смешные круглые следы. Я пишу большими буквами: «ПРИХОДЬКО» и не успеваю дописать «ДУРАК», появляется Даша и сразу командует:

– Поехали скорее, у меня вечером ещё дела.

Деловая какая нашлась. Нет уж, извини, взялась развлекать больного человека – так отложи все свои дела, часом веселья тут не отделаешься, за мой счёт не так-то легко чувство собственной важности повысить.

Это я не произношу вслух, естественно. Даша смотрит на надпись на снегу и морщится. Прежде чем она успевает спросить, я хватаю лопату дворника и разрыхляю снег на месте надписи.

– Немного помощи родной школе, – говорю я.

– Тебе нельзя так напрягаться! – волнуется Даша.

– Давай ещё сосульки с трубы посбиваем, – предлагаю я.

Однажды в детском саду воспитательница предложила построить вертолёт из снега. Мы думали-думали, да так и не придумали как, только я построила стекло кабины пилота из частокола сосулек. Хотя стекло лучше из большой льдины делать, скоро на реке такие будут. Можно весной пойти на пляж и построить там стеклянный вертолёт…

– Пошли, давно пора! – тянет меня за руку Даша. – Ты любишь шведский ресторан в мегамолле?

– Очень, особенно чесночный хлеб.

– Фу-у! – похоже, сегодня я приношу Даше одни разочарования. Больше она меня с собой никуда не возьмёт.

– Что – фу? Для иммунитета хорошо.

– От него же изо рта воняет!

– Ну так мне и не целоваться ни с кем, – мрачно кряхчу я и опираюсь на трость, изображая древнюю бабку.

Даша натянуто улыбается. Мы уже дошли до остановки, поэтому она вскидывает руку в ангорской варежке, тормозит маршрутку. Я лезу в салон с воплем:

– Пенсионерам места есть?

Интересно, на сколько у Даши хватит терпения? Через какое время мы начнём ругаться? Ставлю на пятнадцать минут совместного времяпрепровождения в торговом центре. Только я не буду её сразу выводить из себя, немного сбавлю обороты. Мне надо сначала мужика с шестерёнками найти. Если не найду или если ничего интересного не выйдет, буду раздражать Дашу. А пока пусть живёт.

Мегамолл – конечная остановка у этой маршрутки, поэтому в неё набилось много хмурых дядек и тёток, которые едут за едой после работы либо в мебельный отдел. Меня всегда удивляло, почему они тащатся в мебельный в будни, а не в выходные. Может, рассчитывают, что в выходные будут уже собирать купленную мебель? Я затиснута между толстыми тёплыми куртками. Это работает как та машина для обнимашек, которую я недавно видела в одном видеообзоре. Становится очень уютно, я даже почти начинаю спать. Одним глазом смотрю в окно, приехали или ещё нет. Мимо проплывают разноцветные чистенькие дома. В таких живут те, кто взял квартиру в ипотеку. Иногда я думаю, что в таком чистом доме может быть совсем другая жизнь, красивая и немного как будто заимствованная, потому что и квартира ипотечная ещё не совсем твоя. Настолько чистая жизнь, что даже прикоснуться к перилам в подъезде страшно. Хорошие дома, мне такие даже во сне не снятся – всё какие-то страшные, покоцанные, с останавливающимися лифтами. А то и вовсе не дома, а больницы, больница – это антидом. Больничные туалеты. Страшная штука. Не хочу никогда больше это видеть.

– Приехали же! – трясёт меня Даша. Сначала из маршрутки выбирается трость, потом я, игнорируя Дашину вспомогательную руку.

Какой же у шведского ресторана добрый запах! Чесночный хлеб, он зовёт меня, просто взывает ко мне, я не в силах свернуть на другую улицу мегамолла, но надо, надо. Ничего, я ещё вернусь; поверить не могу, что Даша не захочет перекусить после школы.

Пора реализовывать свой план. Я замечаю, что Даша с интересом смотрит на магазин обуви, и предлагаю идти туда. Сама я ненавижу снимать обувь в общественных местах, а вот Даша, оказывается, любит это дело и наиболее неподвижна в момент примерки новых кед. Я дожидаюсь момента, когда она уже примерила две пары и наготове ещё три, и сообщаю ей на ухо:

– Отлучусь в туалет.

Слава котикам, она за мной не идёт, да и куда ей идти в некупленных кедах. Улыбается. Отдохнёт без меня морально хоть пять минут. А я прямо предвкушаю, мне кажется, меня ждёт что-то особенное, открытие века.

Я прохожу фуд-корт, сворачиваю на улицу со строящимися бутиками. Добираюсь до конца, где туалет, останавливаюсь и осматриваюсь. Где-то здесь должен обитать мужик с шестерёнками. Куда тут можно было спрятаться? Может, я чего-то не заметила?

И тут я вижу ещё один поворот возле туалета, но там как-то темно и непонятно. По моим расчётам, там уже должны начинаться служебные помещения. Все сотрудники мегамолла время от время заходят в огромные железные двери, за которыми наверняка всякие таинственные переходы, лестницы и прочие служебные потроха здания. А сотрудники перемещаются по этим кишочкам коридоров, как проглоченная пища. Или нет, сотрудники – это клетки крови. Они насыщают здание энергией…

Бред пошёл, бред сочинителя. Расскажи я Приходьке, Приходька бы подхватил сразу, Приходька бы обязательно…

Я закусываю губу и иду в тёмный коридор. Через некоторое время впереди появляется цветное пятно. Это чёрточки и палочки, переплетённые в хаотическом порядке. Разноцветный клубок светящихся нитей. Я не уверена, что это мне не мерещится. Я подхожу всё ближе и ближе и наконец понимаю, что это светящиеся принты на одежде.

Передо мной ещё один бутик. Глухая стеклянная стена без признаков двери. Я щупаю стекло в поисках дверной ручки. За стеной висят футболки и толстовки. Розовые, зелёные, фиолетовые нити узора сияют на груди у каждой футболки, каждой толстовки. Дальше в помещении угадываются какие-то светящиеся трубки, провода… Тут вспыхивает свет, и я жмурюсь.

Уже знакомый мне бородач, некто Станислав Владимирович Карин, стоит в центре магазина и разбрасывает по полу листы ватмана. На листах, как на принтах футболок, тоже какие-то безумные разноцветные узоры. Эскизы для новой коллекции одежды? Я с интересом слежу за этим цирком. Дальше ещё интереснее: бородач встаёт на четвереньки и начинает маркером дорисовывать что-то в узорах, соединяя их так, чтобы они переходили с одного листа ватмана на другой.

Я не выдерживаю интриги и начинаю стучать в стекло кулаком. Бородач поднимает голову от рисунков, видит меня и бежит-торопится открывать. Дверь я не заметила в темноте, она сильно сбоку, справа, почти у стены. Когда заперта, вровень со стеной.

– Здравствуйте, что-то подсказать? – говорит бородач, впуская меня в магазин. Я ненавижу эту фразу у продавцов, никогда им не отвечаю на такую искусственную попытку завязать разговор. Поэтому просто стою, вдыхаю запах ароматических палочек. Какие, к чёрту, ароматические палочки? Можно подумать, я в сувенирной лавке с золотыми буддами.

Нет, ни одного будды тут не наблюдается. Я медленно поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь охватить взглядом всё, что есть в магазине, и делаю вывод, что… что сделать вывод не получается. Я не понимаю, что это за место.

Одежда, одежда кругом, и довольно много. Над вешалками парят цветные шары с названиями брендов. «Киберкэт», «Озобот», «Майндсторм». Всё мне незнакомое, ничего не знаю про эти шмотки.

Что ещё тут… Стеклянные витрины. Скромно затиснуты в глубину магазина, как будто они здесь не главные. Но на них столько товаров, что становится ясно, кто тут на самом деле правит бал. Конструкторы… Пара радиоуправляемых игрушек… Какой-то филиал папиного гаража, разложенный по витринам. Механический хаос.

Непонятное. Пластиковый контейнер с надписью «Принимаем технику на запчасти, радиодетали, старые и сломанные игрушки». Внушительный контейнер, я могла бы залезть с ногами.

На прилавке ещё небольшая витринка, в ней дерутся два робота-манипулятора. Дерутся, как будто устроили бои на руках, но медленно и лениво. На самом деле завораживающее зрелище, можно бесконечно смотреть.

Продавцу надоедает ждать моей реакции, он раздражённо направляется в сторону прилавка.

– Ну что, вы не попытаетесь мне что-нибудь продать? – спрашиваю я, глядя ему в спину.

– Таблетки от хамства, – отвечает бородач. Как приятно! Молодчина! Я щедро улыбаюсь разумному ответу. И продолжаю:

– У вас скучный магазин. Как здесь вообще кто-то может захотеть что-то купить?

– Ничего, покупают.

– И как вы этого добиваетесь?

– Я многого добиваюсь добрым словом и табельным оружием.

Ухмыляется, гад. Или не ухмыляется. За бородой плохо видно. Я перевариваю некоторое время его ответ. Но решаюсь продолжить:

– Магазин скучный, потому что непонятно, про что он. Одежда для девочек, вся эта хрень для мальчиков…

– Девочки, мальчики, скука смертная, как ты плоско видишь мир, – говорит бородач. – Да ты сама скучная. Тут витрин много, они и отражают чужое настроение, как зеркало. Аккумулируют энергию. Ты пришла скучная, а скука многократно усилилась в отражениях, и…

Он замолкает и делает такой жест – мол, сама понимаешь. Я начинаю сердиться. Он снова говорит моими словами, вот зеркальное суеверие моё пересказал.

Я никак не могу придумать ответ. Со мной это почти впервые. Прямо редко бывает такое, чтоб я не могла. А он прикидывается, что меня тут уже нет. Что я слилась с обстановкой или просто слилась. Или что я мебель. Снова вышел из-за прилавка, начал свои знаки рисовать. Колдун-чернокнижник, ишь ты. Даши на него нет, она бы его булавкой затыкала…

Я медленно отступаю к выходу, не могу перестать смотреть на то, что он рисует. А он вдруг говорит:

– Погоди, сейчас. – И раскладывает листы на полу в ряд, от прилавка до вешалок с одеждой. Потом уходит в подсобное помещение, щёлкает выключателем – и вот я снова в темноте, растерянно растопырила руки в разные стороны, пытаясь ничего не задеть и не разбить витрину.

Я размышляю, как добраться до выхода, ничего не порушив, когда под прилавком появляется мигающий, быстро движущийся светлячок. Он становится ближе. Из-под прилавка выплывает что-то круглое, не больше мандарина. Их несколько. Они движутся и мигают, крутятся вокруг своей оси и меняют цвет, розовый на зелёный, зелёный на голубой, потом лиловый, красный… Это роботы, наверное, но я не могу понять, как они движутся, они похожи на полицейские мигалки, только меньше.

Одно становится ясно: они перемещаются по листам в соответствии с узорами. Крутятся на цветных точках, а потом ползут дальше и снова меняют цвет… Кажется, какого цвета ветка, такого и огонёк, или нет. В полутьме сложно понять. А на чёрных линиях они… Я не успеваю разглядеть, всё заканчивается слишком быстро. Добравшись до края последнего листа, роботы замирают.

Свет в магазине загорается вновь.

– Годится? – спрашивает бородач. – Это моя младшая группа делала, я только подправил сейчас. Можно замутить демонстрацию где-нибудь у фуд-корта, как думаешь, привлечёт людей?

– Младшая группа? – медленно повторяю я.

– Да, я веду кружок робототехники, у меня несколько групп. Нужно устраивать акции, хочется, чтобы больше родителей приводило детей…

– Сколько младшей группе?

– Лет по пять набираю.

В горле пересохло. Вроде бы я ничего особенного не видела, крутящиеся огоньки. Но эти штуки… Эти крутящиеся штуки с огоньками сделали детсадовцы… Я пуговицу пришить нормально не могу, а они такое творят. Без отрыва от горшка.

– Я вашего таракана украла, – решаюсь признаться я.

– Тараканы для того и делались, чтобы их крали, пиар-стратегия такая, – говорит бородач. – У нас же народ халяву любит. А вот озоботов красть нельзя, этих я не выпущу ни за что в свободное плавание, каждый по двенадцать тысяч стоит, хоть и кажется, что ерунда такая.

Он поднимает одну мигалку. Я не могу поверить своим ушам.

– Двенадцать тысяч? За это? И их сделали пятилетние дети?

– Нет, нет, дети только рисовали траекторию, – усмехается бородач и подбирает листы. – В зависимости от цвета линии… да что болтать, сама догадаешься.

Он даёт мне один лист, на котором нарисовано что-то вроде кривого красно-зелёно-чёрного дерева.

– Если поймёшь принцип, приходи опять, – говорит он.

– А если не пойму? – вырывается у меня.

– А если не поймёшь, тебе снова станет скучно.

Он уходит в подсобку, копается там. Начинает названивать Даша. Мне становится неловко, что я её бросила. Выхожу из магазина, иду по направлению к фуд-корту, держа в руке свёрнутый ватман. Отвечаю на звонок, она уже второй раз набирает.

– Ты где?! – возмущается Даша.

– Я застряла ногой в унитазе.

– Что? Я иду к тебе!

– Да это цитата, шутка это, шутка, что ж ты так веришьто всему…

Какая же Даша милая, как это смешно – быть такой наивной. Правильно Макс выбрал девушку – не заскучаешь.

– Макс приедет сейчас, – угрожающе произносит трубка.

– Какого чёрта? Мы же договаривались, что вдвоём гуляем, а у него другие дела.

– Ты не отвечала на звонки, и я позвонила ему, сказала, что с тобой проблема. Он едет. Будет минут через двадцать.

Снова-здоро´во. Я сбрасываю вызов и иду, волоча ноги, до фуд-корта. Почему-то даже то, что Макс скоро явится и будет портить кислым видом мою прогулку, не слишком угнетает меня. Настроение нормальное, всё более-менее. Вроде люди даже на трость мою не очень пялятся.

А Карин-то, Карин Станислав Владимирович как прекрасно себя вёл. Ни единого косого взгляда на трость, никаких вопросов. Исключительное воспитание. Надо ещё когда-нибудь заглянуть к роботам, только зачем…

Но он же просил разобраться с узорами.

Но нужно ли мне это? Роботы… Я уже нарвалась один раз с роботами…

Что мне точно нужно, так это купить сейчас что-нибудь, нехорошо отправляться в мегамолл и ничего не купить. Папа говорит, это дурной тон. Хотя дурной тон это только в маленьких магазинах, где каждый твой шаг на виду и сразу понятно, глазеешь ты без дела или покупать пришёл. А тут кто докажет, что ты просто слоняешься?

Совесть докажет. И культура поведения, будь она неладна. Надо что-то купить. У меня есть три тысячи. Было бы двенадцать…

Три тысячи – столько мне родители выдают на месяц; если подождать, то как раз к каникулам будет двенадцать. Нет, надо раньше достать двенадцать тысяч, потом может стать неинтересно.

Даша в новых синих кедах и кислая. Рядом возле дивана стоит её зимняя обувь. Даша специально ждала меня, чтоб кеды показать, бедолага.

– Не знаешь, где заработать можно? – спрашиваю я. Ободряюще улыбаюсь ей: хэй, вот она я, не потерялась.

– Ты у меня заработаешь, – грозится Даша.

– Ну успокойся. Мне бы где-то достать девять тысяч…

– Родители точно не дадут.

– С чего бы это? Дадут, но не сразу… Не такие уж мы бедные…

– Макс звонил ещё раз, он задержится; у вас машина сломалась, поэтому он не на папе поедет, задержится, – продолжает киснуть Даша.

– Так это же замечательно! Ещё нам папы тут не хватало! А теперь он не прие…

– Сейчас все деньги у вас на машину пойдут, не понимаешь, что ли? – перебивает Даша. – Лишних не останется.

Действительно. Я как-то не подумала. Машина сломалась. Зачем вообще папа так рано машину из гаража вывел? Оттепель, он и решил проехаться…

На чём можно заработать? Листовки раздавать? На дегустации товаров стоять? Это скучно, и надо всё время улыбаться. А я же знаю, какая у меня улыбка, когда я улыбаться не хочу, а заставляют. От такой улыбки будут взрослые шарахаться, а дети срочно на горшок проситься.

И тут мне приходит в голову очередная великолепная идея. Я улыбаюсь по-настоящему. Как я умею. Широко, но сжав губы, потому что зачем зубами светить без толку. Даша почему-то тоже пугается.

– Всё хорошо? Хочешь в шведский ресторан?

– Всё пучком, – говорю. Нашла в кармане наушники, вставила в уши. Нашла позади себя диван, уселась, достала телефон, воткнула штекер. – Ждём Макса, – добавляю. Даша непонимающе смотрит на меня.

– А ресторан? Ты же в шведский ресторан вроде хотела.

– Хотела, но что-то меня жаба задушила. Большая такая, зелёная жаба-финансистка, – объясняю я. Добавила в голос немного угрозы, чтобы Даша отстала. Потому что сейчас мне не хочется на неё отвлекаться, сейчас я смотрю видео, очень важное видео, самое важное на свете видео.

Даша отстаёт от меня, молодец. Даша даже уходит куда-то надолго. Возвращается с пакетиком, из которого идёт ароматный дух. Даша что-то говорит, одни губы шевелятся, я не слышу её из-за видео. Пакет приземляется рядом со мной на чёрную кожу дивана. Я одной рукой, не отпуская телефон, разворачиваю пакет. Там чесночный хлеб.

– О! Моя любимая вонючка! – хвалю я Дашин выбор, а может быть, и саму Дашу, со стороны непонятно. Два парня, которые сидят на том же диване, начинают ржать. Я их смеха тоже не слышу, только вижу, как они трясутся и сгибаются, почти доставая головой до колен. Чтобы не видеть их, я опускаю пониже капюшон своей худи и становлюсь совсем похожей на окружающих любителей диванов.

Я думаю. Роботы… Я уже один раз нарвалась с роботами, правда. Хотя не совсем с ними. Но интерес к роботам как раз привёл к тому, что мы стали общаться с Приходькой.

Это произошло возле кинотеатра «Млечный Путь». Мы не собирались в «Млечный Путь», это не был поход в кино. Мы шли с мешками и перчатками на уборку пластикового мусора в парке, потому что нам за это обещали денежку. Кто-то из местных экоактивистов хотел делать одежду из переработанного пластика, и они просили народ, чтоб набрали им пластикового мусора, и платили за это. У нас желающих нашлось всего шесть из параллели. Плюс классный руководитель Дарья Сергеевна. Так вот, она отбежала взять попить, а мы ждали её возле кинотеатра, мешки сложили на бордюр газона. И смотрели на то, как незнакомые люди преодолевают трудности, это всегда интересно.

Четыре человека тащили что-то из дверей кинотеатра. Это был большой тяжёлый короб, и он застрял. Опустить его вниз было нельзя, чтобы не раздавить чьи-нибудь ноги, и вытащить – тоже.

– Сломанный холодильник, – сказал Приходька.

– Для него есть служебный вход, там и до буфетов ближе, – возразила Лена. На сбор мусора Лена вытянула меня за компанию. Ей нужны были деньги, даже мусорные. Она сильно проигралась в покер, и родители на карман больше не выдавали.

Люди, тащившие холодильник из дверей кинотеатра, попытались отдохнуть, не выпуская ношу из рук, а потом опять рьяно взялись за дело. Там были два грузчика, которые не проявляли особого усердия, но ещё и хрупкая светловолосая девушка, и бородатый мужчина с бешеными глазами, и вот эти двое прямо надрывались. Они бы и вдвоём этот холодильник уволокли, если бы он не застрял.

– Поможем? – предложил Приходька.

– Нет, – отказались Антон и Сеня, практичные парни без фантазии.

– Нет, – сказала Маня, наша общая с Леной подруга из «Г» класса. Маня брезгливо посмотрела на Приходьку сквозь очки в золотистой оправе. Она была модница; люди, которые одевались как Приходька, для неё вообще не имели права голоса.

– Лена? Женя? – упорствовал Приходька.

– Ты чё, шмякнулся, ты чё, опух, – сказала Лена.

– Иди к ним, я снимаю видео, – сказала я. Я тогда мечтала стать популярным видеоблогером, но стеснялась снимать сама себя, потому что думала, что у меня слишком длинные руки, ноги и нос.

В общем, я снимала на телефон, а Приходька пошёл помогать с холодильником. Светловолосая девушка отступила, Приходька взялся вместо неё. Вчетвером они выволокли холодильник из дверей, спустились с крыльца и поставили. Тем временем вокруг кинотеатра начала собираться небольшая толпа. Все чего-то ждали и смотрели на холодильник.

– Чего стоим? – спросила вернувшаяся Дарья Сергеевна.

Девушка выхватила из рюкзака мегафон и крикнула:

– Достопочтенная публика! Встречайте! Робот Протон!

– Не холодильник, – сказала Лена.

Лена соображает.

Глава 6
Время паники

Я включаю видео, которое осталось у меня с того дня на телефоне. В соцсетях я всё вычистила, а в избранном ещё кое-что завалялось. Если смотреть видео с того дня, то заметно, что руки у меня трясутся от волнения. Нужно уже купить себе стедикам, хотя сейчас мне съёмки неинтересны, но вдруг будут интересны потом. Я удачно засняла, как из щелей «холодильника» идёт дым, стелется понизу и задевает ботинки Приходьки, который всё ещё стоит рядом.

Дальше на видео девушка с мегафоном отодвигает Приходьку плечом и развязывает три красные ленты, которые стягивают створки «холодильника».

Короб распахивается, и наружу выходит чудовище. У него злые красные глаза, оно двухметрового роста, и слева, на грудной пластине, там, где у людей должно быть сердце, у него полыхает красная звёздочка.

– Куда делся бородатый мужик? – спрашивает Лена за кадром. Лена соображает. Я пока ничего не соображаю. Я снимаю робота-убийцу ростом два метра с лишним, с маленькой головой, похожей на череп. Челюсть лязгает, механический голос гудит:

– Здорово всем!

Мне кажется, что такой робот не должен говорить «здорово всем». Он сразу должен стрелять. А Приходька тогда решил пожать роботу руку. Это же Приходька. Он обязательно хочет сделать то, чего делать не стоит, особенно если видит, что я боюсь.

На видео слышно, как Приходька бурчит у меня над ухом:

– Из чего он сделан? Тот щиток, что зад ему закрывает, – это явно сплющенная канистра. – Приходька бормочет это специально для меня, ему вообще не свойственно думать вслух. Я тогда этого не понимала. Я вообще ничего не понимала из того, что нужно было понять.

Мне казалось, что робот ужасно неустойчив. Что обзор у человека, который сидит внутри, слишком мал и робот вот-вот грохнется, а если рядом окажусь я, это принесёт непоправимые увечья. И я пристально смотрела в зарешеченное окошечко на груди робота, надеясь вразумить взглядом сидящего внутри. И снимала тоже это окошечко.

Приходька возник на пути робота и заслонил обзор камере. Протянул роботу руку. Я раньше была с Максом на шоу трансформеров, но это не было так страшно. Это вообще не было страшно. Это было скучненько. А Макс ещё приставал к аниматорам, спрашивал, можно ли их заказать на взрослый день рождения, а не на детский. Взрослый – это какой, восемнадцать плюс, что ли? – засмеялась девушка-аниматор над Максом, и Макс смутился, он и сам ещё не восемнадцать плюс, ему шестнадцать только в декабре исполнилось.

Приходька пожал роботу руку. Пальцы у робота были тонкие, шишковатые, из плоских металлических сочленений – совсем манипулятор, а не живая рука. Наверное, внутри костюма был механизм, который позволял управлять этими пальцами.

Дарья Сергеевна очень возмущалась, что мы опоздаем из-за робота, хотя ей тоже было интересно; решили уже идти. Двинулись к остановке. Нужный автобус быстро подъехал, мы погрузились. Помню, Приходька был доволен, сел рядом со мной, попросил получившееся видео посмотреть.

Лена и Маня надулись, что я от них отсела к Приходьке. А куда мне было садиться к ним, третьей на сиденье, к Мане на коленки, что ли? Я не люблю сидеть на жарких коленках. Так что лучше уж рядом с Приходькой. Он не отсвечивал, смотрел в окно, подпевал плееру на плохом английском. Потом его растолкали, попросили уступить место бабушке. Приходька сквозь наушники услышал, как приличный человек, и встал. Навис надо мной. Я улыбнулась ему, глядя снизу вверх. Приходька не знал, как на это реагировать, и стал вертеться влево-вправо, вися на поручне.

– Ваня, успокойся, – сказала Дарья Сергеевна и улыбнулась тоже.

– Ваня, успокойся, – сказала я, достала телефон и направила на Приходьку. – Ваня, успокойся, – повторила я басом.

Эта запись у меня тоже осталась. Две секунды, а осталась зачем-то. Удаляю.

Приходька после встречи с Протоном как раз начал мечтать о том, чтобы сделать такой же костюм и зарабатывать деньги аниматором. Он начал собирать всякий хлам для костюма. Это нас и привело в заброшенный санаторий. Ну а потом… лучше не вспоминать дальше.

Одной рукой я беру чесночный хлеб и ем, другой держу телефон. Не люблю, когда на экране жирные следы, поэтому переставляю ползунок видео одним пальцем. Да, сейчас я смотрю другое видео, с ютуба. В принципе всё понятно, только придётся залезть в учебник физики. Раньше бы я не полезла в него под страхом смертной казни, чтобы что-то там смотреть помимо уроков. Но сейчас надо уложить в голове все эти штуки про катод и анод. Паяльник, у папы вроде был паяльник. А где взять спицы? Придётся идти к дедушке и ворошить то, что осталось после бабушкиного отъезда.

Реализовать всё нужно будет в один день. Я знаю наших парней, если бизнес-модель окажется удачной, они на следующий день сами что-нибудь смастерят. Так что прибыль надо получить зараз. В идеале пятьсот рублей за штуку, значит, надо сделать восемнадцать штук.

Я сразу засомневалась. Дадут ли за металлическую чепуху столько? Младшеклассники, может, и могли бы заплатить такую завышенную цену, но у них столько не бывает. А если донат предложить, кто сколько может, то будут пять, десять рублей совать.

Ладно, сделаю двадцать тараканов, за сколько продам, за столько и продам. Остаток доберу ещё чем-нибудь. Может, Рой мне займёт. Господи, как я давно их не видела!

Решено: зарабатываю сколько могу, а потом приглашаю на тортик Рой. Заодно и повод.

Пока я размышляю, приезжает Макс и начинает ворчать, но Даша его зацеловывает, не даёт ему ничего говорить. Хорошо, что она не ела чесночный хлеб, а то бы номер не прокатил.

Мы едем домой в маршрутке, заполненной пакетами с торчащими оттуда подушками, деревянными рейками и прочим барахлом, которое люди везут с собой, чтобы сделать свой дом лучше. Макс всё ещё порывается ворчать в перерывах между Дашиными поцелуями. Обещает мне страшные кары и домашний арест за то, что я якобы опять потерялась в магазине. Домашний арест без вайфая. Страшная месть, что и сказать. Думаю, вайфай сейчас не так уж важен, я хорошо запомнила видеоурок. Важен паяльник. И ещё одно дело надо провернуть.

Дома я сразу отправляюсь в свою комнату и опять вытряхиваю на ковёр коробку со старыми игрушками Макса. Заглянув на минутку в кухню, где семья готовится ужинать, я беру большой нож.

– У нас суп, – рекламирует мама, увидев меня.

– Спасибо, не хочу.

– Конечно, не хочет! Она хлебом живот опять набила, скоро станет толстой, как бройлер, – язвит Макс. Кто тут король сарказма, ты, что ли? Извини, подвинься. Некогда мне с тобой в перепалку вступать.

– Сам бройлер, – беззлобно произношу я и исчезаю с ножом в своей комнате.

Безногие бэтмены и облезлые солдатики из коробки с игрушками Макса валяются на ковре, ждут своей участи. Я подкладываю доску, которую обычно беру для лепки из пластики, когда-то куклами увлекалась. И начинаю кромсать. Дело это не самое приятное. Мне как-то неловко перед солдатиками, я даже обещаю назначить им пенсию.

– Нет, я сделаю другие руки, из холодного фарфора, и прилеплю вам, – бормочу я, складывая в ряд отрезанные кисти.

– Папа сказал, чтобы ты всё равно села за стол… – Макс врывается в мою комнату без стука и, увидев изуверскую картину, останавливается в шоке.

– Шокироваться надо было, когда ты им ноги отрывал, – замечаю я.

– Мне было пять лет! – вопит Макс.

– Не ведал, что творишь?

– Ты-то ведаешь уже! Слушай, это ненормально, – он опускается рядом со мной на ковёр и пытается сгрести в кучу то, что осталось от солдатиков. Одной рукой я защищаю свои заготовки.

– Спокойно, товарищ. Это нужно для дела.

– Какого дела? Куклу вуду на меня делать будешь?

– Куклу вуду? Ты меньше Дашу слушай, а то скоро заговоры будешь твердить по каждому удобному случаю. – Идея Макса про вуду меня очень развеселила. А ведь действительно похоже на какой-то дурацкий обряд…

Макс выходит с растерянным лицом, наверняка придумывая, как сказать родителям помягче, что я уже совсем ку-ку. А я звоню дедушке, пока он ещё спать не лёг. Дедушка у меня тоже слегка ку-ку, совсем немножко, настолько, насколько полагается человеку, который родился так давно, что видел в детстве динозавров и постройку пирамид. Так что мы с дедушкой, как два ку-ку, хорошо понимаем друг друга и сейчас тоже поймём. Я надеюсь.

– Алё, – говорит дедушка.

– Дедуля, привет, у тебя сохранились бабушкины спицы? – выпаливаю я.

– Что?! Кто это?! – кричит дедушка. В трубке слышно, как телевизор бормочет что-то про перестройку Садового кольца.

– Дедуля, выключи телик! У тебя остались бабушкины спицы?

– Я не заказывал пиццу! – кричит дедушка.

– Государственная Дума внесла законопроект! – кричит телевизор.

– Это Женя! Это Же-ня, Же-ня, Женя! – кричу я дедушке и телевизору.

– Родила коала! – кричит телевизор. Не знаю, какой тут подтекст, по-моему, телик меня оскорбляет.

– Я сейчас выключу телевизор! Не вешайте трубку! – кричит дедушка. Наконец-то дело пошло на лад. В трубке становится тихо. Потом голос дедушки угрожающе произносит: – Если вы мне принесёте пиццу, когда я её не заказывал, это ваши проблемы.

– Дедуля, это Женя, – говорю я.

– Женя? А что ж ты мне голову морочишь? Пиццу какую-то придумала. Сегодня не первое апреля, не думай, я смотрел календарь. Сейчас такие мошенники звонят каждый день, купите то да мы доставим вам сё, – ворчит дедушка, успокаиваясь.

– Дедуля, мне нужны бабушкины спицы, у тебя сохранились? – чётко произношу я. – Спицы, которыми бабушка вязала.

– Бабушка вязала, но, по-моему, всё забрала при отъезде, – говорит дедушка. – Даже мой недовязанный свитер прямо со спицами так и шваркнула в чемодан. Или она, наоборот, мне чемодан так собирала… Жилетка-то эта, которую мама твоя носила, а потом тебе отдала, ты почему её не носишь? Её бабушка связала.

– Я ношу, я приду к тебе в ней завтра. Мне спицы нужны. Отложишь мне спицы?

– Она ещё крючком вязала раньше, – вспоминает дедушка. – Крючок такой деревянненький в пакете со спицами. Игла штопальная и грибок. Ты носки, поди, не штопаешь? Раньше всё зашивали, экономили, не покупали новые носки каждую неделю…

– Ты найди там, спицы где у тебя лежат, я приду к тебе завтра после школы! – кричу я.

– Ладно, ладно, и не ори так, я прекрасно тебя понял, – недовольно отвечает дед. Вот вредный тип.

Назавтра Страшный избирает ту же тактику в школе. Подсовывает мне в пенал шоколадку и сердито молчит. А раз молчит, может быть, это сделал не он, а вовсе даже Приходька? Хотя нет, Приходька занят, его бьют. Поделом. Прижали в углу и вколачивают в пол, устроив кучу малу.

Приходька выползает из-под горы тел и оказывается не Приходькой, а Фатеевым. Странно, а где вторая груша для битья? Вообще-то Приходька хитрый, он в те углы, где у камер наблюдения плохой обзор, старается не забредать.

Я медленно, как будто просто прогуливаюсь, спускаюсь на второй этаж, к начальным классам. Оцениваю детей, которые носятся по коридору, на предмет дорогих шмоток. Кто платёжеспособен? Кто купит завтра таракана за полтыщи рублей? Человек десять из трёх классов кажутся мне подходящими. Многие из них крутят йо-йо и спиннеры, это мода такая. Хорошо, значит, любят всякие странные шумные штуковины.