Текст книги "Великие флотоводцы России"

Судьба праздника

А что в Советской России? О святом Пантелеймоне после 1917 года, конечно, мало кто вспоминал. Слава флота не стерлась, к морским командирам в «первом в мире государстве рабочих и крестьян» относились с пиететом. Правда, вспоминать предпочитали не о старинных баталиях, а о хмельных подвигах и смелых рейдах революционных матросов. И звучал на всю страну «Краснофлотский марш» Исаака Дунаевского и Василия Лебедева-Кумача, оптимистичный и задиристый:

 
        Корабли наши – лучшие в мире!
        В бой последний ударят на врагов.
        На море ближнем, на море дальнем
        Флот наш к победам готов!
 

С 15 по 22 января 1923 года в стране проводилась «Неделя Красного Флота». Революционные моряки, участники Гражданской войны, устраивали митинги, получали награды… Комсомольцы собирали деньги на укрепление флота. Многим запомнилась та неделя. В воздухе витала идея: может быть, и день флота приурочить к этой январской дате? Но Кузнецов понимал: зимой устроить настоящий флотский праздник почти невозможно. Адмиралу хотелось, чтобы в этот день в Ленинграде, в Севастополе, во Владивостоке народ стекался к пристаням и восхищался парадными корабельными линиями… Кузнецов не хуже Петра Великого понимал важность таких зрелищ. И тогда он вспомнил про Гангут и Гренгам, про первые петровские морские праздники… Адмирал понял, что отмечать морской праздник нужно в конце июля: «Даже Северный флот в это время может рассчитывать на теплый день». Немного поколебавшись, Кузнецов предложил 24 июля. Эту дату Николай Герасимович выбрал неспроста: ведь это был его день рождения…

Праздник быстро утвердился на флоте. Его отмечали и в годы войны. Высоко поднимали флаги на башнях, и, несмотря на вражеские налеты, даже устраивали иллюминации в тех базовых флотских городах, которые не попали под оккупацию. Для моряков этот день – как новый год посреди лета, всем праздникам праздник. И нет в нашей стране ни одного моряка (а «бывших флотских» не бывает), который в этот воскресный день не вспомнит о своей службе.

В 1980 году всю систему военных праздников подкорректировали, и день ВМФ стали отмечать в последнее воскресенье июля. То есть – с 25 по 31 июля. Так удобнее отмечать – в законный выходной день… И к памяти о Гангуте и Гренгаме эти дни имеют прямое отношение.

После распада Советского Союза несколько лет праздник не имел официального статуса. Но его не забывали и отмечали исправно, хотя тогдашнее состояние флота к веселью не располагало. Казалось, государство махнуло рукой на свои эскадры… Ситуация начала меняться только в новом веке. Возрождается кораблестроение, возрождается флот. Морская служба снова стала престижной, а наши боевые корабли, как в лучшие годы, способны выполнить любое задание… 31 мая 2006 года вышел указ Президента России Владимира Путина «Об установлении профессиональных праздников и памятных дней в Вооружённых силах Российской Федерации», в котором последнее воскресенье июля объявлялось «памятной датой» и официальным Днём Военно-Морского Флота Российской Федерации.

Статус праздника не подвергается сомнениям. К нему готовятся, его ждут – и не только моряки. В этот день проходят парады и праздничные смотры во всех флотах России – Балтийском, Черноморском, Тихоокеанском и Северном, а также в Каспийской флотилии.

В 2017 году была восстановлена и почтенная традиция ежегодного Главного военно-морского парада в Санкт-Петербурге. В параде принимают участие команды всех пяти стратегических морских соединений флота. По традиции, праздник начинается в 10 часов утра с подъема флага на Петропавловской крепости. Палят пушки, возвещая начало торжеств – совсем как во времена победителей при Гангуте и Гренгаме. И можно не сомневаться, что Медный всадник глядит на это военно-морское веселье с одобрением.

С особым душевным настроем в последние годы праздник отмечают в Севастополе. «Гордость русских моряков», город, который еще при Екатерине Великой стал оплотом Черноморского флота, в 2014 году «вернулся в родную гавань». Для каждого севастопольца флот – понятие священное и родное. Город в этот день тонет в андреевских флагах. Тысячи людей со всей России к этому дню приезжают в Севастополь, заранее бронируют места, чтобы любоваться морским парадом. А, значит, этот праздник необходим. И тем, кто причастен ко вчерашнему, сегодняшнему и завтрашнему дню флота, и всем неравнодушным.

Азовский берег России

Как только ни величали Азовское море в древние времена – и Рыбным, и Синим, и Русским. О нем складывали сказки и былины – как о чудесном «окияне», который открывается перед путником на благословенном юге. Русские мореплаватели знали его с древних времен, когда вокруг современной Тамани еще существовало Тмутараканское княжество, а, может быть, и раньше. Рыбы там действительно много, даже в наше время.

Пожалуй, мы недооцениваем азовский мотив в истории России – и в эпоху становления нашей государственности, и в новейшие времена. Азовский берег долго находился в эпицентре войн «за наследство Золотой Орды», перешедших в долгое противостояние России с Османской империей. Вокруг моря выросли промышленные города, которые славятся предприимчивыми, трудолюбивыми и мужественными людьми. Но расскажем обо всем по порядку.

У самого Синего моря

Древние греки – первые исследователи Азовского моря – называли его Меотийским озером, по названию племен, обитавший на его берегах в I тысячелетии до нашей эры – рыбаков, земледельцев и скотоводов.

А через несколько веков на берегах Азовского моря (хотя, конечно, не только там) зарождалась государственность восточных славян – фундамент будущей России. В арабских и византийских источниках о древних восточных славянах Азовское море часто связывали с «русами». Именно его «арабский Геродот», историк и путешественник Х века Аль-Масуди, называл Русским морем, поскольку «никто, кроме руссов, по нему не плавает». То есть, в этих краях наши далекие предки жили гораздо раньше, чем возникло Тмутараканское княжество, вошедшее в состав Древнерусского государства дома Рюриковичей. По предположению историка Дмитрия Иловайского, именно из Приазовья славяне совершали легендарные походы на Каспий.

Взятие Азова

Твердыни у моря

Петр Великий начинал прорыв России к имперскому могуществу именно с Азовского моря. Потом его отвлекла Балтика, но первым подвигом императора было взятие Азова… И знаменитое «Российскому флоту быть!» он произнес в 1696 году, подразумевая южные моря и в первую очередь – донские верфи и крепость Азов.

Этот неприступный форпост в устье Дона долго оставался оплотом крымско-татарского и османского могущества в казачьем краю. Не раз отчаянные казаки – и донские, и днепровские – пробовали на зубок эту твердыню.

В 1696 году Петр I штурмом взял Азов. Сбылась многолетняя мечта казаков и других жителей южных рубежей России. Для Азовского флота Петр велел строить первые русские линейные корабли. Именно там зарождался отечественный военно-морской флот! Чтобы основательно закрепиться на азовских берегах, первый российский император построил крепость Таганрог, вокруг которой разросся город, «первый град Петров», который первоначально называли Троицком на Таган-Роге. Иногда его называют первой российской морской гаванью – кстати, построили ее на удивление быстро, за одно десятилетие. В одном первенство Таганрога неоспоримо: Петр повелел возводить город европейским способом – по чертежам. За несколько лет до основания Петербурга. Улицы расходились от центра лучами. Эту планировку сохранили и в екатерининские времена, когда город основательно перестроили. Мыс Таганий Рог, уходящий в Азовское море, напоминал Петру корабельный нос. Всё в Таганроге говорит о том, что именно здесь царь-флотоводец впервые прорвался к морю. О петровских временах в наше время напоминает таганрогская Никольская церковь, построенная на том самом месте, где, по городскому преданию, остановился Петр, поднявшись от моря по Флагманскому спуску. Об этом свидетельствует обелиск, установленный рядом с храмом.

Таганрог всегда был многонациональным городом. Там жили русские, армяне, малороссы, греки. Впрочем, это касалось всей Азовской губернии, которая всегда была приютом для угнетенных и центром притяжения для тех, кто стремился переменить участь. Григорий Потемкин, желая подчеркнуть духовную связь России не только с Византией, но и с древней Элладой, даже хотел переименовать Таганрог в Спарту. Правда, Екатерина эту идею не поддержала.

В 1736 году мичман Харитон Лаптев – будущий известный полярный исследователь – служил на Дону, изучая подступы к Азовскому морю «для изыскания места, удобнейшего к судовому строению». Ему многое удалось. Вскоре пехоту и кавалерию и в дни учений, и в военное время с Азовского моря поддерживали плавучие батареи – прамы. Во времена Екатерины II Азовская флотилия стояла у истоков Черноморского флота. Потомственный флотоводец, адмирал Алексей Сенявин – человек основательный – начал с восстановления верфей на Дону – в Таврове и на Икорце, – а также с гидрографических исследований Таганрогского залива. Эскадра, базировавшаяся в Керчи, помогала защитить независимость Крыма и российского черноморского побережья.

Начал развиваться и казачий сторожевой пост, уже несколько десятилетий существовавший возле устья рек Кальмиуса и Кальчика, на берегу Азовского моря. Это был небольшой форпост православного мира, нередко первым принимавший удары крымско-татарских набегов. Город назвали в честь супруги великого князя Павла (будущего императора Павла I) – Марии Фёдоровны, но на греческий лад – Мариуполем. Любопытно, что фактическим основателем города был политик, которого Павел откровенно ненавидел – Григорий Потемкин. В 1780 году в новом российском «греческом» городе заложили собор святого Харлампия, в котором уже через два года шли богослужения. Там хранились чтимые греческие иконы, вывезенные из Крыма во время переселения потомков эллинов с полуострова вглубь России.

Время сражений и промыслов

В середине XIX века России пришлось вступить в военное противостояние с четырьмя морскими державами – Турцией, Францией, Англией, Сардинией. Боевые действия развернулись в Крыму. На второй год войны, в мае 1855 года, объединенная англо-французская эскадра вошла в Азовское море. Это была настоящая армада: около 60 крупных военных кораблей и несколько десятков мелких судов. Небольшая Азовская флотилия контр-адмирала Николая Вульфа (кстати, коренного херсонца) не могла тягаться с такой силой. Ему пришлось отступить, потопив часть кораблей. Перед оккупантами стояла задача – отрезать от пополнения и снабжения русские войска, защищавшие Крым. В Керчи высадился 16‐тысячный десант. Эта операция стала самой успешной для французов и британцев на азовском побережье. Крепость Арабат (ныне – Рыбацкое) встретила вражеские корабли артиллерийским огнем. Захватчикам пришлось отступать. Им удавались атаки с моря – в Геническе, Бердянске, Мариуполе. Но попытка высадиться в Таганроге обернулась крахом: гарнизон отбился от десантников. Эта история повторилась в Бердянске и Ейске, где в ноябре 1855 года небольшой отряд казаков героически принял бой с превосходящими силами противника. А в феврале 1856 года в Париже начались мирные переговоры – и боевые действия прекратились. Приазовье долго залечивало раны трагической Крымской войны, но все-таки возродилось. В приморские города протянули ветки железных дорог, а это – пролог промышленного бума.

Вскоре русский торговый флот на Азовском море насчитывал более 1200 кораблей. Славились эти края и рыболовным промыслом – недаром Приазовье называли «осетровым раем». Сотни промысловиков сколотили многотысячные состояния на богатых дарах этого морского края. В Советском Союзе, до начала 1950‐х, Азовское море давало 20 % улова рыбы по всей стране! Причем, добрая половина этого богатства относилась к «рыбам особо ценных пород». Это судак и камбала, лещ и стерлядь, ставрида и кефаль…

В советские времена Азовское море уже не путали с Черным, относились к нему уважительно. Когда Москву после строительства системы каналов стали называть «портом пяти морей», все знали, что одно из пяти – Азовское. Его эмблему можно было увидеть на здании столичного Речного вокзала.

Героическая флотилия

В годы Великой Отечественной войны Азовской флотилией командовал, пожалуй, самый талантливый из молодых советских морских командиров – Сергей Георгиевич Горшков, в то время контр-адмирал, в будущем – Адмирал флота СССР и главнокомандующий военно-морским флотом страны.

Флотилия славилась смелыми десантными операциями, которые Горшков прорабатывал как по нотам. Эти победы азовцев не только вдохновили весь Черноморский флот, они в самые трудные дни войны повлияли и на боевой дух армий, освобождавших Ростов-на-Дону, Кавказ и Крым. Моряки героической флотилии доблестно сражались и на море, и на суше, защищали, а потом и освобождали Новороссийск.

Перелистывая страницы истории азовцев, мы видим героев, память о которых навечно останется в летописи российского флота. Таким был лейтенант Дмитрий Левин – командир бронекатера «БКА-112». Он получил это назначение в мае 1943 года, после тяжелого ранения. В ночь на 3 ноября, под вражеским огнем, его бронекатер первым подошел к берегу на подступах к Керчи. Высадил десантников – морских пехотинцев. Немцам тогда не удалось накрыть их огнем: потерь при высадке не было. Десантники продвигались вперед, а катер Левина всё перевозил и высаживал на берег новых пехотинцев. Но ближе к вечеру катер попал под авианалет. Командир погиб, спасая товарищей. Посмертно лейтенанту присвоили звание Героя Советского Союза.

Капитан 3‐го ранга Павел Державин в то время командовал дивизионом бронекатеров. Его соединение высаживало десанты в районе Жуковки и Опасной, вело огонь по немецким позициям. А потом 165 суток катера Державина, нередко под ливневым огнем, обеспечивали бесперебойную работу паромной переправы с Таманского полуострова на Керченский. Он выжил в тех сражениях, дошел до Вены, стал не только Героем Советского Союза, но и почетным гражданином Братиславы. Истинный соратник и ученик адмирала Горшкова, он был из тех офицеров-азовцев, которые каждый день приближали Победу.

Стоит в Мариуполе обелиск, на его постаменте начертано: «В честь подвига азовских моряков в годы гражданской и Отечественной войн». Его установили там, где с давних пор стояла артиллерийская батарея, прикрывавшая подступы к городу с моря. В наше время возрождается память об азовцах-героях Великой Отечественной, восстанавливаются монументы.

Синее море России

В 1954 году, после указа «О передаче Крымской области из состава РСФСР в состав УССР» большинство основных портов Азовского моря (кроме Таганрога и Ейска) оказались в составе Украины. Ситуация могла измениться в декабре 1991 года, года распался Советский Союз. По свидетельствам участников тех политических процессов (в том числе – тогдашнего президента Украины Леонида Кравчука) только инертность Бориса Ельцина позволила Крыму, вопреки воле жителей полуострова, остаться «под Киевом». После «развода» две соседние страны, входившие в состав Российской империи и «единого, могучего» Советского Союза, поделили и Черноморский флот, и Азовское море.

В декабре 2003 года стороны подписали Договор о сотрудничестве в использовании Азовского моря и Керченского пролива, в котором шла речь о свободе судоходства под российскими и украинскими флагами, о военном и торговом сотрудничестве двух стран. Правда, сотрудничать оказалось непросто – в особенности в военной сфере. А в 2013–2014 годах, когда в Киеве состоялся государственный переворот, ситуация резко изменилась. Законную власть в стране свергли, а «короли Майдана» взяли курс на разрыв с Москвой любой ценой. В том числе – за счет усиления нацистских тенденций в обществе. Вопреки мнению большинства граждан бывшей УССР, они стали строить «Антироссию». Такая позиция Киева аннулировала все договоренности, которые аккуратно исполняла Россия до 2014 года.

На Донбассе зазвучала канонада. Чтобы прекратить войну и остановить агрессию нацистов против Новороссии, Россия была вынуждена начать Специальную военную операцию, сразу изменившую расклад сил в регионе.

Летом 2022 года, в ходе СВО, Приазовье вернулось в состав России. Снова отстраиваются приморские города, пострадавшие во время боевых действий. Отныне Херсонская область, вошедшая в состав России, развивается в тесном взаимодействии с Крымом, Кубанью и другими регионами нашей страны – как это предопределено многовековой историей. Россия контролирует и берега, и акваторию Азовского моря. Там несут боевое дежурство корабли Черноморского флота. Создается Азовский военно-морской район – новое оперативно-стратегическое объединение нашей страны. Синее море России снова сулит нам новые открытия, новые торговые пути.

Венец русских моряков. Судьба и подвиг Семена Челюскина

«Начатое свершиться должно!» Таков был девиз Семёна Ивановича Челюскина – путешественника, который продвинулся на Север дальше всех в XVIII веке и стал первооткрывателем самых северных рубежей Евразии. Он не изведал прижизненной славы – и потому о его жизни, о его характере мало что известно. К счастью, сохранились походные дневники путешественника – и по ним можно судить не только о его достижениях первопроходца, но и о его, без преувеличения, стальных нервах.

Мы не знаем точной даты рождения великого моряка. Это неудивительно. Люди того времени не придавали большого значения таким датам и своих «дней рождения» не отмечали. Ориентировочно принято называть 1700 год. Место рождения Челюскина тоже известно лишь приблизительно – это либо село Борищево Калужской губернии, либо село в Белёвском уезде под Тулой. И там, и там, в родовых имениях, он, скорее всего, жил в детские годы. И в Туле, и в Калуге путешественника почитают, считают своим уроженцем, великим земляком – и вполне заслуженно.

«Род Челюскиных (во многих документах XVII в. эта фамилия значилась как Челюсткины) имеет старинное происхождение. Предки Семена Челюскина служили воеводами, были объезжими и «письменными головами», стольниками и стряпчими», – пишет биограф штурмана В.В. Богданов.

Дед и отец путешественника занимали заметное положение среди московских стрельцов. Первый дослужился до чина стрелецкого головы – то бишь полковника. Второй был стольником. При Петре I Иван Челюскин, как и многие видные стрельцы, попал в опалу – слава богу, избежал казни и далекой ссылки. И осенью 1714 года юный Семён Иванович был зачислен в Школу математических и навигацких наук, которая располагалась в Сухаревской башне. Сын опального дворянина жил бедно. Завершить учебу он сумел, только получая помощь от государства. И все-таки отметим: род Челюскиных от Петра пострадал, но самый знаменитый в будущем его представитель связал свою семью именно с петровскими начинаниями. С флотом, с освоением русского Севера.

Он поступил на службу на Балтийский флот. Служил самоотверженно, проявил себя как справный моряк. Неудивительно, что ему – способному, испытанному моряку – доверили важную миссию в Великой Северной экспедиции. Сыграли роль и физическая сила, выносливость, которой отличался молодой морской офицер.

Челюскина назначили штурманом в отряд Василия Прончищева, которому было поручено исследовать северные берега от Лены до Енисея. Сорок пять смельчаков отправились на корабле «Якутск» на Север, в неизведанные края. Их ожидала череда открытий. Челюскин каждый день прилежно вел дневниковые записи этой экспедиции, отвечал и за описание береговой линии. На льдах они увидели много медведей, которые, как записал Челюскин, «якобы какая скотина ходит».

Вместе с ними была и жена Прончищева – первая европейская женщина, трудившаяся в Арктике. Ее жизнь унесла цинга. Неизлечимо заболел сам Прончищев. Отряд остался без командира. Его похоронили в мерзлоте, в устье реки Оленёк. Челюскин подробно рассказал о случившемся в своем рапорте Берингу. Смерть Прончищева и его жены не остановила героев. Челюскин подхватил упавшее знамя и возглавил экспедицию.

Местные власти обязаны были во всем помогать путешественникам. Ведь они – святое дело! – выполняли государев наказ. Но местная бюрократия действовала нерасторопно, а порой и корыстно. Снабжали отряд Челюскина скверно, бойкотировали его приказы. Так случилось в Селтяхском зимовье на Лене. Там местный начальник, сборщик податей, не выдал Челюскину подвод и даже запретил местным жителям помогать экспедиции. Челюскин был вынужден через посыльных жаловаться Берингу.

В чем главная трудность таких путешествий в XVIII веке? Ни у кого не было опыта многодневных северных экспедиций. Даже из книг мало что можно было почерпнуть. Не приходилось ждать дельных советов от медиков. Не было и продуманной амуниции. Первые полярники шли на Север неподготовленными – и потому многие останавливались на полпути.

Поразительна целеустремленность штурмана Челюскина. Из какой стали он был создан? Где и когда Челюскин поклялся перед самим собой идти на Север, не считаясь с природой, с иссякающими силами? У него в запасе не имелось даже сухарей в достатке, зато было не счесть благовидных предлогов повернуть назад, перезимовать в каком-нибудь более-менее обжитом северном остроге, честно поработать там и вернуться домой за наградами. А он, как одержимый, все продолжал и продолжал свой опасный путь. Под угрозой смертельной болезни! Казалось, он скорее превратился бы в ледяной столб, чем повернул вспять.

5 декабря 1741 года начался легендарный поход Челюскина – яркая эпопея в истории покорения Арктики. Пятидесятиградусный мороз не остановил путешественников. В конце марта 1742 года экспедиция разделилась. Одна группа, груженная провиантом, вышла в направлении моря. Сам Челюскин отправился строго на север. Еще одна группа под руководством якута Никифора Фомина отправилась в устье Нижней Таймыры, чтобы оттуда замкнуть круг, следуя западным берегом полуострова.

Штурман Семен Челюскин

Челюскина во всех переделках сопровождали ближайшие соратники – солдаты Антон Фофанов, Андрей Прахов и Александр Горохов.

В первый день пути он записал в походном журнале:

«Погода чистая и сияние солнца. Сего дня пополудни в первом часу выехал из города Мангазейска (одно из названий Туруханска – Ново-Мангазейск. – Прим. автора) на собаках на пяти нартах на реку Хатангу и того же числа переехал тридцать верст. Утра пополуночи в девятом часу приехал к реке Акутихи (Котуй? – Прим. автора), где за худостью собак остановился».

Ночевал он только через три дня, проехав сто километров. Остановился в Токуревом зимовье. Там он дал отдых собакам и получил оленей, на которых и продолжил свой путь.

То на собаках, то на оленях они преодолевали по тридцать километров в день. Путешествие от Туруханска до Хатанги продолжалось больше восьмидесяти суток. Там путешественники наконец-то запаслись провизией и кормом для собак. Оттуда Челюскин двинулся к мысу Св. Фаддея. Но и на этом не успокоился. Откуда только брались силы? Выполняя описи, Челюскин и его соратники прошли по Таймыру более семи тысяч километров.

1 мая 1742 года отряд дошел до мыса Св. Фаддея, откуда продолжил путь к северу. Записи командира становились все суровее: «Стало… ехать невозможно за великою метелью и стужей», «Погода мрачная, снег, метель, туман, ничего не видно». Ко всему привыкшие северные собаки не выдерживали пути. А люди шли вперед. Однажды Челюскину удалось пополнить запасы, пристрелив белого медведя. Это было 6 (20) мая 1742 года, при «погоде чистой и сиянии солнечном» Челюскин вычислил географическую широту точки остановки – 77°27’ с.ш. Тот день запомнился как один из самых счастливых. Он не ныл. Жалел только собак и оленей.

«И тут стал для отдыху собак, понеже собаки стали худы и безнадежны», – писал Челюскин. Этот железный человек никогда не жаловался только на собственное нездоровье… Невероятная выносливость, беспримерное чувство долга, не дававшее путешественнику права на отступление.

9 мая челюскинцы достигли мыса, от которого берег резко поворачивал на юг. Это был самый северный участок Таймырского полуострова. Вот когда можно было крикнуть: «Эврика!» Там командир установил бревенчатый столб – маяк. К бревнам путешественники относились с особым чувством: в снежной пустыне им не хватало леса, и каждое бревнышко считалось важной и желанной находкой. В дневнике Челюскин так описал этот исторический день:

«Погода пасмурная, снег и туман. В пятом часу пополудни поехал в путь свой. Приехали к мысу. Сей мыс каменной, приярой, высоты средней, около оного льды гладкие и торосов нет. Здесь именован мною оный мыс: Восточный Северный. Поставил маяк – одно бревно, которое вез с собою».

На мысе они пробыли чуть больше часа – и направились по берегу полуострова к устью реки Таймыры.

Остро не хватало продовольствия и дров. Иссякали силы. Но назад пути не было.

Харитон Лаптев, находившийся на берегах Дудинки, с тревогой ожидал Челюскина… И, будучи человеком предусмотрительным, выслал ему навстречу нескольких казаков и якутов с продовольствием. Трое суток челюскинцы шли, преодолевая сильную пургу, почти без отдыха. Тут-то и пригодился принцип Челюскина: «Начатое свершиться должно». Снисхождения к себе он не знал.

Наконец, герои встретились с посланцами Лаптева. Стало легче. На устье реки Таймыры в зимовье местного охотника Никифора Фомина, удалось снова пополнить припасы и отогреться. 25 мая 1742 года Челюскин записал в журнал:

«В 6 часу поехал в путь свой через тундру к реке Дудыпте по описанным румбам лейтенанта Лаптева, а описывать тундру за поздним временем оставил, чтоб пути нашему не учинить медленности, понеже оная тундра лейтенантом Харитоном Лаптевым описана, ехал всю ночь».

Путь, полный открытий, завершился. Но идти еще предстояло долго – правда, в относительно комфортных условиях. С Лаптевым Челюскин соединился только в конце июля, в Туруханске. Свою задачу штурман выполнил – опись береговой черты Таймыра была готова. Михаил Васильевич Ломоносов составил географическую карту, на которой был указан мыс, описанный Челюскиным, а на северо-востоке континента пунктирной линией великий ученый обозначил уходящий к полюсу неисследованный «Чукотский нос».

Наградили героя скуповато. В отставку он вышел в чине капитана 3‐го ранга, без орденов и пенсионов. Челюскин тихо доживал свои дни в скромном имении под Алексином, вел хозяйство. Возможно, нашел тихое семейное счастье. Наверное, вспоминал о своих путешествиях в снежной пустыне, вспоминал о море… Но после неимоверных арктических испытаний здоровье его было подорвано, вернуться на службу легендарный штурман не мог. Прожил он сравнительно долго – около 65 лет. Известно, что умер капитан третьего ранга Семён Челюскин в ноябре 1764 года. А вот место его захоронения остается тайной. Скорее всего – неподалеку от Алексина, в одном из приокских сел.

Прошли десятилетия. Смерть прибрала всех соратников Челюскина, всех, кто лично знал мореплавателя. Громкой славы у него не было. А в начале XIX века потомки относились к наследию Челюскина скептически. Только спустя век стало ясно, что Челюскин совершил одно из основополагающих географических открытий.

Слишком фантастическим казался подвиг полярника, не имевшего должной оснастки. Поэтому сведениям Челюскина (да и Лаптевых) не доверяли. Даже такой выдающийся полярник и моряк, как Фердинанд Петрович Врангель, отдавая должное мужеству Челюскина, не верил в его глубокое проникновение на Север Таймыра. Считал, что такой поход выше человеческих сил.

Подвиг мореплавателей и землепроходцев XVIII века сполна сумел оценить только замечательный летописец русского флота Александр Петрович Соколов (1816–1858). Этот историк сам заслуживает исторического исследования! Он писал о Лаптевых и Челюскине:

«Ни больших выгод им не предвиделось, ни большой славы себе они не могли ожидать, между тем, исполняя суровый долг, совершали такие чудесные подвиги, каких очень немного в истории мореплавания».

Соколов первым вернул доброе имя Семёну Ивановичу Челюскину. Великий мореплаватель, наконец, получил широкую известность.

Немало сделал для восстановления справедливости выдающийся русский ученый, академик Александр Фёдорович Миддендорф (1815–1894). Ботаник, географ, путешественник высокой пробы. Он путешествовал в тех краях – и со всей научной скрупулезностью определил масштаб открытий Челюскина:

«Как бы то ни было, но если северо-восточный мыс получит имя Челюскина, то он сохранит это имя с честью. Челюскин не только единственное лицо, которому сто лет назад удалось достигнуть этого мыса и обогнуть его, но ему удался этот подвиг, не удавшийся другим, именно потому, что его личность была выше других. Челюскин, бесспорно, венец наших моряков, действовавших в том крае».

«Венец русских моряков» – сказано на века. И Челюскин, безусловно, заслуживал такого эффектного определения. Особенно – после десятилетий несправедливого забвения.

Именно Миддендорф предложил назвать северную оконечность Евразии мысом Челюскин – в честь первопроходца, открывшего для географии этот суровый край. Правда, по-русски гармоничнее звучало бы «мыс Челюскина», но и в науке, и в обиходе утвердилось имя путешественника в именительном падеже.

Карты, составленные Челюскиным, оказались на удивление точными, прошли проверку временем. Это признавали самые придирчивые эксперты. Выдающийся исследователь Арктики Адольф Эрик Норденшёльд (1832–1901), побывав в челюскинском крае, писал не без удивления: «Челюскин действительно посетил этот мыс. Верное очертание мыса его имени на картах дает основание к этому утверждению». Норденшёльд обогнул мыс Челюскина в 1879 году.

Полярники ХХ века, овладевшие современной техникой и познавшие Север досконально, еще полнее оценили подвиг Челюскина и его соратников. 15 августа 1980 года на высоком берегу Хатанги, близ места зимней стоянки дубель-шлюпки «Якутск» и остатков домов ее экипажа, в торжественной обстановке был открыт памятник Харитону Лаптеву, Семёну Челюскину и их товарищам. На памятнике написано:

«Памяти первых гидрографов, открывателей полуострова Таймыр Харитона Лаптева, Семёна Челюскина и их 45 товарищей, зимовавших в 1739–1742 годах в 200 м отсюда к югу, поставлен этот знак Хатангской гидробазой к 50‐летию Таймырского автономного округа 15 августа 1980 года».

В городах и поселках России и бывших советских республик десятки улиц названы именем Семёна Челюскина. Его наследие изучают географы и историки.