Текст книги "Владимир Святой. Создатель русской цивилизации"

Сергей Викторович Алексеев
Владимир Святой. Создатель русской цивилизации

© Алексеев С.В., 2006

© ООО «Издательский дом «Вече», 2006

Предисловие

 
Как во стольном городе во Киеве
у ласкового князя у Владимира
начиналось пированье, почестный пир,
да про всех князей, про всех бояр,
про всех сильных могучих богатырей…
 

Так веками помнил киевского князя Владимира Святославича русский народ. Помнил «ласкового», помнил «Красное Солнышко», воспевая щедрость пиров и блеск богатырского двора. Не прошло и шести столетий после его правления, как громкое отчество князя заместилось в народной памяти иным, вероятно, более говорящим, – «Всеславич».

Превыше же всех прославила Владимира на земле Русская церковь, добавив своею властью, но не своею, надо думать, волею, к имени крестителя Руси не прозвище, но нечто большее – Святой. Крещение Руси – поворотный акт во всей ее истории, с чем согласны и недоброжелатели. И имя Владимира по справедливости оказалось навечно связано с этим величайшим событием.

Значение совершенного Владимиром для Руси трудно переоценить. Даже человек, чуждый христианства, не может не видеть – изменилось многое в самых основах общественного бытия. Распространяется письменность, и появляются первые книги. Рождается древнерусское зодчество, и возводятся первые монументальные соборы. Вырастают и твердо стоят первые города – не просто торговые поселки и дружинные базы, а подлинные города, крупные, населенные посадским людом.

Можно восторгаться непритязательной красой языческих капищ под открытым небом, простыми и прямыми нравами разбросанных по лесам и полям древнеславянских «градов и весей». Можно отрицать положительные стороны восприятия кириллической грамотности и включения Руси в семью народов христианской культуры (не следует, разве что, подменять подлинную историю подлогами и вымыслами в угоду своим теориям). Так или иначе, богов каждый выбирает себе сам. Но несомненно одно. При Владимире уходит родоплеменная старина, которая, как ни суди, но для многих – «варварство». Рождается – цивилизация. Дальше – кому что нравится.

Было и еще одно. Именно при Владимире из конгломерата десятков племен, разбросанных по просторам Восточной Европы и скрепленных военной силой киевских князей, выстраивается целостное, управляемое одной династией и сознающее себя единым целым государство. Пока только выстраивается – не Владимиром строиться начато и не им закончено. Завершит работу уже Ярослав Владимирович Мудрый, создатель первых сводов писаного, единого для всей страны права. Но княжение Владимира – чрезвычайно важный этап в создании того, что современная наука называет Киевской Русью, единого государственного прошлого русских, украинцев и белорусов. Каждый из этих трех народов обязан ему, каждый хранит память о нем не только в ученых трудах, но в самом народном предании. Это – наше общее.

Владимир был не одинок в свою эпоху. Рядом с ним – другие монументальные фигуры, в истории соседних стран. Мешко в Польше, Иштван в Венгрии, Харальд в Дании, Олав в Норвегии. На исходе Х века от Рождества Христова христианство властно и победительно шагнуло на Восток и Север Европы. И в каждом государстве находился правитель, отдававшийся новой вере всей душою и вверявший ей души своих подданных. Менявший строй жизни, творивший из племенного королевства государство цивилизованное. Но у Владимира было и отличие. Те, к западу от русских границ, при всем величии своих подвигов, предпочли присоединиться к могучему целому. Польша и Дания, Венгрия и Норвегия друг за другом входят в пространство латинской культуры Средневекового Запада, обретая веру из Рима. Владимир принял ее из Константинополя – и даровал своему народу право внимать слову Божьему на родном, славянском языке. На Руси, единоверной, но независимой от греческой Византии, и цивилизация рождается – своя, русская.

Перечень государственных побед Владимира долог. Но не только государство, сам человек в такие века стоит на рубеже эпох. Сам Владимир, родившийся на временном изломе, одной ногой стоял в старом – не до конца, так первое время. Главной победой его явилась победа над собой, над прошлым в себе. Победа эта едва ли теряет в наш, столь непохожий (может быть) век, актуальность для христианина, ежедневно борющегося с грехом. Только ли для христианина?..

Да, путь Владимира был неровен. Кому-то сам этот факт покажется странным. И в советские, и в нынешние годы находилось немало охотников (надо полагать, людей безгрешных и совершенных во всех отношениях) позлорадствовать по этому поводу. Удивительно ли, что это порождает подчас ответную, не более справедливую реакцию у тех, кому Владимир дорог именно как Владимир Святой? Возникает желание отрицать, замолчать. Но подвижники русского православия, составлявшие первые жизнеописания Владимира, не отрицали и не замалчивали. Они показали князя таким, каким он был. Для них – победа над собой имела ценность. Те, кому такая победа кажется оскорбительной для святости, святости не понимают.

История, разумеется, пишется по источникам. Мы покажем Владимира таким, каким он в них предстает. Источников же у нас не так много. Об эпохе Владимира известно больше, чем о нем самом. И степень достоверности имеющегося очень различна.

Источники

От времен Владимира Святославича не сохранилось подлинных документов, за исключением княжеских имен на первых монетах и нескольких отрывочных надписей, мало что говорящих нам о событиях тех лет. Впрочем, недавнее обнаружение при археологических раскопках в Новгороде фрагмента Псалтыри на вощеных дощечках, относящейся еще к началу XI века (древнейшая на сегодняшний день русская «книга»!) указывает на то, что при Владимире могли уже существовать и более пространные литературные тексты. В качестве древнейшего памятника древнерусской литературы обычно вспоминают «Речь философа» – краткое изложение основ христианской веры и священной истории, адресованное будто бы именно Владимиру. Одна редакция «Речи» вошла в большинство русских летописей, другая, обрывающаяся в начале, сохранилась в единственном небольшом летописце XV столетия. Вполне возможно, что «Речь» действительно была написана для обучения князя христианству каким-нибудь южнославянским или даже уже русским книжником.

Что касается так называемого Церковного Устава князя Владимира, который мог бы быть древнейшим памятником русского писаного права, то это – по утвердившемуся в науке мнению – документ не подлинный. Его написали, впрочем, не думая о «подделке» в нашем понимании. В Церкви бытовало устойчивое предание о привилегиях, дарованных некогда святым князем, и кто-то вознамерился воссоздать перечень этих привилегий. Получилось довольно убедительно, и Устав вошел во многие сводки церковного законодательства. Однако – повторим – к эпохе Владимира он (по крайней мере большинство его редакций) имеет малое отношение.

Сомнительно и единственное относимое иногда к эпохе Владимира богословское сочинение – «Послание митрополита Леона об опресноках». Принадлежность его митрополиту по имени Леон особых сомнений не вызывает, но современником Владимира признают этого иерарха немногие специалисты. Тем не менее для отнесения этого труда к временам Владимира оснований больше. В любом случае, написан он греком и на греческом языке. Даже славянский перевод его отсутствует.

Всего поколение спустя случившееся на памяти стариков крещение Руси описал митрополит Киевский Иларион, первый русский на митрополичьем престоле и первый древнерусский писатель. Однако его «Слово о законе и благодати» с «похвалой кагану нашему Владимиру» – не исторический труд. Иларион описывал хорошо известные события, не видя нужды вдаваться в подробности. Жаль для нас – поскольку его сведения, пусть риторически украшенные, практически свободны и от легендарных наслоений, и от разного рода временных искажений.

Русское летописание началось спустя десятилетия после кончины Владимира. Однако уже в первой половине XI века, при Ярославе Владимировиче Мудром, существовал в записанном виде свод сказаний о первых князьях-христианах – Ольге и Владимире. Из этого свода, перерабатывая его в соответствии со своими знаниями и представлениями, черпали сведения позднейшие летописцы. Основной объем доставшейся нам информации о Владимире содержался уже в Начальной летописи 70-х – 80-х годов XI века. Авторы и редакторы знаменитой «Повести временных лет» в начале XII века дополнили его лишь немногими сохранившимися в народе или при дворе преданиями. Начальная летопись дошла до нас в составе Новгородской первой летописи младшего извода, а Повесть временных лет – как начальная часть Ипатьевской, Радзивиловской и Лаврентьевской летописей.

Из того же свода преданий, а также из устных рассказов современников черпал и Иаков Мних, живший в XI веке автор первого жизнеописания Владимира – «Памяти и похвалы». Сведения этого агиографа для нас особенно ценны. Над Иаковом еще не довлел летописный текст. Он пользовался теми сказаниями, которые легли в основу летописей, непосредственно. Именно Иаков сообщает, к примеру, точную дату вокняжения Владимира в Киеве, восходящую к современным ему записям киевских христиан. Его же сообщения о крещении Руси гораздо лучше согласуются с Иларионом и с иностранными свидетельствами, чем общеизвестная летописная легенда – историчная во многом, но не во всем. Иакову иногда приписывают и древнейшее краткое житие – однако оно скорее создано на основе «Повести временных лет» и церковных преданий уже в XII веке.

Естественно, что сообщают о Владимире и его времени жития других первых русских святых – княгини Ольги, сыновей Владимира князей-мучеников Бориса и Глеба, погибших в языческую пору его правления варягов-христиан Феодора и Иоанна. Новые, в том числе пространные жития Владимира были созданы в XIII веке, когда наконец завершился долгий спор о причислении крестителя Руси к лику святых. Эти жития сообщают немало любопытных и ценных деталей – верное доказательство того, что устная память о князе еще не исчезла в среде духовенства и в знатных родах Руси.

Доказывают это и летописи начала XIII века, создававшиеся на северо-востоке Руси, во Владимиро-Суздальском княжестве – Радзивиловская и Летописец Переславля Суздальского, которым следует летописный свод начала XIV века, сохраненный Лаврентьевской летописью. Радзивиловская и Лаврентьевская летописи включают целиком текст «Повести временных лет» в редакции игумена Сильвестра, созданной в 1116 году. Но и в них, и в Переславльском летописце также имеется ряд рассказов и деталей, отсутствующих в более ранних памятниках. Более того, такие детали встречаются еще и в сочинениях XV века, созданных уже после разорительного монгольского нашествия и после создания Московского государства. Впрочем, это предания уже не боярские, придворные, а скорее чисто церковные.

В XVI же веке на страницы летописей решительно, хоть на первый взгляд и отрывочно, вступают простонародные предания и былины. Здесь для историка много ценного материала по вопросу о том, каким помнили Владимира в народной толще. Но материала по эпохе самого князя гораздо меньше. Народный эпос свободно смещает временные пласты, создавая вневременной, фантастический мир древних героев. Так, «храбр» начала XIII столетия Александр Попович оказывается современником и сподвижником святого князя, а богатыри Владимира сражаются не только против печенегов, но и против пришедших к границам Руси спустя целый век половцев. К тому же поздние летописцы, склонные уже к более свободному литературному творчеству, не менее вольно заполняют пробелы в источниках собственными домыслами. Так что работа с ними – труд кропотливый и не допускающий скоропалительных суждений.

О том, какие ловушки для историка и тем более для непрофессионального читателя скрывает позднее летописание, свидетельствует история так называемой Иоакимовской летописи. Это сочинение (на самом деле не летопись, а сказание о ранней истории Руси и ее обращении в христианство) сохранилось только в окончательной редакции «Истории Российской» В.Н. Татищева, виднейшего русского историка XVIII века. Кое-кто и сейчас допускает, что Иоакимовская летопись – подлинные записки Иоакима, первого епископа Новгородского и современника князя Владимира. Однако автор с первых строк отнюдь не выдает себя за Иоакима, а лишь ссылается на него как на осведомленный источник. Среди специалистов-историков особых разногласий нет – «летопись» по языку и содержанию является памятником второй половины XVII или даже первой половины XVIII века. Ее составитель использовал как русские, так и печатные польские и немецкие источники того времени. Причем среди русских источников за записи Иоакима «летописец» принял нечто намного более позднее. Достаточно сказать, что крещение Руси связывается нашим Псевдо-Иоакимом с именем болгарского царя Симеона, каковой почил за полвека до этого события.

Историки много спорят об источниках и степени достоверности Иоакимовской летописи. Спорят и о творческом вкладе самого В.Н. Татищева. Вклад этот несомненен – текст летописи в черновой и беловой рукописях Татищева не совпадает. Под пером историка появились новые, более «литературные» обороты и целые фразы. Однако в советские годы господствовало признание Иоакимовской – единственного источника, нарисовавшего картину крещения Новгорода «огнем и мечом». При этом не обращалось много внимания на показания самого Татищева о происхождении «летописи».

После написания первоначального текста первого тома «Истории» Татищев пришел к выводу, что Несторова летопись «полной и ясной древней истории» обеспечить не может, и стал искать дополнительные источники. Среди тех, к кому он обратился за помощью, был его свойственник, архимандрит Мельхиседек Борщов. Через некоторое время Борщов прислал Татищеву письмо, в котором поведал о «монахе Вениамине, которой о собрании русской истории трудится, по многим монастырям и домам ездя». Тот «немало книг русских и польских собрал» и, неохотно сдавшись на уговоры Борщова, подарил ему один текст. Это и был утерянный ныне оригинал Иоакимовской «летописи». История, рассказанная Борщовым, не вызывала бы сомнений, но сам Татищев выдает подлинного автора с головой. «Вениамин монах, – замечает историк в примечании к письму Борщова, – токмо для закрытия вымышлен».

Иными словами, единственным поставщиком «летописи» и ее очевидным автором являлся сам Борщов. Татищев отнесся к полученному сочинению соответственно. Он почти совсем не прибегал к нему в новой редакции тома и только привел текст почти целиком в источниковом обзоре. При этом Татищев отметил, что составлена «летопись» с использованием поздних польских хроник. Таким образом, прав был первый критик Псевдо-Иоакима, знаменитый русский историк начала XIX века Н.М. Карамзин – сам Татищев «не мыслил обманывать». Иоакимовская, к созданию которой он невольно побудил Борщова, была для него ценна лишь как способ изложения своих «догадок». На время – пока, в чем был уверен Татищев, не отыщется «полнейшая история». Другое дело, что и в XVIII, и в ХХ веке нашлось немало охотников обмануться.

Возможно, впрочем, что при создании своей «летописи» Борщов использовал, в том числе, и не дошедшие до нас источники, среди них и довольно древние (скажем, новгородские сказания XIII–XV вв.). Однако разбираться в этом – труд длительный и кропотливый. Далее мы попытаемся рассмотреть, есть ли в уникальных свидетельствах Иоакимовской (особенно в рассказе о крещении Новгорода) хоть какое-то историческое зерно. Сейчас отметим одно – даже источники ее не могут восходить к Х веку. Это не записки современника, а поздний памятник, почти мистификация. И хороший пример того, с какой осторожностью следует относиться к историческим сочинениям позднейших эпох, особенно тогда, когда их подлинные источники мы установить не в силах. Потому и говорилось об этом столь подробно.

О Владимире немало повествуется в иностранных хрониках. Прежде всего, это хроники немецкие. Две великие европейские державы того времени, Священная Римская империя и Русь, находились в тесных дипломатических связях. В Германии внимательно следили за происходящим на востоке Европы. Западная церковь отправляла туда своих миссионеров – другое дело, что они не слишком преуспели. Основной массой свидетельств современников о Владимире мы обязаны именно немецким хронистам и церковным писателям. Западная и Восточная церкви в ту пору еще не порвали друг с другом, и свидетельства «западных» о Руси и ее крестителе подчас весьма доброжелательны.

Любопытные, хотя сильно искаженные свидетельства о Владимире сохранились у историков мусульманского мира. Они, помимо прочего, однозначно подтверждают достоверность русского летописного рассказа о выборе вер – правда, вопреки ясной исторической истине и всем другим источникам, решают исход этого выбора в пользу ислама. Зато труды арабских хронистов-христиан не только излагают события верно, но и существенно дополняют скупые замечания византийских писателей и легендарное повествование русской летописи.

Парадоксально, но факт – среди византийских источников о Руси Владимира повествуют очень и очень немногие. Вскользь упоминаются лишь отдельные факты русско-византийских отношений. И это во времена крещения Руси, как будто важнейшего для этих отношений события! Сам Владимир упоминается только четырежды в двух византийских хрониках XI–XII веков. Причем в половине случаев лишь при описании событий после своей смерти, в связи с деяниями наследников. Уже в позднее Средневековье, в канун османского завоевания Византии, какой-то греческий писатель на основе русских летописей и житий составил сказание о крещении Руси. Там Владимир, разумеется, фигурировал. Но ценность этого обильного на ошибки и путаницу памятника как самостоятельного источника стремится к нулю. Похоже, что, дав Руси христианство, Византия сама не оценила значимости этого события. О том, почему так произошло, еще пойдет речь. Здесь же хотелось бы отметить, что важность византийских свидетельств, пусть отрывочных, все равно очень велика. Как бы то ни было, они опираются на прочную базу записанных показаний современников, способны поправить ошибки и заполнить пробелы русских летописей.

Наконец, в нашем распоряжении есть скандинавские саги. Материал благодатный в том смысле, что позволяет увидеть события так, как видели их сами люди Средневековья. Во всех деталях, в живых красках и речах. Однако записывались саги, даже самые древние, спустя века после кончины Владимира. Уже то, что его имя и вообще сведения о родословии русских князей сохранились в сагах, указывает на их общую достоверность. Но о поздней записи саг, о веках устного предания за любым саговым текстом следует помнить всегда, когда мы читаем их живописные свидетельства. В целом же саги и другие скандинавские памятники – источник по истории Руси ценнейший. Связи между соседями через Балтику были весьма тесны, и влияние Руси на норманнов было не меньшим, а то и большим, чем воздействие самих северных мореходов на Русь. Имя же Владимира оказалось в исторической памяти скандинавов неразрывно связано с его современником, крестителем Норвегии Олавом I. Разные версии «Саги об Олаве Трюггвасоне» и есть основной скандинавский источник о временах русского князя.

При таком состоянии источников неудивительно, что изложение эпохи Владимира порою переходит в разгадывание исторических «головоломок». Что же, занятие это увлекательное и полезное для любого читателя, любящего историю. Поэтому не станем избегать и этого, по необходимости. Пусть читатель вместе с автором и сам судит, какие из расходящихся подчас довольно далеко исторических версий выглядят более убедительно и достоверно.

Итак, вот источники наших знаний о Владимире и его времени. Ниже указываются использованные автором их издания. Все цитаты даются по этим изданиям. Древнерусские тексты везде даются в переводе автора этой книги.

Полное собрание русских летописей:

Т. 1. Лаврентьевская летопись. М., 1997.

Т. 2. Ипатьевская летопись. М., 1998.

Т. 3. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М., 2000.

Т. 4. Ч. 1. Новгородская четвертая летопись. М., 2000.

Т. 6. Вып. 1. Софийская первая летопись старшего извода. М., 2000.

Т. 15. Рогожская летопись. Тверской сборник. М., 2000.

Т. 27. Сокращенный летописный свод 1495 года. М., 1962.

Т. 38. Радзивилловская летопись. Л., 1989.

Т. 41. Летописец Переяславля Суздальского. М., 1995.

Т. 42. Новгородско-Карамзинская летопись. М., 2002.

Татищев В.Н. История Российская. Т. 1–2, 4. М., 1994–1995.

Древнерусские княжеские жития. М., 2001.

Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития. М., 1915.

Святые князья-мученики Борис и Глеб. СПб., 2006.

Слово о Законе и Благодати // Памятники литературы Древней Руси. Т. 12. М., 1994.

Бенешевич В.Н. Памятники древнерусского канонического права. Ч. 2. Пг., 1920.

Древнерусские княжеские уставы XI–XV вв. М., 1976.

Высоцкий С.А. Древнерусские граффити Софии Киевской. Вып. 1. Киев, 1966.

Сотникова М.П. Древнейшие русские монеты X–XI вв. М., 1995.

Ioannes Scylitzae Synopsis historiarum. Berlin – New York, 1973 (научное издание текста «Обзора историй» Иоанна Скилицы).

Ioannis Zonarae Epitome historiarum. Bonnae, 1897 (научное издание текста «Краткой истории» Иоанна Зонары).

Лев Диакон. История. Перевод М.М. Копыленко, комментарий М.Я. Сюзюмова, С.А. Иванова. М., 1986.

Михаил Пселл. Хронография. Краткая история. Перевод и комментарии («Хронография») Я.Н. Любарского. СПб., 2003.

Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX–XI вв. М., 1993 (серия «Древнейшие источники по истории народов Восточной Европы» (ДИ)).

Назаренко А.В. Западноевропейские источники // Древняя Русь в свете зарубежных источников. М., 2000.

Свердлов М.Б. Латиноязычные средневековые источники по истории Древней Руси. Германия. Вып. 1–3. М. – Л., 1989–1990.

Щавелева Н.В. Польские латиноязычные средневековые источники. М., 1990 (ДИ).

Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Яна Длугоша. М., 2004 (ДИ).

Глазырина Т.В. Сага об Ингваре Путешественнике. М., 2002 (ДИ).

Джаксон Т.Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе. Т. 1. М., 1993 (ДИ).

Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. М., 2001 (ДИ).

Рыдзевская Е.А. Древняя Русь и Скандинавия IX–XIV вв. М., 1974.

Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о народах Восточной Европы. Вып. 1–2. М., 1964–1967.

Император Василий Болгаробойца: Извлечение из летописи Яхъи Антиохийского / Пер. В.Р. Розена. СПб., 1883.

Кримський А., Кезьма Т. Оповiдания арабского iсторика XI вiку Абу Шоджi Рудраверьскаго про те, як охрестилася Русь // Ювiлейний збiрник на пошану академiка Д. Богалiя. Киiв, 1927.

Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербента X–XI вв. М., 1963.