Текст книги "Славянская Европа V–VIII веков"

Антам рубежа V–VI вв. Кассиодор отводит территорию к востоку от словен, от Днестра до Днепра. При этом кажется, что южной границей их он полагает Черное море («там, где Понтийское море делает дугу, простираются от Данастра вплоть до Данапра»).[80]80
  Iord. Get. 35.: Свод I. С. 108/109.


[Закрыть] Это в целом соответствует распространению археологических памятников пеньковского (пражско-пеньковского) типа. В сочинении Кассиодора – Иордана говорится также, что анты «самые могущественные из них» (венедов),[81]81
  Iord. Get. 35.: Свод I. С. 108/109.


[Закрыть] то есть сильнее или многочисленнее словен. В конце V – начале VI в. так оно и было, насколько можно судить по данным археологии и письменных источников.

Древнейшая и самая большая группа пеньковских памятников V в. располагалась в бассейне верхнего Днестра. Существовавшие здесь поселения (Рипнев близ истоков Западного Буга, Бовшев, Демьянов на Днестре и др.) характеризуются постепенной сменой черняховских элементов пеньковскими. С другой стороны, для поселений Рипнев, Бовшев и некоторых других в этом регионе (вплоть до притока Днестра Серета) характерно длительное сосуществование пеньковских и пражско-корчакских элементов.[82]82
  Седов, 1982. С. 13, 14, 20, 26, 27.


[Закрыть] Это объяснялось географическим положением верхнеднестровских земель как связующего звена между районами расселения словен в Буковине и на Западном Буге.

Вторая, меньшая группа «промежуточных» черняховско-пеньковских памятников V в. расположена ниже по Днестру, за впадением Збруча (Сокол, Бакота). Здесь также наблюдается взаимодействие поздних черняховцев со словенами. Эти среднеднестровские памятники, соседящие с несомненными пеньковскими, иногда даже считают корчакскими.[83]83
  Седов, 1982. С. 20, 27; Седов 1995. С. 23–24.


[Закрыть] В полном согласии со свидетельством Кассиодора, антские поселения этого времени обнаруживаются только на левом, восточном берегу Днестра. Антов к западу от Днестра Кассиодор еще не знал. Их проникновение за реку в его время еще было незначительным.

Зато готский историк ясно отмечает движение антов к морю, вниз по Днестру. Надо, однако, отметить, что даже при наибольшем распространении пеньковской культуры анты, в отличие от древних черняховцев, не селились непосредственно вблизи моря.[84]84
  Седов, 1982. С. 20


[Закрыть] Для данного же времени речь может идти о проникновении небольших, не закрепившихся еще на новых землях групп антов в не имевшее оседлого населения Нижнее Поднестровье.

В конце V в. уже произошло значительное продвижение антов на восток, в глубь лесостепных возвышенностей Восточной Европы. Возникли антские поселения в среднем течении Южного Буга (Куня и др.).[85]85
  Седов, 1982. С. 26.


[Закрыть] Продвинувшись еще дальше на восток, анты достигли Днепра и, по меньшей мере, в одном месте перешли реку. На левом берегу, за впадением Сулы возникло пеньковское поселение Жовнин.[86]86
  Седов, 1982. С. 26


[Закрыть]

Выше по Днепру анты обосновались на правобережье среднего Днепра, в районе будущего Киева. О первоначально антском заселении Киевской земли свидетельствует антропологический тип населения, восходящий к черняховской эпохе, и длительное отсутствие здесь курганных погребений.[87]87
  Седов, 1982. С. 8, 108, 112.


[Закрыть] В конце V – начале VI в. возникает первое поселение (быть может, уже укрепленное) на Старокиевской горе.[88]88
  Рыбаков Б.А. Город Кия.// Вопросы истории, № 5, 1980. С. 31 след.


[Закрыть] Оно стало передовым форпостом антского расселения в Поднепровье, хотя уверенно начинать отсюда историю города Киева проблематично.

В Среднем Поднепровье антское расселение захватило южную область древней киевской культуры. Существуют разные точки зрения на степень участия «киевских» племен в сложении пеньковской культуры, но само это участие сомнений не вызывает. Особенно это касается пеньковских памятников VI в. на левобережье Днепра.[89]89
  Седов, 1982. С. 27–28; Славяне и их соседи 1993. С. 122.


[Закрыть] Их основные культурные черты складываются в Поднепровье в конце V в., в процессе синтеза «киевских» и пришедших с запада элементов.

На основной территории киевской культуры в Подесенье и Верхнем Поднепровье к концу V в. на основе предшествующей сложилась новая колочинская культура.[90]90
  Седов, 1982. С. 29–34; Славяне и их соседи 1993. C. 122.


[Закрыть] Высказывалось мнение о ее славянской принадлежности, связанное с гипотезой о славянской принадлежности и самих киевских памятников.[91]91
  Третьяков П.Н. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М., 1966. С. 259–264; Третьяков П.Н. Древности второй и третьей четвертей I тысячелетия до н. э. в Верхнем и Среднем Подесенье// Раннесредневековые славянские древности. Л., 1974. С. 49 след.


[Закрыть] Однако колочинская культура гораздо теснее связана с балтской культурой Тушемли-Банцеровщины в Верхнем Поднепровье и в прилегающих областях, чем с пражско-пеньковской. Влияние последней вполне объяснимо межкультурными контактами. В целом колочинская культура входит в восточно-балтскую культурную область.[92]92
  Седов, 1982. С. 29, 33–34; ср.: Терпиловский Р. В. Ранние славяне Подесенья III–V вв. Киев, 1984. С. 74–83. Судя по аргументации Р.В. Терпиловского и Е.В. Максимова, «нет ни археологических, ни лингвистических оснований для соотнесения всех этих родственных между собой групп памятников [киевских, колочинских и т. д.] со славянским населением». Тем не менее делается «вывод о принадлежности киевской культуры одной из крупных групп предков ранних исторических славян» (Славяне и их соседи 1993. С. 122). В справедливости этого осторожного определения сомневаться не стоит. Вместе с тем – с учетом вышесказанного – ясно, что считать колочинцев или «киевцев» славянами оснований нет, кроме социально-экономического и культурного сходства. Соседние, родственные и сходные по хозяйственному типу народы – славяне и восточные балты, – естественно, должны быть отчасти близки с точки зрения общественного уклада и быта.


[Закрыть]

Кассиодор в полном соответствии с имеющимися у нас археологическими данными отводит балтам (эстиям) обширную территорию на северо-востоке Европы. Их южными (с учетом размещения венедов, юго-восточными) соседями он полагает акацир,[93]93
  Iord. Get. 36.: Свод I. С. 108/109.


[Закрыть] известных как гуннское кочевое племя. Очевидно, что колочинская культура и соответствует южному пределу эстиев по Кассиодору. Границей между эстиями-колочинцами и акацирами была река Сейм, хотя колочинские памятники VI–VII вв. встречаются и между Сеймом и Сулой, и в верховьях Псела.[94]94
  См. карты: Седов, 1982. С. 20, 31.


[Закрыть]

Восточными соседями антов были гуннские (тюркоязычные) кочевые и полукочевые племена. В верховьях Северского Донца и левых притоков нижнего Днепра обитали акациры. К югу от них, в Тавриде и Приазовье, кочевали болгары, достигавшие в западных походах границ Империи в Нижнем Подунавье. Дальше к востоку располагались кочевья савир и других гуннских племен.

Кочевников бассейна Днепра – акацир и болгар – сближала с антами общая аланская (и шире – черняховская) основа их культуры. В лесостепной полосе аланы растворялись в праславянской среде, что и привело к сложению славяноязычной антской общности. В степи же аланские племена, иногда сохраняя автономию, вливались в гунно-болгарские кочевые объединения, постепенно перенимали обычаи и язык пришедших с востока кочевников. Это привело к сложению степной «болгаро-аланской» культуры во многом на аланской основе.

Земли по Суле и Пселу еще с черняховской поры занимало племя или племенное объединение аланских кочевников с названием от основы seu ‘черный’. Они были потомками древних саваров.[95]95
  Их упоминает Птолемей (Свод I. С. 50/51), локализуя близ Уральских гор (вероятно, южной оконечности). Возможно, упоминание Саурики за Доном на Певтингеровой карте фиксирует движение саваров на запад. Очевидно, сюда же относится гуннский этноним «савиры» как результат гунно-аланского смешения.


[Закрыть] Это название отразилось в позднейших названиях славянского племенного союза северов и этнографической группы севруков (славянизированных потомков кочевников).[96]96
  Топоров В.Н., Трубачев О.Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья. М., 1962. С. 226; Седов, 1982. С. 138. Ср. еще Sebbirozi и Zabrozi Баварского географа (Назаренко 1993. С. 13/14). Из них первое явно отражает славянское «северцы»; возможно, от того же корня и второе. Но предпочтительнее возводить его к самоназванию не иранцев, позднейших севруков, а гуннов – савир.


[Закрыть] Эти аланы входили в состав гуннского племенного союза акацир.

Перейдя Днепр близ впадения Сулы, анты сразу же вступили в контакт с гунно-аланскими кочевниками. Присутствие довольно значительного числа «алано-болгар» отмечено на поселении Жовнин.[97]97
  Седов, 1982. С. 24.


[Закрыть] Именно в Нижнем Посулье в результате смешения антов с местными аланами в начале VI в. сложилось антское племя северов. Это было именно небольшое племя, еще не продвинувшееся в глубь будущей Северской земли. Основная ее территория была пока занята аланскими предками севруков и акацирами. Но возникновение племени северов следует все же относить ко времени, предшествующему миграции антов в придунайские области в первой половине VI в. Имя северов в VII–VIII вв. отмечено среди дунайских славян.

В контактной зоне между антами и акацирами возник и славянский этноним «хозирцы», упоминаемый Баварским географом.[98]98
  Назаренко, 1993. С. 13/14.


[Закрыть] Произойти это могло так же еще в начале VI в. Можно еще сопоставить упоминаемых тем же автором славян Zabrozi с названием другого гуннского племени – савир.

К раннему периоду сложения пеньковской культуры следует относить и другие славянские этнонимы в древнем антском ареале, в которых прослеживаются иранские корни. Прежде всего, это племенное название «хорваты» (*хъrvate), первоначально относившееся к жителям Верхнего Поднестровья. Это название было, по мнению ряда лингвистов, народной иранской формой этнонима «сарматы» (по происхождению индоарийского) – отсюда собственное имя «Хорват» в сарматской среде II–III вв.[99]99
  ЭССЯ. Вып. 4. С. 149–152.


[Закрыть] Первоначально алано-сарматы бассейна Верхнего Днестра называли себя так в отличие от славяноязычных переселенцев. Затем название стало обозначать уже племя или племенную общность славяноязычных антов, причем в контактной антско-словенской зоне. Последнее обстоятельство могло служить сохранению названия – анты как потомки сарматов противополагали себя словенам. В именовании прикарпатских хорватов «белыми», то есть западными, можно увидеть некую параллель со смыслом самого слова «анты». Белые хорваты – ‘западные, «внешние» («антские») сарматы’.

Еще один славянский этноним с иранским корнем – «тиверцы». В раннем средневековье так именовались восточные славяне, жившие в Поднестровье. Название толкуется как «днестровцы» (от иранского названия Днестра) и, несомненно, возникло уже на славянской языковой почве.[100]100
  Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М., 1986. Т. IV. С. 55. О возможной связи с Attorozi (и Aturezani?) Баварского географа см.: Назаренко, 1993. С. 29–30 (Прим. 30), 31 (Прим. 46).


[Закрыть] Но собственно славянское название реки – *Dъnestrъ – дако-фракийского происхождения, хотя в конечном счете также восходит к иранским языкам.[101]101
  ЭССЯ. Вып. 5. С. 183. Аналогично и происхождение гидронима *Dъneprъ (ЭССЯ. Вып. 5. С. 182). Вероятнее всего возводить эти названия к контактам праславян с антами и дакийцами в начале черняховского периода.


[Закрыть] Племенное имя тиверцев появилось в период, непосредственно следующий за славяно-иранскими контактами времен формирования пеньковской культуры. В ходе этих контактов одна из групп славяноязычных антов заимствовала иранское название реки. Племя тиверцев, ставшее основой племенного союза, сложилось на южной периферии поднестровского антского ареала конца V в. – в районе поселений Сокол и Бакота. Оттуда анты двигались дальше вниз по Днестру, в районы позднейшего обитания тиверцев. Это название, соответственно, получило антское население Среднего и Нижнего Поднестровья.

К тому же периоду и к антам же восходит и ряд других славянских этнонимов неславянского происхождения. Σαγουδαται греческих авторов – название, скорее всего, тюркское, хотя и с иранской основой. Этимология Willerozi Баварского географа неясна, но почти наверняка неславянская, как и во всех названиях на – rozi/-рци. Изначально в числе антских племен должны были находиться и сербы. Название этого славянского народа берет свое начало в скифо-сарматских степях, где и упоминается античными авторами.[102]102
  Птолемей говорит о сербах (к западу от Нижней Волги – Свод I. С. 52/53) вполне определенно. О.Н. Трубачев обосновывал для этнонима «сербы» индоарийскую этимологию (Трубачев, 1999. С. 74–75, 277) и связывал его с синдо-меотскими племенами, что в целом соответствует данным Птолемея.


[Закрыть] Славяне-сербы, подобно хорватам, также издревле именовались «белыми». Первоначальная локализация всех этих антских племен нам неизвестна.

На рубеже V–VI вв. анты освоили практически всю территорию, еще занимавшуюся к середине V в. черняховскими племенами. Отношения их с соседями в этот период первоначального расселения, судя по всему, были в основном мирными. Однако характеристика антов Кассиодором как «самых могущественных» все же наводит на мысль, что им доводилось меряться силами с соседями. Если поселение на Старокиевской горе конца V – начала VI в. действительно было укреплено, это может свидетельствовать о сложных отношениях с колочинскими племенами. С другой стороны, археологический материал свидетельствует о взаимопроникновении колочинского и пеньковского населения, затрагивавшем отнюдь не только приграничную полосу.[103]103
  См.: Седов, 1982. С. 12 (находки керамики колочинского типа на поселении Рашков), 22 (о близких к колочинским домах с центральным столбом на днестровских поселениях), 26, 30, 33, 40. Впрочем, колочинские женщины, изготавливавшие посуду на антских поселениях, могли быть и полнянками.


[Закрыть]

Главную роль для антов этого периода, несомненно, играли контакты с кочевниками. Эти контакты были продолжением самого процесса формирования пеньковской культуры из симбиоза элементов славянских (пражских) и балто-славянских (киевских), с одной стороны, и полуиранских (черняховских) – с другой. Соответственно, они носили на том этапе мирный характер. Материалы поселения Жовнин (как и ряда более поздних) свидетельствуют о мирном проживании алано-болгарских выходцев на антских поселениях; кочевая культура оказывала существенное воздействие на пеньковцев.[104]104
  Седов, 1982. С. 24. М.И. Артамонов даже выделял из пеньковской особую «пастырскую культуру» и относил ее болгарскому племени кутригур (Артамонов М.И. Етническата принадлежност и историческоото значение на пастирската култура// Археология. № 3. София, 1969. С. 1 след.).


[Закрыть]

Тесные этнические контакты подразумевали и некие формы политических связей. После гибели державы Аттилы новая консолидация сил Степи начинается только с конца V в. Центром ее стали области между Доном и Волгой, где разместилось мощное племенное объединение савир.[105]105
  См.: Плетнева С.А. Хазары. М., 1986. С. 15–18.


[Закрыть] Савиры были опасными противниками персидской державы Сасанидов, не раз беспокоившими ее кавказские границы. В савирское объединение входили хазары (акациры?), аланы, болгары (или какая-то часть тех и других).

В одном из набегов на владения Сасанидов в конце V в., если верить азербайджанскому автору XV в. Захир-ад-дину Мараши, участвовали и какие-то «славяне». Напав вместе с «хазарами» на Дербент, они были разгромлены сасанидским военачальником Джамаспом.[106]106
  Дорн Б. Каспий. О походах русов в Табаристан. СПб., 1875. С. 37. После этого Джамасп якобы «завладел и странами обоих народов». Это выглядит уже как чистый, хотя, возможно и древний вымысел. Невероятно полагать, что в своей акции возмездия Джамасп достиг каких бы то ни было славянских (антских или тем более словенских) земель.


[Закрыть] Появление здесь «славян» вместо ожидаемых антов вполне объяснимо. На целое (славяноязычные племена) переносится более известное и единственно понятное позднему автору название части. Подобно этому и сами савиры у большинства мусульманских историков почти всегда, как и в данном случае, подменяются хазарами. Имя славян могло появиться у персидских авторов позже, с VI в.

Итак, если данное известие достоверно, оно свидетельствует о военно-политическом союзе антов с савирским союзом гуннских и аланских племен конца V в. (ср. Zabrozi Баварского географа). Мысль о вхождении антов непосредственно в этот союз опровергается и изолированностью факта, и ясным свидетельством сочинения Иордана об антах как могущественном и самостоятельном народе. Военно-политические контакты антов (и словен) с гуннским кочевым миром нашли свое продолжение в первой половине VI в., в ходе продвижения славянских племен на Балканы и войн с Империей.

В первых десятилетиях VI в., позднее времени, отражаемого известиями Кассиодора, происходит расселение племен пеньковской культуры на запад от Днестра.[107]107
  Balcano-Slavica. I. Beograd, 1972. P. 9–42; Федоров – Полевой, 1973. С. 293–297 (о расселении славян из Прутско-Днестровских областей, то есть носителей пеньковской керамики и антских украшений – пальчатых фибул, в Румынии); Седов 1982. С. 19–20.


[Закрыть] Причины этого движения не вполне ясны. С одной стороны, оно могло быть следствием естественного расселения антов вдоль водных артерий – Днестра и Прута. Но в передвижение оказались втянуты и крайне удаленные от тех мест антские племена, в том числе одно из самых восточных – северы. Колочинская керамика найдена на поселении Рашков в Буковине.[108]108
  Седов, 1982. С. 12.


[Закрыть] На движение антов повлияла активизация в Подунавье болгар. Их набеги на дунайскую границу Империи становятся чаще с рубежа V–VI вв.[109]109
  Об этом см.: Moravcsik G. Byzantinoturcica. Berlin, 1958. B. 1. S. 108.


[Закрыть]

Прежде всего, анты заняли значительную часть Прутско-Днестровского междуречья. Районом наиболее плотного антского расселения и тогда остались земли в бассейне верхнего и среднего Днестра с прилегающей частью междуречья. Антское население (в основном хорваты) здесь абсолютно преобладало над словенским.[110]110
  См. карты: Седов, 1982. С. 13, 20.


[Закрыть] На юге Среднего и в Нижнем Поднестровье возник в VI в. второй очаг расселения антов в регионе. Анты (тиверцы) осели на правом, западном берегу реки и по ее притокам (Реуш, Бык и др.). Реже встречаются антские поселения вниз по Пруту. Здесь обосновались отдельные разрозненные группы антов. У моря и дельты Дуная анты не селились.[111]111
  Седов, 1982. С. 20.


[Закрыть]

Основной поток западной миграции двинулся в уже занятые словенами земли Буковины, к югу от верховий Прута. Довольно плотно заселив эту область, анты тронулись вниз по Сирету, местами переходя реку. В итоге древнейшие словенские поселения Буковины и Молдовы (Рашков, Кодын, Гореча, Ботошаны) оказались смешанными по составу населения, антско-словенскими. Отдельные чисто антские поселения возникли в междуречье Прута и Сирета.[112]112
  Седов, 1982. С. 12, 13, 19–20. Ср.: Федоров – Полевой, 1973. С. 293–296.


[Закрыть]

В итоге своего продвижения по долине Сирета и вдоль Карпат на юг анты заняли довольно обширные пространства в древней Дакии – позднейшую Буковину, Молдову, северо-восток Мунтении (Валахии восточнее Олта). Они вышли к Дунаю немногим выше его дельты.[113]113
  Федоров – Полевой, 1973. С. 293–294; Седов, 1982. С. 20.


[Закрыть] Значительная часть этой территории (по крайней мере, на севере) была уже освоена словенами. Отношения между двумя группами славяноязычного населения в то время были мирными. Анты были более многочисленны и лучше организованы. Они без каких-либо конфликтов селились на словенских поселениях или чересполосно с ними.

Мирное совместное проживание словен и антов отмечено, прежде всего, на поселениях Буковины и Северной Молдовы (Кодын, Гореча, Каменка и др.). Некоторые из них, как уже говорилось, возникли как словенские еще до прихода антов. Словене расселялись вместе с антами и дальше на юг, в Подунавье, что отмечено в археологическом материале Мунтении. Корчакская и пеньковская керамика сочетаются в чуть более позднем могильнике Сэрата-Монтеору (северо-восток Мунтении).[114]114
  Balcano-Slavica 1972; Федоров – Полевой, 1973. С. 296–297; Седов, 1982. С. 19.


[Закрыть] В политическом плане более сильные анты, конечно, лидировали в этом симбиозе.

Родственные словене не оказали сопротивления антской миграции. Зато она натолкнулась на естественную враждебность местного романизированного дакийского населения, сосредоточенного в горных областях. С немногочисленными словенами дакийцы сосуществовали в основном мирно, но приход многолюдного, хорошо организованного потока переселенцев не мог не вызвать осложнений.

Отголоски преданий о враждебности «волохов» сохранились в «Повести временных лет».[115]115
  ПСРЛ. Т. 1. Стб. 6, 11.


[Закрыть] Косвенным их подтверждением может служить восприятие славянами (именно в Дакии) мифологизированного образа римского императора Траяна. У румын Троян – эпический герой. Сербы же и восточные славяне восприняли его как враждебное божество подземного мира.

К 540-м гг. анты лучше других придунайских соседей Империи были обучены навыкам войны в горной местности.[116]116
  Proc. Bell. Goth. VII. 22: 1.: Свод I. С. 186/187 (ср. примечание Л.А. Гиндина, В.Л. Цымбурского и С.А. Иванова – Свод I. С. 233. Прим. 118).


[Закрыть] Выработаться эти навыки могли только в Карпатах и в длительной борьбе с местными жителями.

Вместе с тем сопротивление дакийцев, хотя бы упорное и продолжительное, не могло быть организованным и действенным. Славянское (анто-словенское) расселение беспрепятственно продолжалось. Аборигенам, лишенным политической организации и давно брошенным Империей на произвол судьбы, в итоге оставалось только отступить в недоступные и ненужные завоевателям горы или смириться.

В последнем случае они могли оставаться на своих землях. Серьезной угрозы для антов подчинившиеся местные жители не представляли. Славяне воспринимали их в первую очередь как пастухов. Потому славянское название восточных романцев «волохи» перекликается с именем «скотьего бога» славян Волоса.

Острее всего конфликт проявился при первом приходе антов на Буковину. Недаром с начала VI в. совместное проживание аборигенов и словен на тамошних поселениях прерывается.[117]117
  Славяне и их соседи, 1993. С. 178.


[Закрыть] Неассимилированные потомки создателей культуры карпатских курганов были вытеснены на юг или в горы. По мере продвижения антов дальше на юг, однако, напряженность между пришельцами и местными жителями спадала. На ряде поселений Молдовы и Мунтении (Ботошаны, Тырпешти и др.) совместное проживание словен и антов с волохами отмечено и в VI в.[118]118
  Федоров – Полевой, 1973. С. 294.


[Закрыть]

Волохи, селившиеся со славянами, неизбежно включались в славянское общество и в политическом плане подчинялись антам и словенам. Скорее всего, именно это имел в виду ученый грек середины VI в., когда не без презрения говорил о «данувиях», что они «подчиняются и повинуются всякому».[119]119
  Псевдо-Кесарий (Свод I. С. 254). Некоторые исследователи считали фисонитов (данубиев) Псевдо-Кесария мифическим народом, что противоречит их четкой локализации. Л. Нидерле отождествил их в итоге со славянами-дунайцами (Нидерле Л. Славянские древности. М., 2000. С. 485), что с учетом противопоставления словен и фисонитов в автора совершенно невероятно. Скорее всего, данувии – тогдашнее самоназвание рипианов (в Дакии по обе стороны Дуная), которые, по словам Псевдо-Кесария, называют Данувием Дунай (Свод I. С. 255).


[Закрыть] Тот же автор (Псевдо-Кесарий) приписывает им воздержание «от обжорства» и даже вегетарианство.[120]120
  Свод I. С. 254.


[Закрыть] Это может быть отголосок каких-то повинностей данубиев, связанных с поставками скота антским и словенским племенам.

Ипотештинский сосуд

Особенно ярко симбиоз славянского и восточно-романского населения проявился в рамках культурной группы Ипотешти – Кындешти – Чурел (иногда выделяется в особую археологическую культуру). Ее основными создателями были словене, носители пражско-корчакской культуры. Увлеченные миграцией антов и отчасти смешавшиеся с ними, эти словене заселили земли немногим южнее и западнее основных земель сородичей – в центральной и северной Мунтении, местами приближаясь к Дунаю. Отдельные группы позднее продвинулись и дальше на запад, даже за Олт, в Олтению. Именно эта культура VI–VII вв. с преобладанием и возрастанием корчакского элемента, соответствует придунайским словенам, о которых говорят греческие авторы и русская летопись.[121]121
  Федоров – Полевой, 1973. С. 297–298; Comşa M. Die Slawen im Karpatisch-donauländischen Raum im 6–7 Jh.// Zeitschrift für Archäologie. 1974. B. 7; Kurnatovska Z. Die “Sclaveni” im Lichte der archäologischen Quellen// Archeologia Polska. Wroclaw, 1974. Vol. 15.


[Закрыть]

Первоначально дунайские словене должны были входить в антскую племенную общность как некая автономная единица. Судя по некоторым типично «пеньковским» находкам (отдельные типы керамики, бронзовые пальчатые фибулы[122]122
  См.: Федоров – Полевой, 1973. С. 293, 298; Седов, 1995. С. 95–100.


[Закрыть]), анты жили на поселениях типа Ипотешти вместе со словенами, постепенно растворяясь в их среде.

Третьим этническим элементом культуры Ипотешти – Кындешти – Чурел было местное романизированное население. Рядом со словенами и смешивавшимися с ними антами в Мунтении проживало несколько более развитое в культурном и экономическом плане население, находившееся под воздействием имперской культуры Задунавья. Оно оставило большое количество керамики провинциально-римского типа, изготовленной на гончарном круге. С тем же элементом связаны некоторые находки византийского происхождения на памятниках этой группы. Часть находок можно объяснить пребыванием в среде славян VI–VII вв. пленников из Задунавья. Но количество и качество материала убеждают многих археологов в наличии на поселениях типа Ипотешти постоянного романо-дакийского населения. Оно мирно сосуществовало со славянами и оказывало на них разноплановое воздействие.[123]123
  Федоров – Полевой, 1973. С. 298.


[Закрыть] Это явление было наследием традиций мирного сожительства словен и дакийцев в восточных карпатских областях.

Тесные контакты славянского и романского населения, длительное их совместное проживание подтверждают и языковые материалы. В общеславянском языке появился довольно мощный пласт заимствований из латинского, в том числе и более или менее явные восточнороманские диалектизмы. Выделяется группа терминов, связанных со скотоводством,[124]124
  *byvolъ ‘буйвол, вол’ (ЭССЯ. Вып. 3. С. 158–159); *capъ ‘козел’ (ЭССЯ. Вып. 3. С. 172–173); *koљara ‘загон для скота’ (ЭССЯ. Вып. 11. С. 183–185); *mьrtьčina ‘падаль’ (ЭССЯ. Вып. 21. С. 151 – возможно, отчасти связано с исконнославянским *mьrtvьčina) и т. д. К балканским романским могут быть отнесены те заимствования из классической и народной латыни, которые отложились в восточной группе южнославянских языков (болгарском, македонском), а также заимствования с более или менее ясными восточнороманскими диалектными чертами. Им противостоит группа альпийских романских заимствований, отсутствующих или слабо представленных в восточных южнославянских языках (например, *xolča, *loktika).


[Закрыть] но, в общем, заимствования касаются разных областей хозяйства, быта, обрядности, социального устройства.[125]125
  Термины, связанные с бытом (*ban’a, *jьstъba, а также *bъtъ, *bъtarь – ‘боченок’), денежным обращением (*cęta), садоводством и растительностью вообще (*čerљьna ‘черешня’, *kdun’a ‘айва’, но и *baka ‘ива’), виноделием (*mъstъ ‘муст’) и др. – см. ЭССЯ.


[Закрыть] В свою очередь, восточные романцы заимствовали у славян термины, связанные с земледелием и ремеслом (особенно деревообработкой),[126]126
  См., в частности: Рикман Э.А. К вопросу о славянских чертах в народной материальной культуре Молдавии// Краткие сообщения Института истории материальной культуры. 1954. Вып. 56.


[Закрыть] мифологические понятия (например, «вырколак» – оборотень, дух затмения).

Отдельные группы словен и антов уже в первой половине VI в. проникают в южные горные области позднейшей Трансильвании, входившие тогда в королевство гепидов. Это было мирное проникновение небольших групп земледельцев. Пребывание славян отмечено здесь на гепидо-романском поселении V–VI вв. Братей.[127]127
  Федоров – Полевой, 1973. С. 286.


[Закрыть]

Славяне продвигались к Среднедунайской низменности и по другим направлениям. Две группы словен с верховий Сана и Днестра в VI в. пересекли Карпаты и обосновались в верховьях Тисы (будущая Подкарпатская Русь – Закарпатская Украина). Возникли, соответственно, две группы поселений – в районе Ужгорода и на самой Тисе (Чепа, Дяково). Здешние словене по материальной культуре были близки к северным сородичам, но имели и яркие особенности.[128]128
  Седов, 1982. С. 14, 18.


[Закрыть] Они явно смешались с местными жителями. Имеются некоторые, хотя и не прямые, параллели с погребальным обрядом культуры карпатских курганов.[129]129
  Ср.: Седов, 1982. С. 18; Славяне и их соседи 1993. С. 174 – словене Закарпатья хоронили умерших в грунтовых могилах, ставя урны с остатками кремации на кострищах с вымостками из камней; их предшественники же хоронили своих умерших в курганах, ставя урны в ямки, вырытые под кострищем, прикрытые каменной плитой.


[Закрыть]

Еще одна группа словен около того же времени продвинулась от Моравы в равнинные приречные области юго-западной Словакии.[130]130
  Sklenář 1974. S. 272, 280; Седов, 1995. С. 24.


[Закрыть] Отсюда словене вытеснили немногочисленное оседлое или полуоседлое гуннское население – потомков подданных Аттилы.[131]131
  См.: Sklenář 1974. S. 271, 345.


[Закрыть]

Другим направлением миграции из Поморавья в первой половине VI в. стал путь на нагорья, лежавшие к северо-западу. Словен, конечно, привлекали не горы, а пригодные для земледелия долины Влтавы и Огрже – левых притоков верхней Эльбы. Двигались они сперва вверх по Йиглаве, притоку Моравы, а от ее истоков – по Лужнице и Влтаве.

Всех жителей этой страны, издавна именовавшейся Богемией по древнему кельтскому племени бойев, праславяне столь же издавна называли чехами (своеобразная калька племенного имени бойев со значением «ударяющие»[132]132
  См.: ЭССЯ. Вып. 4. С. 33–35. Это обстоятельство осознавалось и западноевропейскими средневековыми авторами, которые издревле переводили название «чехи» как «богемцы» (например, «бехеймары» у Баварского географа – Назаренко, 1993. С. 13/14 – один из немногих переведенных у него славянских этнонимов).


[Закрыть]). Подобно тому, как германские племена маркоманнов в Богемии приняли имя прежних ее обитателей (бойо-вары, бавары), первые словене, осевшие в стране, взяли себе имя чехов. Согласно чешскому хронисту Козьме Пражскому (первая четверть XII в.), первые чехи осели между впадениями Огрже и Влтавы, близ горы Ржип. В хронике Козьмы впервые приводится и предание о мифическом предводителе Чехе, якобы приведшем первых жителей в эту «обетованную страну», в честь чего они и дали ей имя вождя.[133]133
  Козьма Пражский. Чешская хроника. М., 1962. Гл. 2. С. 33–34.


[Закрыть]

Далимил (XIV в.) несколько дополняет легенду о Чехе, утверждая, что он был знатный изгой из «Хорватии» и имел шестерых братьев.[134]134
  Dalimil. Kap. 2: 1–40. З. Неедлы придал большое значение приходу Чеха у Далимила из «Хорватии», считая возможным видеть здесь отражение некой миграции из чешской «Белой Хорватии» на юго-восток, в долину Влтавы: Needly Z. Starĕ povĕsti českĕ historickэ pramen. Praha, 1953. S. 16–49. В свете археологических данных о заселении Чехии в первой половине VI в., а также очевидного прихода хорватов из Поднестровья в Чехию только после аварского вторжения ок. 560 г. представляется предпочтительным считать иначе. Наличие в Чехии области хорватов могло побудить Далимила перенести в балканскую Хорватию (в хронике – «Есть в сербском языке земля, ей же Хорваты имя») легендарную дунайскую прародину славян. Толкование племенного названия «чехи» от личного «княжеского» имени Чеслав позволило бы видеть в Чехе историческое лицо, но эта заманчивая перспектива опровергается лингвистами (См.: ЭССЯ. Вып. 4. С. 34). Очевидно, Чех лишь персонифицирует в своем образе группу словен, пришедшую на полупустынные земли древней Богемии в первой половине VI в. Можно добавить, что в XIII в. предание о Чехе уже было воспринято польскими хронистами. У Богухвала (Великая хроника. С. 52) Чех – младший из трех сыновей Пана, родоначальника славян, вышедших из Паннонии и давших начало королевствам лехитов (от Леха), русов (от Руса) и чехов (от Чеха). Чешский хронист Гаек из Либочан (XVI в.) существенно дополняет предание о Чехе как другими устными традициями, так и собственными домыслами. Представляет интерес сказание о братьях Госте и Черноусе, которые хотели удалиться от горы Ржип, но Чех, разрешив им выделиться, отсоветовал уходить далеко (Václav Hájek z Libočan. Kronika česká. Praha, 1981. S. 50–51). Предание отражает стремление чехов к компактному проживанию в окружении «немцев».


[Закрыть] Последний мотив отражает древнейшее деление чехов на «роды», затем разросшиеся в отдельные племена. Точное количество этих «родов», однако, определять на основе известия Далимила о семи братьях-родоначальниках невозможно. Семь – типичное «фольклорное» число.

Хозяйственные постройки славян в Бржезно

Одно из древнейших словенских поселений чешских земель – Бржезно на Огрже. Оно возникло как германское. Словене пришли позднее и стали жить вместе с германцами. Германцы тесно контактировали со словенами, постепенно растворяясь в их среде.[135]135
  Sklenář 1974. S. 272, 275–276; Седов, 1995. С. 28.


[Закрыть] Столь же мирно шло расселение словен и в других районах древней страны бойев. Древние чехи расселились по Огрже и Влтаве, включая район будущей Праги. На территории города найден могильник, относящийся к первой фазе славянского расселения. Одно поселение уже в начале VI в. возникло далеко на север по Эльбе, в ее междуречье с Заале.[136]136
  Sklenář 1974. S. 272; Седов 1995. С. 28.


[Закрыть] Германское население Богемии все сильнее редело – лангобарды переселялись в Паннонию, а бавары – в Норик. К середине VI в. славянскими считались не только области, примыкавшие с севера к лангобардской Паннонии и гепидской Западной Дакии, но и земли, граничившие с остготскими владениями в Норике.[137]137
  Proc. Bell. Goth. VII. 35: 16, 21–22.: Свод I. С. 188–191 – явное свидетельство того, что словенские земли примыкали с севера к распадавшемуся готскому королевству. Глухим и совершенно искаженным припоминанием подлинных обстоятельств прихода славян на место германцев в Центральной Европе выглядит свидетельство Баварской хроники XIII в. о захвате «рутенами и славянами» – «детьми Хама» земель германцев («детей Яфета») то ли от Днепра «вплоть до Дуная и Вислы», то ли даже «от Русии до Рейна». Германцы будто бы бежали от них морем из «Средней Азии» и «Верхней Русии» («за Киевом») на «нижние острова Запада» (Свердлов М.Б. Латиноязычные источники по истории Древней Руси: Германия. Вторая половина XII–XIII в. М. – Л., 1990. С. 394–395). Это крайне тенденциозное сообщение, представляющее собой при всей краткости чудовищную смесь самых разных исторических и псевдоисторических источников, тем не менее, как можно видеть, содержит некое реальное зерно.


[Закрыть]