Текст книги "Аз Бога Ведаю!"

Свершилась месть! И тризна удалась на славу! Но созерцая сечу, княгиня уж мыслила о новой мести – о свадьбе с князем Малом. И веселил ее грядущий пир!

– Годи, князь Мал! – кричала она в сторону Искоростеня. – Твоих сватов я схоронила. Мне не нужны сваты! А любо самой тебя сватать! Годи, скоро пошлю к тебе послов, как ты послал. Возьму тебя за себя – лишь тогда вдовье сердце обретет покой!

Но вот оборвалось ее веселье. Почудилось, будто за шатрами идет Креслава с княжичем на руках! Вид этот, призрак обезволил разум! Лицо искривилось в страхе, и дрогнули уста…

Видение пропало, но вот опять появилось – еще ближе! Трехокая жена с чадом у груди: Креслава и Святослав!

Тут проснулось материнское сердце: ей увиделся божий знак! Она устремилась за видением, да на пути стоял кровавый поток! Вкусившая не влаги дождевой, но крови, земля уж более не принимала ее. Страшась войти в эту реку, княгиня крикнула:

– Сын! Сыне мой? Князь!

Святослав не услышал, прильнув к груди Креславы. Тогда княгиня закричала подобно боевому рогу, пронзая голосом пространство:

– Отдай мне сына!

Все смертные оцепенели, услышав этот глас, но ничего не увидели. Разве что легкий ветерок стелил дорожкой травы.

Отбросив страх, она вступила в поток: кровь обварила ноги, обагрила стан. Хмельная местью душа вмиг отрезвела, и разум просветлел.

Среди пьяной тризны, среди живых и мертвых она бродила, как слепая, и сама по сути была ни мертвой, ни живой. Она опускалась к воде, но вспоенная кровью река была огненной, она сходила на холмы – там буйствовал горячий ветер, обжигающий землю. А призрак – Креслава с княжичем – бежал и бежал впереди и все выше тянул в небо. Та, что вызвалась сопровождать князя Игоря в Последний Путь, теперь уводила по нему сына Святослава!

Тогда княгиня опустилась на колени и взмолилась к сыну, как молится только мать:

– О светлый мой сыне! Останься на земле!

И чудо свершилось! Этот тихий шепот услышал Святослав.

– Отпусти меня, Креслава, – попросил он. – Мне любо на пути твоем. Но мой рок – пройти земной. Мать позвала меня.

– Добро, тресветлый, отпущу, – согласилась трехокая. – Но прежде усыплю тебя, чтобы Тьма не погасила свет твоих очей. Спи до поры, придет срок, и я разбужу тебя.

На руках, как в колыбели, она укачала князя. Он смежил веки, и сладкий сон, наполнив его суть, истек из приоткрытых уст. И грезились ему не сны-обманы, не сказы чародея Дремы, а светлые Чертоги. Во сне князь вел беседу – то слушал, тихо улыбаясь, то шевелил устами, произнося никому не ведомые слова.

Княгиня же, помолившись к сыну, припала к земле: исслабла телом и духом, ровно от тяжких трудов. И в тот же миг очи исполнились слезами и хлынули ручьем! И были они первыми за все время тризны.

Омытый взор стал ясным, и пламя алое исчезло. Она увидела рощу – капище древлян, а посередине ее великий дуб – суть Дерево Жизни. Из-под корней его бил светлый ключ, а в кроне щебетали птицы.

Под Древом, на листве, спал безмятежно Святослав, и Знак Рода в мочке уха хранил и жизнь и сон…

8

Он ощутил себя могучим; он мыслил править миром…

И правил бы, но рохданит, живущий под звездой, водрузил Венец и отнял покой. Много дней каган метался по степи со свитой, наезжая то в Итиль, то в райский сад на озере Вршан, и всякий раз вновь возвращался к Саркелу – к месту, где утратил уверенность в собственном могуществе. Мучимый, мыслями о мироправстве, он согрешил – вдруг пожалел и проклял ритуал, который заставлял задушить отца и лишь после этого сесть на трон. Не у кого было спросить совета. Каган оставался один как перст! Хитроумный обычай отрубал весь драгоценный опыт, накопленный царствующими отцами и дедами.

Хазары знали: незримый каган богоносен и восседает рядом с богом. Но лишь он один изведал, что между ним и богом – бездна! Что сам он – суть холоп, и подвластен ему гарем да евнухи при нем. Подзвездный рохданит – вот истинный правитель мира! Покуда он существует – всесильный, вездесущий, стоящий вровень с богом, – Великий каган лишь его короткая тень в полуденный час.

Владеющий таинством бытия согласится ли когда с подобной участью? Он жаждал править миром, искушенный учением в Иудее!

Тесна была ему Хазария, и те окрестные народы, подвластные кагану, и те государства, где посредством своих тайных послов он управлял царями и князьями, не удовлетворяли этой жажды. Кроме того, обременяли обязанности богоподобного – с утра молиться богу, выпрашивая беду и смерть врагам, а вечером и ночью, кроме молитв сакральных, он должен был творить таинственные, магические действа. Их суть была проста, если смотреть глазами профана. Приобщенный Шад приносил священный список хазар, умерших в течение дня, и список новорожденных. Каган в тот час же принимался за дело, подобно творцу, ваял хазарский народ, и труд его напоминал труд каменщика, созидающего храм. Как камень притирают к камню, чтобы возвести стену, так и он священнодействовал над именами мертвых. Белый хазарин должен был лежать в круге белом, но не в земле, где жил, а далеко от дома, в тайном месте, чтобы его род никогда не мог отыскать могилы и похитить золото, похороненное вместе с ним. Хазарская казна хранилась не во дворце, а в тайных кладовых-могилах. Все золото мира со временем должно было лежать в земле, с прахом тех, кого полюбил и избрал господь. Чем выше род почившего, тем более чести получал покойник, тем безвестнее была его могила. Иных увозили в степь за Дон, иных к днепровским кручам или в междуречье Дона и Итиля – и тайно, ночью, хоронили, не отмечая места даже диким камнем. Если бы осмотреть окрестности царства с высоты летящих в поднебесье птиц, то эти незримые могилы образовали бы круг.

Но никто из смертных не мог оторваться от земли и взлететь. Даже сам Великий каган не поднимался в небо, но, обладая взором богоносца, мысленно обозревал пространство и избирал места для захоронений. Как каменщик творит узор из камня, так и он творил этот Обережный Круг. Прах белых иудеев хранил владыку мира – золото. Будучи даже мертвым, богоизбранный хазарин служил Хазарии. Золото же, имея сакральную суть, умножало силы государства и создавало незримую стену вокруг него.

Неразумные народы расселялись по рекам и морским берегам, говоря так: «Это есть пути-дороги, что мир собирают воедино». Но мир собирала не вода, бегущая всегда по кругу, но реки золота, которые незаметно текли по всей земле. Следовало лишь повернуть их к себе. Чтобы истоки золотых рек, зарождаясь повсюду и питаясь родниками, добрели, полнели и полноводными устьями тянулись бы к Хазарии. А для этого следовало создать округ царства магический притягательный круг, ибо желтый металл всегда тянулся к себе подобному, как луна к земле или земля к солнцу.

Эти деяния были сутью Тайных Знаний.

Черных же хазар тоже хоронили в белом круге, но им ставили дорогие надгробья, высекали надписи и никак не таили от глаз. Явные, они скрывали суть оберега и тайну золотых белых кладбищ. А чтобы дикие народы не смели шевелить земли, кочуя по степям, посредством тайных советников всем инородцам внушалась мысль, что земля – живая и священная. Кто вздумает пахать ее или копать, того настигнут болезни и смерть, а род лишится потомства.

Самих же каганов хоронили под руслами рек, и останки их вообще были недоступны.

Уложив в стену мертвые камни, богоносный принимался укладывать живые. Уподобясь каменотесу, бил молотом, теслом, притиром, пока валун или дикая глыба не обращались в благородные камни. Такой труд был извечным со времен Булана. Хазараимы, сыновья Тогармы, смешали свою кровь с племенами кочевников, и теперь следовало вновь разобщить ее, отбросив поганую прочь, как и каменотес отбрасывает негодный для храма, но нужный для мощения улиц камень. Богоподобный был сватом и посажёным отцом на каждой свадьбе, поскольку лишь он решал, кого и на ком женить, сколько народить младенцев и какого пола. Когда-то труд этот был самой тяжкой обязанностью кагана, но ко времени Иосифа тесло и молот стали редким делом. Теперь богоподобному приходилось лишь грань наводить на камнях или, как ювелиру, насекать узор и натирать до блеска. Чем выше поднимался храм, тем становился краше. В седьмом колене очищалась кровь, и лик белел, избавленный от пыли кочевых времен. Круг белых чистых хазар был невелик, с ним легче управлялся Каган. Однако круг черных представлял главный строительный материал и делился на тридцать три разновеликих круга. Всякий, даже самый презренный хазарин, утешался тем, что его мерзкая жизнь не вечна, что своим трудом и послушанием он может перейти в круг, более высокий, вплоть до белого круга. За одну жизнь его невозможно было достигнуть, но с поколениями каждый род старательно карабкался вверх, очищался и накапливал богатство.

Черные хазары были строителями и воинами, чиновниками и работорговцами, стражниками-лариссеями и скотоводами. Но лишь белый мог стать тайным послом или советником в другом государстве, ученым мужем, архитектором и священником. Мало кто из них жил в Хазарии. Большая часть белых, разойдясь по воле кагана по всему миру, являлась ушами и глазами богоносного, его волей, карающей либо милующей рукой. Посредством их каган управлял миром, волею царей, князей и вождей племен. В то же время каган-бек имел под своей рукой подобную, но только тройную сеть из черных хазар тридцать третьего круга. Но если богоподобный творил деяния, управляя разумом и духом народов, то земной царь со своими подручными собирал со всего мира в ручьи и реки золотую пыль, которая стекала потом в Хазарию. Они же собирали вести со всего мира и через Приобщенного Шада передавали кагану. В любой миг он знал, что творится на земле в сей час и что свершится через день или месяц. И это все относилось к Таинствам управления миром.

В таких заботах проходила ночь кагана. Перед утром он отправлялся в свой гарем и принимал наложниц, глаза которых в тот час были под черной пеленой. И они не могли видеть богоносного образа.

Однако с той поры, как на Севере засиял луч, – каган по утрам не входил в гарем, ибо этот свет не давал ему покоя. Ступив в колоннаду, он всякий раз видел его в стране Полунощной и исполнялся гневом. В Руси, при княжеском дворе, был уже давно подкуплен муж – не золотом, но посулом власти. Не ведая того, этот муж посеял свару между князьями, и семя проросло, вызрел желанный плод – неистовая обида и месть. Материнский свет Великой княгини был потушен в кровавой тризне, однако младенец чудом миновал кровавой купели, и луч, исходящий от него, по-прежнему сиял на небосклоне. Богоподобный каган в который раз призывал Приобщенного Шада и указывал на Север. Земной царь не видел света в Полунощной стране, ибо не обладал сакральным зрением, и мыслил, что свет княжича давно потушен. Каган, гневаясь на Шада, грозил из его черепа сделать кубок, если к завтрашнему утру на Севере не погаснет луч. Каган-бек наводнил Киев тайными послами, которые под видом купцов, богатых путешественников и ученых мужей пытались приблизиться ко двору, к Великой княгине, но все было тщетно. Тогда богоподобный согрешил еще раз, сделал то, чего не смел делать никто из каганов: дал каган-беку золото, чтобы разжечь ненависть между князьями. Когда и это не помогло, то, следуя совету рохданита, он послал белых хазар-менял, которые бы разменяли все, на чем держалась Русь.

Никогда прежде русская земля не была такой неприступной крепостью, как после рождения там светоносного князя. И тогда кагану стало ясно, что Русь вместе с княжичем стерегут славянские боги. Но для того чтобы сладить с их силой, с их Обережным Кругом, богоподобному не хватало Тайных Знаний. Подзвездный владыка бросил ему кость, открыв Таинство мести. Зерном этим были засеяны все нивы в Руси, однако свет все одно восставал по утрам и добрел – с каждым днем. Знать, месть не так уж сильна, чтобы гасить ею свет. Есть иные таинства, не открытые ему!

Вот это более всего и томило богоподобного. Суть Тайных Знаний показалась ему такой малой, а он сам себе – никчемным и бессильным, как евнух. И Хазария от этого стала тесной, как детская рубашка. Ему бы править миром! И созидать не храм-Хазарию, а вселенский колосс, укладывая в стены племена и земли; соединять не мужа и жену, но страны и народы! Тогда бы всемирный этот Храм достал небес и предстал перед взором Яхве.

Подзвездный рохданит не украсил его Венцом Великих Таинств, а сковал. И потому сейчас он обязан творить лишь малое, в котором никогда не уместится великое.

Однажды после ночных бдений, исполненных страстью тоски и сомнений, незримый евнух привел наложницу в покои, и каган ощутил, как ослабела плоть, уязвленная беспокойством. Этот дурной знак взбесил его, ибо никто из смертных не мог видеть бессилие богоподобного. Он задушил наложницу и подал знак, что выезжает в Саркел. В тот же миг заседлали коней, завьючили верблюдов и хазары пали ниц перед дворцом. Каган помчался в башню к Подзвездному владыке, чтобы пасть перед ним и вымолить таинство Знаний управления миром. Но ступив под своды жилища рохданита, он ощутил, как сникла жажда и незримый венец вновь сковал голову.

Он готов был от восторга броситься в ноги подзвездному, однако, как и в первый раз, застыл в изумлении. Перед ним был рохданит – ликом отвратен, неказист, сутул и хром, да только уж – иной! Не тот, с кем трапезу делил, кто возложил Венец и с чьих омытых ног он пил воду.

Рохданит сидел за столом и сам с собой играл в кости. Посмотрев на кагана, обрадовался и тут же повинился:

– Помилуй старика! Не суди жестоко. Это я тебя позвал сюда, от твоих великих дел отвлек… Мне скучно стало, одиноко. Садись, сыграй со мной!

Богоподобный же мыслил, что спешит в Саркел по собственной охоте.

– Сыграть с тобой – великая заслуга, – робея, вымолвил каган. – Но что поставить на кон? Тебе, всемогущий, не много проку, если завладеешь сим убогим состоянием.

– Мы поставим на кон то, что равнозначно у нас с тобой, – сказал рохданит.

– О, всеведущий! Ты же знаешь, ничто не может быть у нас с тобой равнозначно!

– А желания? – усмехнулся подзвездный. – Разве ты не имеешь тайных желаний? Не силишься познать, что гнетет тебя?

– Такого у меня избыток! – признался богоподобный. – Но можно ли разыгрывать желания? Можно ли, доверяясь мертвой кости, играть судьбой? Мудрецы учили меня иному…

Знающий Пути развеселился от таких слов.

– Утешил старого бродягу! – смеялся он, и на столе прыгали кости. – Так тому и быть, открою тайну: мне можно все. Для меня нет в мире никаких преград и условий. Запреты осуществляют для невежд. А мы с тобой сей час под звездой! Под звездой не существует заповедей!

– Если же я проиграю? – спросил каган. – Ужели смогу исполнить твое желание?

– Сможешь! – веселый рохданит придвинул кубок с костями. – Мечи первым!

Богоносный встряхнул кости и, мысленно молясь, метнул их на стол. Три черных куба раскатились и показали число семнадцать.

– Да ты игрок непростой! – воскликнул рохданит, тряся кубок азартной рукой. – Тебе везет. А что мне судьба готовит?

Он бросил кости, и каган воздал хвалу небесному владыке: всемогущий соперник поимел число шестнадцать!

– Я проиграл! – загоревал рохданит, утратив веселость. – Скорее говори желание, да вдругорядь метнем!

Богоподобный вдохновился:

– Желал я узнать… Где рохданит, который возлагал Венец Великих Таинств?

– А разве это был не я? – Всеведущий простецки изумился. – Сдается мне, будто я венчал… Да, припомнил! Верно, это был не я. В тот час я шел берегом Нила в Египте. А тот, что возложил венец – моя седьмая суть. Она в этот час идет в империю ромеев, куда ее послал господь.

– Седьмая суть? – у кагана в душе шевельнулся страх и затих, как рыба на песке. – Но сколько же всего?

Смеясь самозабвенно, подзвездный погрозил:

– Не нарушай условий. Ты задал вопрос и получил ответ. Я исполнил твое желание. А коли знать хочешь, в скольких ипостасях я пребываю, так еще метнем кости! Падет тебе удача – узнаешь. На сей раз я первым мечу!

Священнодействуя, он кубок огладил, приложился к нему устами и лишь затем опрокинул на стол. Бесчувственная кость заклятьям не внимала, ибо выпало число три!

– О, горе мне! – вскричал всемогущий. – Зачем я сел играть, если сегодня такой неудачный день?! Почему мне не везет? Но полно горевать, на все воля господа… Дерзай, Великий каган!

Богоносный, торжествуя, опрокинул кубок. Выпало – девять! Подзвездный лишь вздохнул.

– Желание твое, чтобы я назвал число моих личин?

– Нет, всеведущий, – осмелел каган. – Оно на йоту изменилось! Желаю знать, какова в мире самая первая твоя суть? Самая высшая?

– Несчастный старый путник, – вновь затужил рохданит. – Бродя по миру, все раздал, в том числе и удачу. Но что же делать? Долги следует платить… Моя первая суть – предстоящий рохданит Иегова. Сам господь бог.

– Сам господь? – ужаснулся своей дерзости каган.

– Да, брат, сам творец, – подтвердил всеведущий. – Но и он не в одном лице. Его ипостасей столько, сколько и дел: людей осудит Элогим, тем часом Цебаот грешников казнит. Шаддай же всемогущий самый терпеливый… Дел господних премножество. Не перечислить сразу, а мне играть хочется. Мечи кость!

Погруженный в раздумья, каган не услышал веления рохданита и спросил:

– Но ты? Который ты числом? Мне мыслилось, ты второй после бога, его вторая суть.

– Не домогайся, каган! Не мучай старика! – отрезал рохданит. – Иной раз трудно вспомнить, сколько имею личных сутей, и сам – чья суть… К тому же это против правил! Бросай кости! Я игрок азартный и потому нетерпимый. Ведь я же не Шадлай! Ну пощади, мечи!

Богоносный метнул, и во второй раз выпало семнадцать! Ему бы торжествовать и загодя приготовить свое желание – придется ли еще когда играть в кости с рохданитом? Но каган был удручен и сломлен!

Душа опустела, и в голове не было никаких желаний.

Рохданит же благоговейно побренчал костями и бросил на стол. Два черных куба показали двенадцать, но третий! Третий встал на ребро и так стоял, хотя стоять не мог. Подзвездный боялся дышать, но улыбался при этом, и зрачки его то истончались в точку, то расплывались во всю зеницу. Но вот он двинул перстом, и в тот же миг куб опрокинулся и лег на грань, показывая шесть.

Число из трех шестерок было магическим и означало имя сатаны.

Сейчас же разум кагана пронзила мысль и родилось желание разгадать тайну: коли рохданит – божья суть, и число его ипостасей неисчислимо, в чем суть сатаны? И чья она? Если же дьявол – божья обезьяна, то кто будет искуситель мира? Тоже рохданит? И столько же имеет ипостасей?

И можно ли изведать кто есть кто? Можно ли отделить зерна от плевел?

– Не спрашивай меня, – вдруг заметил рохданит. – Настал мой черед, я выиграл! Исполни теперь ты мое желание!

– Слушаю тебя, о всеведущий! – смирился каган.

– Признаюсь тебе, я рохданит опальный, – вздохнул подзвездный. – Был в Индии и сел играть с раджой… И проиграл ему одно из Великих Таинств, за что и был наказан. Тот, чьей я являюсь сутью, возгневался и закрыл мне пути в Иудею. И вот уже третий век служу в Царьграде. Был архитектором, банщиком при царском дворе, теперь вот епископом в самом захудалом округе. А христианский путь мне в тягость. Конца ж опалы не видно. Иные мои сути в земле обетованной бывали много раз за этот срок – мне путь заказан… Да будет горевать! – рохданит смел кости в кубок. – Тот, чью ипостась я представляю, увидит небо с овчинку… Желание мое просто, Великий каган: хочу взглянуть на иудеев. Этот богоизбранный народ меня тревожит. Иной раз на досуге мыслю: пришел к ним рохданит Христос, великий муж – они его распяли. И не увидели, чей это сын, чью ипостась принес в существе своем… Не ослепли ли возлюбленные небом? Не оглохли?.. Хочу взглянуть на них.

– Для этого довольно пойти на торг или в синагогу, – пожал плечами каган.

– Нет, не пойду! – засмеялся и погрозил перстом рохданит. – На торжище или в храме не увидишь того, что я желаю. Хочу с тобой пойти и за плечом твоим! Я не напрасно бежал к тебе, епископат остановив!

– Как пожелаешь, так и будет, всемогущий! – заверил каган и дал знак, что собирается ехать по Саркелу.

В тот же час все горожане, бросив дела, сбежались на площадь: круг белый в круге черном. Народ замер и воззрился на впередсмотрящих; те в свой черед не отрывали глаз от каган-бека. И вот Приобщенный Шад взмахнул рукой и будто мечом рассек оба круга – народ освободил дорогу. Еще раз взмахнул и подрубил толпу – все пали ниц. Меж тем богоносный подал знак особый, и на сей раз рухнул каган-бек.

Ступая чинно, богоподобный прошел сквозь площадь. Опальный рохданит был за плечом, дышал то в ухо, то в затылок. Под ногой шуршал песок, шаркал камень и более ни звука. Иногда подзвездный шептал:

– Ступай не так быстро. Мне хочется позреть на всех. Я должен увидеть каждого!

Запруженная площадь не дышала. Миг этот напоминал мгновение, когда куб из слоновой кости встал на ребро!

Так в полном безмолвии горожан они прошли через Саркел, затем вернулись назад. Этот молчаливый мир казался мертвым и был привычен кагану. По обыкновению он шел и смотрел себе под ноги, ибо не любил созерцать затылки и согбенные спины. Рохданит же, напротив, не отрывал очей от горожан, и его горящий взор что-то искал среди преклоненных богоизбранных людей.

Но так ничего и не нашел, потому что промолвил:

– Мы с тобой в расчете…

Глубокая печаль послышалась в его словах. Когда же возвратились в башню, под звезду, всеведущий не обронил ни слова. Только костями в кубке побрякивал и слушал глуховатый звук.

Но вот швырнул кубок в голубой свод, над которым сияла звезда.

– Распнут! Они распнут!

Три черных куба стукнули о стол, и выпало число из трех шестерок.

– Они распнут, как Христа распяли… О, горе мне! Слеп богоизбранный народ! Напрасно вседержитель спасал его. Уж лучше смел бы потопом свое творение! Они – рабы…

Каган заслонился от его слов: богобоязненный, он опасался вызвать гнев всевышнего.

– И Моисей напрасно их держал в пустыне! – озлобясь, продолжал рохданит. – Этот славный рохданит был одержим мыслью исторгнуть рабство из иудеев и очистить души от извечной мерзости. Не исторг, не очистил… Почему они готовы пресмыкаться и сейчас?.. Посмотрел на богоизбранных… Лучше бы проиграл тебе еще раз! – он скинул кости со стола, но и на полу выпало три шестерки. – Распнут! Эти распнут! Как мне печально! Хоть бы один посмел взглянуть! Одним бы оком! Хоть бы один привстал, глянул тайно. Пусть бы его смерть настигла в тот же миг, но поднял бы голову, открыл очи… О, Цебаот! Приди и покарай! Народ сей недостоин твоей любви. Он – раб, презренная тварь. Дикие кочевники свободнее!

Каган неожиданно ощутил обиду от его слов. Он гордился своим народом, его мудростью и независимостью. Со времен Булана все каганы ваяли вольное племя иудеев, собирая кровь по капле. И создали самый сильный и сплоченный народ, и царство утвердили на трех великих реках. Кто мог похвастаться богатством, которое за последние два века скопили хазары? Кто мог вести бесконечные войны с империями и побеждать? Наконец Хазарией покорены и платят дань многие народы, а ее влияние на иные безраздельно. Белые хазары имеют не только чистую кровь, но блестящий разум. Повсюду есть школы, дома ученых, где множество мудрецов и мудрых книг. Рабы ли это, не имеющие силы духа?

– О, всемогущий! – обратился каган. – Позволь сказать слово. Что ты увидел – есть ритуал, соблюдая который все пали ниц. Никто не может видеть мой сакральный образ!

– Сакральный? – гневно улыбнулся рохданит. – Хорошо, пусть и сакральный… В каком же образе к ним явится господь? Или его сын единосущный? И кто же их увидит, если нельзя видеть даже тебя? Хоть бы один… И господа никто не узрит, потому что страх смерти сильнее. Рабы! Взгляни на них, Элогим! Уже судить пора! Умерь долготерпение, Шаддай, позри, кем стали иудеи!

Великий каган выслушал молитву рохданита и воспылал страстью, ощутив благоприятный момент.

– О, владеющий всеми путями! Не призывай кары на Хазарию. Открой мне Таинства, которые известны тебе. Дай сакральных Знаний! А я тебе клянусь, что силой разума своего освобожу иудеев от рабства, которое ты увидел. Настанет час, когда ты скажешь: «Я горжусь ими. Они достойны любви господа!»

Подзвездный уставился на кагана, встряхнув головой, заложил пейсы за уши.

– То, что услышал я, – это ты сказал?

– Я, всевидящий! – он перестал ощущать робость.

– У тебя хватит сил, терпения, ума?

– С юности мечтал, – признался богоподобный. – Когда учился у мудрецов. Но более всего, когда прошел путем исхода.

– О чем ты мечтал?

– Познать Тайны управления миром! – вдохновился каган, чувствуя интерес рохданита. – Обидно взирать на чужое владычество, когда править миром заповедал господь только иудеям! Прежде я возвышу Хазарию. Я ждал престола много лет… Дождался, и теперь своей волей и Знаниями смирю весь окрестный мир, возьму под свою десницу. И сюда, как в Палестину, придут все иудеи, что сейчас разбрелись по земле. Но не империю создам! Империя – гибель… Владея тайнами мироправства, я мыслю построить всемирный храм, где Хазария станет аналоем. Тогда народы – камни, уложенные в стены храма, – не смели бы восстать, ибо, притертые друг к другу, повязались раствором. Раствор же этот – не известь со смолой, но мой разум и сакральный образ.

На ногу припадая, рохданит приблизился к кагану и посмотрел в лицо.

– И что? Ты получил престол. Но где же храм?

– Не ведая Великих Таинств, возможно ли построить его? Ведь мне открыты лишь те Знания, чтобы править каганатом. Этого недовольно для управления всем миром!

– Ты хочешь стать рохданитом? – теряя интерес, спросил подзвездный.

– Истинно, всеведущий! – поклонился богоподобный. – Открой мне Тайны! Посвяти! Рохданит, что возложил венец, открыл мне мало. Я в Русь послал менял, и злато русское – честь, славу и любовь – все разменял. Бесчестье ныне там, бесславье, месть, но Русь даже не покачнулась! Почему она жива? Какими соками питается? Кто стережет ее дух? Отчего свет так и сияет доныне?.. Ничего мне неведомо. Но зная Таинство укрощения света, я б погасил его! Если в свой храм я вложу камень – Русь, другие лягут сами. Ты ведаешь, они мечами дали дань. А мечи их обоюдоострые.

– Горит свеча, – задумчиво молвил рохданит, послушав кагана. – Дай срок, и разгорится… Но может быть, не тушить ее? Пусть светит… Не велик труд погасить свет, желательно познать, отчего он возникает там, где быть не может?

– Если не велик труд – дозволь же мне, невежде, унять этот огонь! – взмолился каган. – Вразуми же, открой тайну! Или сыграем в кости!

– Не забывай, я рохданит опальный! – Подзвездный смотрел в сторону Полунощную. – Однажды я уже совершил грех – проиграл в кости Таинство укрощения света. И теперь нет нам пути в Индию!.. В неопытных руках или в руках врага это таинство подобно обоюдоострому мечу. – И вдруг спросил: – А если свет Севера – истинный свет?

– Мне открыли старцы: истинный свет лишь на горе Сион, – со страхом произнес богоподобный. – Иной же есть призрак, обман… О, всемогущий, не сей сомнений, не искушай!

Рохданит по-прежнему смотрел на Север и не внимал речам кагана.

Тогда, исполнясь дерзостью, богоподобный посмел зайти вперед и заслонить собой вид, на который взирал подзвездный.

– Уйди со света, – предупредил он. – Ты мешаешь мне.

Каган не услышал угрозы, охваченный страстью.

– Владеющий путями! Я жажду знаний! Научи! Открой!

– Ты притомил меня, ступай…

Богоподобный истолковал иначе стоическое спокойствие рохданита и решил, что победа близка. Еще один напор – и всемогущий согласится.

– Открою свой великий замысел! – заговорил он полушепотом. – Построив храм, я мыслю возжечь в Хазарии свет Сиона! Чтобы все иудеи, позрев его, стекались бы ручьями в мое царство. Я мыслю сотворить новый Исход.

Рохданит вдруг вырос на глазах и достал головой звезды.

– Молчи, презренный! – громогласно изрек он. – Замкни свои поганые уста, уже в ушах звенит!.. Да кто ты есть? В чем суть твоя? И чья? Великий рохданит Моисей их сорок лет держал в пустыне и рабства не исторг! И очи не открыл… А ты?! Ты – жалкое подобие Моисея, его стотысячная суть! Ты невежда, живущий среди рабов! А мыслишь править миром… Да если бы твой народ был вольным и очи поднял, посмотрел на тебя, ты бы и часу не сидел на своем троне!.. Позри на свет! – он указал на Север. – В Руси не знали рабства и потому свет свой возжигают. К кому ныне благоволит Иегова? Но, полно! – всеведущий поднял суму, миртовый посох – принадлежность рохданита. – Просвещать каганов не мой удел. Ступай отсюда вон!

Мир покачнулся под ногами…