Текст книги "Омерта десантника"

Сергей Алтынов
Омерта десантника

Любое возможное сходство с реальными событиями и людьми – случайное совпадение.

Омерта – кодекс чести, заговор молчания: «Если я выживу, я убью тебя! Если я умру, я прощу тебя!»

Пролог
Россия. Начало двадцать первого века

– Убей Полковника!

Злобный истеричный выкрик раздался из задних рядов. Акцент не улавливался, но кричал явно кто-то из «кавказских гостей». Призыв тут же подхватило еще несколько луженых глоток, причем орали теперь и некоторые «братья-славяне». Сафронов не спускал глаз с противника, фиксируя каждое его движение. Тот, в свою очередь, ободренный зрительской поддержкой, провел ложную атаку в корпус и тут же попытался сбить Сафронова резким нагаечным ударом по голени. В последний момент Сафронов успел-таки убрать ногу и непроизвольно отступить на полшага. Зрители отреагировали на это еще большей активностью. Подбадривающие и одновременно провоцирующие на атаку вопли слышались со всех сторон:

– Убей Полкана! Убей Полкаша!

Казалось, скандировал весь зал. Впрочем, зал этот больше походил на цирк, нежели на стадион. Полукруглая арена, похожая на цирковую, при этом огороженная толстыми металлическими прутьями. А над ней амфитеатрами высились ряды удобных зрительских кресел. В этих самых креслах и восседала разгоряченная затянувшейся схваткой публика самых разных калибров. Здесь был некто в форме милицейского генерала с облаченными в камуфляж автоматчиками-охранниками. Рядом – откровенно беспредельного вида амбалы со стрижеными затылками. При них – вычурно одетые подруги с длинными распущенными волосами. Чуть поодаль, на безопасном расстоянии, молодые люди с утонченными манерами – так называемые модные «визажисты» и «дизайнеры». Эти без подруг, им и друг дружки достаточно. Присутствовали и вальяжные, откровенно скучающие обладатели смокингов и дорогих костюмов. Этих было немного. Была и своя ВИП-ложа. В ней (помимо милицейского генерала с охраной) сидел седовласый с несколько старомодными бакенбардами мужчина лет пятидесяти пяти, чьи холеные руки украшала пара дорогих перстней. Рядом с ним, помимо юной спутницы, – бородатый субъект в черном костюме и белой рубашке без галстука. Перстень у него имелся всего один, но по цене не уступал соседским вместе взятым. Бородача со всех сторон прикрывала охрана – немногословные спортивные ребята, ярко выраженные представители Северного Кавказа. Чуть ниже, в первых рядах амфитеатра, их земляки истошно орали, поддерживая боевой дух сафроновского противника. Что было и неудивительно – тот также был их земляком.

– Убей Полкана! Убей его, Ахмед!!!

Сафронов тем временем окончательно убедился, что Ахмед владеет стилем контактного карате, в котором на соревнованиях запрещены удары в голову. Сейчас никаких запретов не было, но Ахмед инстинктивно бил в основном в корпус или пытался подсечь ноги Сафронова. Ахмед был моложе, ниже ростом, но куда мускулистей, накачанней и при этом подвижней. Сафронов на его фоне выглядел длинным костистым жердем. Тем не менее активный в первом раунде Ахмед сейчас не торопился сближаться с противником. Пара крепких увесистых ударов (от одного из которых каратист потерял равновесие и чуть не был добит в партере) несколько охладили горячий боевой пыл молодого кавказского гладиатора.

– За что осужден твой племянник? – кивнув в сторону Ахмеда, спросил седовласый с бакенбардами у своего бородатого соседа по ВИП-ложе.

– Убийство, изнасилование, – без особого энтузиазма ответил тот.

– Я бы такого выкупать не стал, – усмехнулся обладатель бакенбардов.

– Я бы не дал и рваного рубля за эту дохлятину, – вытянув палец с перстнем в сторону Сафронова, в данную секунду отступающего под вихревой атакой Ахмеда, сказал бородач.

– Здесь, Гелани Асланович, вы не правы, – вставил свое вежливое слово еще один зритель ВИП-ложи.

Это был полный, горбоносый мужчина в скромной зеленой форме с эмблемами минюста и подполковничьими погонами на круглых толстых плечах.

– Хозяину видней, – поддержал подполковника обладатель бакенбардов.

Гелани лишь надменно усмехнулся. Все трое – кавказец, седовласый и офицер минюста – молча переглянулись. Рядом с Гелани Аслановичем и обладателем бакенбардов стояло по кейсу, о содержимом которых догадаться было нетрудно. Один из них и должен был получить тот, кого именовали Хозяином. Однако кому было суждено расстаться с деньгами, было до сей минуты неизвестно. Это решалось прямо сейчас. Внизу, за прутьями, на арене.

– Убей Полковника!

Несмотря на скорость и грамотные удары, Ахмеду не удалось пробить сафроновскую защиту. «Убей Полковника!» Сафронов понимал, почему так орут чеченцы, но когда то же самое выкривали «братья-славяне»… Полковником Сафронов не был, не успел стать им. На целую звезду ошиблись господа «патриции». Ахмед тем временем обозначил атаку левой рукой, а сам пробил правой. Сафронов среагировал, заблокировал удар кистью, но в Ахмеде еще таилась молодая буйная мощь, и его кулак сумел-таки пушечным ядром «срубить» сафроновскую защиту. В голове Сафронова точно взорвался огненный шар, но на ногах он устоял. В этот момент Ахмед достал вдогонку ногой в грудь. Из публики послышались восторженные возгласы на родном для Ахмеда языке. Еще один точный быстрый удар, и Ахмед не только станет победителем русского полковника, но и обретет долгожданную свободу. И в это мгновение тело Сафронова ушло влево и тут же очень быстро вправо. Ноги и кулаки Ахмеда замесили пустоту. Сафронов завалился на бок, затем увернулся в сторону, и нога Ахмеда врезалась в стальное ограждение загона. А Сафронов между тем вскочил на ноги как ни в чем не бывало. Дыхание его отнюдь не было сбито, он вновь был в боевой стойке, характерной для классического бокса. Ахмед пошел в атаку, теперь он действовал преимущественно руками и сейчас нанес удар правой. Сафронов подставил левое плечо, сделал легкий поворот, и вся огромная инерция Ахмеда повела его мимо Сафронова. Тот, не упуская момента, достал его по «ахиллу». Болезненный удар заставил Ахмеда вскрикнуть и потерять равновесие. Он с гулом рухнул на арену, и в то же мгновение Сафронов нанес завершающий удар в голову…

Гелани Асланович с трудом усидел на месте, кисти его рук заметно вздрогнули, что не укрылось от цепкого взгляда обладателя бакенбардов.

– Не нервничай, Гелани, – произнес он. – Русские офицеры не добивают лежачих… Твоему родственничку придется провести в тюрьме все двадцать пять годков, у проигравшего такая участь… Получи, Семен Семенович. – Обладатель бакенбардов быстрым движением протянул кейс офицеру минюста.

– Полковник!!! – скандировала между тем мгновенно изменившая свой настрой публика. – Пол-ков-ник!!! Пол!!! Ков!!! Ник!!!

Похоже, многие были удивлены рукопашным умением этого «гладиатора» – высокого, худого, отнюдь не юного возраста и именуемого «полковником». Молчали лишь гости с Кавказа. Сафронов отступил на полтора шага от поверженного соперника и прижался спиной к холодным металлическим прутьям загона. Победителем он себя не чувствовал.

Не прошло и получаса, как Сафронов, он же Полковник, сидел напротив Хозяина, старшего офицера минюста Семена Семеновича, в скромном, обставленном казенной мебелью кабинете последнего.

– Как я и обещал тебе, Сафронов, ты выходишь на свободу досрочно, – произнес Семен Семенович. – Хоть бы поблагодарил, а? – после паузы, с легкой усмешкой заметил Хозяин.

– Вас другие отблагодарят, – усмехнулся в ответ Сафронов. – Сколько на меня ставили?

– Немного и немногие, – не без торжества в голосе отозвался Хозяин. – Но я верил в тебя до конца…

– И внакладе не остались, – закончил за Семена Семеновича Сафронов. – Ведь вы не за просто так меня отпускаете?

– За просто так канарейки поют, да и то в хорошую погоду, – кивнул Хозяин. – Как начальник тюрьмы я вынужден идти на некоторый должностной подлог. Заключенный Сафронов внезапно заболевает и умирает… Ну, скажем, от сердечной недостаточности или внезапно прорвавшегося аппендикса.

– Благодарю, Семен Семенович, – кивнул в ответ Сафронов.

– Но ты, Сафронов, теперь поступаешь в распоряжение одного своего старого знакомого. Прямо сейчас.

– Что за знакомый? – поинтересовался Полковник, стараясь при этом оставаться бесстрастным.

– Сейчас увидишь. – Хозяин нажал кнопку на своем мобильнике и вежливым тоном попросил кого-то зайти в кабинет. – Ты ведь офицер, Сафронов, – продолжил Семен Семенович. – А офицеры бывшими не бывают. Так вот, считай, что сейчас получаешь новое задание командования.

– А ваши «гладиаторские бои» тоже задание командования? – довольно дерзко поинтересовался Сафронов.

– Нет. Это уже моя маленькая слабость… Точнее – страсть. Я в молодости, еще когда младшим лейтенантиком служил, на ипподроме своим человеком был. Лошадки, ставки, публика всякая интересная… Панкратион[1]1
  Панкратион – древнегреческое обозначение боев без правил, в которых допускаются абсолютно все приемы.


[Закрыть] интересней, азартней. На ипподроме – кони, у меня здесь люди…

Начальник тюрьмы не успел договорить, как дверь его кабинета распахнулась и на пороге появился высокий, сухощавый обладатель седой, аккуратно уложенной прически и бакенбардов.

– Ну, вот и Петр Васильевич, – торжественно изрек Хозяин. – К слову сказать, мы с ним познакомились именно на ипподроме, я тогда был уже капитаном и служил начальником хозотряда в Матросской Тишине…

– Воспоминаниям предадимся после, – мягким голосом прервал начальника тюрьмы обладатель бакенбардов. – Ну, здравствуй, Сафронов! Тебя в этих стенах уже в полковники произвели, поздравляю!

– Здравствуйте, Лорд, – сдержанно поприветствовал Петра Васильевича Сафронов, не торопясь с объятиями и рукопожатием.

Они и в самом деле были давними знакомыми. Вот только не все их предыдущие встречи можно было назвать теплыми и дружественными. Однако сейчас обладатель благородной седины и бакенбардов (по праву именуемый Лордом) был настроен любезно и доброжелательно.

– Лучше называй меня по имени-отчеству, – тем же мягким тоном поправил Сафронова Петр Васильевич. – Ну а с вами, господин Флягерс, мы расстаемся на… Не навсегда, конечно же, но, надеюсь, на долгий период.

– Как будет угодно, – покорно кивнул в ответ начальник тюрьмы (официально именуемой как следственный изолятор) подполковник Флягерс.

Бронированный джип-внедорожник мчал по загородному шоссе. С боков его прикрывали два точно таких же, набитых охранниками, лимузина. А спереди дорогу расчищал милицейский «Форд» с мигалкой.

– Видишь, какое у меня сегодня положение, – произнес Петр Васильевич, вытянув перед собой холеные пальцы с перстнями, как бы демонстрируя их сидевшему рядом с ним Сафронову. – Ты сегодня доставил мне несказанное удовольствие, Сафронов. Жаль, что ты не видел рожи Гелани и его трясущихся рук…

– Раньше вы носили другие перстни, Петр Васильевич, – заметил Сафронов.

– Я и сейчас их ношу. – Собеседник быстрым движением снял с пальцев оба перстня.

Под ними и в самом деле оказались другие «украшения» – два синих, наколотых опытным татуировщиком, перстенька с рисунками. Один сообщал понимающему в тюремных татуировках, что Петр Васильевич трижды был в местах лишения свободы; другой, с могильным крестиком, означал, что, пока Петр Васильевич был в заключении, его родители умерли.

– Все это в прошлом, – пояснил Лорд, столь же быстро вернув бриллиантовые перстни на место. – Сегодня нет в помине никакого Лорда, а есть предприниматель, меценат и член думской комиссии по культуре господин Маркин П.В. И у него есть очень выгодное предложение для некоего Сафронова… Который на текущий момент является умершим заключенным флягерского изолятора, – делая выразительные паузы, проговаривал господин Маркин. – Ну а если… Сафронов попытается воскреснуть (что многих очень не устроит), то его тут же объявят беглым зэком и убьют при задержании.

– Воскресать, стало быть, не стоит? – прищурившись, спросил Сафронов.

– В ближайшее время ты получишь чистые документы, а если захочешь, можно будет сделать пластическую операцию.

– Что за предложение?

– Работа по твоему профилю, – любезно улыбнувшись, ответил господин Маркин. – Тактическая разведка, захват языка, диверсии… Ты же прекрасно умеешь это делать, Полковник?

– Я не полковник, – произнес в ответ Сафронов.

И в этот момент вся автокавалькада остановилась у высоких железных ворот с резьбой в средневековом стиле. За ними высился не менее средневековый замок-коттедж, на котором красовался и собственный герб – золотистый скорпион с бокалом красного вина в клешне. Дальнейший разговор продолжился в одном из гостиных залов загородной резиденции мецената и советника по культуре.

– Зачем вам нужен был гладиаторский бой? С вашими деньгами могли просто выкупить меня, и все, – поинтересовался Сафронов, наполнив рюмку сорокадвухградусным коньяком, но не торопясь ее осушать.

– Хотел посмотреть тебя в деле, – ответил Лорд. – Ты не обманул моих надежд, и я лишний раз понял, что не ошибся.

– Вы так считаете?

– А ты считаешь, что нам не нужно было встречаться? – вдруг спросил напрямую жестким, требующим немедленного ответа тоном Петр Васильевич.

– Смотри, Лорд, как бы тебе самому так не посчитать, – ответил Сафронов.

– Поэтому я и выкупил тебя, Сафронов, у этого жирного лавочника Флягерса, – не скрывая собственного удовлетворения, произнес Лорд. – Ты никогда не был и не будешь бараном, ходячей папахой и шашлыком в одном лице… Неужели ты до сих пор не понял, что служить мне – это честь, а вовсе не унижение?

Лорд изрек это, сделав особый акцент на фразе «служить мне».

– Да пошел ты… – резким движением отшвырнув так и не тронутую рюмку, проговорил Сафронов, сохраняя при этом спокойствие в голосе.

– А вот таких вещей я могу и не простить, – покачал головой поднявшийся со своего места Петр Васильевич. – Пока еще никто из хамов, пытавшихся разговаривать со мной таким тоном, не остался безнаказанным… Однако тебя я прощаю. Удары в голову временно помутили твой разум. Нужно отдохнуть, Сафронов… Я бы даже сказал – необходимо!

– А что ты мне сделаешь, Лорд?! – поднявшись, в свою очередь, с кресла, поинтересовался Сафронов, взяв в обе руки по бутылке недешевого вина и держа их теперь на манер гранат или боевых булав. – Убьешь?! Это несложно, зови своих мордоворотов. Смертью ты меня не испугаешь, у меня на этом свете никого не осталось. Убивай… Убивай прямо сейчас, Лорд. Служить тебе я не буду, что бы ты ни говорил.

Петр Васильевич молча выслушал Сафронова, не делая при этом резких движений. Сейчас, как никогда, он соответствовал своему прозвищу-титулу. Высокий, застывший в аристократической позе, со снисходительным выражением морщинистого, но не утратившего мужской привлекательности лица.

– Я же говорю, тебе надо отдохнуть, – как ни в чем не бывало, назидательным тоном произнес Петр Васильевич. – Вот посмотри, пожалуйста, Полковник. – Лорд сунул руку во внутренний карман и достал четыре фотографии. – Ты ведь помнишь этих людей?

Сафронов отставил в сторону одну бутылку, взял протянутые Лордом фотопортреты. Пожилой мужчина в рабочей спецовке, рядом паренек на мотоцикле. На другой фотографии – изящная, спортивного телосложения женщина в купальном костюме в зеленых морских по колено волнах. Далее – девочка лет шести-семи в обнимку с большой собакой, похожей на кавказскую овчарку. На последнем фотопортрете был коренастый военный, одних лет с Сафроновым, в парадной форме с многочисленными орденами и медалями на груди. Сафронов лишь тяжко вздохнул, отодвинул фотографии обратно Лорду. Затем поставил на стол вторую бутылку. Слов не требовалось, но Лорд решил, что последнее слово должно остаться за ним:

– Эти люди не являются твоими родственниками, но каждый из них по-своему дорог тебе, Сафронов… Они ни в чем не виноваты, и я обычно не трогаю простых граждан. Но мне нужен ты. ТЫ, Сафронов. И если ты откажешься выполнять мою волю… Я буду их убивать. Кого быстро, кого медленно. Конечно же, без всякого удовольствия… Буду убивать! – Голос Лорда неожиданно из ровного и спокойного сорвался на крик. – Да! Да потому, что они дороги тебе. Подумай, подполковник Сафронов. Это ведь так просто – убивать простых людей, не имеющих охраны, связей, каких-либо влиятельных покровителей, способных отомстить. Думай, Сафронов! До завтрашнего утра… Желаю приятных сновидений!

Надо ли говорить, что никаких сновидений в ту ночь Сафронов не видел. Утром следующего дня, не успело пробить и восьми часов, как он попросил охранника свести его с Петром Васильевичем.

– Я согласен, – произнес Сафронов, стоя напротив Лорда, восседающего в кресле, похожем на трон. – Говорите, что мне нужно сделать…

Петр Васильевич ответил не сразу. Он оценивающе, уже в который раз, оглядел жилистую, худую фигуру Полковника. Нет, он, Лорд, не ошибся. Тот, кто еще недавно казался не поддающимся приручению зверем, теперь будет служить ему, Лорду. В этот момент Лорд вспомнил их первую встречу. Она произошла более двадцати лет назад. И не в России, а на территории охваченного войной Афганистана…

Часть первая
Демократическая Республика Афганистан
Конец 80-х прошлого века

Глава 1

– Окунь, проверьте связь! – скомандовал Виктор, ободряюще подмигнув взводному.

Окунь была фамилия радиста, а Виктор Крылов – командир разведроты, прикрывающей автоколонну. Взводный, лейтенант Сафронов, в данный момент был его первым заместителем. Сегодня у лейтенанта было боевое крещение – впервые перед Сафроновым была поставлена не учебная, а боевая задача. Со стороны посмотреть – ничего особенного. Обычный рейс. Правда, выполнялся он по просьбе афганских властей, и груз предназначался для жителей Кабула и его окрестностей. Тридцать восемь «Уралов», загрузившись в Кундузе рисом, стояли сейчас перед шлагбаумом. Подчиненные лейтенанта Сафронова – сержанты и рядовые – смотрели на своего нового командира с пытливым интересом. Многие из этих гвардейцев сходили уже не в один боевой рейд, знали, кто чего стоит. Лейтенант же был новичком. За плечами Рязанское десантное – солидная фирма, но боевой опыт нулевой. Да и сам лейтенант походил скорее на романтичного десятиклассника, нежели на гвардейца-разведчика. Долговязый, худой, с некомандным голосом и уж совсем некомандирской манерой общения с подчиненными. К солдатам он обращался то на «вы», то на «ты»; кажется, совершенно не умел кричать. Когда прапорщик Максимов рассказал матерный анекдот, и вовсе засмущался, как красная девица, не зная, то ли ржать вместе с остальными, то ли сделать старшине замечание. Сегодня для лейтенанта решалось многое. Особенно, если возникнет так называемая НС – нештатная ситуация…

– Связь есть! – доложил ефрейтор Окунь.

– Маяк! Я – Шхуна. Начинаю движение, – сообщил по рации Крылов и, получив «добро», передал об этом в головную машину, где находился начальник колонны подполковник Лугов.

«Уралы» двинулись по дороге, которую только что прошли саперы с инженерной разведкой.

– Второй приказал ускорить движение, – доложил радист Окунь, и команда тотчас была передана по колонне.

За бортами грузовиков проплывал унылый, абсолютно однообразный пейзаж.

– Ни деревца, ни кустика, – прокомментировал зрелище прапорщик Максимов, сидевший рядом с лейтенантом. – Не знаю, как вам, Роберт Сергеевич, а мне очень нравится!

Федор Максимов был одного возраста с Сафроновым, но упорно называл лейтенанта по имени-отчеству. В этом чувствовалась заметная ирония, но взводный не реагировал. Хотя Сафронов с детства предпочитал, чтобы его называли по фамилии. Своего имечка, данного родителями, очень уважающими поэтов Бернса и Рождественского, взводный стеснялся.

– С точки зрения боевых действий лучшего пейзажа не придумаешь, – отозвался Сафронов. – Если «духи» появятся, то будут как на ладони.

В середине кузова, в котором сидели Федор и лейтенант Сафронов, было обустроено нечто вроде окопа среди мешков. В этом самом окопе и разместились вооруженные автоматами взводный, прапорщик и молчаливый киргиз – рядовой Бекамбаев. Между тем асфальтированное, с выбоинами шоссе петляло по склонам. С левой стороны показались глиняные дувалы заброшенного кишлака. Сафронов старался ничем не выдать своего волнения, так как именно в таких дувалах обычно и устраивали засады афганские моджахеды. Максимов и Бекамбаев, в свою очередь, также не проявляли беспокойства.

– Подбил машину – одна цена, подорвал «броник» еще – выше, – произнес Федор. – Хозяева у этих гадов щедрые. Ну а уж если сумеют живым добыть какого-нибудь лейтенанта, то и вовсе озолотят.

– Озолотят не озолотят… – задумчиво произнес в ответ Сафронов. – Вот если вместе с лейтенантом захватят прапорщика, который лихо травит анекдоты, то точно озолотят.

Максимов лишь усмехнулся, но не ернически, а скорее одобряюще. Лейтенант оказался не из унылых, вполне свойский. В это самое время колонна втянулась в узкое ущелье. Капитан Крылов дал по рации команду усилить бдительность. Однако ущелье оказалось неопасным и коротким. Холмы расступились, вдали показались деревья, видимо, абрикосовые. И тут колонна остановилась.

– Я – Шхуна! – послышался в рации голос Крылова. – Почему встали?

Ответил капитану ближайший пост боевого охранения. На дороге были замечены подозрительные люди, поэтому на маршрут вновь вышли саперы. Вынужденный привал затянулся на полтора часа.

– Роберт Сергеевич, анекдот про прапорщика хотите? – прервал вынужденную затянувшуюся тишину Федор.

– Сам ты Роберт Сергеевич! – откликнулся Сафронов. – Давай свой анекдот.

– Прапорщик возвращается из командировки и первым делом заходит к соседу:

– К моей никто не заходил?

Сосед отвечает:

– Никто.

– Совсем никто?

– Совсем.

– Все двадцать восемь дней?

– Все двадцать восемь дней.

– Ну, тогда и я не пойду… Не смешно, Роберт Сергеевич, зато про прапорщика.

– За то в одно место суют долото, – как ни в чем не бывало, произнес Сафронов. – А за это в тараканье царство билеты.

Федор хотел было как-то скаламбурить в ответ, но в это мгновение пришла команда, что можно расслабиться и пообедать. В самом деле – место стоянки было безопасным. Справа и слева – ровное, не позволяющее устроить засаду пространство. Прапорщик достал консервные банки с гречневой кашей, рядовой Бекамбаев буханки хлеба. Только все трое приступили к еде, как в их поле зрения возник старший лейтенант Гоголев. Он имел армейскую специальность политработника-спецпропагандиста, окончил по этому профилю училище во Львове. Службу свою старался нести справно. При его появлении Сафронов и прапорщик досадливо переглянулись. Позавчера Гоголев в категорической форме потребовал от взводного, чтобы тот лично организовал выпуск «боевого листка». Неужели сейчас старлей-пропагандист потребует отчитаться о проделанной работе? Однако Гоголев был сейчас задумчив и настроен на иной лад.

– Душманы объявили по кишлакам, что наша колонна вывозит рис в СССР, – сообщил Гоголев. – Хотим, дескать, устроить голод. Такая вот пропагандистская акция. Такое нельзя оставлять без ответных действий. Я сейчас напишу текст, переводчик перекатает его на фарси, и мы с тобой, лейтенант Сафронов, должны будем выступить перед афганским населением. Мы привезем им рис и… скажем дружественную речь на их родном языке. Какой тяжелый все-таки язык фарси, – вытерев пот со лба, проговорил Гоголев.

– Извините, товарищ старший лейтенант, но местное население говорит на дари и пушту, – заметил Сафронов. – Дари, правда, еще называют фарси-кобули.

– Да?! – беззлобно вскинул брови спецпропагандист. – Спасибо, Сафронов. Так вот, основные положения нашей речи я построил на принципах пролетарского интернационализма.

– Еще раз прошу прощения, – своим некомандным штатским голосом Сафронов вторично внес свои коррективы в спецпропаганду. – Наша колонна двигается с севера на юг. Последнему, извините, идиоту ясно, что мы двигаемся не к границе СССР, а в сторону окрестностей Кабула.

В самом деле – автоколонна двигалась в глубь страны.

– М-да, – кивнул Гоголев и тут же обернулся на чей-то окрик. – Сейчас, сейчас, товарищ Замонуддин.

Спецпропагандиста окликнул экспедитор местной государственной кооперации. Сейчас он стоял рядом с сафроновским «Уралом» и, несмотря на отсутствие опасности, сжимал в руках автомат Калашникова с укороченным дулом. С момента гибели родного брата Замонуддин не расставался с оружием, хоть и был не солдатом, а простым служащим. Замонуддин говорил быстро, тыча пальцем в бумажку с текстом пропагандистской речи, которую держал в руках Гоголев, по возможности используя русские слова:

– Рис дукан – 300 афгани. Кооператив – 280 афгани.

Гоголев радостно закивал головой, быстро что-то вписал в свою речь, похлопал экспедитора по плечу и вернулся к Сафронову.

– Товарищ Замонуддин предложил очень дельную вещь! – сообщил спецпропагандист. – Его кооператив хочет прижать частника-дуканщика. Госсектор продает меру риса в семь килограммов на семьдесят афганей дешевле… В заключении речи надо как-то связать все это с Апрельской революцией.

Обсудить этот вопрос с Сафроновым Гоголев не успел, так как по колонне прошло сообщение, что саперы свое дело сделали и автокараван трогается дальше.

«Уралам» предстоял самый беспокойный отрезок пути – три Баглана: Северный, Центральный и Южный. Так именовались населенные пункты. Сафронову никак не верилось, что здесь может быть организована засада. Бородатые дехкане везли на ишаках свою нехитрую поклажу, навстречу попадались разрисованные заковыристыми картинками автомобили, именуемые местными «буру» – от афганского глагола «двигаться». Рядом с дуканами на низеньких и огромных квадратных столах, поджав под себя ноги, сидели молчаливые, смотрящие куда-то вглубь, старики. Вдоль колонн появились местные пацаны с кульками мандаринов, орущие свое «Купи, командор!» так громко, что напрочь заглушали шум автомобильных двигателей. Ничто не предвещало боевых действий. Однако, как только выехали из Северного Баглана, по нервам ударило безлюдье. Сафронов заметил, что заметно напрягся даже опытный в таких передрягах Федор Максимов. Вновь пошли с обеих сторон темные дувалы и высохшие арыки. Так, в тишине, в которой растворился даже гул моторов, колонна проехала минут пятнадцать. И вдруг впереди послышалась автоматная очередь. Поначалу она воспринималась, как стрекот кузнечиков, но очень быстро превратилась в шум смерти, не раз слышанный Сафроновым на полигонах и учениях. Однако по нему, Роберту Сафронову, стреляли впервые.

– Началось, – без всякого выражения в голосе произнес Федор.

Следующая очередь ударила совсем близко. Дважды простучала по броне. Тем не менее колонна продолжала движение. Лишь заметно увеличила скорость. Прошло секунд тридцать, полминуты, и стрельба так же резко, как и началась, стихла.

– Все? – впервые за все время следования подал голос рядовой Бекамбаев, поочередно обведя взглядом взводного и прапорщика.

– Все, – кивнул Максимов.

И тут в голове колонны послышался грохот. Не оглушающий, но вполне отчетливый взрыв.

– Гранатометчик! – только и произнес Федор, первым сообразивший, что случилось. – Эти суки растянули засаду, и у кого-то сдали нервы, раньше времени по нам полоснул. Без нервов, Бекамбаев…

Капитан Крылов по рации отдал приказ остановить колонну и занять оборону. Несколько водителей выскочили из кабин и залегли за скаты автомобилей. «Окоп» внутри кузова оказался крайне неудобным для ведения ответного огня и обороны, зато хорошо простреливался, поэтому Сафронов, Федор и Бекамбаев также вынуждены были покинуть машину и укрыться за скатами. Сафронов выстрелил пару раз одиночным огнем, стараясь поймать в прицел нападавших, однако у тех оказались весьма хорошо оборудованные огневые точки. Приходилось стрелять на вспышку, не видя самого противника. От головы и хвоста колонны подошли два бронетранспортера, прикрыв своими бортами обстреливаемые «Уралы».

– Уводить колонну! – продублировал команду ротного прапорщик Максимов. – Немедленно!

Однако засевшие за скатами «Уралов» солдаты-срочники не торопились выполнять приказ. Это было легко понять – пули свистели над головами молодых пацанов, появились первые раненые. Прапорщик Максимов и лейтенант Сафронов двинулись почти одновременно по-пластунски к головной машине. Первым вскочил в распахнутую дверцу кабины взводный. Сразу две пули ударили над самой головой, куроча обшивку кабины. Бронетранспортеры тут же ударили плотным слаженным огнем. Сафронов отбрасывал лишние мысли, стараясь думать лишь о том, как вывести злосчастный «Урал» из-под огня. Вот он поворачивает ключ зажигания, вот подошвами ног ощущает работающий двигатель. Вот вновь, в каких-то сантиметрах от правого виска, душманские пули входят в обшивку кабины… Второй «Урал» вывел из-под огня Федор, третий – водитель, рядовой с замысловатой украинской фамилией Великохатько. Далее цепочкой потянулись и остальные. Капитан Крылов вместе с тремя автоматчиками и снайпером прикрывал огнем тронувшуюся колонну и уходил последним, запрыгнув в люк замыкающего колонну бронетранспортера.

Жители кишлака, слышавшие перестрелку, встречали колонну немногочисленной, опасливо взирающей на машины группой, состоящей в основном из пожилых мужчин. «Держать себя в руках, – скомандовал самому себе Сафронов, сбавляя скорость. – Народ и бандиты не одно и то же, спецпропагандист Гоголев всегда прав!» Между тем лейтенанту было понятно, что душманы базировались где-то рядом, в этом и ни в каком другом кишлаке. Однако мстить нельзя. Все должно быть в соответствии с законностью. Будут написаны соответствующие рапорты. Через пару дней кишлак посетят товарищи из ХАДа[2]2
  ХАД – афганская госбезопасность, контрразведка.


[Закрыть] или Царандоя,[3]3
  Царандой – афганская милиция, МВД.


[Закрыть] выполнят свою работу… На выходе из кишлака «Маяк» запросил позывные. Это означало, что колонна миновала все три Баглана. До Пули-Хумри, где предстояло переночевать и заправиться, оставалось всего ничего. Сафронов крутил руль, точно заправский шофер, усмехаясь, что не зря еще в школе получил права, и старался не замечать пробоин сверху и справа от своей головы.

На диспетчерском пункте в Пули-Хумри экспедитор товарищ Замонуддин тут же был встречен представителями местных властей, с которыми завел эмоциональную, изобилующую выразительными жестами беседу.

– Через пару суток будем в Кабуле, отметим боевое крещение! – произнес капитан Крылов, положив на плечо выбравшегося из кабины «Урала» Сафронова свою тяжелую ладонь. – С удачным дебютом, лейтенант.

– Спасибо, – отозвался Сафронов.

– Дебют, товарищи, это квазиунофантазия! – заметил Федор Максимов. – Мои поздравления, Роберт Сергеевич! – Федор протянул взводному свою не менее широкую и тяжелую, чем у Крылова, ручищу, украшенную крылатой десантной татуировкой.

– Видишь, Сафронов, какие у нас пошли прапорщики, – присвистнув, сказал Виктор.