Текст книги "Могильный улей"

Глава 4

Я очнулся рано утром. За окном светало. Боль в ногах давала о себе знать, но была терпима. Я пошевелил правой ногой и, на мой взгляд, сделал самую большую ошибку, потому что боль усилилась, мои мышцы около таза задрожали, как чересчур туго натянутые струны какой-то адской арфы. Но мои уши привлек другой звук, и я решил прислушаться. Я услышал, как двигатель автомобиля издал несколько хлопков и заработал нормально. Затем громко захрустел снег под шинами. После я услышал звук мотора, похожий на резкий рев медведя. Постепенно звук мотора удалялся, он становился похожим на тихий храп, а потом на жужжание пчелы и спустя пять минут пропал.

– Есть кто живой? – крикнул я.

Хотя скорее не крикнул, а во все свое воспаленное, красное горло захрипел.

– Эй, старая карга! – Я решил ее подразнить. – Дай мне воды!

Но в ответ я не услышал ни слова. Лишь только где-то за стеной около моей двери послышался звон часов. Боль в моем горле меня сковывала, как тиски сжимают металл. Я откинул одеяло и обалдел: на моих ногах не было кандалов, они были абсолютно свободны. Но толку от них было, как от козла молока, потому что я хотел ими пошевелить, но они были мертвы. Левая ступня у меня свисала, и я видел, как мои сухожилия были порваны, и кость изнутри была сломана, стопу держала лишь кожа. А вот с правой голенью, я думаю, будут осложнения: она почернела и выглядела как жженый пергамент. В районе удара появился огромный синяк.

Я решил встать, но как это сделать, я пока не знал. Ну, ничего, тяжело в учении, но легко в бою, часто повторял мой отец. Я уперся руками в матрас и приподнял свое беспомощное тело. Матрас вмялся вниз, затем я опустил одну руку вниз и коснулся холодного пола. Дрожь охватила мою руку и чуть не заморозила, по руке пошли мурашки. От этого я передернул плечами, затем я опустил вторую руку и кистью коснулся пола. После я переставил левую кисть вперед, а затем правую вперед. Мой таз начал плавно скользить по матрасу, а за ним ползли безжизненные, не подающие надежды ноги. Я начал двигаться вперед, и тут мои ноги скатились с матраса и упали на пол. Боль вернулась. Левая стопа заныла. Ощущение было у меня такое, что мне делали операцию по ампутированию ноги без наркоза. Затем я перевернулся на живот и начал ползти. Если взглянуть на эту картину, то я напоминал бы ползущего вояку, но у меня все было намного хуже. Я протянул правую руку вперед, напряг ее, да с такой силой, что мои вены напряглись. Затем я решил потянуть свое тело, это было нелегко. Я тянул его очень сильно, спустя пять минут на моем лбу скопился пот, он начал каплями капать на пол. Напряженная рука тоже вспотела. После долгих мучений я подвинул свое тело на три сантиметра. Я выпрямил левую руку, схватился за половую доску и начал снова тянуть себя вперед. В этот раз все было еще хуже, потная левая кисть то и дело скользила по полу, как скользят фигуристы на коньках на льду. Но я упорно продолжал двигаться.

Прошло примерно тридцать минут, и я, открыв дверь, очутился в огромном зале. Я начал его рассматривать. Он был огромным, на мой взгляд, где-то около ста квадратных метров. Справа от меня стоял огромный, длинной во всю стену мебельный гарнитур. Он представлял из себя два огромных серванта, платяной шкаф, шкаф-купе. Около двуспальной кровати располагался комод. Слева от меня на стене висел огромный плазменный телевизор, потолок был натяжным, а под ним висела огромная хрустальная люстра. Огромное арочное окно было за стенкой, а напротив арочного окна металлическая входная дверь. Витая дубовая лестница вела, как я понял, на второй этаж.

Я полз вперед по холодному деревянному полу. Мне потребовалось около тридцати минут, чтобы преодолеть зал. Я прополз к арочному окну, и рядом с ним я обнаружил деревянную дверь. Я толкнул ее, сжав правую ладонь в кулак. Дверь распахнулась, и я заполз в совместный санузел. Как только мои локти коснулись мраморной плитки на полу, то тут же сработал индикатор движения и зажегся свет. Внутри было идеально чисто. У меня сложилось такое впечатление, что она намывает ванну по пять раз за день. На полу и стенах сверкал чистотой серый кафель. Унитаз со сливным бачком стояли по левую руку от меня. Напротив унитаза висел на стене выкрашенный в белый цвет во всю стену змеевик, напротив змеевика я увидал огромное овальное зеркало. Каркас этого зеркала был деревянным, и в самом дальнем правом углу располагалась огромная, похожая на телефонную будку душевая кабина.

Мне хотелось по малой нужде, но как мне это было сделать? Я приподнял правую руку и ухватился за змеевик, а затем левую руку поставил на ободок на унитазе. И тут я начал приподнимать свое тело, но ободок на унитазе соскользнул и слетел с унитаза. Мою руку вытянуло вперед, и я упал, ударившись лбом об плитку.

– Твою мать! – я не выдержал и выругался.

Я не мог сделать даже то, что мог бы пятилетний ребенок. Но если так разобраться, я был инвалидом, но тем не менее меня это раздражало. Я решил попробовать снова, но в этот раз я уже крепко левой кистью схватился за унитаз. Я приподнял свое тело, как будто подтянулся на брусьях, и усадил свою попу на унитаз, а после отпустил правую руку от змеевика. Как только я сел на унитаз, дважды мне казалось, что я теряю сознание, но я решил посчитать до ста и вроде приходил в норму. Справив малую нужду, я встал тем же способом, так же лег на живот и выполз из туалета. Боли в моих ногах немного остыли, но все равно еще пощипывали меня и немного раздражали.

Как только я оказался в зале, мне в голову пришли воспоминания о том, как моя мама учила меня, она говорила: «Сына, если сломал руку или ногу, то нужно тут же с двух сторон наложить две шины и перебинтовать перелом, а уже после ждать “скорую помощь”».

Вообще моя мать училась на зубного врача в медицинском институте, но в жизни так сложилось, что ей пришлось поработать медсестрой, из-за того, что у нее не было опыта. И она меня решила научить первой помощи. Я до сих пор вспоминаю, как она меня каждую ночь учила, как накладываются швы, какую первую помощь нужно оказать человеку, который надышался дымом или нахлебался воды. Но в данный момент ее нет, и здесь хоть кусай локти, хоть не кусай.

Я начал с того, что мне нужно найти где у этой старой ведьмы какие-нибудь дощечки и аптечку. Я подполз к комоду и, вытянув правую руку, на себя открыл первую ячейку, там я обнаружил постельное белье. Я тут же задвинул ящик обратно, затем я открыл ящик ниже, там я увидал в огромной подушечке воткнутые иголки и коробочку с нитками. И, на мое счастье, там была коробка, и на ней было написано «аптечка». Если бы я мог, я бы пустился в пляс, но улыбка моя увеличилась и напоминала острие бритвы. Я достал аптечку и положил около себя. Я тут же вскрыл коробку, там я обнаружил пять пузырьков с йодом, три пузырька с зеленкой, несколько напальчников, штук десять пластырей и пять рулонов бинтов. Я не ожидал, что я так быстро найду то, что мне нужно, в чужом доме. И улыбка моя даже не погасла, она мне напоминала, что есть еще надежда. Как говорится, она умирает последней.

Я прополз вперед и внизу у серванта открыл еще шкафчик. Там я обнаружил пару резиновых сапог, две фуфайки, заляпанные желтой засохшей краской, крестовину для елки и несколько брусков. Я достал все содержимое. Затем я открыл аптечку, перевернулся на спину и, открутив тюбик от флакончика с йодом, я налил его себе на ладони. После вы сочтете мои действия не совсем разумными, но я хотел оказать себе первую помощь. Я подхватил левую ногу под голень и прислонил пяткой к серванту. Затем ладонями начал втирать йод, обрабатывая стопу и сухожилие. Резкий запах йода просверлил мой нос, и я немного поморщился. И я тут же зубами разорвал бинт. Бинт размотался и упал на пол. Я правой ладонью подхватил его и начал наматывать на стопу. Я крепко перебинтовал ногу от стопы до изгиба коленки, после этой процедуры я схватил сапог и натянул его на ногу. Сапог оказался на два размера меньше.

Чуть погодя я примял сапог к голени, а с обратной стороны к икре и начал снова на сапог наматывать бинт. Затягивая его все туже и туже. Как только я перебинтовал одну ногу, затем я принялся за вторую. Я взглянул на нее: она чуть ниже колена раздулась, как автомобильная шина. И голень начала чернеть. Я вскрыл еще два тюбика с йодом и, налив их на ладони, начал плавно тереть голень и икру заодно. Но боль ныла хуже зубной. Я терпел. Накинув бинт на ногу, я начал его наматывать. Бинт мгновенно стал темно-коричневым, пропитавшись насквозь йодом. Намотав бинт, я открыл тюбик с зеленкой и сверху начал обрабатывать бинт. Бинт тут же принял коричнево-темно-зеленый цвет. И тут я решил к голени прислонить брусок. Прижав голень, я накинул бинт на него, но левой рукой не мог дотянуться до другого конца бинта. Я усилено тянулся вперед, но у меня не получалось дотянуться. Лишь только мышцы на прессе немного болели. От усердия покраснели щеки, на лице появился пот, вспотели подмышки, плечи тоже взмокли. Наконец-то я резко потянулся и дотянулся до другого конца. Я схватил рукой конец бинта и завязал морской узел около начала голени, а потом начал тщательно обматывать бинтом вокруг, как будто изолирующей лентой обматывал оголенные провода под напряжением. Боль начала циркулировать и отдавать резкими толчками в коленной чашечке. Эту боль можно было сравнить с тем, что как будто мне в коленную чашечку забили длинный, раскаленный докрасна на костре гвоздь. Но мне некуда было деваться, мне оставалось только терпеть, потому что, я вам сообщу, я не хочу умирать в этом могильном склепе. Я снизу приложил брусок, моя голень мне напоминала голень вратаря в хоккейной команде. И я так же начал орудовать бинтом, только в этот раз я захотел намотать два раза, но только уже не изолирующей лентой, а серым скотчем. Кстати, совсем забыл, скотч и изолирующую ленту я нашел у нее в аптечки. Обмотав, я получил адскую боль, только она уже адреналином побежала по всему моему телу. Я начал дышать, как будто в комнате было десять процентов воздуха. При каждом вздохе боль отдавалась в горле молниеносными ударами молота, а при выдохе пульсация боли, как лихорадка, ударяла в затылок градом из столовых ножей. Я начал дышать открытым ртом, ловя воздух жадно, но спустя пять минут бушующая огненная паника полностью захлестнула мой мозг. В этот момент я не мог соображать. Я прополз вперед уперся телом в стену и потянул ручку у арочного окна. Окно приоткрылось. Дуновение холодного декабрьского воздуха быстрым поцелуем коснулась моей щеки. Я ноздрями вдохнул воздух.

Мое сердцебиение не участилось, но я чувствовал пульсацию крови в венах, на шее и запястьях. Волоски на затылке у меня ощетинились и стали дыбом. Но вдруг все мои глобальные планы по побегу из этого склепа рухнули, или, я бы сказал, приказали долго жить, но это не столь важно, называйте как хотите. Я услыхал звук мотора. Он с каждой секундой нарастал и нарастал, становился все громче и громче. Я толкнул ручку арочного окна и закрыл его, а сам размахивая руками в стороны упал на спину, мои больные стопы ног уперлись в ляжки. Началась невыносимая боль, на одной сапог натянулся, как пружина, а на второй ноге брусок почти сплющил икру. Но я успел быстро перевернуться на живот. Обе мои ноги сразу выпрямились, и боль стихла. Я пополз к себе в комнату. Но сначала я слегка подогнул ноги в коленях и начал так же, как паук ползет по паутине, ползти по полу. В этот раз я двигался не как черепаха, а значительно быстрее. Мне потребовалось десять минут, чтобы заползти в свою комнату.

Как только я в нее заполз, то я услышал, как повернулся ключ в замочной скважине. Он повернулся вправо четыре раза, а затем дверь распахнулась. Я прикрыл за собой дверь, но оставил маленькую щелку, чтобы можно было наблюдать. На порог дома зашла она, но в этот раз на ней был совсем другая одежда. Она была в черном кожаном плаще, черных кожаных джинсах, в резиновых сапогах. Причем я прищурился и смог разглядеть, что носы этих сапог были испачканы влажной, сырой глиной. На плече она несла закрытый спальный мешок, и хоть ее взгляда я не видел, потому что на ее голове был надет черный капюшон, я могу сказать, что в мешке был какой-то труп или живой человек. Мешок свисал, как коромысло, с ее плеч. На ее правой ладони была надета окровавленная белая перчатка. Я, прищурившись, углядел, что сгустки свежих капель крови капали с ее пальцев.

Она подошла к стенке, приоткрыла створку шкафа и левой рукой начала что-то нажимать. Как только она набрала код, почему код, спросите вы, ну, потому что, когда она нажимала цифры, я успел уловить слухом тонкие, тихие звуки. И вдруг неожиданно, я не поверил своим глазам, я увидал, как створка шкафа отъехала в сторону, она открылась, как открываются стальные ворота. Она зашла внутрь и, судя по звуку, начала спускаться вниз по лестнице. Ее шаги все утихали. Но не прошло и десяти минут, как я увидел, как она вышла и пошла к автомобилю на улицу. Минуты через три она вернулась обратно в дом и несла точно такой же мешок на плече. Она отнесла его в свою потайную комнату, затем вышла опять на улицу к машине и вошла уже в третий раз с мешком на плече.

Как только она вышла, то дернула створку шкафа вперед, и он на вращающихся шариках внизу прокатился, как катаются на роликах на дороге, и прозвучал щелчок.

Я прикрыл до конца дверь и пополз к своей кровати. Как только я к ней приблизился, мне оставалось залезть на нее, вот это уже было проблемой для меня. Я потянул руки вперед, ухватившись руками за две трубки у изголовья кровати. Затем я потянул все тело вперед, ну как бы подтягиваясь на турнике. Мой живот и мои не подающие надежды ноги повисли в воздухе. Я потянулся еще сильнее, скулы моего лица взбухли, как волдыри после ожогов, на шее натянулись, как стропы, вены, на лбу, висках и затылке появились капли пота, мои глаза безумно метались в глазницах. Но я решил не сдаваться. Я тянул свое тело еще сильнее, и у меня получалось, мой живот оказался уже на матрасе. Осталось только закинуть ноги, перевернуться на спину и накрыться одеялом, а затем притвориться сонным. Я отпустил руки и мгновенно перехватил их, накинув руки по локоть на изголовье кровати. Мои ноги слегка подняло вверх, но затем они опустились вниз. Я сцепил пальцы в замок на изголовье, подтянул свое тело и заполз на кровать. Потом я решил перевернуться на спину. Я очень осторожно начал поворачивать свое тело, и вдруг моя нога слегка поднялась и ударилась об металлический каркас у кровати. И ударилась, как назло, голенью. В мою голову ударили резкие удары. Боль была невыносимой. Все в глазах потемнело. Но я успел ухватить одеяло руками и накинуть на себя сверху. Затем от адской, парализующей мое сознание боли я впал, так сказать, в кому.

Когда я очнулся, то за окном уже были сумерки. И я видел отполированный до кристальной чистоты, похожий на подкову полумесяц. Морозный воздух поступал из отрытой настежь форточки. Я вдыхал свежий воздух, это единственная, на мой взгляд, была радость, но если это можно назвать радостью. Хотя я и лежал под одеялом, все равно по моему телу бежали, как муравьи по муравейнику, мурашки. За окном подул ветер. Я видел, как закачались деревья и метель превратилась в огромное снежное облако. Оно, как клубок, поступало внутрь моей комнаты. Холод охватил меня и сковал, на мою шею как будто лег скрученный морозный шарф, который затягивал удавку на моей шее.

Вдруг неожиданно на мое левое плечо опустилась ее рука. Ощущение было такое, как будто мое плечо сковали тиски. Я повернул голову влево, и меня чуть не ударил инфаркт. Она была как смерть – вся в черном, с капюшоном на голове. Ее глаза смотрели на меня диким взглядом.

– У меня появилась отличная мысль, – сообщила она наконец.

Ее голос звучал как голос мертвеца, поднявшегося из могилы. Меня начала бить трясучка. Я боялся ее, как огня.

– Я хочу тебя усыновить, – в этот раз она произнесла это более мягко.

Что за бред, да ее место в каком-нибудь дурдоме. Сначала она мучает меня и смотрит на меня, когда я сыграю в ящик. А в данный момент она несет мне какую-то чушь. Эти мысли метнулись в моей голове молниеносно.

– Так как ты убил мою дочь, я хотела отомстить тебе, но в данный момент, я думаю, лучше будет, если ты станешь моим сыном, – продолжала она. – Ты заменишь мне ее.

После такого не знаю, что бы сделали вы, но я смотрел на нее чисто и открыто и представил себе, как перерезаю ей горло острым ножом. И я бы увидел, как вытекает кровь, снабжавшая кислородом ее больной мозг.

– Мне нужно сделать на втором этаже ремонт, а затем, я думаю, если с твоими ногами будут проблемы, я ампутирую тебе их, – продолжала она с неехидной улыбкой.

Ее улыбка была похожа на лезвие острого топора. Она как будто не говорила, а рубила с плеча.

– Ты можешь мне верить, я училась два года в медицинском институте, но, увы, практики не было, – монотонно говорила она. – Но теперь выпал шанс, на ком я могу продемонстрировать свой уникальный профессионализм в области хирургии.

– Ты больная дур-р-ра! – закричал я.

– Не перебивай меня, сынок! – заворчала она в ответ на меня. – Нельзя так с мамой разговаривать.

– Уйди от меня, сумасшедшая!

Я сбавил тон, но не стал поддаваться на ее ненормальный гипноз. Ее глаза просто закипели, во рту скопилась слюна, зубы сжались и были похожи на нагретую до красна хромированную спираль.

– Мамочка тобой недовольна, щенок! – начала вопить она.

Я хотел что-то ей сказать, но не мог: она надавила правой ладонью на мою больную голень.

– А-ай! Не трогай меня! – закричал я от боли.

Боль невыносимо била молнией в голову. Моя бедная нога, мне казалось, что в ближайшее время я ее ампутирую, и ближайшее время наступит через сорок восемь часов. Чуть погодя она меня отпустила, боль начала покидать мое больное состояние, или, я бы сказал, она превращала меня в овощ.

– Как только я ампутирую твою ногу, я куплю тебе инвалидное кресло, и мы будем жить одной семьей, только ты и я, – снова она завела этот разговор.

Хотя, на мой взгляд, это был не разговор. Я могу сказать, пока я еще рассуждаю в трезвом уме и с твердой памятью, у нее просто поехал шифер, сгнил скворечник, фляга начала брызгать. Да думайте что хотите и называйте как хотите. Но все интересное было впереди.

– Ты сделаешь ремонт на втором этаже, затем я буду тебя кормить три раза в день и два раза выгуливать на инвалидной коляске.

От этих ее слов мой мозг просто разрывался.

– А пока аминь, сын! – улыбнувшись, выкрикнула она и поцеловала меня в лоб три раза.

На меня напала паника, я хотел что-то крикнуть ей в ответ, но вспомнил слова отца: «Спокойствие самое сильное оружие!» В своем мозгу я, как художник, рисовал эту картину, которую она мне озвучила. Я вам скажу, я знаю одно: даже если я буду без рук и без ног, и она будет продолжать меня резать, я все равно с волочащимися кишками зубами перегрызу ей глотку, и куски ее плоти буду выхаркивать вместе с кровью. Даже если она меня доведет до такого состояния, что у меня будут загангрененные руки и ноги, и я буду лежать вывернутым наизнанку на ее залитом кровью операционном столе. Я все равно буду грызть ее, как хищный зверь свою добычу, а затем я буду смеяться, сплевывая окровавленные куски плоти, прямо ей в лицо.

Глава 5

На следующий день я проснулся ближе к обеду. Повернул голову направо и увидал, как яркое солнце светит прямо мне в глаза. Форточка так и была настежь открыта. Но мороз стих, кристаллики инеем падали на подоконник, они были похожи на маленькие жемчужные бусинки. Я откинул одеяло и решил встать с постели и сбежать от этой старой маньячки. Откинув одеяло, я увидал свои ноги. Одна перевязанная стопа так и была без изменений, ну, если не считать, что у нее весь бинт пропитался йодом. А вот вторая голень была в плачевном состоянии, она приобрела темно-коричневый оттенок. В ней начала пульсировать боль. Она у меня отекла, и на ней появился огромный синяк. Кожа на голени вздулась. Я не знал, что мне делать. Обеими руками я приподнял ногу и положил ее на металлический подлокотник. Дальше я начал разматывать бинт, как только я его размотал, я убрал с голени две шины и был просто в шоке: моя нога загноилась. В районе стопы через рану сочился красно-желтый гной. Эта была жуткая картина, но я решил бежать из этого дома.

Я опустил руки на пол. Пол был настолько холодным, что по всему моему телу пробежал холодок, и озноб на три или пять секунд охватил меня. Спустив вниз живот, я, аккуратно, тянув руками по полу, опустил ноги. Цепляясь руками за холодные половицы, я двигал свое тело. И откровенно вам скажу, что я хотел по пояс отпилить или отрубить свои ноги, они меня тормозили и были безжизненными.

Прошло пять минут, как я открыл дверь в зал и заполз в него. Гной так и сочился и оставлял следы на полу. У меня складывалось такое ощущение, что в место моей ноги была водопроводная труба, и из нее в разные стороны свистел свищ. Я весь взмок, лоб, руки, локти, плечи все покрылись потом, прежде чем я дополз до шкафчика в зале, где у нее хранилась аптечка. Достав аптечку и вскрыв ее, я аккуратно перевернулся на спину и снова принялся за перевязку больной ноги. Для начала я смазал ее йодом, затем я начал перематывать бинтом, а как только перемотал, я сделал на бинте йодовую сетку: макнув палец в йод, я делал ее на всей голени.

Что было дальше, я пополз к арочному окну. Как только я приблизился к нему, то в моей голове возник второй вопрос. Нужно что-то надеть на себя, иначе я замерзну, на улице не май месяц. Я повернул и пополз к туалету. Там я обнаружил вешалку, на ней висели зимнее пальто, дубленка, несколько пуховиков и один плащ. Что мне делать? Этот вопрос мелькнул в моей голове.

Чтобы что-то достать, мне нужно было встать на ноги, но я не мог себе этого позволить. Я ухватился рукой за дверь и начал тянуть свое тело. Как только мое тело напряглось, то оно было похоже на натянутую струну скрипки. Я протянул левую руку, но в этот момент нога коснулась пола, и боль ударила в мою голову. Я отпустил руку и упал.

– Дерьмо! – выругался я и ударил кулаком по полу.

Но если нервничать или плакать, то это только создаст больше проблем. Поэтому я решил сосредоточиться и снова ухватился за дверную ручку. Приподнял свое тело и протянул левую руку назад к вешалке. Я почти коснулся теплого пальто, но правая рука от напряжения вспотела и покрылась потом. От этого она соскользнула, и я грохнулся на пол. Затем я зажмурил глаза и тут же их открыл, посмотрев в сторону вешалки, и увидал, что был у меня прямо перед носом. Я обеими руками схватился за него и начал тянуть свое тело вверх, как будто подтягиваясь на турнике. Старые шурупы начали трещать в этой вешалке, и мне на голову начала сыпаться пыль штукатурки. Но я посильнее дернул ее на себя и упал на спину, а на меня посыпалась вся зимняя одежда, и после всей одежды еще упала вешалка. «Ну вот, если долго мучиться, что-нибудь получится», – мелькнула эта мысль в моей голове.

Я откинул зимние шмотки в сторону, а вот пальто я положил на пол, расстегнул на нем три пуговицы, распахнул его, а затем, лежа на спине, лег на него и после засунул сначала одну руку в рукав, а потом другую. Повернув голову направо, я увидал, у нее стоят сапоги, калоши и одна пара валенок. Вот валенки мне и нужны. Я протянул руку и взял их. Затем, руками упираясь в пол, я упер свою спину к стене и оказался в лежачем положении. Я сначала надел валенок на более или менее здоровую ногу, после была очень трудная процедура. Я начал надевать валенок на больную ногу. Надеть было не проблема. Проблема была потом: как только я начал натягивать его, то при каждом скольжении у меня руки тряслись, а нога ныла. Я слышал, как мое сердце стучит, как барабанная дробь. Но с усилием я натягивал валенок, и в итоге все получилось.

Немного погодя я посидел, успокоился, мое сердце перестало биться, как дробь, и вернулось к обычному режиму. И вот наконец я, перевернувшись на живот, пополз к окну. Полз я очень медленно, боль в ноге не давала покоя моей голове, да еще и пальто и валенки, ну, это, конечно, покажется смешным, но они для меня были сильным грузом, они давили на мою спину, как свинцовый колокол.

Наконец-то я дополз до арочного окна. Там, где висела плазма, я увидал табурет. Я подполз к нему, схватил его руками и, перевернувшись на спину, я из-за спины бросил табурет в окно. Табурет кубарем пролетел и ударил в стекло. Стекло треснуло, но не разбилось.

– Да что за невезуха! – возмутился я. – Неужели мне придется здесь умереть?

Я знаю, о чем вы подумали, вы думаете, что я сошел с ума, что у меня начала шизофрения. Но это не так, вынужден огорчить вас. Я ругался из-за того, что у меня ничего не получалось, а если я и буду разговаривать в дальнейшем, то я просто представлю перед собой мнимого собеседника. Я снова взял стул и с размаху вмазал по стеклу.

– Ура-а! Оно разбилось! – снова на радостях закричал я.

Стекло лопнуло, острые осколки полетели наружу на улицу. От арочного окна небольшой ромбовидный кусок стекла остался стоять на своем месте. Я снова в него запустил табурет. Ромб треснул и разлетелся на две половинки. Одна его часть вместе с табуретом вылетела на улицу и, судя по звуку, раскололась еще на две части. А вот вторая часть упала на пол и в пяти сантиметрах от моей ноги воткнулась в пол. Мое счастье, что моя нога лежала подальше. Если бы стекло попало в ногу, то оно вошло очень глубоко.

Я подполз к окну, схватился руками за каркас окна и, подтянув свое тело, выполз наружу. Перевернулся на спину и начал глубоко дышать. Морозный воздух сверлил клубками мой нос. Мое сердце ускорилось и начало биться чаще. Хоть и мои мокрые губы мгновенно обветрил ветер, все равно улыбка растянулась на моем лице. Радость была в том, что я выбрался из этого страшного дома. Но лежать долго мне нельзя, да и пора покидать эту ведьму. Я пополз в сторону забора. И обратил внимание, что за своим земельным участком в пять соток она следит. На участке около дома стояла печка, в самом конце огорода друг напротив друга располагались два огромных парника. Один, как я понял, под огурцы, а второй под помидоры. Справа и слева в шахматном порядке располагались грядки, хотя они и были усыпаны снегом, но я смог их разглядеть. По левую руку от меня стоял небольшой, примерно высотой в два метра и шириной в метр, бак для полива огорода. Рядом с баком стояла дровяная печка. Я пополз по белому снегу, вдыхая холодный воздух, а выдыхал я как будто хрустальный иней.

Я подполз к металлическому забору. И на секунду прислушался. Я услышал какие-то шаги. Разобрать нельзя, кто это был, но шаги приближались, и под ногами хрустели хлопья снега.

– Помогите мне! Спасите! – начал орать я во всю глотку.

Вдруг шаги прекратились. Я снова прислушался. Была могильная тишина.

– Кто-нибудь помогите! – снова закричал я.

– Кто здесь? – в ответ я услышал мужской голос.

– Я здесь! – откликнулся я.

Шаги ускорились, и ко мне подошел мужчина. Он был очень крепкого телосложения. С отпущенной бородой и маленькими усами. На нем был черный свитер, застегнутый на молнию вплоть до подбородка, черные джинсы, а сверху на свитере висела на распашку дубленка.

– Кто вы? Что здесь происходит? – мужчина начал задавать вопросы.

– Долго рассказывать, просто вызовите полицию, меня похитили, – в ответ буркнул я.

Но мой план с побегом снова рухнул в бездну. Дело в том, что я услыхал звук мотора и, повернув голову влево, увидел, как мой автомобиль мчится на всех парах. Передние колеса подняли веер снежной волны. Машина резко притормозила. Рев тормозных колодок резанул мне и, я так думаю, этому мужчине ушные перепонки.

Из-за руля вышла она, мы смотрели на нее оба. Она достала с заднего сиденья двуствольное ружье. А этот мужчина из кармана достал перочинный нож с красной ручкой. Но он не успел вымолвить ни слова, как прогремел выстрел. Пуля угодила ему прямо в кадык. Продырявив его, вылетела сзади из шеи. Это было делом одной секунды. Из его рта мощным гейзером рванула кровь, глаза его остекленели, из его руки в снег выпал нож. Но на этом она не успокоилась, она направила ствол на его лицо и надавила на второй спусковой крючок. Вторая пуля со свистом разворотила ему левый глаз и кусок виска. Он упал, из его рта лилась кровь.

Я испугался, мне было страшно. При виде этой картины страх сдавил мне горло и чуть не задушил. Страх густым туманом расползался по всему моему телу.

– Ты опять ослушался мамочку! – закричала она.

Я не мог что-либо ей ответить, потому что был как будто весь парализован. Она подошла ко мне.

– Я тебя приютила, накормила и усыновила, а ты решил убежать? – начала кричать она. – Ты сволочь, гад и подонок!

Она резко ударила меня прикладом по больной голени. Боль волнами начала накатывать на меня.

– А-ай! Мне больно, что ты делаешь, не бей по ноге! – единственное, что смог я выжать из себя.

– Я воспитываю тебя, я купила тебе инвалидное кресло, а ты, капризный мальчишка, опять набедокурил, – она это произнесла чуть ли не со слезами.

Она всерьез решила, что я заменю ей дочь. Вот о чем я подумал в первую очередь, не обращая внимания на боль в ноге. Но насчет боли она решила еще раз мне напомнить. И вмазала два раза по другой ноге дулом двустволки. Боль возобновилась, я хотел кричать, но сдерживал эмоции, мой лоб и лицо, как мне показалось, покраснели. В ушах гудела линия электропередач. Глаза расширились и прослезились. Я чувствовал, как все мое тело облили бензином и подожгли. И как начала скручиваться и плавиться моя кожа. Меня заливал пот. Он выступал на лбу, висках, щеках, плечах. Вдруг неожиданно подул легкий ветерок, который показался мне просто ледяным. Но я собрался силами и, сунув руку в снег, нащупал там нож. Я мечтал перерезать ей горло или воткнуть его прямо ей в сердце. Я спрятал нож в трусы и поднял взгляд. И ужаснулся, я видел, как труп этого мужчины лежит перед ней, хотя две минуты назад он лежал в двух шагах от меня, и она копает лопатой ему могилу. И здесь я обалдел, потому что она профессионально работает лопатой. Тут я вспомнил как нам в армии говорил прапорщик: «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор!» Но она не была экскаватором, она была бульдозером. Не прошло и десяти минут, как она выкопала ему могилу у себя на огороде. Затем, взяв его за руку и, как мешок картошки, закинув на плечо, она взяла его, а потом бросила в яму и тут же принялась закапывать. Глядя на все это, у меня волосы на затылке встали дыбом.