Текст книги "Ложь и правда русской истории. От варягов до империи"

Глава 3
Крещение

Князь Владимир, названный потом Святым, сжигал христиан.

История его страшных деяний насильника и убийцы известна – от изнасилования полоцкой княжны Рогнеды на глазах ее родителей до подлого убийства брата Ярополка, которого он пригласил в свой шатер на переговоры, а на входе два варяга пронзили его мечами с двух сторон. «Под пазухи», – говорится в летописи.

Но мало кто знает, что Владимир был фанатичным врагом христианства.

Что он сделал прежде всего, убив брата Ярополка и взяв Киев? Поставил идолов, языческих кумиров.

Летопись гласит: «Поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили своих сыновей и дочерей, и приносили жертвы бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась кровью земля Русская и холм тот».

Какими «жертвоприношениями»? Какой «кровью»?

В данном случае речь идет о ритуальном убийстве, о жертвоприношении языческим богам. Зафиксированы имена Феодора и его сына Иоанна – христиан, переселившихся из Византии на Русь, в Киев. Их убили и сожгли на том холме.

О человеческих жертвоприношениях на Руси пишут многие европейские и византийские хроники. Например, жен сводили в могилу вместе с мужьями. А убийство пленных превращалось в гекатомбу. Взрослых сжигали, детей душили и топили в реке. Одна из таких гекатомб описана в «Истории» византийского писателя и историка Льва Диакона.

А в Повести временных лет за 983 год говорится: «Пошел Владимир… к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими. И сказали старцы и бояре: «Бросим жребий на отрока и девицу, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам».

Происходило это за пять лет до крещения Руси.

То есть культ жертвоприношения ушел не в такое уж далекое прошлое, если людей сожгли заживо в Киеве в конце X века, в относительно цивилизованные времена. Видимо, Владимир вспомнил о былом кровавом обычае неслучайно. Это был знак и символ. Знак и символ возврата к древним языческим устоям.

Ведь Киев к тому времени медленно, но верно уходил от язычества. Бабушка Владимира, княгиня Ольга, приняла христианство, ее сын, язычник Святослав, в свое правление не препятствовал крещению и проникновению христианства в Киев. Его сын Ярополк, воспитанный бабушкой Ольгой, женился на гречанке-христианке.

Да, в Киеве над христианами посмеивались, но не преследовали. А посмеивались, наверно, так, как часто смеются некоторые деревенские люди над попавшим в их среду городским человеком – над его чудны́ми для них привычками. То есть происходило проникновение христианской культуры, закладывался другой культурный стереотип.

И тут власть захватил Владимир.

Ему, уязвленному, обиженному бастарду, незаконному сыну Святослава от рабыни Малуши, отстраненному от киевского двора и сосланному на окраину, в Новгород, ненавистен был сам дух Киева, его атмосфера. «Казалось, малокультурная, полуфинская, новгородская окраина Руси религиозно победила столичный огречившийся Киев», – писал крупнейший исследовать истории Русской церкви А.В. Карташев.

Но что же произошло потом?

Не только мы сегодня задаемся этим вопросом. Митрополит Иларион через полтора века после смерти Владимира Святого вопрошал над его гробом:

«Как ты уверовал? Как воспламенился любовию Христовою? Как вселился в тебя разум, высший разума земных мудрецов, чтобы возлюбить невидимое и стремиться к небесному? Как взыскал ты Христа? Как предался Ему?…Не видел ты Христа: как же стал ты учеником Его?…Дивное чудо! Руководствуясь только своим добрым смыслом и острым умом, ты постигнул, что един есть Творец невидимого и видимого, небесного и земного, и что послал Он в мир для спасения Своего Возлюбленного Сына. И с сими помыслами вступил ты в святую купель. Таким образом, что другим казалось безумием, то было для тебя силою Божией… Скажи нам, рабам твоим, скажи нам, учитель наш, откуда повеяло на тебя благоухание Святого Духа?»

Нам не дано знать.

Возможно, произошло чудо духовного преображения.

Возможно, снизошла на эту страшную душу благодать Божья.

Мы можем анализировать лишь земные перипетии жизни Владимира.

По летописи известна всем сцена выбора веры. Она наводит на грустные размышления: можно ли предполагать, что все было бы так, как решил один человек, каган Владимир? Государства под названием «Киевская Русь» в природе не было, это научный термин, введенный российскими историками в XIX веке – для удобства обозначения. Может, были и другие мотивы, например отстраниться от «азиатского» наследия. То государство называлось Киевским каганатом, или Русским каганатом. А князья Владимир Святой, Ярослав Мудрый звались каганами. (Каган – «хан ханов», «великий хан».) В «Слове о Законе и Благодати», одном из самых ранних произведений древнерусской литературы, XI век, митрополит Иларион писал: «И похвала кагану нашему Владимиру, которым мы крещены были».

Князьями русские властители стали титуловаться позже. Ближайшие соратники половецких ханов, а затем монгольских каганов и золотоордынских ханов составляли «кенез», дословно – «совет». На Руси их называли «кенезы», а потом – «князья».

По летописи, каган Владимир, выбирая веру, выслушивая византийских, хазаро-иудейских и булгарских мусульманских послов, отказался от ислама, потому что мусульманская религия запрещает пить спиртное, мед. Когда дошло до этого, он будто бы сказал булгарским послам: «Руси есть веселие пить: не можем без того быть».

Вообще, как отмечает исследователь истории Русской церкви А.В. Карташев, есть в этой сцене что-то карикатурное. Но так часто бывает, когда летописи переписывают, подгоняют под тот или иной идеологический канон, пытаются свести к «краткому курсу». Каждый переписчик вставляет что-то свое и корежит по-своему. И получается в итоге нечто невообразимое. «Абсурдистский стиль русских летописей», – как метко определил современный журналист Андрей Воронин.

Но тем не менее Повесть временных лет в данном эпизоде отражает суть – время выбора веры. А если точнее – выбор пути, цивилизации. Восемь лет великокняжеской власти – с убийства Ярополка и захвата Киева до крещения Руси – срок немалый. Особенно в ту эпоху. При всем показном возвращении к язычеству жизнь в Киеве отменить трудно. Одна казнь – как символ. А дальше – нельзя. Тогда надо вырезать христиан поголовно. В том числе и жену-христианку, доставшуюся ему от убитого им брата Ярополка. Да и среди варягов, при всей их буйности и полном пренебрежении ко всему и ко всем, нет-нет да и встречаются новообращенные. Особенно из вождей-конунгов. Вспомним ту же скандинавскую сагу об Олаве Трюггвассоне, сыне норвежского конунга и будущем норвежском короле, который жил при дворе Владимира и уговаривал его принять христианскую веру.

Непосредственные события, приведшие к крещению Владимира, описаны в древних арабских и византийских хрониках.

В 986 году в Византии началась гражданская война. Мятеж поднял стратиг Варда Склир, а затем к нему присоединился стратиг Варда Фока. Они начали переговоры с арабским халифом о совместной войне против императора Василия. Таким образом, с юга и с востока Византии угрожали мятежники и арабы. Мало того, с севера и с запада – Болгарский каганат и Киевский каганат. Таким образом, Византия попала в окружение, война сразу со всех фронтов. Император Василий начинает переговоры и заключает мир с болгарами, оставляя им завоеванные на тот момент византийские земли. Какое уж тут «возвращение», когда все можно потерять! А к Владимиру обращается за военной помощью. Плата за помощь – византийская царевна Анна. При этом ставится условие – крещение Владимира.

На наш взгляд, странные условия. И от веры в Перуна отрекайся, и воинов предоставь. За что? За женщину? По-русски говоря – за бабу?!

Нет – за статус!

Спору нет, Киевский каганат молод и могуч. Однако – варварская страна. И сам Владимир ощущает себя варваром. А византийская династия – древняя, «настоящая», освященная веками. Женитьба на Анне – это вхождение не просто в императорскую семью, а посвящение в клан «настоящих» царей-базилевсов. Владимир становится таким образом аристократом среди властителей молодых государств. Ни болгарский каган на Дунае, ни болгарский каган на Каме с ним уже не сравнятся.

Так он думал или не так – мы знать не можем.

Владимир пошел на союз с императором Василием и оказал ему военную помощь в борьбе с мятежниками. Об этом подробно пишут арабские и византийские хроники.

Однако император Василий попытался обмануть кагана Владимира. Царевну Анну за него не отдали. Что, как и почему – неизвестно. Может, Анна воспротивилась, не захотела, подобно полоцкой княжне Рогнеде, идти замуж за сына рабыни. А может, император Василий решил, что теперь, когда угроза миновала, можно и пренебречь обещаниями, данными северному варвару.

Но не тут-то было. Владимир немедленно пошел в поход на Корсунь-Херсонес и захватил город, угрожая пойти на Константинополь. Да еще в союзе с болгарами. Император Василий испугался и немедленно прислал царевну Анну, с которой и обвенчался наш Владимир там же, в Корсуни, после чего возвратил город Византии как выкуп за невесту.

Отсюда, из Корсуни, и пошел он в поход уже на Киев, на Русь.

Неся Крест.

Как свидетельствует летопись, по возвращении из Корсуни князь Владимир «повелел опрокинуть идолы – одних изрубить, а других сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и волочить его с горы по Боричеву взвозу к Ручью и приставил 12 мужей колотить его палками… Когда влекли Перуна по Ручью к Днепру, оплакивали его неверные, так как не приняли еще они святого крещения. И, притащив, кинули его в Днепр. И приставил Владимир к нему людей, сказав им: «Если пристанет где к берегу, отпихивайте его. А когда пройдет пороги, тогда только оставьте его». Они же исполнили, что им было приказано. И когда пустили Перуна и прошел он пороги, выбросило его ветром на отмель, и оттого прослыло место то Перунья отмель, как зовется она и до сих пор. Затем послал Владимир по всему городу сказать: «Если не придет кто завтра на реку – будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, – будет мне врагом». Услышав это, с радостью пошли люди, ликуя и говоря: «Если бы не было это хорошим, не приняли бы этого князь наш и бояре».

Это – Повесть временных лет, написанная, понятно, христианскими монахами. Сладкая сказка о радостном крещении всех киевлян: «Пошли люди, ликуя…» Хотя реальность выдает с головой предыдущая фраза: «Если не придет кто завтра на реку… будет мне врагом». Это даже не ультиматум, а прямая угроза. И попробуй не подчинись – Киев хорошо знал бешеную натуру Владимира, помнил жертвоприношения, сожжение христиан.

Оговорюсь: нам не дано знать, что происходило в его душе. Возможно, крестился он из меркантильных, политических соображений. Возможно, в момент крещения произошло в его душе чудо Преображения. Возможно, ощутил себя великим миссионером – спасал души варваров, обращал их в истинную веру, открывал им свет истинной веры. Но даже если он просто поворачивал страну и народ в русло другой, более развитой цивилизации, он ведь руководствовался высшими целями и самыми благими намерениями – вот в чем дело!

Так или иначе, Владимир провел крещение Руси с варяжской неукротимостью и жестокостью. Как военный набег на вражеский город. В Киеве народ батогами загнали в Днепр и Перуна били палками. А в Новгороде, для пущего презрения к прежним идолам и кумирам, Перуна волокли «по калу». Летопись свидетельствует: «И по другим городам стали ставить церкви и определять в них попов и приводить людей на крещение по всем городам и селам. Посылал он собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное. Матери же детей этих плакали о них; ибо не утвердились еще они в вере и плакали о них как о мертвых».

На этом кончается одна история и начинается другая.

Как говорили и писали, крещение Руси было безусловно прогрессивным явлением. Повернувшим нашу страну в русло христианской цивилизации.

А я здесь и сейчас – о том, о чем еще не говорилось и не писалось.

Был ли другой путь? Безусловно был. Свидетельство тому – древние хроники. По Северному Причерноморью гуляли в те времена отряды славяно-тюркско-варяжской вольницы, проще говоря – разбойников. Их называли русами, русью. В Житии святого Георгия, архиепископа Амастридского (примерно IX век), рассказывается: «Было нашествие варваров – руси, народа, как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чем другом… не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они… достигли наконец и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст».

Захватив Амастру, причерноморский город в Византии, и ворвавшись в храм, разбойники бросились грабить гробницу святого Георгия, думая найти там сокровища, но неожиданно окаменели. И освободились только после молитвы за них одного из пленных христиан. После чего «они уже более не оскорбляли святыни».

Этот источник говорит, что в изначальные времена северные варвары сталкивались с христианской цивилизацией в Причерноморье. Во всех русских летописях упоминаются Корсунь и Тмуторакань (Херсонес и Тамань) не как далекие края, а соседские, привычные. Проникновение христианства и христианской цивилизации на Русь через Крым было спокойным и неостановимым. Оно захватывало как народ, так и высшие слои. Пример тому – княгиня Ольга.

Владимир же с истинно варяжской грубостью и жестокостью сломал начавшийся эволюционный путь. Что, на мой взгляд, отразилось на дальнейшей истории Руси.

Одно дело – самому князю обратиться в веру.

И совсем другое – насадить веру в подданной стране насильственным путем.

Обратиться в веру – значит смиренно просветиться духом.

Насадить веру – значит возвыситься над ней, сделать веру и церковь инструментом своей власти.

В этом – коренное отличие православной России от Европы.

Современные государства Европы формировались после установления там веры и церкви. Вначале были вера, церковь, папство, а потом возникли государство франков, Англия, Германия, Италия, Франция и т. д.

А у нас вначале было государство – великий князь Владимир, который крестил Киев, батогами загнав народ в Днепр. Одним словом, дал нам веру и церковь. И потому вера и церковь всегда были у нас на вторых и третьих ролях.

Конечно, митрополиты были неким противовесом княжескому абсолютизму, считались независимыми от великих князей, впоследствии царей, так как их утверждал или назначал патриарх Константинопольский. Но с каждым годом и веком это назначение и утверждение становились все более формальными. Да и этой малой доли независимости государство не терпело. Надо сказать, что наши митрополиты и сами хотели быть самостоятельными, хотели быть патриархами. Так совместными усилиями первых царей и митрополитов была порвана тонкая ниточка между Русью и Константинополем. И у нас образовалась своя автокефальная Русская православная церковь, появился свой патриарх. Разумеется, подчиненный царю.

Но даже и в таком виде церковь мешала светской власти. Очень уж велик был в народе авторитет патриарха. Учтем еще, что патриархи Филарет и Никон фактически правили Русью в самые сложные времена и официально назывались, как и царь, Великими Государями.

И потому Петр I, укрепившись во власти, упразднил патриаршество, создав Синод и сделав церковь практически одним из департаментов государственного аппарата.

У мусульман же никогда не было единого церковного центра. После падения Багдадского халифата, где халиф соединял в одном лице светскую и высшую церковную власть, имамы и муфтии стали заложниками ханов, эмиров и султанов.

Когда вера приходит сама, завоевывая умы и сердца, она приходит как благодать Божья, как высшая власть.

Когда крестят огнем, мечом и кнутом – высшая власть у того, кто держит в руках кнут и меч. Хан Узбек, шурин великого владимирского князя Юрия Даниловича, рубил головы православным и языческим ордынцам, обращая Золотую Орду в ислам. Начав казни с родственников, таких же, как он, потомков Чингисхана.

Казалось бы, через века уже все забылось. Ан нет. Ни один король Англии или Франции не мог сказать, что это его славный предок дал истинную веру этим варварам. А у нас – мог и говорил. И соответственно вел себя. Более того, смею полагать, что есть нечто выше нашего личного сознания – сознание общественное. Некая аура, витающая над той или иной страной, над тем или иным народом.

Церковь, насажденная государственной властью, стала прислужницей государства – идеологической подпоркой. Таким образом, православие и мусульманство в России изначально не имели и не могли иметь того значения, какое имела церковь в Западной Европе.

Вот в чем наше отличие от Европы. Именно поэтому мы стали такими, какие есть, и история наша сложилась так, как она сложилась.

Глава 4
Спас на крови

Самая жестокая битва в истории Руси и самый загадочный храм на Руси – в одном городе, в Юрьеве-Польском.

«Золотое кольцо» ЦК КПСС

Почему Юрьев-Польской не включили в «Золотое кольцо»? Такой же древний, как Переславль-Залесский, в один с ним год основан великим князем Юрием Долгоруким. Конечно, не так богат монастырями и храмами, но все же… Сохранился земляной вал XII века, опоясывающий исторический центр, буквально завораживает глаз Михайло-Архангельский монастырь, в котором сошлись архитектурные стили нескольких столетий.

Наконец, там, в Юрьеве-Польском, – Георгиевский собор XIII века, который даже среди уникальных памятников древнерусской архитектуры занимает особое место.

Тем не менее – Юрьев-Польской был обойден. Что, конечно, обидно и досадно и властям, и самим горожанам. Ведь включение в туристский маршрут, по которому возят иностранцев, – это не только лестное «включение» в большой мир, но и немалая выгода. И деньги в бюджет пошли бы другие, и строительство давно бы здесь развернули, чтобы не ударить перед иностранцами лицом в грязь. Но…

Никто не знает точно, в чем причина. Может, в том, что неказист городок, сильно проигрывает соседнему Переславлю-Залесскому и тем более соседнему же Суздалю. Мол, опозоримся перед иностранцами. Хотя все тут спорно. Для кого «неказист», а для кого как раз мил своим тихим, почти сельским бытом, не изуродованным, как в некоторых районах Переславля, железобетонными и угольными свалками, угрюмыми заборами, зловещими каркасами и ангарами так называемой промышленной зоны.

Может, был там заводик или цех, работавший на оборонную промышленность. Какие-нибудь резиновые или ватные прокладки делали для танков или торпед. Вот и засекретили, закрыли город для иностранцев. В советские времена против «оборонки» никто слова не мог молвить. По зарубежным «радиоголосам» не то что директоров, а начальников цехов ракетных заводов по фамилиям называли и с выполнением квартального плана поздравляли, а в самом городе газеты не имели права написать, что этот завод «машиностроительный». Мол, нет у нас никакого «машиностроения».

А может, были тут резоны особые, идеологические.

Представим себе коридоры власти, где в конце 1960-х годов «утверждался» список городов, включаемых в «Золотое кольцо». На совещании в ЦК КПСС присутствуют люди самые разные, но среди них, конечно, есть ученые, которые отвечают на вопросы. Учтем, что мероприятие с самого начала идеологическое, потому как, во-первых, иностранцы, а во-вторых, история. А уж когда они соединяются вместе, то бдительность удесятеренная.

И вот представим, что, дойдя до Юрьева-Польского, выслушав рассказ о Георгиевском соборе, о монастыре, расположенном там музее, большой партийный начальник спрашивает:

– А что там еще есть?

Ученые люди, не привыкшие к количественному критерию оценки памятников истории, тем не менее поддаются логике начальства и добавляют:

– Там еще рядом Липицкое поле, на котором Липицкая битва произошла.

– Какая такая Липицкая битва? – удивляется начальник.

Ученые объясняют, и чем дальше, тем сильнее хмурится партийный функционер, атмосфера совещания недобро сгущается. Это чувствуют и ученые, но поздно – слово вылетело.

– Ни в коем случае! – постановляет начальник. – Не хватало еще иностранцам про это рассказывать.

– Так мы и не будем! – пытаются оправдаться ученые и руководители рангом поменьше. – Мы и не включили Липицкое поле в маршрут, да там и возить некуда и показывать нечего, иностранцы про него и не знают.

– Ну да, не знают! – саркастически обрывает большой партийный босс. – А как только попадут туда, так сразу начнут выспрашивать да выпытывать. А потом растрезвонят по «голосам». Нет уж, Юрьев-Польской вычеркиваем! И вообще! – поднимает он голову и обращается уже ко всем. – Внимательней надо быть, товарищи. Не вам объяснять, какая сейчас обстановка в мире, так что мы тут всё должны учитывать!

Повторюсь: это – мои домыслы, предположения. Возможная модель возможных событий совесткого прошлого. Скажем так, вполне вероятных. Потому что более весомых причин для невключения Юрьева-Польского в «Золотое кольцо» просто не было и нет.