Текст книги "Великая война: как погибала Русская армия. 1917"

Одновременно с 5-й армией Северного фронта в наступление перешла 10-я армия (командующий генерал-лейтенант П. Н. Ломновский) соседнего Западного фронта, также не добившаяся военного успеха. Здесь, пожалуй, стоит рассказать об участии в этом наступлении женского батальона прапорщика М. Л. Бочкаревой. 27 июня 200 его бойцов прибыли из Петрограда на Западный фронт, в район города Молодечно, где сначала были размещены в тыловом районе 1-го Сибирского армейского корпуса, входившего в состав 10-й армии. 7 июля 525-й Кюрюк-Дарьинский пехотный полк (132-я пехотная дивизия) получил приказ выдвинуться на позиции в местечко Крево. Входивший в его состав женский батальон Бочкаревой расположился на правом фланге полка. В течение двух суток (9 и 10 июля) полк отразил 14 атак противника и, несмотря на сильный пулеметный огонь, несколько раз переходил в контратаки. В этих кровопролитных боях участвовали 170 женщин-добровольцев. Полковник В. И. Закржевский, в подчинении которого они находились, писал в донесении: «Отряд Бочкаревой вел себя в бою геройски, все время в передовой линии, неся службу наравне с солдатами. При атаке немцев по своему почину бросился как один в контратаку; подносили патроны, ходили в секреты, а некоторые в разведку; своей работой команда смерти подавала пример храбрости, мужества и спокойствия, поднимала дух солдат и доказала, что каждая из этих женщин-героев достойна звания воина русской революционной армии».[46]46
  Сенин А. С. Женские батальоны и военные команды в 1917 году // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М., 1994. С. 163–164.


[Закрыть] Отметим, что сама М. Л. Бочкарева была в этих боях ранена (в пятый раз) и отправлена в госпиталь. После полуторамесячного лечения вернулась на фронт в свой батальон. За проявленный героизм она была произведена в поручики.

С Июньским наступлением была также связана и совместная операция русских и румынских армий на Румынском фронте (помощник главнокомандующего армиями фронта генерал от инфантерии Д. Г. Щербачев. Главнокомандующим номинально числился король Румынии Фердинанд I), вошедшая в историю как Мэрэшештское сражение. 11 июля русско-румынские войска начали наступление в районе Мэрэшешти. Поначалу оно развивалось успешно, но 24 июля австро-германское командование осуществило операцию по нанесению ответного удара у Мэрэшешти, а через два дня – у села Ойтуз, рассчитывая захватить еще не оккупированную противником часть Румынии и затем прорваться на территорию России. Однако в результате упорных боев австро-германские войска вынуждены были отступить, понеся значительные потери.

Общая численность потерь на всех четырех задействованных в Июньском наступлении русских фронтах составила свыше 150 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Самые большие потери – 132 тыс. человек – понес Юго-Западный фронт, где наносился главный удар. Однако несмотря на неудачный исход Июньского наступления, действия русских войск в тот период явились серьезным испытанием для противника. Немецкий генерал пехоты Э. Людендорф, бывший в то время начальником штаба Главнокомандующего на Востоке, в мемуарах так оценивал тогдашнюю ситуацию на Восточно-Европейском театре военных действий: «Когда теперь я мысленно прикраиваю июльские успехи на апрель или май (время наступления союзников на Западном (Французском) фронте. – С. Б.), то я с трудом себе представляю, как бы верховное командование вышло из создавшегося положения».[47]47
  Людендорф Э. Мои воспоминания о войне 1914–1918 гг. В 2-х тт. Т. 1. М., 1923. С. 21.


[Закрыть] Генерал четко указывал на одну из важных причин неудачи Июньского наступления – оно не получило развития из-за отсутствия поддержки со стороны союзников, но главной же причиной его неудачи считал нежелание русских солдат продолжать войну.[48]48
  Там же. С. 21.


[Закрыть]

16 июля в Ставке в Могилеве состоялось совещание, посвященное неутешительным итогам прошедшего наступления. На нем присутствовал морской и военный министр А. Ф. Керенский, крайне недовольный результатом операции, на которую возлагал большие надежды. Верховный же главнокомандующий А. А. Брусилов в своем выступлении в резких тонах говорил о необходимости введения железной дисциплины на фронте, настаивал на существенном ограничении прав солдатских комитетов и тому подобное. Керенский не выдержал, прервал выступление Брусилова и произнес короткую речь, в конце которой заявил: «кто не может примириться с новым порядком, путь не насилует себя и пусть уходит».[49]49
  Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Ч. 4. С. 151–187.


[Закрыть] Совещание закончилось поздно ночью. Керенский сразу же уехал в Петроград. Через три дня, 19 июля, Брусилов получил короткую телеграмму: «Временное правительство постановило назначить вас в свое распоряжение. Верховным главнокомандующим назначен ген. Корнилов».[50]50
  Брусилов А. А. Указ. соч. С. 217.


[Закрыть]

Меньше чем за две недели генерал от инфантерии Л. Г. Корнилов сделал поистине головокружительную карьеру: от командующего армией до Верховного главнокомандующего. Сразу же после утверждения в должности он энергично взялся за дело спасения армии от развала. Уже через неделю после прибытия в Ставку в Могилев, он изложил на совещании свою «Военно-политическую программу», в которой, кстати, далеко выходил за рамки полномочий, очерченных статусом Верховного главнокомандующего, и смело вторгался в политическую сферу. В ней содержались политические претензии общегосударственного характера и требования резкой перемены правительственного курса. В те дни Л. Г. Корнилов наедине заявил своему соратнику и единомышленнику А. И. Деникину, бывшему тогда главнокомандующим армиями Западного фронта генерал-лейтенанту: «Нужно бороться, иначе страна погибнет. Предлагают мне войти в состав правительства. Ну нет! Эти господа слишком связаны с советами и ни на что решиться не могут. Я им говорю: предоставьте мне власть, тогда я поведу решительную борьбу».[51]51
  Деникин А. И. Указ. соч. С. 451–452.


[Закрыть]

На Л. Г. Корнилова стали возлагать надежды не только либеральная интеллигенция, но крупные промышленники и вообще все политические силы, стоявшие правее Временного правительства. Они стали смотреть на генерала как на лидера зарождавшегося Белого движения. Видя усиление этих настроений, глава Временного правительства А. Ф. Керенский попытался перехватить инициативу, созвав Государственное совещание с участием умеренно правых и умеренно левых политических деятелей. Оно состоялось в Москве 12–15 августа. На совещании Керенский пытался выступить в роли объединителя центристских сил, однако оказалось, что самой заметной фигурой среди присутствующих стал не он, а Корнилов, которого восторженно приветствовала публика, буквально нося его на руках. Московское государственное совещание показало, что противники левых сил готовы к консолидации и решительным действиям. Кроме того, у них появился лидер. Следует отметить, что Корнилов не только произносил речи о необходимости наведения порядка в стране и армии, но и действовал в этом направлении. Так, в день открытия Государственного совещания он подписал приказ о создании Георгиевских запасных полков (из георгиевских кавалеров) – личной гвардии Верховного главнокомандующего. Правда, был создан всего один такой полк, названный Корниловским.

Наставшее после Июньского наступления затишье вскоре было прервано. Германское командование решило воспользоваться тем, что одна из трех армий Северного фронта – 1-я – была еще в июле переброшена на Юго-Западный фронт для участия в готовящемся там наступлении. Поэтому главный удар противник планировал обрушить на занимавшую правый фланг Северного фронта 12-ю армию (командующий генерал-лейтенант Д. П. Парский) с целью ее разгрома, овладения Ригой и создания военной угрозы непосредственно Петрограду. Рижская наступательная операция 8-й германской армии началась на рассвете 19 августа: вражеская артиллерия открыла массированный огонь химическими снарядами по русским позициям в районе станции Икскюль, затем вражеские войска форсировали Западную Двину (Даугаву). Два дня шли упорные оборонительные бои, части 12-й армии неоднократными контратаками отбрасывали неприятеля назад.

В этих боях массовый героизм совершили солдаты и офицеры 5-го Земгальского латышского стрелкового полка (командир полковник И. И. Вацетис) – им пришлось выдержать натиск целой германской дивизии. Причем позиция стрелков состояла из траншей, оборудование которых не было закончено. Утром 20 августа после мощной артиллерийской подготовки противник перешел в наступление. Хотя неприятельская артиллерия местами разрушила окопы и причинила ущерб их защитникам, они отразили первую атаку немцев, нанеся им большие потери. После нового артиллерийского обстрела противник снова пошел в атаку, но опять был отброшен на исходные позиции. Такие атаки повторялись несколько раз, и постоянно перед траншеями, защищаемыми стрелками, оставались сотни трупов противника. После полудня кончились снаряды и положение защитников позиций, понесших значительные потери, стало очень тяжелым. Бои почти всюду шли уже у самых наших окопов, а на отдельных участках немцам удалось в них ворваться. Несмотря на это уцелевшие стрелки стойко обороняли свои позиции.

Один из участников этого сражения впоследствии вспоминал: «Резервы бригады были исчерпаны, пришлось полагаться лишь на собственные силы. Неприятельские цепи одна за другой шли на нас. Для нас начался самый ужасный эпизод боя. В ход были пущены пулеметы, ручные гранаты, приклады, котелки, камни и кулаки. Именно здесь латышские стрелки доказали свою храбрость и стойкость. В некоторых местах стрелки под руководством своих офицеров бросались на немцев и с помощью штыков отбрасывали их далеко от наших окопов».[52]52
  История латышских стрелков (1915–1920). Рига, 1972. С. 169–170.


[Закрыть] Только получив указание вышестоящего командования, командир полка И. И. Вацетис дал распоряжение об отходе. Но перед отступлением он собрал последние резервы полка: рота, охранявшая штаб полка, связисты и другие оказавшиеся у штаба стрелки под непосредственным руководством командира полка последний раз пошли в контратаку и отбросили противника. После этого остаткам полка удалось отступить без преследования со стороны немцев.

Героизм, проявленный стрелками 5-го Земгальского латышского стрелкового полка, дал возможность вывести из-под угрозы окружения 2-й и 6-й Сибирские армейские корпуса и избежать окружения всей 12-й армии. За проявленную стойкость и мужество Георгиевскими крестами были награждены 642 стрелка этого полка, то есть более трети его боевого состава, что в годы Первой мировой войны было чрезвычайно редко. Справедливости ради следует отметить, что в Рижской оборонительной операции проявили героизм и другие латышские полки. Храбро сражались также солдаты многих русских полков, особенно сибирских. Проявленный массовый героизм многих частей 12-й армии лишил германские войска возможности продвигаться дальше, так как они были обескровлены.

Однако, опасаясь окружения, командующий армией Д. П. Парский отдал приказ об отступлении к Вендену. В ночь на 21 августа войсками 12-й армии были оставлены Рига и Усть-Двинск. С 21 по 24 августа войска армии совершили отход до Венденской позиции, где и закрепились. Замысел германского командования окружить и уничтожить основные силы 12-й армии был сорван. Следует отметить, что немалую роль в этом сыграла активная деятельность русской армейской разведки, своевременно добывшей исчерпывающую информацию о намерениях противника. Потери 12-й армии составили 25 тыс. человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Отметим, что в стратегическом отношении Рижская оборонительная операция не оказала существенного влияния на ход кампании 1917 г. на Восточно-Европейском театре военных действий, но она имела большое политическое значение для России, так как была использована Верховным главнокомандующим Л. Г. Корниловым для своего рокового выступления.

Еще в период боев под Ригой Корнилов начал готовить план наведения порядка в Петрограде. Напомним, что 25 августа он двинул с фронта в сторону столицы 3-й кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта А. М. Крымова. На следующий день Корнилов предложил А. Ф. Керенскому ввести в Петрограде военное положение, передав власть Верховному главнокомандующему, а самого главу Временного правительства вызвал в Ставку в Могилев. Действия генерала Керенский расценил как начало военного мятежа и в ночь на 27 августа послал ему телеграмму о смещении с поста Верховного главнокомандующего. Утром 27 августа в экстренных выпусках многих газет уже называли Корнилова государственным изменником.

В тот же день генерал ответил на это ставшим знаменитым заявлением, которое было разослано телеграммой по линиям железных дорог и адресовано всем начальствующим лицам и учреждениям: «Русские люди! Великая Родина наша умирает. Близок час кончины. Вынужденный выступить открыто – я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство, под давлением большевистского большинства Советов, действует в полном согласии с планами германского генерального штаба и, одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на Рижском побережье, убивает армию и потрясает страну внутри. Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, – в храмы, молите Господа Бога об явлении величайшего чуда, спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, – сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь, довести народ – путем победы над врагом, до Учредительного Собрания, на котором Он Сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой Государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага – германского племени и сделать народ рабами немцев, – я не в силах и предпочитаю умереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама Русской земли. Русский народ, в твоих руках жизнь твоей Родины!».[53]53
  История гражданской войны в СССР. Т. 1. М., 1935. С. 199.


[Закрыть]

К 30 августа движение частей 3-го кавалерийского корпуса было остановлено. Генерал А. М. Крымов, командовавший корпусом, 31 августа застрелился. И все же Л. Г. Корнилов не желал сдаваться. В тот же день он написал новые требования Временному правительству, обещая быть лояльным, «если будет объявлено России, что создается сильное правительство, которое поведет страну по пути спасения и порядка». Корнилов еще раз подчеркнул, что для себя он «ничего не искал и не ищет», а добивается лишь установления в стране твердой власти, способной вывести Россию и армию из позора, в который они ввергнуты нынешним правительством. Тогда А. Ф. Керенский решил захватить Ставку и выделил войска для похода на Могилев. Узнав об этом, Корнилов созвал совещание своих единомышленников. У присутствующих на совещании генералов и офицеров было боевое настроение. Бывший Верховный главнокомандующий предлагал принять бой. Однако начальник штаба Ставки генерал от инфантерии М. В. Алексеев убедил его подчиниться правительству «во имя блага Родины». Наконец, 1 сентября Корнилов решил добровольно сложить полномочия Верховного главнокомандующего и пойти под арест. Небезынтересно привести оценку выступления Л. Г. Корнилова, данную А. А. Брусиловым и содержащуюся в воспоминаниях последнего: «Считаю, что этот безусловно храбрый человек, провозгласив себя без всякого смысла диктатором, погубил своей выходкой множество офицеров. Но должен сказать, что все, что он делал, он делал, не обдумав, не вникая в глубь вещей, но с чувством честного русского патриота».[54]54
  Брусилов А. А. Указ. соч. С. 219.


[Закрыть]

Прибывшая 2 сентября в Ставку в Могилев созданная Временным правительством в связи с корниловским выступлением Чрезвычайная следственная комиссия по делу генерала Корнилова незамедлительно провела аресты ряда генералов и офицеров. По ее распоряжению Л. Г. Корнилов и другие арестованные содержались под домашним арестом в местной гостинице «Метрополь». После первых допросов Корнилову предложили письменно изложить показания, что он и сделал. Через четыре дня «Объяснительная записка генерала Корнилова» была напечатана в газете «Общее дело». В ночь на 12 сентября его вместе со сподвижниками перевезли в маленький городок Быхов, находившийся в 50 км от Могилева. Здесь они, а всего было арестовано 32 генерала и офицера Ставки, были помещены в здание женской гимназии, размещавшейся в бывшем католическом монастыре. Для охраны узников было выделено три сотни с пулеметной командой из Текинского полка и рота караула из Георгиевского батальона. Чрезвычайная следственная комиссия по делу генерала Корнилова начала готовить судебный процесс.

Здесь необходимо отметить, что корниловское выступление повлекло за собой новые гонения Временного правительства на и так уже сильно поредевший с Февральских дней офицерский корпус. Во всех армиях были созданы «чрезвычайные следственные комиссии по расследованию всех дел, возникающих в связи с заговором Корнилова», куда входили комиссары Временного правительства и члены солдатских комитетов. Эти органы весьма рьяно выискивали «активных корниловцев». Причем под подозрение часто попадали просто честные и принципиальные командиры. Буквально за одну неделю действующая армия лишилась многих талантливых генералов и офицеров, а освободившиеся вакансии заняли их менее образованные коллеги, ради карьерного роста готовые служить любой власти. Сам же «победитель заговора генералов» А. Ф. Керенский, ни дня не прослуживший в армии, 30 августа назначил себя Верховным главнокомандующим.

Русская армия в канун октября

В начале осени 1917 г. в стране, как известно, разразился Общенациональный кризис, завершившийся 25 октября свержением Временного правительства и взятием власти большевиками. Естественно, социально-политические процессы, происходившие в то время в стране, не могли не отразиться и на действующей армии.

9 сентября начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии М. В. Алексеев отказался от занимаемой должности и подал в отставку. На его место А. Ф. Керенский назначил генерал-лейтенанта Н. Н. Духонина. «В лице Духонина, ставшего фактически Верховным главнокомандующим, – писал по поводу его назначения находившийся в «Быховском заточении» по корниловскому делу генерал-лейтенант А. И. Деникин, – Керенский и революционная демократия, представленная комиссарами и комитетами, нашли действительно тот идеал, который они долго и напрасно искали до тех пор. Духонин – храбрый солдат и талантливый офицер генерального штаба принес им добровольно и бескорыстно свой труд, отказавшись от всякой борьбы в области военной политики и примирившись с ролью «технического советника» – той ролью, которую революционная демократия мечтала навязать всему командному составу. Духонина никто из них не заподозривал в малейшем отсутствии лояльности. Он не препятствовал продолжавшимся упражнениям новоявленных творцов «революционной армии». Но в противовес другим генералам, видевшим в этом направлении новые перспективы для неограниченного честолюбия или более покойные условия личного существования, – он шел на такую роль, заведомо рискуя своим добрым именем, впоследствии и жизнью, исключительно из-за желания спасти положение. Он видел в этом единственное и последнее средство».[55]55
  Деникин А. И. Очерки русской смуты. Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. – апрель 1918 г. М., 1991. С. 96–97.


[Закрыть]

Другой известный военный деятель, исполняющий в то время должность начальника штаба главнокомандующего армиями Румынского фронта, генерал-лейтенант Н. Н. Головин также был высокого мнения о новом начальнике штаба Верховного главнокомандующего. «Обладая такою же личною храбростью и таким же мужеством, как ген. Корнилов, – писал впоследствии Головин, – ген. Духонин, кроме того, обладал еще одним громадным качеством: он обладал большим спокойствием духа, позволявшим его разуму трезво оценивать существующую реальную обстановку, а это гарантировало Русскую Армию от каких-либо авантюрных мероприятий. Будучи горячим патриотом, он в то же время соединял этот патриотизм с большой терпимостью ко взглядам инакомыслящих, а это, в свою очередь, содействовало широкому государственному кругозору. Отсутствие честолюбия облегчало ему не только в сознательных своих действиях, но и в подсознательных, руководствоваться одной только идеей – спасением России; какая бы то ни была примесь стремления, хотя бы бессознательного, соединить непременно спасение России со своим «Я» отсутствовала у него. Ген. Духонин в полном смысле слова был человеком, который смотрел на служение Родине как на жертвенный подвиг, вовсе не сопровождающийся обязательно личной славой.

Если ген. Алексеев представлял собою генерала старой формации, умудренного громадным опытом Верховного Главнокомандования, то ген. Духонин являлся молодым генералом, по своим личным качествам наиболее отвечавшим творческой работе по воссозданию Российской Армии в новых условиях, создавшихся с падением Царской власти. Но подобно генералу Алексееву, генерал Духонин был слишком скромен и потому не отвечал облику «революционного» генерала, создавшемуся в представлении нашей интеллигенции, воспитанной на идеализации большой французской революции. По этой причине такие лица, как генерал Духонин, не могли быть призваны вовремя.

Подобно тому как возвращение генерала Алексеева на верховождение Действующей Армии явилось запоздалым, так же точно запоздалым было появление на этих верхах генерала Духонина».[56]56
  Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917–1918 гг. Т. 1. М., 2011. С. 230–231.


[Закрыть]

Менее чем за два месяца Н. Н. Духонин провел огромную работу, далеко выходившую за рамки обязанностей начальника штаба Верховного главнокомандующего. «Он внес большой вклад, – писал о генерале его непосредственный начальник А. Ф. Керенский, – в быструю и планомерную реорганизацию армии в соответствии с новыми идеалами. После ряда совещаний в Петрограде и Могилеве, в которых приняли участие не только министр армии и флота, но также главы гражданских ведомств – министры иностранных дел, финансов, связи и продовольствия, – он составил подробный отчет о материальном и политическом положении вооруженных сил. Из отчета следовал один честный вывод: армию следует сократить, реорганизовать и очистить от нелояльных лиц среди офицерского состава и рядовых. После этого армия будет способна охранять границы России и, если не предпринимать крупных поступательных операций, защитить ее коренные интересы».[57]57
  Керенский А. Ф. Указ. соч. С. 297.


[Закрыть] Здесь необходимо пояснить, что А. Ф. Керенский имел в виду составленную Ставкой Верховного главнокомандующего по заданию Временного правительства «Программу мероприятий по поднятию боеспособности армии к весне 1918 года», одним из основных авторов которой был Духонин.

К этому следует добавить, что генерал разрабатывал также проект создания Русской народной армии, в основу которого был положен принцип территориального и добровольного комплектования частей. Несомненной заслугой Духонина является также создание национальных частей в составе русской армии. Так, по его приказу № 613 от 26 сентября был создан Отдельный Чешско-Словацкий корпус, объединивший в своих рядах все чехословацкие части, сформированные к этому времени на территории России.[58]58
  Генерал Дитерихс. М., 2004. С. 183.


[Закрыть] Корпус состоял из двух дивизий и запасной бригады, основную массу его офицеров и солдат (около 45 000 человек) составляли бывшие военнопленные австро-венгерской армии, готовые сражаться на стороне России за свободу своей Родины. Однако многим другим духонинским планам, весьма полезным для русской армии, так и не суждено было осуществиться.

После ликвидации Временным правительством корниловского выступления в действующей армии еще в большей степени, чем весной 1917 г., упала воинская дисциплина. Авторитет правительства и его главы А. Ф. Керенского резко понизился в глазах как офицерского корпуса, так и солдатских масс. С одной стороны, этому способствовали слухи о том, что Корнилов и Керенский якобы заранее договорились занять войсками Петроград и разогнать советы, но Керенский в последний момент струсил. Эта версия, как известно, распространялась и крайне правой, и крайне левой прессой. С другой стороны, Керенский сам собственными последующими действиями способствовал дальнейшему падению авторитета Временного правительства. Речь идет об изданных им в начале сентября приказах, по содержанию очень похожих на подписанные Корниловым июльские, – об установлении на фронте железной дисциплины. Однако разница состояла в том, что они уже не оказывали влияния на солдат.

Авторитет командования, комиссаров Временного правительства и солдатских комитетов, состоящих из эсеров и меньшевиков, также резко упал. Именно период сентября – октября характерен значительным оживлением антивоенных выступлений в действующей армии и многочисленными братаниями с противником. Резкой активизации братания способствовало и то обстоятельство, что новый состав переизбранных солдатских комитетов, где руководство перешло к большевикам, практически легализировал братание и взял проведение его в свои руки. Осенью 1917 г. оно приобрело черты, которых не имело весной, – большую массовость и организованность, в чем, несомненно, сказалась большевизация солдатских комитетов.

Следует еще раз подчеркнуть: для дезорганизации армии наиболее серьезным видом нарушения воинской дисциплины, свидетельствовавшим о действительном падении боеспособности, как справедливо считала и Ставка Верховного главнокомандующего, было именно братание. Например, в объяснительной записке Военно-политического отдела Ставки о состоянии армии в октябре так и указывалось: «в целом ряде таких нарушений самым важным является, несомненно, братание с противником, так как, с одной стороны оно служит проявлением наивысшей деморализации войск, а с другой стороны, сильнее всего подрывает основы боеспособности и дисциплины, вызывая целый ряд эксцессов и осложнений».[59]59
  Базанов С. Н. К истории развала русской армии в 1917 году // Армия и общество. 1900–1941 годы. Статьи, документы. М., 1999. С. 66.


[Закрыть] В этой характеристике содержится ответ на вопрос, почему большевики так настойчиво вновь взялись за организацию братаний, а немецкое командование, как и весной 1917 г., снова прекратило активные военные действия на Восточном (русском) фронте, чтобы не мешать дальнейшему разложению русской действующей армии.

Генерал-лейтенант Н. Н. Головин впоследствии писал об этом периоде: «На самом же фронте Действующей Армии, после победы над Корниловым, развал пошел уже полным ходом. Большевики и наши враги германцы энергично эксплуатируют создавшееся положение. “Настроение фронта, – доносит в своей сводке комиссар Западного фронта Жданов, – ухудшается в связи с пораженческой агитацией, вливающейся в войска путем печати и проповеди большевизма; распространяются газеты “Буревестник”, “Товарищ”, немецкая газета “Русский вестник”…»[60]60
  Головин Н. Н. Указ. соч. С. 233.


[Закрыть]

Впрочем, не мешая братанию на сухопутном Восточно-Европейском театре военных действий, германское командование готовило морскую операцию. После занятия Риги 21 августа противник решил уничтожить Морские силы Рижского залива и захватить Моонзундские острова, чтобы сделать из них исходный плацдарм для удара по Петрограду. Пользуясь бездействием английского флота, германское командование сосредоточило в восточной части Балтийского моря две трети своих военно-морских сил, сведенных в отряд особого назначения под командованием вице-адмирала Э. фон Шмидта (свыше 300 кораблей и судов, в том числе 10 линкоров, 1 линейный крейсер, 9 крейсеров, 69 эсминцев и миноносцев, 6 подводных лодок, около 100 тральщиков). Десантные войска неприятеля насчитывали около 25 тыс. человек, вооруженных 40 орудиями, 85 минометами и 225 пулеметами. Их воздушное прикрытие обеспечивали 94 самолета и 6 дирижаблей. Общее руководство Моонзундской операции германского флота (кодовое название – «Альбион») осуществлял командующий 8-й германской армией генерал пехоты О. фон Гутьер. Обороняли Моонзундские острова 116 русских кораблей и судов (в том числе 2 устаревших линкора, 3 крейсера, 36 эсминцев и миноносцев, 3 подводные лодки, 5 минных заградителей, 3 канонерские лодки), 30 самолетов, 10 тыс. пехотинцев и 2 тыс. кавалеристов, располагавших 64 полевыми орудиями и 118 пулеметами. Моонзундская минно-артиллерийская позиция состояла из минных заграждений, 9 береговых батарей (37 орудий) и 12 зенитных батарей (37 орудий).

Надо признать, что командующий Морскими силами Рижского залива вице-адмирал М. К. Бахирев и начальник обороны Моонзундского архипелага контр-адмирал Д. А. Свешников не приняли эффективных мер по организации противодействия германскому флоту. 29 сентября высадкой десанта в бухте Тага-Лахт на острове Эзель противник начал наступательную операцию. Пользуясь численным превосходством, германские войска 3 октября овладели островом Эзель, 5 октября – островом Моон и 6 октября – островом Даго, однако понесли огромные потери. Так, оборона острова Моон продолжалась с 2 по 5 октября. Трое суток Ревельский ударный морской батальон вел бой с превосходящими силами противника. Морские пехотинцы-ударники отвергли все предложения врага о сдаче. Пришедшие русские корабли под огнем неприятеля эвакуировали оставшихся в живых героев.

1 октября 17 германских эсминцев при поддержке огня линкора после боя с 4 нашими эсминцами и одной канонерской лодкой (позже поддержанной 8 эсминцами и одной канонерской лодкой), прорвались в Кассарский плес. В сражении было выведено из строя четыре германских эсминца. Поврежденный же русский эсминец «Гром», команду которого сняла канонерская лодка «Храбрый», мог стать трофеем противника. Однако минный машинист Ф. Е. Самончук остался на его борту и при попытке германского миноносца взять эсминец на буксир потопил вражеский корабль торпедой, затем взорвал свой. Взрывной волной отважного моряка сбросило в море, где он был подобран кораблем противника и взят в плен (отметим: за этот подвиг Самончука спустя много лет, в 1955 г., наградили орденом Красного Знамени).

3 октября германская эскадра вошла через Ирбенский пролив в Рижский залив, на следующий день русские линкоры «Слава» и «Гражданин» встретили ее у Куйвасту и не допустили прорыва в пролив Моонзунд. Первый из них, ведя бой против двух германских линкоров, получил серьезные повреждения. Тогда миноносец «Сторожевой» торпедами потопил «Славу» (с целью перекрыть фарватер и задержать продвижение противника в Моонзундский пролив), предварительно эвакуировав ее команду.

5 октября русские корабли были отведены на север, в Балтийское море, а два дня спустя германское командование из-за больших потерь отказалось от продолжения операции и вывело свои военно-морские силы из Рижского залива. Таким образом, русские матросы и солдаты героическим сопротивлением сорвали план германского командования и нанесли значительные потери флоту неприятеля. Было потоплено 10 эсминцев и 6 тральщиков, повреждено 3 линкора, 13 эсминцев и миноносцев противника. Русский же флот потерял гораздо меньше боевых кораблей – 1 линкор и 1 эсминец; были повреждены 1 линкор, 1 крейсер, 3 эсминца и 2 канонерские лодки. Позже в своих мемуарах бывший глава Временного правительства А. Ф. Керенский, отдавая дань подвигу моряков-балтийцев, писал, что «морское сражение за Моонзунд внесло славную страницу в историю русского флота. Как и бои под Ригой, оно показало, на что способны русские люди и что они могут вынести, если их родине грозит опасность».[61]61
  Керенский А. Ф. Указ. соч. С. 303.


[Закрыть]