Текст книги "Последние каникулы детства"

Последние каникулы детства
Сергей Богаткин

© Сергей Богаткин, 2023

ISBN 978-5-0059-9695-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Георгий Михайлович Крамаренко. Он был простым человеком, прожившим интересную, насыщенную событиями жизнь. Участник двух Мировых войн, кавалер как русских, так и советских наград, он всю жизнь трудился, растил детей, в общем, просто жил…

Я познакомился с ним, когда приехал к родне моего отца в Инжавино на Тамбовщине. Каждый раз, когда мы с ним встречались на речке Вороне, он рассказывал мне случаи из своей жизни, которые в итоге оказали свое воздействие на окончательный выбор мной будущей профессии.

Его истории, которые он мне поведал, истории, которые могли произойти (и, наверное, происходили) со многими людьми, жившими в это трудное и одновременно счастливое время, глубоко запали мне в душу и по прошествии времени я решил записать их и поделиться с вами, уважаемые читатели.

Встреча

В этом году на семейном совете было решено отправить меня на все каникулы к нашим дальним родственникам в одну из деревень на Тамбовщине. Красивая природа, речка, лес, деревенское питание, по мнению моих родителей, пойдут мне на пользу, и я смогу успешно закончить выпускной класс.

Я слегка недоумевал, зачем надо ехать из теплой Одессы куда-то в Центральную часть страны, да и не совсем понятно было, что я там буду делать?

Но билеты уже были куплены и мне ничего не оставалось, как взять с собой несколько книг, одежду для разной погоды и сесть в поезд. На станции меня должны были встречать мои родственники.

Приехав вечером на место, я с дороги слегка перекусил, лег спать и моментально погрузился в сон.

Утром меня разбудили первые лучи солнца, я встал, позавтракал на скорую руку и решил сходить на речку, благо она была метрах в пятистах от дома.

Выйдя на берег, я увидел мостки и решил понырять с них в воду.

На мостках, на самом их краешке я увидел худощавую, слегка сутулую фигуру старика в простой деревенской одежде, резиновых сапогах и соломенной шляпе, над которой вилась тоненькая струйка дыма. В руках у него было самодельное удилище, и он не сводил глаз с поплавка, которого течение медленно сносило в сторону.

– Что, паренёк, купаться собрался?

Я кивнул.

– Не советую. Вода с ночи прохладная для купания. Да и рыбу ты мне своим барахтаньем всю распугаешь, – слегка усмехнувшись в усы, сказал старик. – Присядь рядышком.

Я, став на колени и свесившись с мостков, попробовал речную воду. Надо сказать, что дед не обманул и вода была довольно прохладной, что для меня, привыкшему к теплым водам Черного моря, имело значение.

Я вытер руку и сел рядом с рыбаком.

– Что-то я тебя впервые вижу. В гости приехал, аль как?

– Да, я из Одессы, а здесь живут мои дальние родственники по отцу. Вот и решил разок сменить пляж Черного моря на бережок реки Вороны.

– Ишь ты, откуда приехал. Между прочим, Одесса мой родной город. Вот так, – заметив мое удивление, сказал старик.

– Ну давай знакомиться. Меня зовут Георгий Михайлович, но кличут меня все в деревне дедом Жорой. А тебя?

– Я Серёжа, Сергей.

– А сколько тебе годков-то стукнуло?

– 16

– Почти взрослый. А мне уже 85-ый. Ну вот и познакомились. Ты как, рыбалку уважаешь?

– На Черном море ловил бычков.

– Ну у нас тут и краснопёрка, и плотвичка, и чехонь. Да и окушки с пескариками попадаются. Даже можно щучку залудить на живца. Если хочешь, я могу дать тебе снасти и будем вместе ловить. Или рано поутру, или на вечерней зорьке. Как тебе такое предложение?

– Ой, спасибо, деда Жора. Я с удовольствием составлю Вам компанию.

– Вот и славно. Заодно расскажу тебе парочку историй из жизни, коль интерес будет. А теперь можешь и окунуться. Поймешь, в чем разница между теплым морем и нашей рекой.

Окунувшись в прохладную для меня воду, я все-таки не решился поплыть далеко от берега и выбравшись на мостки, обтерся полотенцем, оделся и собрался домой.

– Так смотри, завтра я возьму вторую удочку и буду ждать тебя вечером здесь на мостках.

– Обязательно буду! – ответил я и зашагал к дому.

Сейф

Вечером следующего дня мы пошли рыбачить.

Дед привел меня на свое любимое место. Оно было на берегу реки, течение которой было спокойно и величественно. В душе было тихо и благостно.

Я еще находился в ритме города, все время ловил себя на том, что куда-то тороплюсь, что-то необходимо делать быстро, короче суета сует.

А тут время просто остановилось, и кругом был покой такой, что хотелось просто молча любоваться. Даже голосом можно было вспугнуть эту прекрасную тишину.

И мы, усевшись на мостки пару часов просидели в молчании, глядя на поплавки.

Мимо не спеша проплыл кусок доски с лежавшей на боку ржавой металлической коробкой.

Как она туда попала? – лениво подумал я, но в этот момент дед Жора закурил цигарку и повернувшись ко мне тихо сказал:

– Знаешь, была у меня когда-то слесарная мастерская в Одессе. Давно это было. Вы в школе-то изучали Первую мировую войну?

– Да

– Так вот, случилось это аккурат перед нападением германцев, когда я держал маленькую слесарную мастерскую в Одессе совсем недалеко от дома одесского полицмейстера.

Затянувшись, дед сощурился от попавшего в глаз дыма, хитро улыбнулся в усы и начал свой рассказ:

– В молодости я был довольно неплохим слесарем. Чинил, лудил, паял любые металлические вещи, но больше всего любил разбирать и чинить замки. Довольно часто мне приходилось делать дубликаты утерянных ключей или дойти до дома, чтобы починить дверной замок.

Слыл я спецом по замкам и не думал, что однажды это принесет мне известность в полицейских кругах.

Да! Пару раз ко мне обращались некие лихие люди, предлагавшие солидный барыш, если я помогу им вскрыть замки. Может быть, я стал бы известным одесским «медвежатником», но сколько мне не предлагали такого рода сделок, я всегда отказывался – мне моя свобода как-то милее и дороже была.

Сижу я, значит, в своей мастерской, паяю. И вдруг открывается дверь и заходит ко мне полицейский пристав.

Удивился я его визиту. Вроде никаких грехов, больших и малых за мной не числилось. А он огляделся и говорит:

– Георгий Крамаренко?

– Да, это я.

– Возьмите свой инструмент и следуйте за мной. Велено Вас доставить к Его превосходительству господину полицмейстеру.

Ну, велено, значит велено. Собрал я в свою торбу свои инструменты, запер лавку и пошел с приставом в соседний дом, мимо которого я каждый день проходил, но где и не чаял побывать.

Вошли мы в дом со стороны двора, прошли к парадной лестнице, остановились. Я одной рукой картуз мну, в другой торбу с инструментом сжимаю. Оставил меня пристав, а сам быстрым шагом поднялся доложить, что, мол, приказание выполнил, и слесаря привел.

Через некоторое время спускается по лестнице сам полицмейстер. Я ему поклонился, а он остановился, посмотрел на меня и говорит:

– Слышал я, что ты в замках хорошо разбираешься?

– Точно так, Ваше превосходительство.

– У меня в кабинете стоит сейф, мне нужно срочно его открыть, а ключ куда-то задевался. Прислуга уже весь дом обыскала, а найти не могут.

С этими словами он повернулся и стал подниматься по лестнице. Делать нечего, пришлось мне следовать за ним.

Зайдя вслед за полицмейстером в его просторный кабинет, я заметил стоящий в углу сейф известной на то время петербургско-московской фирмы «Санъ-Галли». Замки там были надёжные и я понимал, что придется хорошенько потрудиться, чтобы вскрыть его.

– Мне вечером надобно прибыть на доклад к градоначальнику, так что постарайся, любезный, справиться с работой до пяти часов пополудни.

– Ваше превосходительство, у меня только одна просьба. Закройте обе двери, ведущие в кабинет, поставьте снаружи у дверей своих слуг, а когда работа будет сделана, я постучу в дверь и Вас пригласят. Мне сподручней, когда никто не смотрит, как я работаю.

Полицмейстер задумался, внимательно разглядывая меня. Я видел, что он сомневается, можно ли меня оставить один на один с сейфом в кабинете. Но вот он принял решение и, выйдя из кабинета, отдал распоряжение выставить людей у обеих дверей кабинета.

Я принялся за работу. Честно скажу, Сережа, это было непростое дело. Я призвал на помощь все свои знания замков, умение и смекалку.

Не буду тебе раскрывать всех секретов, но через два часа, уставший, грязный, с поцарапанными руками, я подошел к двери и стукнул в нее.

Дверь тотчас открылась, какой-то полицейский чин глянул внутрь и, велев мне не двигаться, побежал куда-то с докладом. Повернув голову, я увидел второго полицейского, который следил глазами за мной.

Через несколько минут в кабинет скорым шагом вошел полицмейстер в сопровождении того пристава, который меня привел.

– Открыл сейф? Так быстро?

– Так точно, Ваше превосходительство! Дверь открыта, но в сейф я не заглядывал.

Генерал быстрым шагом подошел к сейфу, потянул за ручку дверцы и распахнул его. Я отвернулся.

Он взял какие-то бумаги и обратился к приставу:

– Вручи ему кошель, что я дал тебе, – и вышел из кабинета.

Пристав, похлопав меня по плечу, повел обратно вниз. Во дворе он достал из кармана кошель и вручил его мне.

– Завтра за тобой пришлют еще раз. Надо будет ключ изготовить, – и, легонько подтолкнув, отправил меня восвояси.

Пришел я к себе в мастерскую, запер дверь, ополоснулся и для начала достал обед, что был с собой.

Насытившись и перекурив это дело, я посмотрел в кошелек. Денег тех могло хватить на хорошую мастерскую и на то, чтобы взять в работники парочку мастеровых.

Но… Вскоре началась война и мне так и не пришлось поработать в своей новой мастерской…

Пулемёт

И опять мы сидим с дедом Жорой на старых мостках и смотрим на поплавки, которые как солдатики на посту стоят, не шевелясь в воде.

– Смотрю я на тебя, Серёжа и вспоминаю империалистическую войну. Были там и твои ровесники, и даже помладше мальчишки-добровольцы, «сыны полков». Воевали они, чтобы отомстить за своих погибших родных. Порой совершали подвиги, но это было подвигом в глазах их старших товарищей, а для ребят это было подражание бесстрашным взрослым, которые защищали Родину.

По-разному дети оказывались вовлеченными в военные действия… Вот, например, у нас был один такой «сын полка». Мы как раз в Галиции стояли и появился однажды в нашей роте мальчонка лет 10—12, худой да низкорослый. Родителей убили австро-венгры и Константин, так звали паренька, решил мстить врагам за смерть своих родных.

Скажу тебе так, Сережа. Там, где взрослый не пройдет или обязательно будет замечен вражеским дозором, Костя умудрялся ужом проползти мимо австро-венгерских разъездов и секретов и почти всегда возвращался с ценными разведданными о противнике.

За все время был пару раз оглушен взрывами и ни одной царапины. Мы, его старшие товарищи, как могли, оберегали мальчонку, приглядывали за ним, чтобы в своей тяге к мести, он не набедокурил, и вообще, не слишком геройствовал.

А тут случилась оказия – аккурат против наших позиций у австрияков был установлен и хорошо замаскирован пулемет на колесной станине, изрядно досаждавший нам. С позиций роты он был практически не виден, а стрелял он так, что не приведи Господь высунуться из траншеи. Вмиг головой поплатишься за такое безрассудство. Всякая попытка подобраться к нему поближе и уничтожить была самоубийством чистой воды.

И вот что этот пострелёнок придумал.

Дождавшись ночи, взял с собой длинную веревку, выбрался из траншеи и отправился к окопам противника. Добравшись до ихнего переднего края, он пополз вдоль бруствера, пока не заметил замаскированный пулемет.

Его обслуга, понадеявшись на маскировку, ночью отправилась спать в блиндаж и у пулемета никого не было.

Костя привязал веревку к оси станины пулемета и, проделав штыком лаз в колючей проволоке, пополз в расположение роты, разматывая за собой веревку. Добравшись до первого секрета, где его уже поджидали, Константин со старшими товарищами стал вытягивать пулемет из укрытия. Спохватившиеся австрийцы попытались догнать пулемет, но залпы с наших позиций вернули их на место. Пулемёт благополучно дотащили до окопов.

Вот такой подвиг совершил солдат-доброволец, «сын полка», наш Константин.

А еще через две недели прибывший командир дивизии вручил юному герою Георгиевский крест IV степени за этот подвиг…

– Деда Жора, а что потом стало с Костей?

– Да что? Служил он у нас еще с полгода, а потом, когда ему стукнуло 13 лет, решили его отправить в тыл, в Петроград, на учебу. Ох, и не хотел он бросать нас, своих боевых товарищей, но приказ есть приказ. И убыл он от нас. А вот что потом с ним стало, добрался он до Петрограда или примкнул к какому другому полку, это мне неведомо.

Награда

День клонился к вечеру. Солнце перестало палить, и мы с дедом Жорой расположились на любимых мостках, размотав удочки. Вдруг он слегка склонил голову набок и замер, к чему-то прислушиваясь. Издалека доносились глухие раскаты грома, хотя небо было чистое. Не сразу, но до меня дошло, что это стрельбы на полигоне километров в 20 от деревни.

Эти глухие раскаты напомнили мне, что мой старший товарищ прошел фронтовыми дорогами двух Мировых войн.

– Дед Жора, а тебя за Первую Мировую наградили?

– Воевал. И да, награда тоже имеется, – дед, скрывая некоторое смущение, достал цигарку и прикурил.

– Какая?

– Георгиевский крест 4 степени. Это, брат, была самая важная для солдата награда.

– Расскажи, пожалуйста?

– Чего ж не рассказать? Только вот тяжко мне это вспоминать. Война —это кровь, много крови и смерть повсюду. Вот сидели мы с Сашком мирную жисть вспоминали, знакомых. Вдруг он молча кланяется земле, а из головы струйка крови стекает. Шальная пуля. И нет его. Страшно очень. Война – это как очень тяжелая работа. Но командир отдал приказ, и ты идешь вперед.

Дед замолчал. Я терпеливо ждал, понимая, что сейчас он мыслями там, в окопе.

Через некоторое время, откашлявшись, дед продолжил:

– Командир поставил задачу провести разведку в тылу врага. По решению штаба необходимо было отправить две группы. Одна должна была внимание на себя обратить, а вторая выполнить задание.

В первой группе все бойцы могли погибнуть, и набирали в нее только добровольцев. Парень я был холостой и записался в нее.

Не буду описывать все в подробностях. Скажу только, что мы углубились в тыл противника. Проходили мы по тому месту, где вчера соседняя рота шла в атаку, и я увидел убитого нашего знаменосца, а знамя рядом лежало. А если знамя утеряно на боле боя или еще где, то полк (часть) расформировывали. Знамя берегли пуще всего. Почему его австрияки не увидели и не забрали – не знаю, может убитый чуть в стороне лежал? Снял я полотнище с древка, расстегнул мундир и обмотал вокруг себя. Тут нас заметили, открыли огонь, и нам пришлось выполнять свой манёвр и отвлекать внимание от основной группы.

Продвигались мы вперед перебежками от одной воронки к другой. Глаз у меня зоркий, и в одной воронке я увидел убитого австрийского знаменосца, а в мертвой руке было зажато древко знамени. Действовать надо было, и я быстро оторвал полотнище австрийского знамени от древка и намотал на себя поверх нашего.

Пули свистели вокруг, взрывались снаряды. Страшно, но выполнять приказ надо. Только я выбрался из воронки и изготовился к следующему броску, как рядом со мной разорвался снаряд. Взрывной волной меня подбросило вверх и, падая, я крепко приложился головой об землю. Мир вокруг меня погрузился во тьму.

Спасибо ребятам, дотащили меня контуженного до своих и доставили в тыловой лазарет, где я и провалялся до полного выздоровления. Контузия оказалась довольно серьезной.

Пока я был без сознания, с меня сняли мундир и намотанные на меня знамена доставили нашему командованию. Это мне потом ребята рассказали.

А через месяц к нам на позиции прибыл командующий дивизией и вручил мне солдатский Георгиевский крест 4 степени. За спасение русского знамени, и доставку австрийского.

Дед опять замолчал. Я сидел молча, боясь нарушить тишину.

– Д-а-а… – протянул дед, – Вот так я получил своего Егория. Ладно, Сергей, пойдем домой, заждались нас там.

Выборы

В один из вечеров мы сидели на наших мостках с дедом Жорой. Я что-то мурлыкал себе под нос, наблюдая волшебный закат над рекой, а дед неожиданно начал свой рассказ тихим, прокуренным голосом.

– Давно это было, а когда точно, уж и не скажу. Выборы у нас проходили. Событие это политически важное, по всей стране голосование шло. А после – обязательно концерт какой, да пиво в буфете.

Из центра привезли к нам в клуб баяниста и городской ансамбль в длинных сарафанах да в кокошниках. Ну и пошла культура в массы: «Ой, цветет калина» и все в таком духе.

В зале народу битком, когда ж еще заезжих артистов в нашей глубинке увидишь?

Только к середине концерта пошло в зале какое-то движение – народ постепенно стал двигаться к выходу.

Решил и я глянуть, что ж там такое на улице, почему весь колхозный люд на воздух потянуло.

Были у нас в деревне две подружки под 60, которые вместе с нашим местным гармонистом Яшкой пели народные частушки не хуже тех птичниц, что из фильма «Кубанские казаки».

Так вот. Сидит на лавочке перед клубом Яшка с гармошкой, рядом с ним эти две голосистые певуньи, вокруг народ, сбежавший из клуба, стоят, слушают. А эти так громко и задиристо, с душой поют матерные частушки.

Через минут пять смотрю – а из дверей клуба артисты городские потянулись. Ведь главная задача советского артиста какая? Быть вместе с народными массами. Баянист растянул меха, подстраиваясь к Яшкиной гармони, да хористки в кокошниках в круг вошли, и-и-и… как грянули свои частушки, мать честная, такие забористые, что аж наших перещеголяли, у местного кузнеца Григория слёзы умиления из глаз закапали, а молодухи наши в ужасе стали детишкам уши затыкать.

Вот такой был праздник в день выборов.

Успех ошеломляющий, артистов долго не хотели отпускать, вызывая на бис еще и еще раз.

Правда, парторгу, выговор влепили по партийной линии, а может и нет… не помню я.

Дед Жора, чуть лукаво усмехнувшись, затушил цигарку, встал и мы с ним неспешно пошли домой.

Выдумщик

– А вот скажи-ка мне, Сергуня, ты врать умеешь?

Вопрос деда Жоры застал меня врасплох. Я даже и не понял сначала, как ответить на него.

– Ну неужто ни разу не соврал?

– Э-э-э… было пару раз.

– Так уж и пару… Ну и как? Успешно?

– Да не очень-то. А чего ты спрашиваешь? Сам-то ты что, никогда не врал?

– Ну почему же? Было и у меня парочку раз, а может и поболее.

– И как?

– Да как сказать? Не мастак я в этом деле, – и, увидев выражения моего лица, дед Жора улыбнулся.

– А спросил я об этом потому, что вспомнил одного рабочего с моего завода. И вот расскажу тебе про него историю…

Слесарил я, значит, до войны на заводе и был у нас в бригаде Кузьмич. Выдумщик, каких еще поискать надо. Все уже привыкли к его розыгрышам и байкам, но всякий раз просили: «Кузьмич, соври чего-нибудь», и каждый раз он нас обманывал, но так, что и не подкопаешься.

И вот однажды стоят мужики в курилке, а я в этот момент рядом у входа в цех уборку делаю, моя очередь была. Бежит мимо Кузьмич, а кто-то из мужиков возьми, да и крикни:

– Кузьмич, соври чего-нить нам на потеху! Что тебе, жалко?!

– Да некогда мне с вами разговоры говорить. Тут вон Безымянный пруд чистить решили, да всю воду и спустили. На дне рыбы осталось – не перетаскать. Я за мешком прибежал!

Народ ошарашенно замолчал. Недалеко от территории завода и впрямь был небольшой пруд, где, как мы подозревали, водилась рыба. И вот она, удача. Можно рыбы живой домой набрать, сколько влезет.

Мужики, гомоня и толкаясь, ринулись за тарой, у кого какая была, а потом всем скопом рванули к пруду.

Я бы тоже побежал, но работу за меня никто не сделает, а вот получить нагоняй от начальника цеха я мог запросто.

Через час злые мужики гонялись за Кузьмичом по цеху, костеря почем зря, а он, убегая от них, кричал:

– Чего вы ко мне пристали?! Сами ж просили соврать! Вот я соврал!!!

Да, Серёня, я тебе скажу так: обмануть с десяток взрослых мужиков на бегу, за одну секунду придумав байку с прудом и рыбой, это надо было суметь… Ну да ладно. Пошли домой, прохладно уже на реке.

Сон на войне

В первые дни войны в 41-м, я, как и почти все мои друзья-заводчане, обивал порог военкомата, чтобы уйти на фронт добровольцем. Но нас каждый раз разворачивали обратно, говоря, что наш фронт здесь, на заводе, где выпускались артиллерийские снаряды и мины.

И напрасно я ссылался на свой опыт в империалистическую. Военком был тверд – на завод!

Но все-таки в 43-м я попал в артиллеристы.

Да, я уже не был безусым юнцом и опыт империалистической войны помогал мне выжить, а я помогал своим более молодым однополчанам.

Скажу так – кроме естественного страха быть убитым, больше всего на нервной системе отражалось отсутствие возможности нормально выспаться.

Спали мы на позициях в редкие минуты затишья, вздрагивая и просыпаясь от малейшего звука. Ну а если начиналась стрельба, мы моментально занимали свои места возле орудия и начинали ответный огонь.

И вот со сном связана моя история.

Однажды наша батарея прикрывала дорогу, по которой двигались наш артполк. Задача наша была простая – уничтожить на ней немцев, которые вздумают преследовать наши войска.

Заняли мы старые позиции, оставшиеся от прежних боев, определились с ориентирами и стали ждать, не появится ли немецкая пехота.

Пока суд да дело, решил я прихватить чуток сна в соседнем окопе. И моментально уснул.

Проснулся я от сильного грохота, осторожно выглянул из окопа и обомлел: наших орудий нет, а по дороге движется немецкая колонна грузовиков.

Ну я к своей пушке, схватил снаряд, зарядил свою пушку и прямой наводкой сначала по головной машине, а потом по замыкающей. Загоревшись, они закупорили дорогу с двух концов. Из других машин, как горох, посыпались немцы, а я продолжаю в одиночку лупить по ним прямой наводкой.

Через некоторое время слышу выстрелы орудий, оглядываюсь, а наша батарея сменила позицию и тоже повела огонь по врагу.

Вот так и уничтожили мы вражескую колонну, и тут я вижу, что ко мне ползет мой второй номер расчета:

– Михалыч! Не стреляй. Это я, Ванька Озеров. Не стреляй!

Тут гляжу, и остальные к нам добираются.

В общем, перетащили мы пушку на новую позицию, спрашиваю я командира батареи, как так получилось?

Он и отвечает:

– Поступила команда нам сменить позицию, стали мы пушки перетаскивать, а когда сунулись за последней оставшейся, т.е. за твоей, начался такой сильный огонь, что и голову не высунуть. А Ванька тебя заметил в окопчике, и не понял, жив ты, али нет. А времени разбираться, что к чему уже не было.

Увидели колонну немцев и только приготовились дать первый залп, как из твоей пушки была подбита первая машина, потом последняя. Я сначала и не понял ничего, а потом смотрю в бинокль, а там ты один за всех стараешься. Ну и я дал команду «Огонь!». Славно мы фашистов накрыли. А тебя за твое геройство будем представлять к награде.

Так я получил орден Красной звезды.