Текст книги "Жизнь после травмы, или Код здоровья"

Пролог

Я очнулся от шума моторов. Пыль, поднявшаяся над пляжем Барселоны, закрывала от глаз поднявшие ее грузовики. Но надо посмотреть. Это последний шанс увидеть «боевые» машины в гонке. Это пролог, или спецучасток в 6 км на скорость. Наши стартуют вторыми, четвертыми и седьмыми. По большому счету, время между экипажами еще не имеет значения. Разница – секунды. Настроение в команде спокойное. Никакой лишней суеты. Суетится только наш Михалыч (Квачев Василий Михайлович), он же атаман, он же майор, он же душа коллектива. Когда-то известный автогонщик, сейчас помогает команде организовывать быт.

Перегон машин в Гранаду. 910 км. Едем вдоль Средиземного моря. Дороги безупречные. Сплошные развязки и мосты, на которых местные жители приветствуют участников ралли «Дакар» – самого знаменитого ралли-рейда планеты. И так по всей трассе. Обращает на себя внимание освещение дорог и отсутствие встречного потока машин. Глаза водителя никто не слепит. Дороги платные. Мы платили где-то 6 раз – от 2 до 6 евро. Но лучше платить, чем свет в глаза и отсутствие освещения.

В Гранаде с третьей попытки нашли отель, расположились было на ночлег, да куда там. Часа через 2 подняли, и вперед. Многие не успели даже подумать о сне. 300 км до порта в Армилле. Там нас ждет паром в Рабат. Начинается «Дакар».

Паром через Гибралтар забит до отказа. Грязновато, шумновато, но – надо. Побегал по всем этажам и нашел все-таки место для гимнастики – вертолетную площадку. Долго сидеть, да еще в одной позе, – очень нелегкое испытание для организма. Невропатологи называют это постуральным стрессом. Кстати, в наше время эта проблема касается и большинства деловых людей. У меня свои «заготовки» на этот случай: отжимания – приседания – пресс. Все 10 по 10. Правда, пресс я «гружу» с помощью ролика. Это только на первый взгляд простое упражнение (см. рис. 1). На самом деле выполнять его достаточно сложно. Главное при этом – не прогибаться в поясничном отделе. И делать его не 10 по 10 повторений, а один раз, и очень много (больше 40).

Рис. 1

В ночь с 31.12 на 01.01 встретили два Новых года: один по московскому времени и на два часа позже – по испанскому, в ресторане. С нами в зале были местные жители. По ТВ хорошая музыка и красивые женщины «включают» телезрителей. Все танцуют. Мы говорим тосты, пьем шампанское, вино. Пьяных нет. Это последний праздник в «цивилизации».

Новый год в Барселоне

Африка встретила 18 градусами. Ассоциируется скорее со Средней Азией – те же арабы, мечети, музыка, унылый пейзаж. Вдоль Атлантического океана стоят бетонные коробки. В мелькающих деревеньках часто играют в футбол. Дороги приличные. Забавно, но между деревнями на противоположных сторонах от трассы можно встретить переходы! Ощущается гостиничный бум у побережья океана, но пока в поселках довольно грязно.

Остановились у ресторана. Нам приготовили говядину, баранину, сносный салат, зеленый чай. Дорога монотонная, ровная. Как тут не вспомнить «раллийные» дороги «цивилизованной» России. Клонит в сон. Опасно!

Здесь уже не машут руками, провожая машины. Все машины (гражданские) едут по знакам. Полицейские патрулируют открыто, не караулят в кустах, как наши. Те же пункты оплаты за проезд по дороге.

На месте все экипажи «техничек» четко выполняют свои функции. Сам процесс установки бивуака достоин отдельного описания.

Надо найти площадку, удобную и для выезда, и для питания. И чтобы рядом не было какого-нибудь лагеря мотоциклистов – шумные очень!

«Ассистанс» четко знает свои функции. Для встречи «боевых» экипажей готовят палатки, освещение, душ. Расстилают специальные покрытия, на которые въезжают машины (чтобы механикам не лежать на голой земле). Огораживается бивуак специальной лентой. Поднимается на флагштоке флаг «КамАЗ», чтобы издалека было видно. Включается разная музыка. Часто «Любэ» – любимая группа команды. Раздаются распоряжения о подъеме, выезде. Совещаются экипажи. Пилоты ложатся спать, механики проводят у машин всю ночь. Рутина? Но без нее никуда.

Проехали Марокко. Впереди Мавритания. Там нас ждут дюны – песчаные бури и верблюжьи колючки. В нагрузку организаторы обещают плохую связь и диких африканцев, ворующих все, что плохо лежит. Придется ставить охрану, иначе и колеса открутят. На этом этапе и члены «Ассистанс» испытали серьезные трудности с перемещением: по правилам, и мы часть марафона должны преодолеть по бездорожью.

Многие ремонтировались. Зрелище пустыни изнутри впечатляющее, а езда по ней тяжелая! Кажется, вот-вот перевернешься или проколешься. Но обошлось. Ехали весь световой день. Марокко – это море, зелень, чистые дороги, запах весны и снежные горы. Дни пасмурные, а ночи холодные. А вот Мавритания – это уже пески, жесткий грунт, нищета, грязь, палатки вместо домов, запах козьих стад. При этом солнечно, а ночи менее холодные.

Уставшие, мы добрались до базы, но ужин не состоялся. Вспыхнула и моментально сгорела палатка французской кухни. Только через 2 часа всех накормили.

Сегодня у Чагина день рождения. Так распорядилась судьба, что последние почти 20 лет он справляет его на «Дакаре». Сколько было ошибок, потерь, прежде чем он стал истинным лидером команды, суперпилотом, выдающимся многократным чемпионом мира по ралли-рейдам.

Экипаж победителей:

Владимир Чагин, Семен Семенович Якубов, Сергей Савостин

Сегодня, в свой день рождения, он «привез» своему ближайшему сопернику 18 минут. Его победы можно оценить только здесь. Это не просто сильнейший пилот в классе грузовиков. Это – явление! Конечно, и команда работает по-черному, создавая все для его побед.

Но все-таки без дара свыше чемпионом здесь стать невозможно. Это понимают все участники ралли. В последние годы и правительство страны, в которой появилась уникальная команда «КамАЗ-Мастер», стало достойно отмечать ее победы. Но в то же время не сомневаюсь: если бы Якубов, Чагин, Кабиров представляли любую другую европейскую страну, их лица не сходили бы со страниц газет и экранов телевизора. Они были бы настоящими национальными героями. Повторюсь: в любой, кроме своей, страны, разобранной в «хлам». В эпоху суперконкуренции на авторынке побеждать на машине, уступающей по многим техническим показателям мировым автомобильным брендам, – это достаточно для того, чтобы быть достоянием своей страны, ее гордостью. Но эти победы освещаются как-то локально, с показом ралли в то время, когда народ спит.

Мой «Дакар»

Предложение принять участие в ралли «Париж – Дакар» я получил неожиданно. Мне позвонил с просьбой о встрече известный автогонщик Михаил Нарышкин. Эта встреча несколько раз откладывалась, и только после третьего звонка мы наконец встретились (если б я знал, о чем пойдет речь, я отменил бы все дела). С Нарышкиным пришел Семен Семенович Якубов – человек-легенда. Он рассказал мне о некоторых проблемах команды «КамАЗ-Мастер», которые хотел бы решить с моей помощью.

Почему выбор пал на меня, я даже не стал спрашивать. История моих взаимоотношений с автогонщиками уже насчитывала к этому времени несколько лет, причем некоторых из них мне удавалось «собрать» буквально из «разрушенного состояния». Впервые с людьми этой профессии я познакомился в Академии экстремального вождения. Кстати, именно тогда инструктор этого учебного заведения помог мне вновь обрести уверенность за рулем и снять страх перед вождением автомобиля, появившийся у меня после автокатастрофы на Минском шоссе.

Честно говоря, я как-то не верил в реальность происходящего. Для меня ралли «Париж – Дакар» представлялось Космосом на земле. И вдруг меня приглашают в самую сильную команду мира, да еще врачом. Но все было, как поговаривает Якубов, «по-взрослому».

Возвращаюсь к нашей беседе. Семен Семенович как-то незаметно затянул меня в беседу о ралли. Сначала был разговор о враче, которого бы я порекомендовал для команды, но затем как-то незаметно встал вопрос о размерах моей одежды, обуви, и… я поддался этому искушению – пройти «Дакар» самому.

Подумалось о том, что если врач, которого я порекомендую, вдруг не справится с какой-нибудь проблемой на «Дакаре», отвечать буду не только я. Пострадает репутация всей системы центров современной кинезитерапии. Нельзя было рисковать!

В конце концов, три недели моего отсутствия заболевшее человечество не заметит. Тем более что в Центре, которым я руковожу, все отлажено. В нем работают специалисты высшего класса…

Да и себя захотелось проверить в серьезном деле. К тому же в условиях «Дакара». Не будет привычной обстановки: тренажеров, сауны и холодной воды, поэтому придется использовать весь свой опыт.

Итак, размеры моей одежды и обуви Семен Семенович записал, и мы договорились встретиться в Набережных Челнах для знакомства с командой.

В моем понимании познакомиться – это протестировать опорно-двигательный аппарат и функциональные возможности своих подопечных. Первая половина такого «знакомства» – это «ручная» работа на кушетке. Этот этап вызывает, как правило, либо восторг, либо наоборот. Вторая половина – более спокойная. Она проводится на специальных тренажерах декомпрессионного ряда (МТБ-1-4).

То, что я видел на заводе в Челнах, а именно в научно-производственном цехе Якубова (завод «КамАЗ-Мастер» был создан позже), у меня ничего, кроме восхищения, не вызвало. Надо сказать, что встретить в нынешней России что-то суперсовременное, мирового уровня и «свое» в автомобилестроении – это уже событие. Семен Семенович Якубов смог такое сотворить. Команда «КамАЗ-Мастер» – это не только команда пилотов грузовиков высочайшего класса. Это современное производство, где каждый специалист уникален в своем роде. К тому же это производство создано при минимальных затратах. Знакомство с коллективом и цехом не заняло много времени. Но меня прежде всего интересовали условия моей работы с командой. Тренажерный зал и сауна, к счастью, были. Но тренажеры нуждались в доводке, и меня уже тогда поразила способность команды мгновенно вносить коррективы в любые «железяки». Мне достаточно было указать желательные исправления в конструкции тренажеров, и на следующий день все было исполнено. Тогда я впервые увидел организационный талант Владимира Чагина в действии. И ведь нужно еще учесть, что это вроде бы не его сфера деятельности! Чагин спокойно отдавал нужные распоряжения, никого не нервируя и не раздражая. Это касалось и быта, и кухни, и сауны, и других моментов. Редкий дар!

Одним словом, условия для подготовки команды к «Дакару» были созданы. После диагностики каждого члена команды я объяснил проблемы, касающиеся их здоровья. И мы начали работу. Все без исключения терпеливо выполняли назначаемые процедуры, и это мне понравилось. Надо сказать, что не все мои требования для восстановления здоровья на первом этапе приносят удовольствие. Скорее наоборот. Обычно люди, впервые сталкиваясь с подобным подходом к лечению, паникуют, так как выявляются проблемы, при чем серьезные, не ощущаемые ими ранее. Но я встретился с командой особой мотивации. Они все вытерпели, и это, безусловно, не могло не сказаться впоследствии на прохождении всей гонки.

Впереди их ждали более серьезные испытания, о чем они пока не догадывались.

Наше знакомство глубоко повлияло на их отношение ко мне. Я почувствовал это в Барселоне, когда сказал Семену Семеновичу о необходимости очередного своего тестирования команды. Он ответил: «Знаешь, пока все идет хорошо, и трогать никого не надо. Когда понадобится твоя помощь – мы скажем». Видимо, я немного переусердствовал при первой встрече, но после этих слов почувствовал себя туристом…

Клиническая смерть – до и после

Окровавленное, плачущее лицо Федьки я вспомнил значительно позже того события, о котором рассказываю. Она всплыла в моем сознании только спустя два месяца, при достаточно необычных обстоятельствах. Но об этом чуть позже.

«Ой, сынок! Ты жив? – искренне удивилась благообразная старушка в форме медсестры, увидев меня в общей палате, куда прикатила тележку с едой. – А мы тебя уже похоронили!» – нимало не смущаясь, продолжала она. «Что это? Где я? Что за ерунду несет эта бабуля?» Я попытался что-то спросить у нее, но получилось какое-то мычание. Откушенный, как я узнал позже, и пришитый хирургами язык заполнил весь рот. Получалось, видимо, забавно, судя по реакции лежащих со мной в одной палате людей. Когда медсестры (а их было несколько) заходили ставить очередную порцию уколов, просили меня: «Сережа, скажи что-нибудь». Я, находясь еще в «параллельной жизни», говорил, что требовалось, и веселый здоровый мужской гогот заполнял всю палату, хотя находившиеся в ней солдаты (это была солдатская палата) были далеки от состояния здоровья. Это было одним из развлечений моих сопалатников. Тела большинства из них были буквально разрушены, каждое по-своему. И только умелые руки хирургов сумели собрать то, что осталось, подарив надежду на продолжение жизни. И они продолжали жить, не уставая шутить! Чуть позже я познакомился с историей каждого из них, и моя ситуация с частично оторванной и пришитой ногой, смятым позвоночником и компрессией всех органов, в том числе и мозга, показалась мне не такой уж печальной.

Прошло 2 месяца после выхода из 12-дневной комы, в которую, как оказалось, я попал на Минском шоссе. Такое состояние врачи называют клинической смертью. Я не видел тоннеля. Но я увидел себя… Спустя два месяца. И смотрел на себя, окровавленного и не чувствующего боли, откуда-то сверху (Федя все-таки разбил меня, как я и предсказывал). Мне наконец-то разрешили встать. Кто лежал долго в одной позе, тот понимает: это – событие! Я бы сказал, праздник! Разные бывают праздники, и я уверяю вас, этот – не самый плохой… Борьба у кровати с ортостатическим коллапсом (это когда встаешь и тут же падаешь, теряя сознание), наконец, закончилась моей победой. И я вышел за пределы палаты! Оказывается, меня знал весь этаж, все отделение. Меня ждали и… захлопали в ладоши (конечно, кто мог), когда увидели мое неуверенно раскачивающееся на костылях тело. Пока это еще тело. Душа не спешила вернуться в него. Да, я испытывал определенный страх, передвигаясь на костылях. Я боялся упасть, но продолжал двигаться вперед. Довольно быстро больные потеряли ко мне интерес. Шоу закончилось, и они снова прильнули к телевизору. Там показывали какой-то триллер. Я тоже захотел посмотреть, т. к. забыл, что это такое – смотреть телевизор. Мне предусмотрительно уступили место на диване, в первом ряду зрителей (блатное место). Можно вытянуть ноги и, развалившись, спокойно смотреть, не вытягивая шею из-за рядов впереди сидящих. Я еще не успел сесть, как увидел в телевизоре несущиеся и переворачивающиеся машины. В следующее мгновение что-то сверкнуло перед глазами – я увидел себя… окровавленного и плачущего рядом Федора.

Дежурная медсестра наклонилась надо мной и что-то говорила. Только почувствовав резкий запах нашатыря, я услышал: «Иди в палату! Тебе еще рано так далеко ходить!..»

Но я же не терял сознания, зачем нашатырь? Я смотрел кино! Но… другое! В тот самый момент, когда я отключился в первом ряду, на диване. Я увидел себя раздавленного. В кабине своей машины увидел кровь, лобовое стекло и Федю, с мокрым от красных слез лицом и причитающего: «Сережа, Сереженька, не умирай!»

Что это было? Душа, покинувшая тело? До сих пор это не дает мне покоя. Она, душа, покинула мое тело, а затем, поразмышляв немного, решила вернуться в него. Это изменило все. Всю мою жизнь. Но осознавать это я начал не сразу.

Когда меня выписали и я вернулся в часть, первое, что я сделал, спросил испуганного Федю (он как-то очень робко и неуверенно подошел ко мне): «Так было?!» И рассказал ему про удар страшной силы о впереди стоящую машину, кровь, плач Федьки. Федя утвердительно кивнул головой.

Так что это? Как это понять? Значит, действительно: душа существует и решает – уйти из тела или остаться? И она уходит, когда решает, что делать в этом теле нечего. Но иногда возвращается… И возвратившейся вместе с ней жизнью надо правильно распорядиться! Так началась моя вторая жизнь.

Вторая жизнь, но другая…

Что такое вторая жизнь?

Это когда все заново. Жизнь сначала, но не с детства. Жизнь взрослого человека, которому надо научиться в ней жить. А учителя кто? Родители? Да нет. Они только переживают и тихо плачут от счастья, что их ребенок остался жив. Чем они могут помочь? Разве что накормить куриным бульоном для того, чтобы кости скорее срастались. Так врачи посоветовали моим родителям, что те дисциплинированно исполняли… Думать и принимать решения надо самому!

Моим родителям, конечно, досталось… Им сообщили о происшествии спустя месяц, когда врачи поняли, что сержант Бубновский все-таки не умер. Месяц родители не получали от меня ни одной весточки. Для них официальной причиной моего длительного отсутствия были дивизионные учения.

Когда отец вошел в палату и увидел меня, распятого железками на кровати, он заплакал…

Я второй раз увидел плачущего отца. Первый раз это произошло на похоронах его старшего сына, моего брата, когда отец увидел его в гробу. И вот сейчас…

«Что ж ты, парень, натворил!» – сказал я себе. Но раскаяние было недолгим. Все-таки я выбрался. Здоровья нет, денег нет, в руках костыли. Прогнозы врачей лучше не вспоминать. Что делать дальше? Спиваться? Это легко. Так поступают многие в подобной ситуации!

Или выбрать путь инвалида – плачущего, жалующегося и ожидающего разных подачек от государства и окружающих людей? И это не по мне.

Если остался жить, значит, моя жизнь кому-то нужна?! Осталось разобраться – кому? И я решил выбираться. Получилось не сразу, конечно. Был какой-то инерционный период после госпиталя. Как жить заново инвалиду, без денег, практически без помощи, с врачебным прогнозом: «Если устроишься вахтером – считай, повезло…»? Мне 24 года. Я еще ничего не успел сделать – ни родить, ни построить, ни посадить. Но мозги остались целы.

И для начала как минимум надо было понять свои проблемы. Так появилась первая конкретная цель – поступить в медицинский институт (сейчас это университет). Инвалидов принимали неохотно. А в медицинском мне открыто сказали: «Как же ты будешь работать врачом? Ты же инвалид!» Но я поставил себе цель и шел к ней, как танк – только на костылях. Да, это было непросто – ходить по инстанциям, выпрашивать справки о своей трудоспособности, ездить через всю Москву в бассейн, к своему другу, который пускал меня поплавать, когда никого не было, так как платить за абонемент я не мог. А плавать было нужно, чтобы освободиться от костылей и начать ходить хотя бы с палочкой.

Кстати, навык, полученный во время тех тренировок в бассейне, когда я подходил к воде на костылях, бросал их, а сам падал в воду, впоследствии мне очень пригодился. После последней операции на тазобедренном суставе я восстанавливался, перемещаясь на костылях по песку океанского побережья (дело было под Бостоном, США). Когда уставал, я бросал костыли в песок и, как черепаха, вползал в воду, а затем также выползал. Все это я проделывал до тех пор, пока не научился обходиться без костылей.

К концу второго курса мединститута, когда мне удалось перейти на трость, я создал свои первые принципы лечения и начал практиковать. То есть, видя мои успехи в вопросах собственного восстановления, слушая рассказы о здоровье, ко мне стали обращаться люди – друзья друзей, знакомые. Как правило, обращались те, от кого отказалась общепринятая ортодоксальная медицина. Мне удавалось им помочь в тех случаях, когда меня слушались. С тех пор я стал врачом «последней надежды». Своей практикой я занимался везде, где можно – в Средней Азии, в кишлаках, куда меня приглашали на отдых друзья, в деревнях и поселках России. Но мой отдых заканчивался, как правило, на второй день, стоило кому-то из окружающих оказать помощь в снятии болей в спине. Я называл такой отдых «каникулами Бонифация». Эта привычка отдыхать работая осталась до сих пор. Где бы я ни находился. Очень много друзей и знакомых. Да! Мир действительно тесен!

Сейчас, когда у меня очень много проектов и дел, которые необходимо выполнять одновременно, мне кажется, что та задача (поступить в институт) была достаточно простой, так как других не было. Все в мире относительно. Я все-таки сумел войти, прорваться в мир медицины и довольно скоро, уже после второго курса, понял: законов восстановления здоровья ортодоксальная медицина не изучает. Я стал заниматься именно этими вопросами – вопросами восстановления здоровья! Из… ничего! Но уже профессионально.

Позже подобрал и термин для определения своей деятельности – кинезитерапия, т. е. лечение движением. Интересно, что долгое время (лет 20) после того, как я стал применять этот термин, меня даже врачи спрашивали, что он означает. Рекомендовали его изменить на какой-нибудь другой термин. Но сейчас кинезитерапевты в «моде», хотя не знаю, где они учились этому ремеслу.

Я же всегда буду вспоминать эту необычную, я бы сказал – фантастическую, практику на «Дакаре». Именно в экстремальных условиях мне удалось опробовать и применить все свои наработки, которые в других условиях (стационарных) опробовать было бы невозможно. Добровольцев не найдешь…