Текст книги "Уравнение с НЛО"

За полчаса до наступления нового дня – 20 июля 1952 года старший авиадиспетчер Гарри Барнс с семью помощниками принял дежурство в Центре управления полетами Национального аэропорта в Вашингтоне.

Диспетчерский зал без окон, свет приглушен. Тишина. Помигивает двадцатичетырехдюймовый экран главного радара. Авиадиспетчеры центра осуществляют радиолокационную проводку самолетов в радиусе ста миль. Приемом и посадкой, отлетом и взлетом в непосредственной близости от аэропорта ведает диспетчерская группа на контрольной вышке, откуда хорошо просматриваются взлетно-посадочные полосы.

Даже в хорошую погоду от «стрелочников неба» требуется немалая сноровка при проводке отбывающих и прибывающих самолетов. Тем более возрастает ответственность при плохих погодных условиях – в туман, при низкой облачности, ливневых дождях и снегопадах, когда самолеты идут на автопилоте. Многие жизни зависят от умения диспетчеров распознавать и бегло читать появляющиеся на экранах радаров светящиеся точки, быстро определять по ним местоположение самолетов, во избежание столкновений разводить их по воздушным коридорам или задерживать в воздухе вблизи аэропорта, ставя в очередь на посадку.

Но в тот день трудностей не предвиделось – хорошая погода, воскресный день, рейсов было мало.

В 23.30 Центр управления полетами вел единственный самолет. Пользуясь затишьем, старший авиадиспетчер отлучился из зала, за экраном следили помощники.

В 23.40 на экране вспыхнула точка. Странным было то, что она вообще появилась. Совсем странным – где появилась. Не на периферии экрана, где возникали эхо-сигналы от вошедших в стомильную зону действия радара VC-2 самолетов, а ближе к середине круга. Оборот луча-индикатора, и в юго-восточном квадранте замерцало уже восемь «светлячков». Все в непосредственной близости от аэропорта. Впечатление было такое, будто они не вошли, а впрыгнули в зону. В буквальном смысле слова – с неба свалились! Но это невозможно, и объяснение могло быть одно: за десять секунд, пока индикаторный луч совершал оборот, неизвестные сделали немыслимый бросок от периферии к центру. Ошеломляющие скорости! Удивляло и то, как удалось им – опять же в считанные секунды – погасить скорость.

Когда Гарри Барнс влетел в диспетчерский зал, оба радара, главный и вспомогательный, без расхождений отмечали положение неизвестных. Барнс связался с контрольной вышкой аэропорта. Оператор второй диспетчерской группы Говард Коклин подтвердил: их радар ASR-1 показывает то же. Одну из свалившихся с неба штуковин они видят невооруженным глазом: «Ярко-оранжевый сгусток, но я понятия не имею, что это такое».

Около полуночи Барнс по прямому телефону позвонил на командный пункт ПВО и, доложив обстановку, снова приник к экрану. Неизвестные разделились. Два из них маячили над Белым домом, один зависал над Капитолием. Запретная зона, святая святых, где не имел права находиться ни один летательный аппарат!

Может, журналистский перехлест? В докладной Барнса ничего не сказано о Белом доме и Капитолии. Но это не меняет дела. Национальный аэропорт расположен в трех милях от центра столицы. В миле от аэропорта, за рекой Потомак, – военная авиабаза Боуллинг, еще десять миль на восток – авиабаза Андруз. Их назначение – прикрывать Вашингтон с воздуха.

До рассвета Гарри Барнс взывал к дежурным авиабаз и командных пунктов, требуя поднять в воздух перехватчики. Даже в бесстрастном слоге, каким обычно пишутся докладные, у Барнса прорываются нотки возмущения: «В последний раз я связался со Смоук-Рингом (командный пункт) около 03.00. Они ничего не предприняли, и я спросил, как можно допустить такое, мы предоставили им информацию, они же бездействуют. Человек, с которым я говорил, ответил, что он того же мнения, затем вклинился другой голос, назвавшийся офицером, и он сказал, вся информация передана по инстанциям, уклонившись от дальнейших обсуждений. Я продолжал настаивать, допытывался, будет ли информация передана той же ночью, на что он ответил утвердительно, не поясняя, что же будет предпринято в связи с облетами Вашингтона.»

В начале шестого Гарри Барнс еще раз позвонил на командный пункт авиабазы Андруз. Нижний чин сказал ему, что дежурный офицер отправился спать, не дождавшись, чем закончится вторжение неизвестных в воздушное пространство.

Почему дежурные офицеры командных пунктов и авиабаз, презрев инструкции, не подняли в небо истребители? Не поверили в серьезность предупреждения? Побоялись ответственности? Не решились будить среди ночи начальство? Это осталось загадкой. Но выяснилась такая деталь: за день до этого эскадрилью прикрытия с авиабазы Боуллинг – из-за ремонта взлетной полосы – перебросили в Вилмингтон, штат Делавэр. Оттуда до Вашингтона полчаса лета. Не готова оказалась к перехвату и база Андруз, куда в продолжение ночи не раз обращался Барнс.

Некоторые авторы уверяют, что два истребителя все же примчались на рассвете к столице. Неизвестные при их приближении исчезли с экранов радаров. Эдвард Руппельт говорит об одном истребителе, добавляя, что ВВС постеснялись признать сам факт перехвата в ту ночь.

Сообразив, что на военных рассчитывать не приходится, Барнс решил самостоятельно прояснить обстановку. В аэропорту стоял DC-3 компании «Капитал эйрлайнз». После взлета Барнс попросил капитана корабля Кейси Пирмана отвернуть влево и лечь на курс 290 градусов. Несколькими минутами позже капитан и второй пилот увидели яркий сине-белый сгусток. Летел он навстречу и прошел высоко над левым крылом. Еще один светящийся кокон пронесся над правым. Пилоты насчитали семь синевато-белых огней. Трижды Барнс выводил авиалайнер на неопознанные объекты, и трижды Кейси Пирман подтверждал – огни он видит там, где их фиксировал радар.

Затем Барнс попросил по радио приближавшийся борт SP-160 проследить за появившимся возле него неизвестным. Пилот сообщил, что видит свет. И он висел на хвосте самолета почти до самого аэропорта.

С 5.30 до 5.40 на экранах одновременно находились от семи до десяти неопознанных целей. То двигались на предельно низких скоростях, 100—130 миль в час, то без ощутимого разгона переходили на фантастические скорости. Совершали беспорядочные, рыскающие или скачущие движения. Просто висели в воздухе.

Неопровержимым доказательством того, что неопознанные объекты были, а не померещились Барнсу и его команде, позднее послужит неброский факт: в какойто момент три радара – два в Национальном аэропорту, третий на авиабазе Андруз – одновременно засекли цель над Ривердейлским радиомаяком, что в трех милях севернее Вашингтона, и удерживали ее на экранах тридцать секунд, причем операторы радаров поддерживали связь по телефону.

Последним в то утро видел таинственные огни инженер-радист Э. Чамберс. Закончив дежурство, он вышел из своей радиотрансляционной станции – пять огромных светящихся пятен беспорядочно кружили по небу, затем стремительно ушли в вышину.

А что же АТИС, Центр авиационно-технической разведки?

В архивах «Синей книги» сохранился меморандум от 23 июля 1952 года, написанный, скорее всего, Руппельтом, похоже, для того, чтобы в дозволенных дозах выразить возмущение тем, что никто не позаботился известить АТИС о происшедшем. Есть там такие строки: «Первое известие об инциденте полковник Бауэр и капитан Руппельт получили утром 22 июля 1952 года из вашингтонских газет. Оба накануне побывали на авиабазе Андруз, однако никем оповещены не были.»

В понедельник, 21 июля, Руппельт с полковником Бауэром в полном неведении прилетели из Дейтона в Вашингтон. Приземлились в Национальном аэропорту. По служебным делам побывали в Пентагоне, затем на авиабазе Андруз, где расположен штаб ПВО. И никто не обмолвился о разыгравшихся накануне событиях! Пройдут сутки, и утром во вторник, за завтраком просматривая газеты, Руппельт и Бауэр узнают об инциденте.

Руппельт позвонил майору Фурне. Оказалось, и он, офицер связи Пентагона по делам летающих тарелок, тоже обо всем узнал из газет. К тому времени Фурне связался с авиабазой Андруз и потребовал исчерпывающих донесений. Врасплох был застигнут и Алберт Чоп, пресс-секретарь ВВС. Журналисты задавали вопросы, он же ничего не мог сказать.

Как ни был уязвлен капитан Руппельт, но ему, шефу проекта по изучению НЛО, пришлось отвечать на многие недоуменные звонки, в их числе звонок из Белого дома. Словом, утром 22 июля Пентагон, Белый дом и «Синяя книга» оставались в полном неведении относительно происшедших событий. Лишь к часу дня в Пентагон с базы Андруз привезли предварительный отчет.

Пока в пресс-центре на втором этаже в ожидании новостей бурлила репортерская братия, тремя этажами выше, в кабинетах разведки ВВС, шли совещания. Обсуждался вопрос: а был ли вообще инцидент, возможно, виной всему температурные инверсии? Спору нет, у радаров в Национальном аэропорту и на авиабазах сидели опытные диспетчеры, операторы, умевшие отличать ложные цели от эхосигналов самолетов.

Наметилось два подхода в решении не терпящей отлагательств проблемы. Одни призывали откровенно объявить ожидавшим репортерам, что ВВС не знают объяснения происшедшему. Другие, в их числе Руппельт, настаивали на проведении тщательного расследования. Ведь многие, поначалу ошеломляющие, случаи наблюдения рассыпались на первых шагах расследования.

В 16.00 Алберт Чоп объявил заждавшимся репортерам, что комментариев не будет, чем еще больше распалил любопытство прессы.

Рабочий день близился к концу. Было решено, что Руппельт останется в Вашингтоне и проведет расследование. Наметил с дюжину мест и лиц, где следовало побывать, с кем встретиться: диспетчерские службы аэропорта и авиабаз, метеостанция, авиакомпании, пилоты, причастные к ночным событиям…

Когда Руппельт попросил в диспетчерской Пентагона для разъездов служебный автомобиль, ему было отказано: такая привилегия предоставляется лишь командированным полковникам и генералам. Руппельт попытался связаться с генералом Самфордом или его заместителем, но их уже не было на месте. Руппельт кинулся в бухгалтерию – просил разрешения взять напрокат автомобиль. Дама из бухгалтерии объяснила, что он может воспользоваться городскими автобусами или такси, но платить придется из своих девяти долларов суточных, так что этот вариант отпадал. Между тем бухгалтер, вчитавшись в командировочное удостоверение, объявила, что его командировка предусматривает лишь посещение Пентагона, к тому же и она просрочена, и если Руппельт немедленно не вернется по месту службы, то будет считаться в самовольной отлучке.

До летающих ли тут тарелок? Гори они синим пламенем! Руппельт прикинул, что еще успеет на последний самолет – домой, в Дейтон.

Через неделю все повторилось. За пультом радара Центра управления полетами Национального аэропорта опять оказался Гарри Барнс со своими помощниками. На сей раз диспетчеры не захотели остаться единственными свидетелями небесного аттракциона, и к исходу субботнего дня 26 июля диспетчерский зал наполнился военными и журналистами.

Диск– парад начался в 21.50. По широкой дуге от Хердона, штат Виргиния, до авиабазы Андруз на экранах радаров одновременно всплывали неопознанные цели. В какой-то момент число их достигло двенадцати. Изображение было устойчивым, ничем не отличалось от эхо-сигналов самолетов. Восемь целей, рассредоточившись по экрану, совершали непонятные маневры. Четыре объекта, построившись в линию, двигались курсом 110 градусов со скоростью в сто миль в час, потом вдруг исчезли с экранов.

В 22.46 борт NC-12 на подходе к аэропорту радировал: видит пять светящихся объектов оранжевого и белого цвета. О визуальных наблюдениях огней сообщали и другие пилоты, выходившие на связь с Центром управления полетами.

Разведка ВВС и на сей раз проявила себя не лучшим образом. Эдвард Руппельт в Дейтоне, за триста восемьдесят миль от Вашингтона, о происшествии узнал в одиннадцатом часу – позвонил журналист из «Лайфа».

Руппельт связался с дежурным офицером ВВС в Пентагоне. Тот ничего не знал. Руппельт попросил его известить Дьюи Фурне – майор жил неподалеку от Национального аэропорта.

Когда Фурне, захватив с собой специалиста по радарам, в первом часу ночи прибыл в Центр управления полетами, там, помимо журналистов, был Алберт Чоп, тоже поднятый с постели, увы, звонком не из Пентагона, а из Федерального авиационного управления.

Трудностей с вызовом истребителей не возникло, хотя взлетные полосы авиабаз Андруз и Боуллинг все еще ремонтировались. Самолеты поднимались с дальних аэродромов.

Первые два F-94 прибыли на место незадолго до полуночи. Гражданским самолетам было велено покинуть прилегающее воздушное пространство. Гарри Барнс выводил истребители на цели. Но как только F-94 ложились на заданный курс, «светлячки» исчезали с экранов. Один пилот сообщил о четырех огнях. Затем появился и пятый. Но горючего оставалось только на обратный путь, истребителям пришлось вернуться на базу.

После того как истребители спугнули неизвестных в районе Вашингтона, те или другие огни объявились южнее, в штате Виргиния. Очевидцы звонили на авиабазу Лэнгли – странные штуковины у них на глазах вращались вокруг своей оси, меняли окраску. Дежурный авиабазы сам видел в небе светящийся кокон и поднял истребитель. Тот погнался, но кокон исчез. По словам пилота, впечатление было такое, будто лампочку погасили.

Улетели истребители, неизвестные вновь вернулись на экраны Центра управления. Алберт Чоп через командный пункт в Пентагоне снова поднял в воздух перехватчиков. Пилоты подошли к Вашингтону, включили форсаж и устремились в погоню за светящимися нечто, но те легко уходили или становились невидимками. Если пилоту и удавалось поймать их на экране бортового радара, изображение держалось считанные секунды.

Сколько раз той ночью поднимались в воздух перехватчики над Вашингтоном? В рапорте майора Фурне говорится о двух перехватах звеньями F-94 и о бомбардировщике В-25, который в течение восьмидесяти минут, ведомый Центром управления полетами, безуспешно пытался сблизиться с неопознанными объектами. Но вылетов было больше. Фурне покинул диспетчерский зал раньше остальных и, очевидно, не присутствовал при самом драматичном перехвате. О нем рассказал Алберт Чоп.

Около трех утра, когда неизвестные снова высыпали на экране, Чоп запросил перехватчиков. При подлете к столице истребителям предложили разделиться. Одного Барнс вывел на цель севернее, другого южнее Вашингтона. Пилот, летевший на юг, передал, что ничего не видит, хотя экран большого радара показывал самолет сближается с целью. Тут услышали голос пилота, летевшего в северном направлении: «Вижу, они прямо передо мной. Огромные сине-белые огни». Дальше словами Алберта Чопа:

«Судя по радару, сближение происходило быстро. Пилот вторично вышел на связь. Он был возбужден, в чем я нисколько его не виню, он сказал: „Теперь они окружают меня“. И после паузы: „Похоже, круг смыкается“. А несколько мгновений спустя пилот, помню, произнес почти с мольбою в голосе: „Что мне делать?“ Да, мы тоже видели, что неизвестные вроде бы окружают его самолет. И переглядывались в недоумении. Через десять-двадцать секунд пилот снова подал голос: „Теперь они уходят“. Затем сообщил, что возвращается на базу. НЛО оставались на экране до пяти утра.»

В тот уик-энд происходящее в ночном небе над Вашингтоном напоминало авиационный парад. Его устроители, казалось бы, решили продемонстрировать немногочисленной избранной публике несравненные тактико-технические качества своих летательных аппаратов. Вот один, прострочив пунктиром экран радара, не сбавляя скорости, совершил поворот под углом в девяносто градусов. Другой неизвестный, шедший со скоростью в сто миль, застыл на месте, а спустя мгновение с той же скоростью двинулся в обратном направлении.

После одиночных трюков началось нечто вроде парада-алле, когда все участники представления выходят на манеж и каждый делает что может. Одни зависали в воздухе, другие ходили кругами, третьи на экране вычерчивали ломаные линии на манер тех, что рисуют на дверцах трансформаторных шкафов с высоким напряжением. Четвертый являл свои скоростные возможности. Оператор, наблюдавший воздушную феерию на экране радара ASR-1 для слежения за сверхскоростными самолетами, вычислил скорость пролетавшего над базой Андруз объекта. 7200 миль в час! Или две мили в секунду.

После безуспешных попыток сблизить истребители со светящимися объектами, после их повторных исчезновений с экрана, у Гарри Барнса возникло ощущение, что капитаны таинственных кораблей слышат и понимают отдаваемые им команды. Позже Дональд Кихо спросит у Барнса: почему он напрямик не обратился к уфонавтам, ведь это его обязанность – вступать в контакт с любым воздушным кораблем в зоне действия радара. И Гарри Барнс ответит: «Если бы я задал вопрос и услышал ответ, у меня бы волосы на голове встали дыбом».

Не только этого, пожалуй, боялся Барнс. Если бы он задал вопрос и не услышал ответа, а скорее всего так оно и случилось бы, он мог оказаться пациентом психиатрической клиники и вряд ли бы остался старшим авиадиспетчером.

Первые полосы газет пестрели заголовками о втором пришествии летающих тарелок. Эта тема на время затмила – вещь неслыханная! – другое важное событие: происходивший конгресс демократической партии. И шума было бы больше, узнай репортеры, что целую неделю телетайпы Пентагона и АТИСа без отдыха принимали донесения об НЛО, сначала десятка три в сутки, а после 27 июля – до сорока. По признанию Руппельта, «такие же хорошие, если не лучше, чем вашингтонский инцидент». Две трети из них, похоже, и после придирчивых расследований обречены были остаться в списке «неизвестных». Вот одно из них, No 1584.

Двадцать четвертого июля, ясным безоблачным днем, два полковника совершали перелет с авиабазы Гамильтон близ Сан-Франциско в Колорадо-Спрингс. В 15.40 на высоте одиннадцати тысяч футов, в районе Карсон-Синк, штат Невада, пилот и пассажир В-25 увидели впереди, справа от себя три объекта. Шли они клином, и летчики решили, что это истребители F-86. Несколько секунд спустя неизвестные пронеслись мимо: серебристые ракеты со стреловидным крылом, но без хвоста и кабины. Скорость по крайней мере трижды превышала предельную скорость F-86. При сближении неизвестные взяли влево и быстро скрылись.

Что было делать с подобным сообщением? Самое простое – объявить полковников сумасшедшими. Но сумасшедшими пришлось бы признать десятки других военнослужащих, которые в те дни на земле и в небе наблюдали диковинные вещи. И ответить на вопрос: почему люди, прошедшие строгие медицинские проверки и тесты, все же видят то, чего видеть не должны.

Но главной заботой оставался вашингтонский инцидент. Он перерастал в политическую проблему. В понедельник 28 июля, в десять утра, капитана Руппельта, уже готового к отлету в Вашингтон, застал второй звонок из Белого дома. По поручению президента Трумэна звонил его помощник бригадный генерал Лэндри. Вопрос все тот же: что происходит в небе над Вашингтоном? Президент слушал разговор по параллельному аппарату. Но что мог ответить Руппельт? Что на показания радаров могли повлиять температурные инверсии. Хотя это требуется доказать.

Во второй половине того же дня Руппельт появился в Пентагоне. Пятый этаж, занятый разведкой ВВС, напоминал потревоженный улей. «Масса разговоров, минимум действий» – так определил обстановку шеф «Синей книги». Говорили о пресс-конференции, которую командование оттягивало, о новых донесениях, ежечасно поступавших с телетайпов. Но что они могли добавить к сотням и сотням уже имевшихся? Все чаще звучала тревожная нота: радарно-визуальные наблюдения!

До июля 1952 года все наблюдения за редким исключением сводились к визуальным и, как таковые, легко списывались за счет галлюцинации, ярких звезд, высотных зондов, птичьих стай. Были и радарные наблюдения, их, в свою очередь, можно было объяснить неисправностью аппаратуры, неопытностью операторов, но чаще – температурной инверсией. Вот когда на том месте, где НЛО засечет радар, вы своими глазами увидите неопознанный объект, говорили эксперты, тогда действительно придется поломать голову.

В ночь с 19-го на 20-е, а затем с 26-го на 27 июля над Вашингтоном произошло именно это. Не один, а сразу три радара засекли НЛО в том месте, где их наблюдали пилоты с воздуха и очевидцы с земли. Такого рода донесения продолжали поступать с других авиабаз.

Некоторые специалисты считали, что большинство, если не все, радарные наблюдения объясняются температурными инверсиями. Наиболее рьяно отстаивал этот взгляд доктор Дональд Мензел. В июне, когда участились радарные наблюдения, он опубликовал статью, в которой, в частности, предлагалось любому желающему проделать опыт, подтверждающий принцип действия температурной инверсии. В стеклянный сосуд, наполовину заполненный бензолом, игравшим роль холодного воздуха, налить ацетон, заменявший слой теплого воздуха. Пропущенный сквозь такой цилиндр луч света искривлялся. Более того, при покачивании цилиндра луч приходил в движение. Мензел объявил, что нашел объяснение всеобщему психозу.

Кого– то Мензел убедил, но многие ученые не приняли объяснения. Как не приняли его авиадиспетчеры, операторы радаров, для которых умение отличать ложные цели, в том числе и те, что возникают при температурной инверсии, – непременное условие профессионализма.

Гарри Барнс отнюдь не считал, что посылал истребители на перехват ложных целей. Майор Фурне и специалист по радарам лейтенант Холкомб, следившие за экраном большого радара в ночь 26—27 июля, в докладной отметили «семь хороших, твердых целей», что в специальной терминологии означает эхо-сигналы от действительных, а не мнимых объектов. К тому же эти «хорошие, твердые» цели возникали на экране одновременно с ложными, легко отличимыми. По прибытии в Центр управления полетами Холкомб навел справки на метеостанции аэропорта небольшая температурная инверсия отмечалась, но была она не столь велика, чтобы повлиять на показания радаров.

Вечером 28 июля агентство «Интернэшнл ньюз сервис» распространило новость: ВВС отдали приказ: открывать огонь по неопознанным летающим объектам. Радиокомментатор Фрэнк Эдварде разнес новость по стране.

В Пентагон и Белый дом посыпались телеграммы протеста. Одна – от президента Американского общества ракетостроения Роберта Фарнвуэрта: «Почтительно прошу не предпринимать враждебных действий против тех объектов… В случае, если б они оказались внеземного происхождения, подобные действия чреваты серьезными последствиями, они отвратили бы от нас существ, мощью своей неизмеримо нас превосходящих».

Известные ученые, в их числе Альберт Эйнштейн, тогда же обратились к президенту США с просьбой отменить приказ хотя бы во имя здравого смысла: уж если разумные существа сумели преодолеть безмерное пространство, они способны, надо полагать, защитить себя от столь примитивного оружия, какими являются наши ракеты и пушки.

Приказ был отменен, и вряд ли кто из пилотов успел им воспользоваться. Но тот же Фрэнк Эдвардс в книге «Самое странное» утверждал, что между тревожными ночами 19—20 и 26—27 июля одному из самолетов-перехватчиков удалось сблизиться с летающей тарелкой и прицельным огнем снести с нее часть надстройки, пилот видел, как что-то отвалилось, упало на землю. Сбор обломков проходил под наблюдением ЦРУ, посему дальнейшее покрыто мраком. Впрочем, Фрэнк Эдвардс славился как собиратель диковинных историй, и надо думать, немногие приняли всерьез его слова.

Но доподлинно известно, на этот раз от капитана Руппельта, что летом 1952 года пилот истребителя F-86 разрядил свой пулемет по летающей тарелке без последствий для нее, но с крупными осложнениями по службе для себя.

Начальник разведки ВВС генерал-майор Джон Сам-форд долго откладывал пресс-конференцию и согласился на нее не без нажима начальства. «В продолжение пятилетия тарелочных страстей никто не оказывался в столь трудном положении, в какое попал начальник разведки», – писал Дональд Кихо и даже пытался представить обуревавшие генерала сомнения – что сказать прессе?

Пресс-конференция состоялась 29 июля. Объявили о ней за несколько часов, но зал оказался полон, собрался цвет американской журналистики. Сохранились десятки описаний этой самой представительной и самой долгой со времен второй мировой войны пресс-конференции. Длилась она восемьдесят минут. Лучшее из описаний принадлежит перу Дональда Кихо. И это понятно, – не в пример многим, пришедшим в пресс-центр, чтобы получить официальный ответ на волновавший всех вопрос – что ж это было? – Кихо знал многие скрываемые факты, недомолвки, угадывал сценарий, режиссуру, подспудное течение пресс-конференции, подводные камни, которые командование ВВС постарается обойти. И годы спустя описание этого действа читается с увлечением, хотя сегодня мы понимаем: разведслужба ВВС, во всяком случае генерал Самфорд, знала об НЛО едва ли больше отставного майора Кихо, а все уловки и молчания генерала и других чинов пускались в ход лишь для того, чтобы скрыть растерянность и недоумение.

Ровно в четыре часа в зале для прессы появился невозмутимый начальник разведки ВВС генерал-майор Джон Самфорд со свитой. От АТИСа в нее входили полковник Дональд Бауэр и капитан Эдвард Руппельт.

Кихо отметил отсутствие майора Фурне и лейтенанта Холкомба, двух очевидцев ночных событий в Центре управления полетами 26—27 июля. Должно быть, это означало, что у них на происшедшее имелась своя точка зрения, отличная от мнения Самфорда.

Вступительное слово начальника разведки ВВС было спокойно и взвешенно. Говорил он так, будто речь шла о заурядных вещах. Кстати, во время всей пресс-конференции Самфорд ни разу не произнес «летающие тарелки» или «неопознанные летающие объекты». Он заменял их безобидным словом tНings, что означает «вещь» или «предмет», пожалуй, даже «штуковина». Сказал же он следующее: «ВВС почитают непреложным долгом опознавать, изучать любую вещь, оказавшуюся в воздушном пространстве и представляющую потенциальную угрозу США. В силу этого обязательства еще в 1947 году мы создали проект „Сайн“, а затем как его продолжение другую, более представительную разветвленную организацию, изучившую около двух тысяч подобных донесений. Из этого массива, к нашему удовлетворению, мы сумели отделить те из них, что изначально касались неопознанных объектов. В подавляющем большинстве они оказались дружественными самолетами или предметами, ошибочно опознанными, преднамеренным обманом – достаточно было и таких случаев, – а также явлениями, связанными с распространением электромагнитных волн или метеорологического свойства, аберрацией и так далее.

Однако остается около двадцати процентов донесений, в которых люди бесспорной репутации рассказывают вещи весьма спорные. И поскольку пока невозможно отождествить или соотнести эти вещи с большей частью уже объясненных, они по-прежнему остаются предметом нашей озабоченности. Трудность же вынести какое-либо заключение относительно этих донесений объясняется отсутствием эталона, иначе говоря, способа измерить те самые вещи, о которых одни сообщали скупо, другие подробней, но без мерила, способного той вещи, идее или тому явлению придать нечто такое, что превратило бы их в материал, подлежащий любой разновидности анализа.

Заинтересованность наша объясняется отнюдь не интеллектуальной любознательностью, а стремлением оценить, определить возможную угрозу США. И сегодня мы можем заявить: не существует ничего такого, что воспринималось хотя бы как отдаленная перспектива, отдаленное предостережение тому, что мы каким бы то ни было образом могли отождествить с угрозой национальной безопасности…»

Генерал Самфорд, по свидетельству людей, знавших его, был человеком немногословным и предпочитал изъясняться короткими рублеными фразами. Но тут он, очевидно, рассудил, что телеграфный стиль приведет к нагнетанию драматизма, а посему избрал витиеватый, академический слог, как бы призывая слушателей к спокойствию и рассудительности.

Вступительная речь длилась около пяти минут. Несмотря на признание двадцати процентов необъясненных случаев (на две тысячи – это четыреста!), напряжение спало.

Но к пресс-конференции готовился не только генерал Самфорд, подготовились к ней и журналисты. Сразу же обозначились горячие точки, вокруг них и вращались разговоры все восемьдесят минут. Одна из постоянных тем – эпизод первой вашингтонской ночи, когда три радара одновременно в продолжение тридцати секунд фиксировали НЛО над Ривердейлским радиомаяком. По мнению специалистов, это означало, что цели были реальные, а не мнимые. Об этом был задан первый вопрос.

Репортер. – Известны ли случаи одновременного обнаружения целей более чем одним радаром? Иначе говоря, фиксировались ли несколькими РЛС эхо-сигналы, исходившие из одной точки?

Самфорд. – Вы имеете в виду в прошлом?

Репортер. – Да, сэр.

Самфорд. – Что ж, вещь не столь уж необычная. Феномен переходит с одного радара на другой с достаточной степенью вероятности, что это тот самый феномен. Если же вести счет на секунды, я бы воздержался утверждать…

Репортер. – Разве такой пеленгации недостаточно, чтобы быть уверенным, что феномен находится именно в этой точке?

Самфорд. – Исключительно редкий случай.

Репортер. – Так был такой случай?

Самфорд. – Исключительно редкий. Даже не припомню.

Начальник разведки, конечно, лукавил. Многие журналисты успели разобраться в сути триангуляции и знали, что она состоялась 19—20 июля. В последующем диалоге тема не была забыта. Правда, вопросы ставились недостаточно четко, и Самфорд их парировал – то с помощью утиных стай, то ссылаясь на неопытность операторов. Но вот разговор вернули к триангуляции.

Репортер. – Генерал, вы сказали, что обнаружения локаторами одной и той же цели не было.

Самфорд. – Не думаю, что именно это я хотел сказать.

Репортер. – Вы имели в виду что-то другое?

Самфорд. – Я имел в виду вот что. Коль скоро речь идет о синхронности, кто-то может сказать: «Это было в двенадцать часов три минуты и двадцать одну с половиной секунды», и тут я затруднился бы с ответом.

Репортер. – Хорошо, тогда такой факт. Оператор радара авиабазы Андруз сообщил мне: утром 20 июля он засек объект в трех милях севернее Ривердейла. В тот момент оператор держал связь с Центром управления полетами и они обменивались информацией. Радар центра также зафиксировал точку на экране в трех милях севернее Ривердейла, на обоих радарах эта точка оставалась в течение тридцати cекунд, после чего одновременно исчезла с экранов.