Текст книги "Секретная предыстория 1937 года. Сталин против «красных олигархов»"

Сам Троцкий дистанцировался от прочей партийной элиты, рассматривая все остальное человечество как своего рода арестантов, которых он должен охранять и воспитывать строжайшими методами. Если с Лениным он еще хоть сколько-нибудь считался, то прочая человеческая масса являла для него ничуть не больший интерес, чем заключенные для стражника. Своего рода образцом для себя, у которого он и фамилию позаимствовал, «демон революции» считал некоего старшего надзирателя Одесской тюрьмы, произведшего на него сильное впечатление в юные годы[77]77
  Зенькович Н. А. Вожди и сподвижники. Слежка. Оговоры. Травля. М.: Олмапресс, 2004. С. 509. Л. Бронштейн объяснял то, как он стал Троцким, обстоятельствами своего побега из ссылки: «Я сам вписал это имя в имеющийся у меня паспортный бланк, – я назвал себя по имени старшего надзирателя Одесской тюрьмы». Однако в своей книге воспоминаний «Моя жизнь» он упоминает, что в разное время использовал паспорта на имя некоего «болгарина Самоковлиева», отставного прапорщика Арбузова, помещика Викентьева и др. Но лишь имя тюремщика Троцкого он решил взять себе на всю жизнь.


[Закрыть].

Теперь представим себе мысли и чувства другого, будущего надзирателя, молодого Ягоды, когда он прогуливался по сумрачным московским улицам, наблюдая тяжелую, изматывающую работу шатающихся от голода трудящихся, прислушиваясь к матерной брани и угрозам конвоиров-красноармейцев, к лихой пальбе в воздух и по окнам проносящихся мимо в автомобилях подвыпивших комиссаров. От массы трудящихся и трудовой повинности бывшего анархиста защищал партбилет Компартии в кармане. С таким партбилетом можно было и вообще нигде не работать, хотя советская Конституция провозглашала труд всеобщей обязанностью. Даже то обстоятельство, что до революции юный Ягода дважды обокрал Свердлова-старшего, не вызывало к нему предубеждения в партийных кругах: воровство среди большевиков не считалось предосудительным делом. Партбилет служил надежнейшей защитою проворовавшемуся коммунисту. У некоторых из них, впрочем, подобные наклонности восходят еще к их дореволюционной жизни. Журналист, прозаик и литературный критик А. А. Яблоновский свидетельствовал, что Троцкий «однажды унес, украл из редакции «Киевской мысли» чью-то шубу»[78]78
  Бунин И. А. Окаянные дни. С. 156.


[Закрыть]. Виднейший после Троцкого партийный публицист, член ЦК и секретарь Исполкома Коминтерна К. Радек взял этот псевдоним от польского слова kradek («вор») после того, как его уличили в краже пальто одного из товарищей по партии[79]79
  Абрамович И. Л. Воспоминания и взгляды… С. 77.


[Закрыть]. Член Совнаркома, нарком по морским делам Павел Дыбенко имел судимость за кражу матросского бушлата[80]80
  Флот в Белой борьбе/Составление, научная редакция, предисловие и комментарий доктора исторических наук С. В. Волкова. М.: Центрполиграф, 2002. (Научнопросветительное издание). С. 9.


[Закрыть]. Даже И. В. Джугашвили (Сталин), отличавшийся среди других большевиков крайней непритязательностью в быту, в 1913 г. не устоял перед соблазном присвоить библиотеку умершего ссыльного И. Ф. Дубровинского[81]81
  Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 389.


[Закрыть], хотя в данном случае следует признать, что им руководила не столько жадность, сколько отличавшая его с детства страсть к чтению[82]82
  Там же. С. 96.


[Закрыть].

Неудивительно, что после революции вышедшие из подполья вожди оказались нечисты на руку. В качестве иллюстрации скажем пару слов о близком к большевикам махровом авантюристе А. Хоштария. Он происходил из кутаисских дворян, однако его отец Мефодий Хоштария перешел в духовное сословие; он отличался при этом столь буйным нравом, что по распоряжению княгини Дадиани был посажен на цепь. Этот факт – единственная точка соприкосновения Хоштарии-младшего с революционным движением; в остальном его соединяли с пламенными революционерами сугубо меркантильные узы. Наш Хоштария оказался большим плутом; женившись на дочери богатого потийского купца, он сумел втереться в доверие известному миллионеру Лианозову и по его протекции в 1915 г. вошел в состав правления Русско-персидского лесопромышленного и торгового акционерного общества. На содержании у него находился известный впоследствии большевик Буду Мдивани, имевший кличку Бочка, до революции приятель И. В. Джугашвили (Сталина), после революции видный троцкист. Бывший актер Тифлисского театра, Мдивани служил в доме Хоштарии в качестве застольного тамады[83]83
  Островский А. Указ. соч. С. 583.


[Закрыть]. После революции он же, в качестве советского торгпреда в Персии, помог Хоштарии стать акционером Советско-персидского банка, а затем продать советскому правительству «права» Хоштарии на разработку семнанской нефти. «Права» оказались поддельными; тогда Хоштария предложил советскому правительству подкупить персидских министров с тем, чтобы они признали советские «права» на семнанскую нефть. Через члена ЦК Г. Пятакова, который тоже был в большой дружбе с Хоштарией, вопрос был решен положительно. Однако деньги, предназначаемые в виде взяток персам, Хоштария прикарманил. Он также пытался с помощью Мдивани продать советскому правительству лесопильный завод. Как впоследствии оказалось, этот завод в действительности не существовал. В общей сложности благодаря Мдивани и Пятакову Хоштария вытянул из советского правительства два с половиною миллиона рублей, ничего не дав взамен[84]84
  Агабеков Г. Секретный террор. М.: ТЕРРА, 1998. С. 211–213.


[Закрыть]. Тот же источник сообщает о том, как подкупленный зампред советского хлопкового комитета купил в Персии у купца Алиева голые стены под видом хлопкового завода, а закупщик шерсти Александров состоял в компании с поставщиком шерсти Комаровым, в итоге: «Комарову платят высшие цены, а шерсть сдается какая угодно»[85]85
  Там же. С. 148.


[Закрыть]. В то время воровали везде, даже во Втором доме Советов, управляющий которым, некто Романов, «наворовал серебра и разных дорогих предметов на два миллиона»[86]86
  Исецкий (Соломон) Г. А. Среди красных вождей… С. 174.


[Закрыть]. И это при том, что гражданам Советской республики в период «военного коммунизма» запрещалось владеть имуществом более чем на 10 тысяч рублей.

Партийных коррупционеров пытались провести через так называемое партийное следствие – Комиссию партийного контроля (КПК). Расследование по делам КПК было поручено «кровавой латышке» Штальберг, которая в прошлом любила лично приводить выносимые ею же смертные приговоры в исполнение[87]87
  Петрушин А. Чекистские истории. Хлебное место//Тюменский курьер. № 89–90 (1804–1805). 9 июля 2005.


[Закрыть]. В своем кругу она откровенничала: «Раньше я бы их всех просто приговорила к расстрелу, а сейчас приходится с ними цацкаться да разбираться». Однако руки у нее были коротки: в тех случаях, когда проворовавшийся партиец имел серьезных покровителей, ЦКК оказывалась бессильна[88]88
  Агабеков Г. Указ. соч. С. 276–281.


[Закрыть].

Из всего этого Ягода мог сделать лишь один важный вывод: близость к партийному руководству дает совершенную индульгенцию. Вот что значил для него партбилет. Однако он не давал пропуска в роскошные загородные дворцы, где блаженствовал Троцкий. Нетрудно предположить, что именно в этот момент, глядя на строящих «военный коммунизм» трудармейцев и их грубых, злобных, как собаки, конвоиров, Ягода сделал открытие, предопределившее его дальнейшую судьбу. Он воочию увидел, что дворец Троцкого отделен от копошащейся в грязи и мусоре массы трудящихся штыками охранников, и ничем иным. Что если ему возглавить этих охранников? С этого момента Ягода посвятил данной цели каждый шаг своей жизни. Со временем он станет главным конвоиром страны, он построит свой собственный «военный коммунизм» под названием ГУЛАГ, он будет не хуже Троцкого прохлаждаться в загородных дворцах и станет таким же «полудержавным властелином». Будет у Ягоды и свой поезд, только для поездок не на фронт, а на курорты[89]89
  Шрейдер М. Воспоминания чекиста… С. 372.


[Закрыть]. Но невозможно проделать этот путь иначе, чем проскальзывая сквозь непролазные джунгли внутрипартийных интриг в кремлевском руководстве.

Тем временем политика «военного коммунизма», основанная на массовых реквизициях и казнях, взятии заложников среди мирного населения и т. п., привела к выступлениям голодных рабочих, восстаниям крестьян. ВЧК покрыла всю страну сетью переполненных тюрем, где, по словам совместного приказа Дзержинского и Ягоды, «сидят главным образом рабочие и крестьяне, а не буржуи»[90]90
  Ф. Э. Дзержинский… – С. 238.


[Закрыть]. В итоге встревоженная партийная верхушка провозгласила временное отступление от практики «военного коммунизма» и переход к нэпу (новой экономической политике). В письме Л. Б. Каменеву от 3 марта 1922 г., непосредственно перед XI съездом, Ленин раскрывает карты: «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору, и к террору экономическому. Иностранцы уже теперь взятками скупают наших чиновников… милые мои, придет момент, я вас за это буду вешать…»[91]91
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 428.


[Закрыть]. Пока их не начали вешать, большевистские вожди решились во что бы то ни стало не допускать единоличной власти Троцкого. Они объединились вокруг председателя Исполкома Коминтерна Г. Е. Зиновьева. Ему постепенно удалось привлечь на свою сторону петроградскую парторганизацию, большинство членов ЦК и даже Л. Каменева, зампредседателя Совнаркома и Совета труда и обороны, председателя исполкома Моссовета, хотя тот был женат на родной сестре Троцкого Ольге, с которой познакомился осенью 1902 г. в Париже. Не слишком афишируемый конфликт между Троцким и Каменевым возник еще до революции, в августе 1910 г., когда Каменев являлся представителем большевиков в редколлегии «Правды» – газеты, издаваемой в Вене Троцким. Ввиду очередного конфликта между большевиками и меньшевиками Каменев вышел из редколлегии, а в 1912 г. Ленин начал издавать свою газету с тем же названием, что вызвало серьезные претензии со стороны Троцкого; в 1914 г., когда выяснилось, что главный редактор ленинской «Правды» Мирон Черномазов является агентом Охранного отделения, газету возглавил Каменев, который с этого времени надолго стал врагом Троцкого, несмотря на родственную связь.

На мартовском съезде Зиновьев и Каменев поддержали Ленина и Троцкого в деле шельмования «рабочей оппозиции»: здесь и Зиновьев, и Троцкий выступили единым фронтом. Но внутрипартийная фронда уже сложилась, и тому нашлись серьезные причины.

За годы большевистской диктатуры страна оцепенела, охваченная ужасом. Свобода слова, как и другие права и свободы, оказалась вытравлена. Общественные настроения очень метко выразил в своих статьях Максим Горький: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия… На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов…»[92]92
  Горький М. К демократии//Новая жизнь. 1 (20) ноября 1917. № 174.


[Закрыть]. «Заставив пролетариат согласиться на уничтожение свободы печати, Ленин и приспешники узаконили этим для врагов демократии право зажимать ей рот, грозя голодом и погромами всем, кто не согласен с деспотизмом Ленина – Троцкого, эти «вожди» оправдывают деспотизм власти, против которого так мучительно долго боролись все лучшие силы страны… Вообразив себя Наполеонами от социализма, ленинцы рвут и мечут, довершая разрушение России – русский народ заплатит за это озерами крови»[93]93
  Горький М. Вниманию рабочих//Новая жизнь. 10 (23) ноября 1917. № 177.


[Закрыть]. Пока это не касалось партийной верхушки, она спокойно и даже с одобрением смотрела на подавление прочего населения. Однако арест фанатика-большевика Гавриила Мясникова вызвал у нее чувство страха.

Следует отметить, что Троцкий словно не замечал отчужденности товарищей по партии, считая себя, свой личный авторитет выше всего этого. Если тяжело больного Ленина он еще как-то терпел рядом с собою как равнозначную фигуру, то всех прочих вождей большевистской партии ставил много ниже себя. Он совершенно не умел и не считал нужным оказывать поддержку своим сторонникам. Для иллюстрации ограничимся судьбою наиболее видного из них, Николая Крестинского. К 1920 г. он являлся одним из первых лиц в Советском государстве, будучи одновременно членом Политбюро и Оргбюро, секретарем ЦК и наркомом финансов. Среди всех троцкистов он занимал самое высокое положение.

Однако Крестинского удалось перебросить на дипломатическую работу с лишением всех партийных постов при абсолютном бездействии Троцкого, взиравшего на это с равнодушным спокойствием бога-олимпийца. Более того, десять лет спустя Троцкий, будучи в эмиграции, в своей автобиографической книге «Моя жизнь» опубликовал частный разговор с Крестинским, в котором тот сказал о Сталине: «Это дрянной человек с желтыми глазами». Публикация частных разговоров вообще среди коммунистов считалась нормальным делом, но этой публикацией Троцкий погубил оставшегося в СССР Крестинского, обрекая его на верную гибель. Пройдет еще несколько лет, и Крестинскому припомнят эти слова. По свидетельству начальника санчасти Лефортовской тюрьмы, «он был жестоко избит, вся спина представляла из себя сплошную рану, на ней не было ни одного живого места»[94]94
  Залесский К. А. Империя Сталина. Библиографический энциклопедический словарь. М.: Вече, 2000. С. 244.


[Закрыть]. Примечательно, что этот мягкий, интеллигентный человек, до революции работавший присяжным поверенным, оказался единственным, кто на сталинских публичных политических процессах 1936–1938 гг. заявил о своей невиновности, тогда как бахвалившиеся своею твердостью и несгибаемостью остальные большевики охотно признавали любые инкриминируемые им преступления, лишь бы спасти свои презренные жизни[95]95
  Не исключено, что Троцкий был зол на Крестинского за то, что тот вместе со Свердловым настоял на расстреле царя Николая без суда и следствия, тогда как Троцкий хотел устроить публичный процесс и выступить на нем обвинителем.


[Закрыть].

Удаление из Политбюро Крестинского стало лишь одним из самых первых шагов на пути кадровых перестановок, направленных на изоляцию больного Ленина и Троцкого. Говорят, что причиною разногласий между Троцким и большинством ЦК явились вопросы о перманентной революции, о политике в отношении крестьянина-середняка, о дисциплине розничных цен, о возможности построения социализма в одной отдельно взятой стране и т. п. В действительности идеи Троцкого импонировали всем без исключения «вождям»-коммунистам, мечтавшим о роскошной жизни вельмож среди голодающего и бесправного океана рядовых трудармейцев. Они без особых возражений поддержали подготовленную Троцким резолюцию IX съезда РКП (б) «Очередные задачи хозяйственного строительства», раздел XV которой гласил: «Ввиду того, что значительная часть рабочих, в поисках лучших условий продовольствия, а нередко и в целях спекуляции, самовольно покидает предприятия, переезжает с места на место, чем наносит дальнейшие удары производству и ухудшает общее положение рабочего класса, съезд одну из насущных задач Советской власти и профессиональных организаций видит в планомерной, систематической, настойчивой и суровой борьбе с трудовым дезертирством, в частности – путем публикования штрафных дезертирских списков, создания из дезертиров штрафных рабочих команд и, наконец, заключения их в концентрационный лагерь».

В политике Троцкого коммунистов смущало не это, а кое-что совершенно иное, отталкивающее от него большинство партийных сановников. Приведем для иллюстрации один пример.

На августовском Пленуме 1927 г. Троцкого стали критиковать за то, что он расстреливал коммунистов (понятно, что массовые казни некоммунистического населения никто из большевиков ему в вину не ставил). Троцкий пояснил, что убивал только таких коммунистов, кого считал изменниками. И тут же для примера рассказал следующую историю. Согласно одному из приказов Реввоенсовета, комиссары обязаны были следить за принудительно мобилизованными офицерами и генералами старой армии и, в случае их побега или сдачи в плен, расстреливать их жен и детей, взятых в заложники[96]96
  Коммунистическая пропаганда иногда утверждает вопреки действительности, будто заложников не расстреливали. На самом же деле заложников убивали, не различая возраста. Например, знаменитый подпоручик Дмитрий Сидоров, сумевший сбежать во время расстрела, будучи ранен, в темноте московского Петровского парка, утверждает в своих воспоминаниях, что видел в Бутырской тюрьме 12-летнюю девочку, дочь некоего полковника, которую расстреляли как заложницу. Впрочем, это частность. В настоящее время опубликованы приказы о расстрелах заложников, хранившиеся ранее в засекреченных архивах.


[Закрыть]. Некоторые комиссары, чтобы уклониться от исполнения этого варварского приказа, ссылались на незнание, где находятся семьи сбежавших командиров. Таких комиссаров Троцкий самих телеграммами осуждал к смертной казни. И вот среди этих осужденных на смерть комиссаров оказались два старых большевика, участники революции 1905–1907 гг. Бакаев и Залуцкий. Их спасло заступничество Смилги, который являлся членом Реввоенсовета и хорошо знал их обоих. В итоге и Бакаев, и Залуцкий стали преданными сторонниками Зиновьева в его борьбе с Троцким. Стоит ли после этого удивляться тому одобрению, которым они встречали подзуживания Зиновьева в стенах ЦК относительно Троцкого: «Зачем вы будете эту дохлую собаку держать в Политбюро. От нее смердит!» [97]97
  Цит. по: Любич А. Красный террор//Монархистъ. 2005. № 54–55.


[Закрыть]

И, конечно, Зиновьеву еще до ареста Мясникова пришла в голову мысль, не использовать ли ему самому органы госбезопасности против надвигающейся диктатуры Троцкого. Очень кстати осенью 1921 г. развернулась масштабная партийная чистка в государственных органах и учреждениях, охватившая и ВЧК. Она была задумана для расправы с «рабочей оппозицией». На пост председателя Центропроверкома оказался выдвинут Петр Залуцкий – тот самый, которого хотел расстрелять Троцкий, наиболее полезный из соратников Зиновьева. Один из старейших большевиков, участник революционных событий 1905 г., член ЦК, секретарь Уральского бюро ЦК, Залуцкий обладал колоссальным весом в партии, тем более возглавив чистку парторганизаций. Чистка ВЧК, которая тоже прошла под контролем Залуцкого, «явилась новым шагом к установлению контроля партийного руководства за кадровым составом карательных органов»[98]98
  Капчинский О. Госбезопасность изнутри… С. 226–227.


[Закрыть]. В итоге из ВЧК были безжалостно вычищены остатки тех, кто возглавлял эту организацию в период Гражданской войны. Так, например, помощник начальника Экономического управления А. С. Сонье-Даманский, состоявший в партии большевиков с 1905 г., оказался исключен из партии (естественно, с последующим увольнением из ВЧК) как «сомнительный элемент». Дзержинский при поддержке Залуцкого и стоявшего за его спиною Зиновьева «постоянно ломал и перестраивал ЧК и опять снова пересматривал людей, структуру, приемы»[99]99
  Менжинский В. Р. О Дзержинском//Правда. 1927. 20 июля.


[Закрыть]. Это открывало путь наверх новым людям вроде Менжинского и Ягоды, которые не знали оперативной работы, зато имели хорошее политическое чутье, вовремя сделав ставку на группировку Зиновьева.

Теперь Зиновьеву для дальнейшей борьбы с Троцким оставалось взять под контроль партийный аппарат.

Зиновьев и Каменев в первых числах апреля 1922 г. добились избрания Генеральным секретарем ЦК, т. е. руководителем технического аппарата ЦК, своего давнего, еще с дореволюционных времен, приятеля И. В. Сталина, рассчитывая использовать своего выдвиженца как противовес Троцкому. Сталин, как они считали, многим был им обязан. Весною 1904 г. тогда еще не Сталин, а И. В. Джугашвили совершил свой первый побег из ссылки и явился в батумскую парторганизацию. Там недоверчиво отнеслись к обстоятельствам этого побега, что вызвало в отношении Джугашвили бойкот парторганизации: ему не предоставляли убежище, не допускали на партийные сходки, препятствовали в собирании денег на выезд из Батума, а когда он попытался принять участие в «маевке» (т. е. отмечании 1 мая), сильно избили его. Потребовалось вмешательство руководителя Кавказского союза РСДРП М. Цхакаи, который как раз в то время искал себе опоры в борьбе с меньшевиками, чтобы Джугашвили смог вернуться к партийной работе в другом районе (Имеретинском), причем Джугашвили пришлось несколько месяцев добиваться от Цхакаи такого решения. Каких-либо источников дохода в этот период он не имел. Так вот, единственным, кто предоставил ему приют на своей квартире, оказался находившийся в то время в Тифлисе Л. Каменев[100]100
  Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 212–218.


[Закрыть].

Впоследствии, находясь в сибирской ссылке, Джугашвили тяжело заболел и очень нуждался в деньгах, которые вынужден был выпрашивать у Зиновьева, направляя ему письма следующего содержания: «Я болен. Надо поправляться. Пришлите денег», «У меня начался безобразный кашель (в связи с морозами). Денег ни черта. Долги. В кредит отказывают. Скверно», «…деньги нужны до безобразия. Все бы ничего, если бы не болезнь, но эта проклятая болезнь, требующая ухода (т. е. денег), выводит из равновесия и терпения. Жду», «Почему, друг, не пишешь? За тебя давно писал какой-то Н., но клянусь собакой, я его не знаю. От тебя нет писем уже три месяца»[101]101
  Островский А. Кто стоял за спиной Сталина? С. 390–394.


[Закрыть]. После революции Зиновьев и Каменев продолжали считать Сталина своим человеком, который поддержит их в борьбе против Троцкого. Он настолько увлекся работой в партийном аппарате на Воздвиженке, что совсем перестал появляться в помещении своего наркомата Рабоче-Крестьянской инспекции, которым фактически руководил его заместитель, член коллегии ВЧК Варлаам Аванесов.

Вторым секретарем ЦК утвердили Вячеслава Молотова, который на тот момент являлся выдвиженцем Зиновьева. Ему, по существу, поручили руководство деятельностью Оргбюро, которое ведало расстановкою партийных кадров в нижестоящих парторганизациях. Задачею Молотова являлась расстановка на ключевые должности людей, преданных Зиновьеву и Каменеву.

Третьим секретарем стал Валериан Куйбышев. Потомственный дворянин, из офицерской семьи, он все же приобщился к революционному движению, не сумев окончить ни одно из трех высших учебных заведений, в которые поступал. В 1918 г. за бегство из Самары и сдачу города без боя противнику Троцкий собирался его расстрелять, назвав трусом и предателем[102]102
  Боярчиков А. И. Воспоминания. С. 113.


[Закрыть]. Его спасли знакомства и связи в большевистских верхах. Например, он был близко знаком со старым большевиком Андреем Бубновым: тот, будучи до революции работником Самарской городской управы, помогал Куйбышеву, не имевшему никакой специальности, устроиться конторщиком[103]103
  Ерофеев В. В. Человек вождя//Волжская коммуна. № 32 (19.02.2005).


[Закрыть]. В нарымской ссылке Куйбышев сошелся со Свердловым. Наконец, младший брат Куйбышева Николай (партийная кличка Кисонька) ценился руководством Красной Армии (вероятно, и самим Троцким) как военный специалист: капитан царской армии, участник Первой мировой войны, он у Троцкого дорастет до командующего корпусом; именно он привлек в Красную Армию вернувшегося из германского плена подпоручика Михаила Тухачевского – будущего маршала СССР[104]104
  Соколов Б. В. Михаил Тухачевский: жизнь и смерть «Красного маршала». Смоленск: Русич, 1999. С. 54.


[Закрыть]. В 1938 г. Кисоньку расстреляют как троцкиста.

Зарядившись таким нешуточным административным ресурсом, Валериан Куйбышев затем несколько лет служил политкомиссаром при Фрунзе на фронтах Гражданской войны, а затем при завоевании Бухары. Как и все другие выдвиженцы группировки Зиновьева – Каменева, он долгое время и слова не смел возразить против авторитета Ленина и Троцкого, хотя смертельно боялся и ненавидел их после истории со сдачей Самары.

Свои способности Куйбышев проявил в 1921 г., когда, будучи членом Президиума ВСНХ (Высшего совета народного хозяйства), с недюжинным энтузиазмом ухватился за один из самых безумных ленинских проектов ГОЭЛРО. Таким образом, именно Куйбышев (вместе с поэтом-песенником Глебом Кржижановским) является творцом одного из главных мифов коммунистической пропаганды – будто большевикам принадлежит идея электрификации России. Якобы по инициативе Ленина в каждом доме зажглась «лампочка Ильича» и т. п.

На самом же деле электротехническое производство являлось одной из самых быстро развивающихся отраслей русской промышленности еще в XIX веке. Массовое производство «лампочек Ильича» (правильнее – ламп накаливания) было начато до Первой мировой войны в Петербурге на заводе «Светлана» («Световая лампа накаливания»), вскоре открылся его филиал в Москве. Стремительно развивалась электрификация городского освещения, железных дорог, городского транспорта, судостроения, электропитание телефонной и телеграфной связи. Основными двигателями этого развития, помимо иностранных фирм, выступили «Общество электрического освещения 1886 г.», «Общество Бакинской электрической силы», московские «Общество электрических центральных станций» и «Центральная электрическая компания». Работы по строительству основных электростанций, предусмотренных планом ГОЭЛРО, были начаты еще до Первой мировой войны: к примеру, Волховской – в 1910 г., Днепровской – в 1912 г.[105]105
  Корякин Ю. И. Кто же был инициатором и вдохновителем электрификации России//НГ – Наука. № 06 (42). 20 июня 2001 г.


[Закрыть] Развитие электроэнергетики в России было прервано революционными событиями, и Ленина меньше всего интересовал вопрос о снабжении лампами накаливания домов обывателей. Его ярость вызывало наличие в стране мелких крестьянских хозяйств, которые не вписывались в политику «военного коммунизма». Он искал путей быстрого превращения многомиллионного крестьянского моря в сельскохозяйственные трудармии, чтобы крестьянин перестал быть собственником своего хозяйства, а стал находящимся на казарменном положении рабочим по обслуживанию фантастических сельскохозяйственных комбинатов, работающих на электричестве.

Поэтому Ленин так ухватился за проект электрификации сельского хозяйства. Выступая в ноябре 1920 г. на Московской губернской партконференции, он бросил лозунг: «Коммунизм – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны»[106]106
  Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 42. – С. 30.


[Закрыть]. В конце декабря того же года на VIII Всероссийском съезде Советов, утвердившем план ГОЭЛРО, Ленин пояснил: «Пока мы живем в мелкокрестьянской стране, для капитализма в России есть более прочная экономическая база, чем для коммунизма… мы корней капитализма не вырвали и фундамент, основу у внутреннего врага не подорвали. Последний держится на мелком хозяйстве, и чтобы подорвать его, есть одно средство – перевести хозяйство страны, в том числе и земледелие, на новую техническую базу, на техническую базу современного крупного производства. Такой базой является только электричество»[107]107
  Ленин В.И. Указ. соч. С. 158–159.


[Закрыть]. Правда, использовалось оно теперь не совсем так, как до революции. Не для трамваев. Трамвайным депо электричество отключили, а их работников в порядке «трудповинности» бросили на заготовку дров в леса близ строящейся Шатурской торфяной электростанции, которую большевики строили восемь лет и закончили лишь после смерти Ленина. Разбегавшихся работников при этом отлавливали как «дезертиров»[108]108
  Колодный Л. Ленин без грима. М.: ГолосПресс, 2004. С. 405–408.


[Закрыть].

За много лет до прихода к власти в своей работе «Аграрный вопрос и критики Маркса» Ленин развивал ту мысль, что использование электричества в сельском хозяйстве приведет к стиранию грани между городом и деревней, к превращению крестьян в сельскохозяйственный пролетариат, который коммунисты планировали держать на казарменном положении. Отсюда безумная идея электровспашки. С этой целью был создан ряд новых государственных органов с чрезвычайными полномочиями (право внеочередной отправки груза, использование сотрудников других ведомств и др.): Чрезвычайная комиссия «Электроплуг», Бюро по электрификации сельского хозяйства, Электрозем[109]109
  По данным: Высшие органы государственной власти и органы центрального управления РСФСР (1917–1967 гг.): Справочник/ЦГА РСФСР; Сост.: Н. П. Беликова, Т. Г. Кий, Т. П. Коржихина (отв. сост.), Г. П. Тихачева и др.; Ред. Н. П. Ерошкин. М., 1971.


[Закрыть]. Итогом их деятельности стало создание электроплуга – уродливого монстра, обслуживаемого пятью рабочими. В октябре 1921 г. на Бутырских полях под Москвой в присутствии Ленина состоялось его испытание. До темноты его пытались протащить по полю, но электроплуг вибрировал, шатался, как будто колебался вслед за генеральной линией партии, и стыдливо зарывался в землю. На этом месте ныне находится улица Руставели, где сохранились остатки памятника электроплугу. От великого проекта Ленина по электрификации России осталась только картина народного художника Н. Овчинникова «Первая борозда» (звание народного художника он получил за пропагандистские полотна «Маевка», «В сельмаге» и др.).

К Куйбышеву Ленин относился отрицательно и мирился с ним исключительно за его заслуги в деле электрификации. Куйбышев в связи с этим был очень озлоблен и на Ленина, и на Троцкого, который его чуть не расстрелял за трусость. Очутившись на заседании Политбюро, где обсуждалась статья Ленина «Как нам реорганизовать Рабкрин», Куйбышев внес предложение напечатать ленинскую статью в единственном экземпляре «Правды» и показать этот экземпляр больному Ленину в Горках[110]110
  Боярчиков А. И. Воспоминания… С. 114.


[Закрыть]. Только отсутствие на Политбюро уехавшего отдыхать Зиновьева и личное настояние Крупской позволили Троцкому добиться опубликования этой ленинской статьи. Все же Зиновьев и Каменев сумели провести на должность главы Рабоче-Крестьянской инспекции Куйбышева, который по совместительству возглавил вновь созданную Центральную контрольную комиссию. Впоследствии Куйбышев проявил себя чудовищным трусом, послушно выполняя на этом посту указания Каменева и Зиновьева, а затем, когда они оказались в оппозиции, – Бухарина и Сталина. Этим он заслужил себе место в Политбюро. Сталин крайне низко оценивал его как работника. Кагановичу он писал: «Тяжелое впечатление производит записка т. Куйбышева и вообще все его поведение. Похоже, что убегает от работы» – и гораздо прямее – Молотову: «Куйбышев может запить»[111]111
  Цит. по: Хлевнюк О. В. Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры. М.: РОССПЭН, 2010. С. 105, 202. Ранее публиковалось в сборниках переписки Сталина с Кагановичем и Сталина с Молотовым.


[Закрыть].

Пожалуй, главным рычагом противостояния Троцкому Зиновьев и Каменев избрали Дзержинского. Председатель ВЧК вполне разделял взгляды Троцкого относительно построения «военного коммунизма»; Дзержинский даже возглавил Главный комитет по всеобщей трудовой повинности (Главкомтруд) при Совете обороны. Но склонность Ленина и Троцкого к расправе с членами большевистской партии, а также явные претензии Троцкого на единоличную диктатуру после ухода Ленина от дел по болезни привели «железного Феликса» в лагерь Зиновьева и Каменева. Малограмотный Иван Ксенофонтов, не имевший даже начального образования[112]112
  Капчинский О. Госбезопасность изнутри… С. 220.


[Закрыть], Дзержинского теперь не вполне устраивал в качестве заместителя, и ему дали возможность от него избавиться. Чтобы привлечь главу ВЧК на свою сторону, Зиновьев и Каменев в те же дни (12 апреля) добились перевода Ксенофонтова в подчинение Сталину на должность управделами ЦК, а заместителем Дзержинского через Совнарком провели И. Уншлихта, который доводился жене «железного Феликса» двоюродным братом. Этот Уншлихт прославился тем, что при взятии Вильно занял целый дом, выбросив на улицу живших в нем людей, после чего уселся за стол и доел не доеденный ими обед[113]113
  Об этом свидетельствует в своей книге «Двойной агент. Записки русского контрразведчика» выдающийся русский разведчик Владимир Орлов, несколько месяцев по заданию деникинской разведки работавший под носом у Дзержинского.


[Закрыть].

С этого времени Дзержинский склоняется на сторону Зиновьева и Каменева, все больше ввязываясь во внутрипартийную борьбу. Одновременно через Ксенофонтова начинают завязываться первые контакты между Сталиным и чекистами. Сталин проявляет интерес к чекистскому руководству, ищет там себе союзника. Ягода пока не подходит для этой роли, ему еще хочется одновременно с оперативной работой заниматься хозяйственными делами, очень уж это прибыльное дело. Но 6 апреля 1922 г., через три дня после утверждения Сталина Генеральным секретарем, Ягода «ввиду перегруженности работой» освобожден от должности управделами ГПУ. С этого момента сама логика событий неумолимо начинает сближать Сталина и Ягоду, хотя для обоих в тот момент это было еще далеко не очевидно.

Однако пути Ягоде к продвижению наверх перекрыты: ГПУ твердой рукой правят Дзержинский и Уншлихт, непосредственный начальник Ягоды Менжинский пользуется их полным доверием, связей в Кремле у Ягоды нет. Оставалась одна надежда: воспользоваться намечающейся заварухой в партийной верхушке. Осенью 1921 г. шеф Ягоды Менжинский отдыхал вместе с Дзержинским на Южном побережье Крыма[114]114
  Мозохин О., Гладков Т. Менжинский. Интеллигент с Лубянки. М.: Яуза; ЭКСМО, 2005. С. 167.


[Закрыть], и Ягода, временно возглавив СОУ ГПУ, начинает получать некоторую информацию о секретах большой кремлевской политики, которая скрыта пока за непробиваемою толщей «монолитности партийных рядов»…

25 мая 1922 г. Ленин пережил инсульт и частичный паралич. Это вызвало оживление среди молодых карьеристов вроде Ягоды: появлялась надежда на перетряску, которая позволит пробиться наверх, поближе к Кремлю. Под предлогом болезни Ленина Зиновьев и Каменев изолируют его на даче в Горках. Зиновьев начинает создавать мощную группировку своих сторонников, расставляя их на ключевые посты. Это, помимо Сталина и Залуцкого, также секретарь Северо-Западного бюро ЦК Евдокимов, председатель Сибирского ревкома Лашевич, первый секретарь Нижегородского губкома Угланов. Все трое в следующем году станут членами ЦК. Ему удалось переманить на свою сторону некоторых видных троцкистов (например, нового наркома финансов Г. Сокольникова, которому в том же 1922 г. Зиновьев тоже обеспечил место в ЦК). Действуя такими постепенными методами, Зиновьев обеспечивал себе поддержку партаппарата и большинства ЦК в борьбе с Троцким. А Ленина он просто изолировал под предлогом болезни.