Текст книги "Приключения богатыря Никиты Алексича. Сотоварищи"

ГЛАВА 4

Пограничье встретило нас неласково, словно мачеха. Мелкий противный дождь, больше схожий на туман, мокрой тряпкой лип к лицу. Серое небо висело так низко, что, казалось, подпрыгни – и рукой достанешь. Все вокруг, не смотря на середину лета, было кислым и серым, словно осень поспешила на службу. Даже листья на деревах, с которых стекали хрустальные капельки, будто пеплом кто посыпал.

Раздался колокольный звон.

– Набат? – сразу же насторожился Егор. – А мы оружие не взяли.

– Ерунду не говори, – попросил я его. – Здесь набат звучит совсем по-иному. А звонят в Лавре на вечернюю службу.

– Ясно. Мы в школе проходили религии стран Пограничья. Где мы оказались?

– В Киеве.

– Так здесь – православие, верно?

– Верно, верно. А теперь заткнись.

Почему так грубо, спросите? Первичный шок от перехода надо подавить. У каждого свои ощущения возникают после перемещения. Кто-то часами сидит на месте, кто-то восторженно носится между деревьями, кто-то задыхается, а из кого словесная лавина прет, не остановить. Так вот, чтобы у Егора не началась такая стадия эйфории, я в корне пресек все поползновения, стараясь на ходу сориентироваться.

Мы оказались там, где и предполагалось, в парке Славы недалеко от стадиона имени Лобановского. Спросите, как так: ходил столько раз в Пограничье, а каждый раз, как впервой? Отвечу, что Тропа – то девка гонористая: свои вывихи имеет. Можно сто раз ходить по ней и выходить в одном и том же месте, а на сто первый – выкинет тебя за сто верст от пункта назначения да еще и во времени протянет на пару месяцев в одну или другую сторону. Бывали такие случаи. Не со мной, правда, но я стараюсь на чужих ошибках учиться.

Что ж, это хорошо, что мы возле стадиона. На Европейской можно денег снять, мобилки сразу купить, и до метро недалеко. Главное, чтобы послушник не очень привлекал к себе внимание. Нет, ну не за руку же его вести! Еще подумают пакость какую про нас.

– Вот что, Егор, – предупредил я. – Мы сейчас выходим в люди, так что постарайся держать себя в руках, особого внимания не привлекать, что бы ни случилось, хорошо?

– Понял, богатырь, – ответил парень сдержанно и сосредоточенно.

– И называй меня Никита или Ник.

– Понял, бо…Ник.

Хорошо еще что не сказал «ботаник», вздохнул я, помянув Абдуллу, чтоб ему долго жилось в лампе какой.

Пять минут парком – и мы на дороге. Народу было немного, не больше, чем у нас. На проносящиеся мимо машины Егор пялился во все глаза, но под ноги глядел и не отставал, что уже само по себе хорошо. Глядишь, из парня толк какой получится.

До площади мы добрались без особых приключений. Я нашел нужный банкомат, вставил свою карточку, поставил пин-код, снял несколько тысяч. На первое время, думаю, хватит. Кстати сказать, многие жители Пограничья сейчас сильно удивились бы, ведь доступ к деньгам они получают в лучшем случае на второй, а то и на третий день. Наша же линия работала мгновенно.

Карточку Егора я прокатал таким же образом, правда, денег с нее не снимал, на пальцах объясняя, как управляться с банкоматом. Кажется, послушник все понял и запомнил. Что ж, время покажет.

Я планировал быстро добраться до Глобуса, но не тут-то было. Несмотря на дождь, люду на Крещатике оказалось достаточно много, и Егорушка мой, доселе не видавший таких людских потоков, просто потонул в них. Не спасли ни выдержка, ни самообладание. Парень с обалдевшим видом вертел головой, во все глаза глядя на людей и город. Поделать с этим я ничего не мог, поэтому пришлось смириться. Такое бывает у большинства новичков, впервые ступивших в Мир Пограничья. Не помню уже, как я вел себя впервые, но мне кажется, что на меня Киев не так шокирующе действовал. Хотя, тридцать лет назад все было по-другому: и людей было меньше, и машин, и воздух был чище. Ладно, пусть свыкается, чтобы потом, в самый нужный момент он не ворон ловил, а делом занимался.

Я сбросил темп, подстраиваясь под Егора, и приступил к роли экскурсовода, объясняя, почему тот или иной дом построен именно так, что обозначает вот та вывеска, почему эта машина такая большая, а вот та – маленькая и шумная. Киевляне не обращали на нас внимания, привыкнув уже к гостям, приехавшим из провинции, на которых мы сейчас больше всего походили. Действительно, что необычного в том, что старший родственник, явно проживающий в стольном граде, показывает своему гостю все прелести столицы? Вот только погода для такого экскурса не подходящая. Не знаю, как Егор, а я уже начал промокать и мерзнуть.

– Вот что, Егор, – попросил я. – Давай немного ускоримся. Нужно еще в магазин зайти, прикупить кое-что.

Егор молодец! Собрался, оторвался от созерцания и ускорился. Наверное, слегка наелся первыми впечатлениями. Оно, конечно, разница большая меж записью и реальностью, особенно для юного молодца, вчерашнего отрока, который и света-то белого не видел, да к тому же в сиротинце вырос, а тут сразу такой большой и непонятный Мир.

Мы вышли к Майдану, и Егорушку моего снова заклинило. Пришлось остановиться, дать возможность полюбоваться на стеклянные купола, стелу и Георгия-Победоносца. Слава Творцу, дождь начался такой, что напрочь смыл любопытство моего послушника. Мы быстро спустились в Глобус. Я уверенно пробирался сквозь толпу, иногда оглядываясь на Егора, не отстал ли. Нужный магазин мобильной связи нашелся быстро. Разглядывая модели телефонов, я в душе злорадно усмехался. Цены в Глобусе не в пример выше, чем в других районах Киева. Пусть теперь Кощеюшка над чеками зачахнет! Хотелось бы мне в тот момент увидеть его лицо!

Навороченные мобилки я брать не стал, памятуя о том, что, чем проще аппарат, тем надежнее он работает. Поэтому вместо сенсорных телефонов я выбрал кнопочные: надежные, проверенные, удобные. Нет, можно было, конечно, вообще телефоны не покупать, но уж очень хотелось досадить Кощею. Именно поэтому я сразу же положил на счета столько, что хватило бы на целый год беспрерывных разговоров. А что? Имею право. Служебная, так сказать, необходимость.

Я снарядил свой аппарат, прямо из салона сделал первый звонок по известному мне номеру. Трубку сняли не сразу. Только на пятом или шестом гудке в трубке щелкнуло, и раздался знакомый баритон:

– У аппарата.

– Привет, дядя, – отозвался я. – Это Ник звонит.

– Привет, племяш, – отозвался «дядя» ровным голосом. – Ты в Киеве?

– Да, мы тут под дождь с приятелем попали. Отец привет передавал и кланяться велел.

– Привет привезешь?

– Нет. Отец его почтой отправил.

– Хорошо, приезжай. И приятеля захвати.

На том разговор и закончился. Егор с интересом следил за мной, но вида, что ему в диковинку, не подавал. Еще один бал в пользу послушника.

Я рассчитался, забрал пластиковый пакет с покупками и покинул магазин. Егор шел за мной, как привязанный. Он уже слегка пообтерся, так что успевал сразу несколько дел делать: и следом идти, не отставая, и головой вертеть. Ну, это до поры до времени. Он еще метро не видел.

Чтобы доехать до Троещины, нам надо было перейти на станцию «Крещатик». Под дождем идти не хотелось, поэтому я повел Егора на станцию «Майдан». Купив с десяток жетонов, я показал Егору, что нужно делать.

– Ничего сложного, – сказал я, подходя к турникету. – Кинул жетон – и прошел.

Слова я проиллюстрировал, как говорят в Пограничье, своими действиями, оказавшись по ту сторону турникета. Егор неуверенно скопировал мои действия, игнорируя недовольные возгласы пассажиров, собравшихся за его спиной. Теперь наступал самый ответственный момент: эскалатор. К моему удивлению, послушник легко ступил на ленту, словно делал это не единожды.

– Нас в школе учили, – пояснил он, улыбаясь.

Я оттеснил его к правой стороне, оставляя левую для свободного прохода, а про себя чертыхнулся. Ну конечно! В любой школе, обучающей воинскому ремеслу, есть такая дисциплина, как ведение боя в движении. И не важно, движешься ли ты, аль земля под тобой. В отработке боя применяют схожие с эскалатором скатерти, которые несут человека к указанной цели. Недаром в пожелание доброго пути у нас говорят: скатертью дорожка.

Егор, стоя на ступеньку ниже, тихонько восхищался Пограничьем, задавая мне почти шепотом вопросы: от чего горит столько свечей, да почему они не коптят, что за волшебство такое, да куда нас скатерть несет, и почему столько люда под землю лезет.

Я отвечал терпеливо, но постепенно начинал выходить из себя, поминая дэва (чтоб ему икалось в кельи без остановки!). Постепенно в голове рождался один вопрос, который будет мучить меня, наверное, до конца нашего дела. Догадались? Это не сложно. Спрашивается: зачем на такое ответственное задание отправлять несмышленыша, который уже кровушки моей попил своими вопросами, а то ли еще будет? Что-то здесь не так с самого начала.

Гул подъезжающего поезда заставил Егора напрячься. Чтобы он не тормозил, мне пришлось буквально тащить его к переходу за рукав. Паренек с восхищением смотрел, как железный монстр выпускает и заглатывает в свое чрево толпы народа. Приближался час пик, и нужно было спешить, чтобы успеть до наплыва людей поспеть на нужную электричку.

– Вот это подземелье! – Егор восхищенно причмокнул, поспешая за мной. – Так светло, чисто. А убранства какие богатые! И это все для простого люда?

– Да уж, – пробормотал я. Местные толстосумы в метро не ходют. У них персональный транспорт.

Если с эскалатором Егор справился легко, то в вагон он заходил с опаской. Благо, толпа помогла. Нас буквально занесли внутрь, едва не вырвав у меня из руки пластиковый пакет с обновками. Послушник мой несколько растерялся, но быстро взял себя в руки, притиснувшись ко мне вплотную.

– Егор, попустись, – попросил я тихо. – Здесь так не принято, нас могут неправильно понять.

Паренек слегка отступил.

Пока ехали под землей, Егор осматривал пассажиров, приглядывался, пытаясь понять, почему люди ведут себя так, а не иначе. Почему книги читают тут, а не дома, почему уступают друг другу места, вежливо меняясь перед выходом, заранее подходили к дверям, которые без всякого волшебства открывались и закрывались, да кто из них громко объявлял остановки. Но, когда поезд выехал на поверхность и народу поуменьшилось, Егор переключился на окрестности. Он буквально прилип к окну, разглядывая величественный, широкий Днепр, который сейчас был покрыт седыми бурунами волн. Я много раз уже видел эту реку, пил ее воду, пусть не чистую, но все равно сладкую, и каждый раз наполнялся благоговением перед ней. Древний, могучий Славутич легко, как перышки, нес на себе суда и катера, и казалось, нет конца и края той силушке, что всю землю Руси Киевской питает да с людом ее делится. Смотришь с крутого берега на воды седые, и понимаешь: вот, откуда такая жажда воли и несгибаемый характер у русичей, вот почему не согнет их ни один враг, даже сродственник с севера, брат, якобы, старший. Ибо потерялся, оторвался в своей гордыне он от корней своих истинных. В том его сила, и в том погибель. На все свой срок. Откуда я это знаю? Да уж пришлось по разным странам побывать да народ разный повидать.

Поймав восхищенный взгляд Егора, я понял, что он о том же думает. Что ж, тогда нам легче будет понять друг друга, дабы не слова – мысли друг друга угадывать.

Я продолжал наблюдать за Егором, а сам все думал о деле новом. Как-то все несуразно все получается. Есть в поспешности дэва что-то, что пока ускользает от разумения, что-то очень важное и такое очевидное.

На «Дарнице» мы покинули вагон, пересели в маршрутку и, по бульвару Перова, доехали до улицы Алишера Навои. Нужный мне дом находился в некотором отдалении от дороги, прилегал к небольшому парку, коих в Киеве было множество. Не смотря на то, что рабочий день в Пограничье заканчивался, люду на улице из-за дождя было немного. Мамочки не выгуливали своих отпрысков, детвора не играла во дворах. Мы почти добрались до цели, как меж домами нам навстречу вышло сразу около восьми отроков. Они громко смеялись, перемешивая свою речь матерными словесами. При этом отроки не стеснялись прикладываться к бутылям с пивом, дымить сигаретами. Интуиция клюнула мозг, предупреждая о скрытой угрозе. Чем ближе мы сходились, тем сильнее клевала моя помощница, дырявя извилины. Мне ничего не оставалось, как успокоить ее и собраться.

До отроков оставалось несколько шагов, когда они вдруг смолкли, остановились, нагло глядя на мою куртку. Мы тоже притормозили. Егор с интересом разглядывал их. До него, видно, еще не дошла серьезность положения.

Один, самый развязный, приблизился, спросил ехидно:

– Дядя, дай мобилку позвонить.

– Маме? – я сделал вид, что понимаю его.

Дружки заржали, а отрок, испросивший мобилку, повернулся к ним, криво усмехнулся, потом резко подпрыгнул ко мне, поднося к моему лицу нож. Если бы в его руках оказалось нечто серьезное, я бы еще подумал, бояться аль нет, но такой зубочисткой особого вреда не нанесешь.

– Ты не выпендривайся, дядя, а то тетя не узнает, попишу, – грозно, как ему казалось, прошипел развязный, пахнув мне в лицо перегаром.

– Кому он писать собрался? – спросил Егор, начиная кое-что соображать.

– Маме, наверное, – ответил я, легонько, одним пальцем отводя острие в сторону. – Егорушка, давно хотел спросить: чему вас в школе учили? Не покажешь?

– А то!

Отроки так ничего и не успели понять. Тот, что с ножом, смотрел на нас, как баран на новые ворота, его дружки продолжали ржать и попивать пиво, когда Егор, набрав полны легкие воздуха, начал демонстрацию. Лучше бы я справился сам, честное слово! Проще раскидать отроков за минуту, нежели двадцать секунд стоять под соловьиным свистом, пусть даже сбоку. Как сказали бы научники, свист этот состоит из звуковой волны различных диапазонов, доводящих людской мозг до обморочного состояния. Мне, тренированному богатырю, и то в невмоготу было, что уж говорить про злодеев малолетних. Их сдуло, раскидало в стороны. Сигаретки и бутыли повыпадали из ослабевших пальцев, ножичек звякнул обиженно об асфальт, а сами отроки зашлись в крике, катаясь у ног Егора и вымаливая пощады. Мне с трудом удалось прервать послушника.

– Ты чего, Егор? – я с наслаждением оторвал руки от ушей и вслушался в сладкую тишину. – С начала по-хорошему с ним надо было, ручками да ножками, кулачками да коленками, а ты сразу свистеть! Кто ж так с детьми поступает? Не хорошо.

– Виноват! – Егор снова принял вид лихой и придурковатый согласно уложениям Приказа. – Вдругорядь не повторится.

– Идем уже, блаженный.

Переступая через полубезумных отроков, мы двинулись дальше. Я, на всякий случай еще раз оглянулся, проверяясь. Недоросли, приходя постепенно в себя, поднимались на ноги, таращись нам вслед испуганными взглядами. А то! Вдругорядь десять раз подумаете, оторвыши, прежде чем разбойничать-злодейничать. И другим закажете.

В подъезд хрущевки, где жил нужный мне человек, мы вошли уже через несколько минут. Я еще раз проверился, нет ли хвоста, взошел на третий этаж и остановился у двери справа. Егор уже собирался стучать, но я остановил его, нажав на кнопку звонка. За дверью послышалось соловьиное щебетание, чьи-то шаги, и, наконец, дверь открылась. На пороге возник среднего роста и телосложения мужчина в очках и аккуратной седоватой бородкой. Волосы мужчины, длинные, седоватые, кучерявились по плечам.

– Никитушка! – мужчина обнял меня, искренне радуясь. – Наконец-то! Я уж заждался. Дело к вечеру идет, а тебя все нет да нет.

– Здравствуй, дядя Афанасий, – я тоже обнял мужчину. – Вот, товарищ мой, Егором зовут.

– Ну, проходите, не стойте на пороге.

Оказавшись в квартире, я разоблачился и сразу прошел в гостиную. Мне не раз приходилось бывать в этой квартире. Как говорят в Пограничье, она являлась нашей явкой. Здесь начинается и заканчивается каждое мое задание. Ну, почти каждое. Во всяком случае, большинство из них. Афанасий, он же доктор исторических наук Афанасий Витальевич Сизовский, был моим связным, по совместительству работая профессором в Киевском Политехническом Университете. На что способен этот человек – говорить не буду, скажу только, что отроков, попытавшихся напасть на нас, он раскидал бы не хуже меня. Да и оружием всяким владеет неплохо. А по внешнему виду не скажешь: обыкновенный интеллигентик, как говорят в Пограничье, ничего особенного.

– Вы проходите, молодой человек, – приглашал Афанасий Егора, который немного растерялся. – Вот сюда, в гостиную. Квартира небольшая, всего две комнаты, но, надеюсь, вам тут понравится. Вы располагайтесь, а я сейчас.

Егор вошел в гостиную, осматриваясь, словно в музее. Посмотреть тут было на что. Хрущевка небольшая, но обставлена со вкусом. Мебель, которую Афанасий подобрал под старину, была выдержана в стиле конца девятнадцатого века. Место ненужной посуды занимали книги, хотя компьютер, стоящий на небольшом столике возле окна рядом с телевизором, мог бы легко заменить всю эту библиотеку. Афанасий не смотрел на новшества, любил своими руками полистать страницы. По стенам вместо ковров висели картины в искусно сделанных рамках. Узнаю, узнаю работу Марьи-искусницы. Только она может так душевно подобрать цвет и узор для каждой картины персонально.

Пока Егор рассматривал комнату, Афанасий, судя по запахам, заканчивал приготовления к ужину. Не прошло и десяти минут, как он появился в гостиной, приглашая нас на кухню. Я завел Егора в ванную, мы привели себя в порядок с дороги. Кажется, парень начинает привыкать к жизни Пограничья, потому как уже почти не обращал внимания на включающийся и выключающийся свет, краны и газовую плиту. Это хорошо.

Стол, который Афанасий накрыл, не то, чтобы ломился, но еды хватало. По центру профессор поставил графин с красным вином.

– Водку не ставлю, разговор еще будет, – пояснил он.

Я и не настаивал особливо. Вино так вино. К тому же я – на службе.

Чокнулись по первой, молча начали закусывать. Если честно, еда была не очень, не то, что у нас. Я жевал мясо, а на зубах ощущал порошки разные. Даже хлеб, и тот был каким-то ненастоящим, что ли. Только вино оказалось живым, игристым. Никак, из подвалов нашего Мира привезли. А Егору, казалось, все нипочем, ест, аж за ушами трещит. Ясное дело: организм молодой, растущий, еды просит, неважно какой, лишь бы поболее.

Разговор шел ни о чем. Мы с Афанасием вспоминали былое, расспрашивали Егора о школе, учебе. Тот по большей части мычал что-то с набитым ртом, чем вызывал улыбку у профессора. После третьего бокала Афанасий поставил на плиту чайник, достал из шкафчика конфеты да печенье. Я по мучному, если честно, не очень, а вот конфеты люблю. У нас шоколада днем с огнем не сыскать, здесь же он расчудесный, да еще в таком разнообразии.

Засвистел чайник. Профессор достал чашки, засыпал в заварник свежего чаю, залил кипятком. Мы с Егором тем временем освобождали стол от лишней посуды и остатков еды, расставляли чашки.

Чай, как и вино, тоже оказался чудесным. Разлив золотисто-коричневый напиток, Афанасий предложил угощаться и перешел к делу.

– Оружие доставят завтра утром, – доложил он. – По закрытым каналам пришел запрос от Абдуллы касаемо некоего Калинина Юрия. Я немного поковырялся в архивах Приказа и Научников, и выяснил одну интересную деталь. Калинин Юрий, который был задержан на Тропе три месяца назад богатырем Алексичем, – я слегка кивнул, – примерно в это же время попытался прорваться к Научникам, но с тем же успехом.

– Его отследили в Пограничье после депортации? – спросил я.

– Отследили. Он живет здесь недалеко, на улице Лесной, дом сто пять, квартира тринадцать.

– Чем живет? С чего хлеб ест?

– Библиотекарь в Парламентской библиотеке. Жалованье небольшое, но на жизнь хватает. Семьи нет и не было. Учился…

– Удалось выяснить, откуда у него оказалась часть Ключа?

– Нет.

– Что говорят Научники?

– Из отчетов мало что можно добыть, но, по докладу их патруля, Калинин добрался до ближайшего поселения и в таверне попытался рассчитаться золотом. У него запросили кредитную карточку, но той не оказалось. Так его и вычислили, приняли под белы ручки и выпроводили. Случаю особого внимания не придали, но с той поры здесь, в Пограничье началось нашествие так называемых НЛО, которые все чаще стали появляться не только в пространстве, но и во времени.

– То есть, из Мира Научников тоже началось повальное бегство?

– Именно так.

– Это что же получается, – вмешался вдруг Егор. – Калинин наш попутался в Мирах?

Мы с Афанасием уставились на него, словно послушник сморозил ересь какую.

– Продолжай, – попросил я, уже понимая, к чему он клонит.

– У нас он начал рассчитываться карточкой, а у Научников – златом, – Егор с удовольствием проглотил конфету и запил ее чаем. – Он блаженный какой-то! Так перепутать Миры человек в добром здравии просто не способен.

– Что скажешь, профессор?

– Несомненно. В словах нашего юного друга есть весомая доля правды, – Афанасий поправил очки, словно хотел эту долю рассмотреть немедленно. – Действительно, сложно настолько перепутать Миры, если только…

– Если только это не было сделано преднамеренно или не произошло разделение сущности самого человека, при котором полушария мозга приняли к действию не ту программу, – закончил я.

– Это как? – Егор не донес до рта печенюшку, уставился на меня.

– Видите ли, молодой человек, при некоторой подготовке, которой, несомненно, обладает Хранитель ключа, он может одновременно присутствовать в нескольких местах, например, в нашем Мире и Мире Научников. В одну и ту же секунду, в одно и то же мгновение, но в совершенно разных концах Вселенной. Предположим, он почувствовал опасность и попытался спасти хоть часть Ключа, дабы тот не достался некоему неизвестному, который разделил Ключ. В таком случае Хранитель – думаю, что Калинин он и есть – сделал правильно, отправившись в наши Миры. Он рассчитывал, что Приказ и безопасники Научников помогут. Однако некто, желающий помешать этому, поменял местами тонкие тела полушарий мозга, внеся в изначальную программу задания путаницу, что привело к означенным фактам.

– Или же все намного проще, – возразил я. – Хранитель сам – заметь, сам, осознанно! – внес путаницу, дабы привлечь наше внимание.

– Возможно и такое, – не стал спорить профессор.

– Только узнать об этом мы сможем от него самого, – произнес Егор.

– Ты выяснил распорядок библиотекаря? – я снова обратился к Афанасию.

– На работу выходит в восемь часов утра, возвращается в шесть вечера, – ответил тот. – После работы никуда не заходит и ничем не интересуется. В общем, тихая мышь. Так было до последнего времени.

– Что же случилось в последнее время?

– В его квартире поселилась некая молодая особа, по слухам – племянница. Нигде не работает, не учится, но Калинина это не смущает. Частенько исчезает куда-то, но к ночи всегда возвращается.

– Выследили, куда?

– Не было приказа.

– Плохо, – я на некоторое время задумался, прежде чем принять решение. – Ну, вот что. Утро вечера мудренее, поэтому предлагаю отложить все дела до завтра и отдыхать. Кто-то против?

Никто не воспротивился, особенно Егор, который окончательно изничтожил и конфеты, и печенье. На здоровье, лишь бы не во вред.

– Идем, послушник, научу тебя мобилкой пользоваться, – предложил я, вставая из-за стола.

– Ух ты! – глаза Егора загорелись, словно я игрушку какую пообещал.

Ты смотри, без году неделя как в Пограничье, а уже успел оценить все преимущества мобильной связи! И то сказать: в метро, в маршрутке и так, по дороге, мы встречали многих, кто по телефону разговаривал. Это, видать, и зацепило мальца.

Я потратил около часа, пока растолковал, что да как. Егор не обманул моих ожиданий. Вострым оказался послушник, схватывал все на лету. Вот только игрушки с телефона я сразу удалил, дабы не соблазнялся малец. Но он и без них был доволен сверх всякой меры, поминутно набирая меня и Афанасия, посылая СМС-ки, чем довел нас до белого каления. Не выдержав, я отобрал у него телефон, пообещав утром вернуть, и приобщил к другому достижению Пограничья: телевизору. Егору это занятие понравилось пуще телефона. Он смотрел все подряд: документальные фильмы, выступления политиков, новости, клипы, фильмы, поминутно переключая пультом каналы. Я, смирившись, испросил разрешения у Афанасия и немного покопался в его библиотеке, выбирая себе книгу по душе. Так с томом Вербицкого я провел несколько часов, пока Афанасий не провозгласил отбой. Мы с Егором перед сном приняли душ, а затем улеглись в постели во второй комнате: я на кровати, а Егор – на раскладушке. Нужно было хорошо отдохнуть, ибо следующий день обещал быть трудным и долгим. Перед тем, как выключить свет, я спросил у послушника:

– Ну, как тебе Пограничье?

– Во! – Егор поднял вверх большой палец, выставил в улыбке все зубы нараспашку. И где он успел этот жест узреть? – Вот только харчи здесь какие-то… не настоящие, что ли? Нет, харчеваться можно, особливо конфетами, однако мед слаще, а ежели еще в сотах – совсем лепота!

– Спокойной ночи, лепота.

Я выключил свет, а затем отключился сам. Мгновенно, без сновидений.