Текст книги "Агриков меч"

Они проговорили так до ночи, но и разойдясь по лавкам и задув свечи, продолжили разговор. Борис вообще трудно засыпал на новом месте, а тут ещё Пётр принялся рассказывать всякие страшилки про муромские леса, про клады, про нечисть, про вурдов. Суздальский княжич и сам знал немало страшных историй, но о вурдах прежде не слышал.

– Вурды – это не то же самое, что мертвяки, – пояснил, со знанием дела, Пётр. – Они как люди, только страшные очень. Просто они днём спят в логовах своих, а ночью ходят, добычу ищут, вот многие и думают, дескать, мертвяки это. Но я так скажу, лучше уж мертвяки. Те хоть по одному шастают и людей редко трогают без причины, а вурды на человеческий дух как пчёлы на цветение собираются, скопом навалятся – не отобьешься. Бывает, на путников нападают, а бывают, что и на села.

Борис глянул с опаской на заложенное окно и поёжился, пытаясь себе представить кровожадного упыря, а Петр продолжал:

– Раз мужик ехал ночью по дороге по муромской. Известное дело разбойников опасался, самострел взял, топор самый большой в возок положил. Да только от вурдов – это не оборона. Как дело вышло, не знаю, да и никто уж теперь не узнает, но ногу только от того мужика и нашли. Видно в траву куда отвалилась, вурды её и потеряли. Кровищи в том месте много пролилось – вся земля коркой покрылась. А добра никакого не взяли и возок с лошадкой целёхонькие стояли – стало быть, не разбойники.

– А сами-то разбойники, что, неужто не боятся? – спросил Борис.

– Боятся, как не бояться? К сёлам ближе стараются держаться, некоторые и вовсе в сёлах живут, а на дорогу так, в охотку выходят. Но есть, конечно, и такие, что в лесу прячутся. Поговаривают, некоторые из них ладят как-то с вурдами. Вроде договора у них, что ли. Да только не верю я в такие договоры. Вурда за спиной лучше не оставлять – разом зубы свои вонзит, в спину-то. Спиногрыз, ёпть.

А раз случай был, на деревню они навалились. Конец зимы наступал – еды-то нет никакой, и дорогами люди редко по одному ходили. Вот они и оголодали, значит, вурды-то. Деревня та – двора три всего, но семья большая там проживала. И мужиков много и при оружии все. Сперва-то, как собаки залаяли, никто не понял в чем дело. Баба вышла глянуть, тут и началось. Крик, хрип, визг. Бабу потащили в лес, а она живая ещё, орёт благим матом. Помирать-то кому охота? Мужики похватали дреколья, рогатины, топоры, давай отбиваться. На бабу уж и рукой махнули, не до неё стало, как вурды в дом полезли.

Собаки, вот тоже мне защитники – смех один, они на вурдов бросаются, лают, кусают, так нехристи волосатые одну взяли за лапы и порвали надвое. И куски бросили под ноги, в снежную слякоть – собачатина не по вкусу им. Остальные псы сразу заскулили, попрятались.

Вурды, они меры не знают, такая у них особенность. Ну, утащили бабу и успокоились бы. Так нет, они всю деревню видно затеяли в котёл положить. Полезли и в двери и в окна, и через крышу… Тяжело мужикам тогда пришлось, насилу отбились. Ещё ребёнка одного смогли утащить, да мужик после уж помер от раны. Так что легко отделались, можно сказать. Но деревню бросили, ушли к нам, в городок ещё в старый, к дружине поближе, за стены.

А нынче племя волосатое за другие сёла взялось, хотя тепло вроде бы и прохожих полно в лесах бродит.

Осиновый кол против них бесполезен, потому как не мертвяки они, чихать на осину хотели. Многие с этими колами в лесу и сгинули. Нужен топор или какое ещё железное оружие. Рогатина, что на медведя, тоже сойдет. Живучие они страшно. Рубишь, рубишь, а всё без толку. Боли они, что ли не чувствуют. Руку отрубишь, кровь хлещет, а он все одно на тебя лезет, зубами клацает.

– Сам, что ли бился с ними? – недоверчиво спросил Борис.

– Было дело, – вовсе без хвастовства подтвердил Пётр. – Ехали как-то мы с братом. Зачем уж не помню. Едим, вдруг смотрим – трое мужиков одного парня тащат. Сначала подумали, может, ранило кого на охоте или ногу подвернул. Только странно – не из леса тащат, а в лес. Пригляделись – да это вурды! Чего они того парня тащили, а не на месте сожрали – не знаю – может детишкам своим. Ну, мы, понятно, клинки из ножен и вперёд! Мы же, как-никак людей, на нашей земле живущих, защищать должны. Двоих порубили, но провозились долго, а пока возились, третий сбежал. Парня мы тогда спасли. Он, как говорили, в другой раз сгинул. Видно от судьбы не уйдешь. Не вурд, так лешак утащит. Да у нас здесь много всякого водится. Леса-то, известно какие – муромские.

А с недавних пор как будто приключилось с вурдами что-то, попёрли они на наши древни валом, что саранча библейская. То ли расплодилось их племя без меры, то ли согнал их кто с обжитых мест. Но только лезут и лезут они на деревни наши. Незадолго до тебя как раз оттуда приезжали селяне, жаловались, помощи просили. По этому поводу и совет у отца завтра будет.

Глава седьмая
Муром

Князь принял Бориса рано утром в палате, увешенной коврами и оружием и отведённой временно под советы и торжества, пока большое помещение внизу ещё достраивалось. Юрий Ярославич долго расхаживал взад-вперёд, не решаясь начать разговор. Потом сел, почесал бороду, ещё малость подумал.

– Отец твой суров, – уважительно начал Юрий. – Бояр, кто на Москву оглядывался, всех прогнал, а кто в Москву доносил тех и вовсе к предкам отправил. Княжество великое заложил, столицу к самому пограничью вынес. Уважаю. Торговлю на великих реках под свою руку взял, серебро, значит, понемногу копит. Мудр Константин Васильевич. Ему бы на Владимирский стол – лучше никого и не пожелаешь. Хотя, с другой стороны, кому он нужен теперь, Владимирский стол?

Князь задумался, чтобы добавить, но слова иссякли, и он перешёл к вопросам.

– Написал Константин Васильевич немного, что на словах велел передать?

Пришёл черёд задуматься Борису. Собственно ничего прямо отец передавать не просил, но разговаривал перед поездкой часто. Посвящал в запутанные дела, делился замыслами, очерчивал собственное видение будущего. Однако отец встречался с ним урывками, и мысли его достигали ушей сына разрозненными частями, и теперь Борис попытался собрать всё воедино.

Простые люди, селяне и горожане, мало что знают о прошлом своей страны. Без надобности им прошлое. Обычаи соблюдают, предков чтят, но чтобы разбираться, какой из князей правее, за кем какие предки и грамоты, тут уж, судари, разбирайтесь сами. А для простых людей – который князь правит, тот, стало быть, и прав.

Но для самих князей история страны и история рода, суть единое знание. И знание это не просто важно, но жизненно необходимо. Потому и нанимают князья дьяков, сажают их за списки хроник и летописей.

А чтобы понять всё то, что происходит или только собирается произойти в русских землях сейчас, чтобы смотреть уверено в будущее, необходимо знать и всё, что происходило раньше. Сто лет назад и больше, когда ордынская власть на Руси только-только устанавливалась.

Положа руку на сердце, виноваты во вторжении степи на Русь были, прежде всего, сами же русские князья. Шла себе мимо орда, шла своею дорогой. Шла степью, югом, на богатые европейские земли. И целью похода был, как заведено у варваров всех времён, старый добрый Великий Рим. Русь, страна лесная и обширная большей частью в стороне от пути завоевателей стояла. И не особо была им нужна. Трудностей и суровой погоды, ордынцы не боялись, но тратить время и силы на завоевание Великого Леса, Великая Степь не желала. Во всяком случае, не Бату со своими четырьмя тысячами всадников. Ведь впереди его ждала Европа. Размякшая от богатства, погрязшая в сварах и церковном разврате. Города полные золота и серебра. Достойная цель завоевателя, достойная награда воинам.

Но вступились за родичей и союзников половецких князья русские, вывели на битву полки, заступили ордынцам дорогу и так уж вышло, что проиграли. Бывает. И повернула орда на север. И прошлась огнём и мечом по городам и селениям. Не ради наживы прошлась орда, ради собственной безопасности. Наказала, умиротворила и дальше в Европу двинулась, куда изначально стремилась. И захватила Венгрию, Польшу, Богемию, Хорватию, Далмацию и дошла уже до Сплита и Вены. И Европа уже оказалась на грани падения, лишенная воли к сопротивлению. И ходил уже по дальним морским городам слух, что пала Фрисландия, откуда не пришли, как обычно, корабли с жирной северной сельдью. И священники уподобились юродивым и прорицали скорый конец всему христианскому миру.

Но внезапно всё кончилось. Кончилось без видимых причин. Войско встало, словно споткнулось о невидимую препону. И орда вдруг откатилась назад, до самых половецких степей. И прошёл новый слух о том, что император в далеком Каракоруме отравлен то ли ведьмой, то ли женой, то ли и той и другой в одном лице. Тут и иссякло великое завоевание. Кончился великий поход.

И половина Руси стояла разорённая и пустая, оскалясь почерневшими остовами сожженных городов. А другая половина притихла, затаилась среди лесов и болот в ожидании новых бедствий. Страна была разграблена, наказана за строптивость, но не покорена.

Такое случалось в других странах, в Корее, в Персии, да и в той же Европе, когда, пережив жестокий набег, восставало из руин государство, восставал народ и вышибал захватчиков. Нашлись герои и здесь. Поднялась Чёрная Русь, отбив притязанья орды и оттеснив крестоносцев, собирала понемногу вокруг себя независимые русские и балтские земли. И новый папа Иннокентий IV выбрал из двух зол меньшее, отказался от войны с восточной церковью, поняв всю серьезность ордынской угрозы. Тем самым он развязал русским князьям руки для сопротивления великой степи. Северные города, не задетые вторжением, вовсе не признали власти ордынских царевичей. Готова была полыхнуть восстанием и вся остальная Русь. И не надеясь уже на князей и дружины, тут и там поднимался простой народ.

И вот сто лет назад нашёлся один человек, который понял всю дьявольскую прелесть такого положения. Звали его Александр Ярославович. Поставив на кон всё, он отправился в степь и предложил орде даже больше, чем она могла взять сама. И получил от хана Бату честь великую и старшинство над русскими князьями вопреки завещанию отца и старшинству брата.

Но не вышло бы у Александра ничего из этого предательства. Потому как не мог он один воевать со всеми. И ордынскую перепись срывали в городах русских, и встречали стрелами и клинками отряды Александра. Однако нашлись союзники и у предателя. Неожиданно для многих, его поддержала церковь.

Для всех, кто пытался отстоять независимость страны, такой поворот стал полной неожиданностью. Нешуточное замешательство воцарилось среди русских князей и воинов, и простых горожан, и многих служителей церкви, не посвящённых в дела иерархов. Казалось, сама православная вера отвернулась вдруг от своих сыновей. Падение устоев вынес не каждый. И, в конце концов, Даниил Галицкий и Миндовг, князь Чёрной Руси, приняли от Папы Римского королевские короны.

Но у церкви была своя правда. Её иерархи опасались попасть под влияние Рима, потерять власть. Терзаемая крестоносцами с одной стороны и набирающими силу агарянами с другой, древняя Византия ослабла до предела и была уже не способна защищать православие. Возникла нужда в новом сильном государстве, сосредоточии веры. Но сильному государству мешали своенравные и свободолюбивые князья, а по большому счёту и свободный народ. Их следовало обуздать и что как не внешняя, чуждая и поганая сила, могла справиться с этой задачей. И предательство Александра показалось церковным иерархам единственной возможностью выживания. Вероломство во имя веры.

Новый митрополит Кирилл тайно встретился с Александром. О чём они сговорились, никто и никогда уже не узнает. Но страна была продана. Принося в жертву людей, города и земли, духовенство рассчитывало взамен сохранить независимость от Рима и влияние хотя бы на часть страны. И это было особо оговорено при продаже.

В последующее столетие много сил приложила церковь, чтобы обелить Александра, обеляя вместе с ним и себя. Монахи скрипели перьями. В обителях ткали историю. Ордынское вторжение было представлено, как наказание за грехи – а можно ли противиться божьему наказанию? – Александр же вошёл в историю как защитник веры.

Но это случилось позже. А тогда предателя ненавидели все. Оба его брата и старший Андрей, у которого Александр отобрал верховную власть, и младший Ярослав, и даже собственный сын, Василий, поднялись на борьбу с ним. И стоит ли говорить, что и все другие князья и весь народ поднялись. Выступил и великий Даниил Галицкий. И полыхнуло восстание. И было потоплено в крови.

С тех пор и разошлись пути Ярославичей. С тех пор и враждуют потомки Александра и те, что пошли от братьев его. И первые осели, в конце концов, в Москве под сенью митрополита, а вторые – в Твери и Суздале. И не может быть мира между ними.

На весь род Александра упало вместе с властью проклятие. И восстал на него собственный сын. И сам Александр был отравлен в степи новым хозяином, хотя кое-кто из нижегородских бояр утверждает, будто помогли ему умереть жители Городца.

И после смерти его брат пошёл на брата. Андрей Александрович, достойный сын своего отца, трижды отбирал у старшего брата великокняжеский престол. И подобно отцу ещё раз привёл орду и утопил в крови русские города, среди прочих и Суздаль, и Тверь, и Муром.

Минуло сто лет. Орда забывать стала понемногу о своих монгольских корнях. Половцы, славяне, булгары, тюрки и многие другие народы составляли теперь её силу. И совсем другие отношения выстраивались между степью и русскими княжествами. Но проклятье Александра долго ещё довлело над страной. До сих пор великие и малые князья, унижаясь, просили у джучидов подтверждения своих прав и суда. И многие по прихоти хана или в угоду Москве сложили в далёкой степи непокорные головы. Но сопротивление не прекращалось никогда. Чёрная Русь разрослась до Великого Княжества Литовского, Русского и Жемаитского, предлагая защиту каждому городу, каждому князю, что решится порвать с ордой. Новгородская земля и особенно Псков до сих пор считали ордынское владычество недоразумением. И, наконец, вступил в дело внук Андрея Ярославича, Константин Васильевич Суздальский.

Он долго ждал своего часа, исподволь подготавливая приход в растерзанную Русь новой силы. Более десяти лет князь тщательно и без спешки, собирал города и земли, искал союзников среди князей, духовенства и бояр. Терпел унижения со стороны Москвы и ордынцев. И вот пришёл черёд выступить, и новая звезда, наконец, готова была полыхнуть.

Новое государство оказалось на передовом рубеже сопротивления, но Константин Васильевич действовал весьма осторожно. Союз с новгородцами и литовским князем Ольгердом огласке не придавал, оборонительная линия на Суре и каменный кремль, существовали лишь в его сокровенных замыслах. Приближалось время открытого столкновения с Москвой и Ордой и следовало искать новых союзников.

Пока князья жили в Суздале, они редко принимали в расчёт Муром. Тогда эти земли казались далёкими, неустроенными и даже отчасти сказочными. Потому с князьями местными особой дружбы не водили – так, встречались на редких съездах. Но прошлым летом, как только столицей стал Нижний Новгород, вдруг оказалось, что соседство это очень даже близкое. Лес перейти, по сути, пусть и велик тот лес. А положение Мурома давало сильное преимущество тому, кто заполучит его в союз.

Младший сын великого князя, был, конечно, не самым представительным послом для такого рода переговоров. Но старшие сыновья могли ненароком привлечь к усилиям Константина внимание могущественного врага. Вот почему выбор отца в конце концов пал на Бориса.

***

Сбиваясь и прыгая с мысли на мысль, Борис, как мог, рассказал муромскому князю всё, о чём думал его отец. Но разговора не получалось. Чего тут говорить, историю Юрий Ярославич и сам знал неплохо. Вопрос был в другом – что делать дальше. Но подобный вопрос не в один день решается и не в один год даже.

Юрий долго молчал, теребя бороду, как бы переосмысливая заново прошедшую сотню лет. Потом произнес:

– То, что Константин Васильевич замыслил великое дело, тут я не сомневаюсь нисколько. Сомневаюсь лишь в том, по силам ли ему такое и пришло ли для этого время. Правда за твоим отцом, тут спору нет. Но ведь и Москва сейчас в силе и с каждым годом становится всё сильнее. И митрополит за ней стоит, а это не мало. Да и орду, хоть и не та она, что прежде, рано сбрасывать со счетов.

– Но ведь и наши силы не малые, если вместе отпор давать, – принялся возражать Борис, забыв, что он не больше чем посланец.

Юрий кивнул и княжич, расценив кивок на свой лад, дал волю воображению.

– Они же как идут на Русь? – спросил он и сам же ответил. – Или степью, через Рязань, или Волгой, через Нижний, или лесами – тогда через Муром. Степь не перекрыть, конечно, но между Окой и Волгой дебри. По низу сторожевые посты и засеки поставим. Там Пьяна, Сура – отличные рубежи. Не остановят совсем, так задержат. А мы будем войско общее неподалёку держать, конницу. Случись чего, она на перехват пойдёт, тут и ополчение собрать можно, и дружины подтянуть. А если от степи убережёмся, тогда и с Москвой другой разговор будет. Это вместе они – сила, а порознь – кишка тонка.

Князь не оборвал юношу, дал договорить и ответил хоть снисходительно, но вполне серьезно:

– Олег Рязанский молод и горяч, но с ним договориться, допустим, можно. Ратники у него опытные, всё время в войнах. А вот у меня да у мещёрского Ука сил немного, да и не любит мещерский князь воинов своих из леса в чужие земли выводить. Он только через это и от ордынцев и от москвичей спасается. Вот ведь лис, даже дани никому не платит, а город его стоит целехонький. Не сожгли ещё ни разу.

– Всё одно придёт время выбирать, – ответил Борис. – Не оставит Москва в покое никого. Она, сам говорил, силу набирает. Прождём ещё, подомнёт всех нас. А что сил мало, так то пока. Не одни мы хомут с шеи снять хотим. Там и Литва, и Тверь, и Новгород.

– Всё так, – согласился Юрий. – Эх, встретиться бы как-нибудь с отцом твоим, поговорить без спешки, да всё не досуг. Город ставить путём надо, а тут то родственник голову поднимает, княжество отобрать мечтает, то вурды одолевают, деревни терзают.

Ну да ладно. Дождёмся мещёрского княжича младшего, тогда ещё раз поговорим, подробнее. Чувствую, дело у него сродни твоему будет. Заодно и про Ука весть отцу передашь, а может не только весть. Мещёрский князь он только с виду смирный.

А после обеда приходи с Петькой на совет. Приглашаю. Драка у нас с вурдами затевается, тебе, наверное, любопытно будет послушать.

Борис поблагодарил за доверие, после чего Юрий принялся расспрашивать о делах не столь острых и Борис долго рассказывал про отца и бояр, про Суздаль и Нижний Новгород, про новые селения на Суре и в Заволжье.

Беседа продолжалась, пока ближе к обеду не вернулся из разведки Павел. Он прошёл через комнату широким шагом, и без лишних предисловий выложил на стол свёрток.

– Ну что, съездили мы на то место с Тимофеем, – доложил он разом и отцу и Борису. – Стрелу нашли.

Павел подцепил край тряпицы пальцами и откинул её. Тёмная почти чёрная стрела оказалась вдвое больше обычных самострельных снарядов и, давая небольшой металлический отблеск, выглядела весьма зловеще.

– Стрела особая, приметная, такие редко встречаются в наших краях, больше на севере да на западе, где города каменные ставят, где всадники, слуги божьи, в двойной броне воюют. Против той брони она и придумана.

– Значит, угадал Тимфей, – произнёс Борис.

Вслед за князем он склонился над столом, чтобы поближе разглядеть изумительной работы стрелу, что едва не убила его. Он поразился столь тщательному исполнению вещицы, предназначенной для единственного всего лишь выстрела, да и железо на неё пошло явно не простое.

– Неужто, с серебром стрела? – подумал вслух Борис – Но я ведь не колдун, какой, чтоб в меня серебром тыкать?

– Проверишь после, с серебром она или нет, – сказал Павел и продолжил. – Сосну нашли, с которой стреляли в тебя. Ловко, гад лазил, умело следы скрывал. Едва рубец обнаружили от крюка, да под сосной коры немного осыпалось. И вот что любопытно – один человек это был. Один единственный.

– Странно… – произнёс Юрий.

– А откуда он пришёл, куда ушёл? – спросил Борис.

– Из леса пришёл, туда и вернулся, – пожал Павел плечами. – Мы-то по следу долго не шли, потому, как время поджимало. Но, думаю, едва ли нашли бы чего, до ближайшего ручья проследили бы или до реки. Матёрый враг это был. Серьёзный. Ну, ничего, по стреле, дай бог, сыщем его рано или поздно.

– А мы не сыщем, так ты, князь, отцу своему стрелу покажи, – добавил Юрий. – Если против него воровство затеяно, ему полезно узнать будет.

– Ох, головы-то полетят, – недобро усмехнулся Павел. – Константин Васильевич правитель крутой. Быстро обидчика выявит. Да так расспросит, что пожалеет шельма содеянного, когда зубами-то по нужде ходить станет, да кровью мочиться. Всё как есть выложит, как на духу.

Слухи о суровости отца, похоже, быстро обрастали жуткими и невероятными подробностями.