Текст книги "Это твой дом"

Сергей Герасимов

Это твой дом

Гонка финишировала в окрестностях Гаммы Эридана. К финишу пришло тридцать семь одноместных кораблей. Остальные одиннадцать выбыли по пути, по техническим причинам, в основном. Это было нормально для любительских соревнований. Домой Василий возвращался не по прямой, а по геодезе, по границе четвертого спирального рукава. Это позволяло хорошо сэкономить на топливе, хотя и добавляло лишние две недели пути. Звездолет Василия занял почетное шестое место.

Внегалактические геодезы считались небезопасными маршрутами, потому что были разведаны плохо: они раздувались пузырями и петлями, и при этом постоянно меняли конфигурацию. Вся галактика висела справа по борту, сверкающая, как рождественская елочка, – поэтому гравитационные векторы ста миллиардов звезд складывались и тащили корабль в одну сторону; если бы Василий сбился с пути, гравитационные флуктуации мгновенно разорвали бы его в молекулярную пыль. Но для того и служат геодезы, невидимые космические пути, по которым кораблики скользят как щепки по весенним ручейкам, для того и служат, чтобы отчаянные парни могли добраться до Земли живыми и здоровыми.

Но в этот раз ему не повезло. Геодеза, по которой он шел, дважды пересеклась сама с собой, замкнув пространство в огромный двойной пузырь; такое иногда случалась у границ галактики, там, где гравитационные ветры всегда дуют в одну сторону, заставляя вакуум хлопать как парус или флаг во время урагана; когда Василий вышел из пузыря, его часы отстали на четыреста двадцать лет, или около того. Впрочем, в это время он спал, наслаждаясь снами о воздушных замках; спал и ничего не заметил.

Он проснулся только перед самым приземлением; автоматы вывели его из компенсационного сна. За время бездействия его тело отдохнуло на три месяца вперед, нарастило мышцы, пропиталась витаминами, набрало просто зверский иммунитет, сбросило лишний жир, весь до грамма. Тело едва не подпрыгивало от распирающей его молодецкой энергии и мощи. Эх, раззудись, плечо! – да и не только плечо. Василий обожал это состояние после пробуждения; но, к сожалению, оно не продлится дольше трех – четырех дней.

– Вот мы и дома, – сказал Василий, крепко потянулся и включил наружный обзор. Увы, камеры показывали нечто несуразное. Вначале он не поверил своим глазам. Не сочтите за банальность, но, действительно, не поверил.

Его одноместный кораблик прилепился как муха на стене – прилепился на громадной вертикали, которая просматривалась приборами километров на тридцать во все стороны, оставаясь столь же вертикальной и совершенно непохожей ни на один земной предмет. Да что там Земля; вертикальных плоскостей такого размера не существует нигде в галактике; а может быть, и вообще нигде.

– И вообще нигде, – повторил Василий собственную мысль и ощутил противное трепыхание в области желудка. – И что же нам теперь делать?

Но он не умел бездействовать. Час спустя он вышел из корабля. Он взял с собой генератор пищи и питьевой воды, заряженный на тридцать лет, а так же оружие: стандартный индивидуальный болтер, позволяющий уничтожить все что угодно, кроме человеческого существа. Вблизи вертикаль была просто великолепна, просто неописуема, настоящее чудо; где-то вверху над нею вышло светило, напоминающее земное солнце, и расчертило плоскость четкими полосами теней. Вертикальная поверхность была, в общем, идеально плоской, если не считать мелких, но многочисленных, бугров, выбоин, вмятин и царапин неизвестного происхождения. Она походила на бесконечное футбольное поле, поставленное на ребро – поле, по которому покатались танки.

Здесь имелась атмосфера, совершенно безвредная для человека и сходная с земной; воздух был теплым и каким-то мягким. Ветер дул сверху вниз. Сила тяжести – восемьдесят два процента от земной, и это придавало дополнительную приятную легкость каждому движению. Василий вошел в коридор, который поначалу показался ему искусственным сооружением, но, скорее всего, был просто полосой поверхностной эрозии. Коридор поднимался, и Василий решил немножко пройтись. Или не немножко, потому что, хочешь или не хочешь, а прийдется исследовать этот невероятный мир. Заряженный болтер придавал ему уверенность; с такой штукой можно высаживаться и на планеты, переполненные жизнью, а здесь – ничего живого. Да и вообще, не планета это совсем. Планеты всегда горизонтальны.

Он шел, размышляя о том, возможны ли вертикальные планеты. Получалось так, что, как ни крути, а невозможны. Не может сила тяжести быть направлена вбок, никак не может. Кость он заметил издалека, кость была белой.

Итак, кость была белой и довольно крупной. Правильной формы. Неразгрызена, и на том спасибо. Он приложил кость к своей ноге, чтобы померять. По размеру подходило. Вполне возможно, что это была бедренная кость человека. Человек – это единственная штука во Вселенной, против которой гражданский болтер бессилен. А военные болтеры имеются, понятно, только у военных. На случай встречи с человеком Василий имел обыкновенный нож – не очень страшное, но все же оружие. Он прислушался: ничего, кроме отчетливого шума вертикально падающего ветра.

Вечером он сделал привал. Впрочем, вечером этот можно было назвать весьма условно: солнце не клонилось к горизонту, которого просто не было; солнце ушло под линию горизонта и теперь светило снизу вверх. Это глупейшее освещение, в сочетании с перпендикулярной силой тяжести, действовало на нервы. Василий сел на округлый камень и включил генератор пищи. Через пять минут запахло отбивными. Полулитровая фляга генератора уже наполнилась ароматным горячим кофе. Он уже протянул руку, но его пальцы, приготовившиеся отвинтить крышечку, замерли в воздухе: из полутьмы коридора на него глядел человек.

– Ну что, садись, раз пришел. Неча меня так пугать. Садись, садись! Говорить умеешь?

Человек был щупл, горбат и довольно уродлив. Глаза больные, лицо красное, заросшее щетиной. Широкий страшный шрам ото лба до подбородка. Он с опаской протянул руку и взял телячью отбивную.

– Кушай, у меня еще есть, – сказал Василий и переставил лапку генератора на двойку: приборчик загудел на высокой ноте. В принципе, такая штука могла готовить и на десятерых, только очень нагревалась и требовала заземления.

Когда гость наелся, Василий принялся его расспрашивать. Казалось, что гость понимает русский язык, но прикидывается дурачком. Хотя, кто его знает? – может, и не прикидывается. Ничего полезного Василий не узнал. Вскоре начало темнеть; солнце все-таки скрылось. Если и не за горизонтом, то за местным его эквивалентом. Без разницы. Василий лег на спину и закрыл глаза. Сквозь неплотно прикрытые веки он продолжал следить за незнакомцем. Минут пять тот сидел спокойно, потом тихо приподнялся и уверенным движением взял в руку камень.

– Ты не балуй, – сказал Василий. – Раздавлю, как клопа.

Гость сорвался с места и побежал. Еще минуту каменные стены отражали его неровное топотание; потом Василий уснул.

Он проснулся ночью, и вначале не мог понять, куда попал: вертикальная стена звезд вырисовывалась в мутном желтоватом воздухе; он перехватил руку первого нападавшего и ударил второго, третьего он швырнул, вслед за четвертым, прямо в пропасть; еще двое или трое навалились сзади. Судя по толчкам, нападавшие пытались вогнать ему под ребра что-то острое. Увы, ребята не учли, что полиборазоновое белье в тысячи раз прочнее любой кольчуги. Но все равно, с этим пора было кончать. Он развернулся и придушил кого-то мелкого и вертлявого. Кто-то успел ударить его чем-то очень твердым по макушке. И тогда Василий рассвирепел.

На следующий день на него нападали еще трижды, но потом отчаялись и отстали. Здешние люди (если это были люди) отличались низким ростом, подлостью и бестолковостью. Одеждой им служили жуткие лохмотья. Однажды они собрались было напасть целой толпой, но Василий выстрелил из болтера и обрушил на них кучу мелких камней. Демонстрация силы удалась: больше они не приближались.

Василий пошевелил камни ногой, потом присел и рассмотрел подробнее несколько обломков. Никаких сомнений: это не природный материал, а значит, вертикаль была создана искусственно.

В свое время, на земле, он окончил строительное училище, а потом восемь лет проработал на стройке, включая по утрам автоматические строительные системы и выключая их в конце смены. Роботы-строители все делали сами, даже ремонтировали друг друга и заменяли друг другу изношенные части. Так что Василий знал толк в строительных материалах и строительстве. Сейчас он был уверен, что кто-то и когда-то построил эту вертикаль.

Дней через пять или шесть пути, когда он поднялся на тридцать километров вверх, и связь с кораблем стала тонкой и неровной, как пульс умирающего, он снова встретил людей. На этот раз люди были женского пола. Три грязно накрашенных девушки сидели на корточках и цедили из глиняных бутылок некий напиток. Отчетливо пахло перегаром.

– Здравствуйте, – сказал Василий.

– Привет, – ответила одна.

– Вы знаете земной язык? – обрадовался он.

– Чево? Не, не знаю. Я говорю только по-русски.

– Как называется ваша планета?

– Слушай, мы тебя не трогаем. Вот и иди себе.

Итак, он имел дело с колонией землян. Другого объяснения он найти не мог. Тогда все в порядке. Оставалось найти центральное поселение, обратиться к властям и выяснить перспективы и возможности возвращения на Землю. Конечно, четыре века потеряно, и он вернется в другой мир. Но дом остается домом, даже если тебя никто не ждет и не помнит, даже если не осталось ни одного родного человека, даже если ты покинул его так давно.

– Эй! – он обернулся. – До города далеко?

Девушки не ответили.

Людей становилось все больше, а у коридора появились ответвления. Коридор расширился и стал похож на узкую улочку. Но все это вместе имело ширину всего метров пять или шесть, так, как будто люди были не способны вкапываться, вгрызаться в глубину вертикали и лишь слегка царапали ее поверхность. Первое здание, которое ему встретилось, оказалось почтой. Второе – райотделом милиции. Внутрь его не пустили, заподозревав в болтере опасное оружие. Василий приставил ствол к своему виску и выстрелил. Ничего не случилось.

В комнате был всего один стол и за столом сидел всего один скучающий милиционер. Комната была всего два метра в глубину, так что Василий уперся в стол после первого шага.

– Здравствуйте, – сказал Василий, – я с Земли.

Психиатрическая экспертиза длилась две недели. У Василия отобрали нож, болтер и генератор пищи, переодели в полосатый халат, пахнущий дезинфектантом, и начали безбожно пичкать лекарствами. На окнах палаты были, как и положено, решетки. Палата, как и все комнаты этого плоского мира, была скорее двухмерной, чем объемной. Настоящего объема здесь не существовало. К счастью, сумасшедшие оказались достаточно вменяемы, чтобы рассказать ему все.

Ни о какой Земле здесь не слышали. Земли не существовало. Люди всегда жили в узких тоннелях вертикальной стены, строили комнаты и балкончики, женились, рожали детей, а если повезет, находили хорошую работу и переселялись (мечта каждого) на верхние этажи. Жизнь состояла именно в этом. Век здесь шел всего восьмой, отсчитанный по непонятно какой шкале. Месяцев осталось двенадцать и все с нормальными названиями. Из окна палаты Василий впервые увидел Луну.

– Ничего себе! – удивился он. – Как же это так?

– Она развалилась только в прошлом году, – сказал сумасшедший по имени Митя, – но еще недавно было три куска.

Теперь кусков стало шесть или семь. Они все еще держались вместе, напоминая формой такой знакомый серп ночного светила.

Вскоре Василий перезнакомился с медсестрами, а с одной, пухленькой Ниной, даже сошелся совсем близко, ближе некуда. Она-то и рассказала ему, как отвечать на вопросы комиссии. Не за просто так, конечно, рассказала, а взамен на обещание жениться.

На комиссии его спросили об основных законах мироздания, о том, какой идет год, о том, умеют ли кролики летать, а если умеют, то с какой скоростью. Под конец поинтересовались жизненными планами.

– Живы будем – не умрем, – сказал Василий. Жениться хочу. Заведу детей. Буду работать на стройке. И, это по секрету, не говорите никому: мечтаю иметь комнату на верхних этажах.

Его признали нормальным и даже выдали паспорт.

Но жениться Василий не спешил. Он жил с Ниной в тесной комнате, примерно два на четыре метра. Генератор пищи позволял экономить на еде; деньги, которые назывались рублями, постепенно наполняли кожаную сумочку в серванте. А значит, лет через пятнадцать, маячила возможность купить комнату на несколько этажей выше.

– Какая вам разница, где жить? – однажды спросил Василий. – Чуть выше или чуть ниже по стене, это ведь одно и то же.

– Все стремятся туда, – ответила Нина.

– И чем же там лучше?

– Там лучше общество. Внизу остаются только подонки и неудачники. Короче, одна грязь. Я это знаю: моя мать жила четырьмя этажами ниже. А еще ниже только банды убийц, сумасшедшие и безнадежно заразные больные. Они живут охотой друг на друга. Я больше никогда в жизни не спущусь вниз. Ни на один этаж.

– Я видел их, – сказал Василий. Я даже сбросил нескольких со стены.

Ночами он рассказывал ей о Земле, хотя понимал, что она не верит ни одному слову. У этих людей не существовало понятия горизонтали. Они не могли представить себе то, чего никогда не видели: горизонтальный лес или озеро, или море. Единственными горизонтальными вещами в их понимании был рай, который находился на верхней грани стены, и ад, – у ее подножия. И то, и другое, было просто узкими полосками, по которым можно ходить, почти не опасаясь падения. В ад сбрасывали приговоренных преступников и тех умерших граждан, у которых не хватило денег купить для себя посмертный воздушный шар. Остальных отправляли в рай: шары с мертвецами всплывали, покачиваясь, в потоке встречного ветра. Ветер здесь всегда дул сверху вниз.

Василий рассказывал ей о своей жизни, о работе, о ежегодной гонке к Гамме Эридана, гонке, которую он однажды едва не выиграл.

– Ты говори, говори, я слушаю, – приговаривала Нина, и ему это нравилось. Пусть это был не дом, но все-таки, что-то домашнее.

Нина собиралась завести ребенка и собиралась все настойчивее.

– Зачем тебе спешить? Ты еще молодая, – спрашивал он.

– Чтобы ты не мог от меня уйти. Ты же хочешь?

– Я не знаю, – отвечал Василий, – мне с тобой тепло. А там меня не ждут.

– Нет никакого «там», – говорила Нина, отворачивалась к стенке и засыпала.

Стенка. Стенка влекла его в последнее время. Он обнаружил, что внутренняя стена сложена из маленьких, со спичечный коробок величиной, кирпичиков, между которыми зазоры толщиной с человеческий волос. Кирпчики должны быть бесконечно прочными, раз выдерживают бесконечный вес стены и не разрушаются. Кирпичики болтер не возьмет. Но, если дать прямой залп на полную мощность, то вещество, скрепляющее кирпичики, наверняка не выдержит. Так мы получаем приличную дыру, что и требовалось доказать.

– Ну, как тебе идея? – спросил он.

– Бред, – ответила Нина.

– Там за стеной должна быть горизонталь. Я строитель, я понимаю такие вещи. Там будут этажные перекрытия. Это значит – сотни, тысячи, миллиарды метров горизонтального пространства. Вы живете, прилепившись к стене, здесь нет места, вы постоянно рискуете сорваться, а в каком-то метре от вас – целый пустой и удобный мир. Вы не можете пробить стену, но я могу. Давай я это сделаю.

Она просто спрятала его болтер. Хорошо еще, что не выбросила в окно.

Следующие два месяца прошли спокойно. Он уже смирился с судьбой, да и судьба, сказать по правде, оказалась не так уж и жестока к нему. Уже назначен день свадьбы. Семейное и прочее счастье зримо маячит впереди. А если поменять это все на что-то другое – на что? Вернуться домой он не сможет. Найти Землю? – это вряд ли. Скитаться в космосе? – зачем, если все равно прийдется искать место для посадки? Лучше чем сейчас никогда не будет.

Однажды, когда Нина ушла в больницу, он нашел болтер под матрасом. Он не раздумывал. Он просто направил луч в стену.

Стена выдержала несколько минут, прежде чем взорваться. Вначале Василий ничего не увидел: воздух в проломе был нагрет до миллиона градусов и ярко светился. Но потом где-то внутри возник сквозняк и всосал облако плазмы. И Василий увидел горизонталь.

За эти месяцы он настолько отвык от вида горизонтальной поверхности, что вначале не решался поставить на нее свою ступню. Перед ним была знакомая картина: широкий коридор со многими пустыми комнатами. Высокий потолок. Рамы и дверные коробки пока не вставлены. Тысячи тысяч, миллионы миллионов комнат. Он вошел. Здесь пахло до головокружения знакомо. Здесь пахло стройкой. Он пошел вперед, не оборачиваясь.

На Земле ему приходилось строить дома максимум в сто тридцать этажей. Дома повыше ему не нравились. Стандартные пятисот – и семисотэтажки со сверхзвуковыми лифтами никогда его не привлекали. Ему всегда хотелось строить жилье простое, обычное, что-нибудь поближе к природе. Допустим, что здесь несколько миллионов этажей…

И вдруг до него дошло.

– Эврика! – закричал Василий, и эхо повторило крик. – Я же на Земле!

Вполне возможно, что за последние четыреста лет на его родной планете научились строить миллионоэтажные небоскребы. Конечно, возникают проблемы с атмосферой, ее приходится постоянно закачивать на верхние этажи. И она снова опускается. Вот поэтому ветер и дует сверху вниз! Как же я не догадался-то раньше! А эти люди, живущие на задней стене? – какая разница, откуда они взялись? Живут и пусть себе живут. Живы будем – разберемся.

В мглистой дали коридора виднелось светлое пространство. Василий подошел и увидел террасу. Зрелище было волшебным. Терраса выходила во внутренний дворик, освещенный естественным светом. Ширина дворика была всего километров шесть или десять, а глубина – не больше. Посреди дворика возвышался великолепный дворец, с виду – тысячеэтажник, или около того. Превосходная ажурная, будто летящая архитектура. Воздушные замки, подобные этому, постоянно возникали во снах Василия. Василий был строителем по призванию, а все остальное – космос, спорт, подводные экспедиции – все это было лишь хобби и не могло сравниться с единственной настоящей любовью его жизни: с его работой. С его стройкой.

Он лихорадочно рылся в карманах в поисках куска бумаги. Он хотел зарисовать эту конструкцию, больше напоминающую не камень, а утреннюю паутину над белой стеной – когда косое солнце еще оставляет стену в тени, но уже делает нити паутины ярко-белыми, этот объемный рисунок белого по серому… У него не нашлось карандаша, и он решил вернуться сюда на следующий день.

Нина сидела на полу и плакала. Она не перестала плакать, даже когда он вошел.

– Я сделал это, – сказал Василий.

– Я вижу.

– Завтра мы пойдем вместе. Ты увидишь то, что тебе даже не снилось. Ты увидишь горизонтальный дворец, построенный на горизонтали. С этим не сравнятся никакие пещерки на верхнем этаже. Если мы никому не скажем, это дворец будет наш и только наш. Мы закроем стену изнутри; я сделаю так, что никто не увидит дыры. Пищи нам хватит еще на пятнадцать лет. Или на десять, если мы заведем ребенка. А потом у нас будет целое пшеничное поле, кролики, птицы и пчелы. А может быть, мы отдадим это всем.

– И пчелы, – откликнулась Нина.

– Да, и пчелы тоже.

– Я видела эту горизонталь с комнатами, – сказала она, – много комнат, очень много. Больше всего это напоминает пчелиные соты.

– Чепуха.

– Нет, не чепуха. Если есть соты, то есть и пчелы, которые их охраняют. Скоро они прийдут и убьют тебя. И меня тоже. И всех остальных.

На следующий день он взял пухлый блокнот и карандаш. Еще у него был бинокль с шестикратным увеличением. Он собирался провести на галерее весь день.

Слова о пчелах были ерундой, конечно, но не выходили из головы. В бинокль он смог разглядеть мелкие детали здания; ему показалось, что он заметил движение на одном из куполов, странное перетекание чего-то, напоминающего ртуть.

Когда пришло время обедать, он включил генератор пищи и поставил полулитровую флягу на перила. Фляга уже начинала разогреваться. В воздухе плыл горький запах хорошего кофе. Он вдруг подумал, что фляга стоит слишком опасно, на самом краю пропасти, и протянул руку, чтобы взять ее и подвинуть. Он зацепил бинокль, и тот свалился с перил.

Бинокль падал несколько минут, затем достиг дна дворика и разбился. Звук удара долетел до Василия через тридцать секунд. Это давало глубину около десяти километров. Когда бинокль ударился о дно, что-то случилось. Прекратилось движение на куполе дворца; цвет купола стал меняться. Без бинокля Василий не мог разглядеть, что именно там происходило, но догадался, что его заметили. Ему стало страшно. Немного, но страшно – все-таки болтер оставался с ним.

Первую пчелу он расстрелял здесь же, на выходе в коридор. Существо казалось продолговатой каплей ртутного цвета, размером с собаку. Метров пятьсот по коридору он пробежал без всяких проблем. Потом жужжание послышалось со всех сторон.

Конечно, это были роботы, строительные роботы. Подобные тем, которые работали на его стройках четыре века назад – но более совершенные. Все это громадное здание требовало постоянного обслуживания и контроля. Тьмы автономных строительных роботов должны быть задействованны здесь. Они должны жить здесь и работать здесь, как кровяные клетки в теле человека: они не думают, они только переносят материалы, заделывают повреждения и борются с врагами, которые проникли внутрь. В сущности, это здание – один громадный организм, а роботы отвечают за иммунитет. В таком случае дыра в стене оказывалась раной; Василий – вредной бациллой, которую необходимо уничтожить. Необходимо уничтожить – и не только его.

На бегу он успел расстрелять еще несколько десятков роботов. Ртутных капель за спиной становилось все больше. Некоторые выпрыгивали из боковых комнат и коридоров. Болтер в его руке начинал нагреваться. Василий переставил рычаг на веерное поражение. Теперь болтер уничтожал все в конусе с телесным углом в шестьдесят градусов. Вокруг разлетались осколки стен, рушились плиты, проваливались перекрытия. Бацилла разрушала организм.

Несколько десятков капель уже заделывали дыру на выходе. Василий выстрелил и снес их с дороги. Дыра стала вдвое больше. Он вышел наружу. Роботы уже были здесь. Со всех сторон слышались крики людей. Отстреливаясь, он начал продвигаться на верхние этажи. По дороге он наступил на несколько растерзанных тел. Он искал Нину. Ему казалось, что он знает, где ее искать. Нина столько раз рассказывала ему о своей мечте купить комнату шестью этажами выше, рядом с похоронной конторой. Убегать можно было только вверх. Она должна быть там. Больше негде.

Он нашел ее там, сжавшуюся среди гробов. Несколько шаров, наполненных гелием, были готовы к отправке. Через несколько минут роботы будут здесь.

– Сейчас мы залазим в этот ящик, – сказал он.

– Это не ящик, это гроб.

– Без разницы. Мы залазим и прыгаем. Шар не даст нам упасть.

– Шар не поднимет двоих, – возразила она.

– Шар будет опускаться. Опускаться, а не падать. Мы опустимся на тридцать километров вниз. Там ждет меня мой корабль.

– Я не хочу вниз!

– Это единственный выход!

Первая капля уже дрожала у дверей. Василий выстрелил и взорвал ее вместе со стеной.

– Это ты виноват, – тихо сказал Нина.

– Согласен.

– Ты убил их всех.

– Может быть, и не всех.

Когда шар начал опускаться, он освободил руку, чтобы переключить болтер на индивидуальное поражение. В этот момент она толкнула его в спину. Вначале он не понял, что произошло. Он летел вниз, переворачиваясь, потом выровнялся. Он увидел, как ее воздушный шар с коричневым прямоугольником привязанного гроба поднимается к солнцу. Она так хотела подняться выше – и все же поднялась. Может быть, она достигнет своего рая.

Вскоре он увидел свой корабль и пролетел мимо. Шансов не оставалось, но все же не стоило разбиваться об эту бугристую вертикаль. Стена имела собственное, хотя и слабое, гравитационное притяжение, поэтому рано или поздно она бы притянула Василия и разодрала бы его на мелкие клочки, как терка. Поэтому он сделал несколько кувырков в воздухе, удаляясь от стены. Потом расстегнул куртку и попробовал управлять полетом с помощью импровизированных крыльев. Это оказалось несложным. До земли не меньше десяти тысяч километров. Это означает много часов падения.

Он попробовал произвести мысленный расчет, но нужные формулы никак не приходили в голову. Падать еще часа два или три, не меньше. Он посмотрел на часы.

Три часа спустя он посмотрел на часы снова. Все в порядке, стрелка движется. Нижняя часть вертикали уже погрузилась во тьму: приближалась ночь. Ему не хотелось умереть ночью, но прийдется. Не может же эта стена быть и на самом деле бесконечной?

Когда вышло солнце, он все еще летел. Но мир вокруг него неуловимо изменился. Сейчас ему казалось, что он смотрит вверх из полутьмы глубокого колодца. Воздух изменил цвет: он стал голубым и каким-то вязким, он струился сквозь пальцы и волосы, как вода. Вертикаль пролетала невдалеке, километрах в двух от него, но сейчас падение стало гораздо медленнее.

Он расправил полы куртки и почти завис в воздухе. Боже мой, конечно! На такой глубине плотность воздуха может приблизиться к плотности воды. Так и обстоят дела на планетах-гигантах, на Юпитере и Сатурне: атмосфера там постепенно сгущается, становится плотнее с каждой тысячей километров, вначале достигает плотности жидкости, потом плотность растет, и газ становится плотнее камня. Там нет твердой поверхности, там есть только чудовищно сжатый газ. И, если уронить камень, он будет падать до тех пор, пока его плотность не сравняется с плотностью атмосферы, а потом навечно зависнет в раздутом брюхе этого газового чудища. А еще глубже, там, где воздух становится плотнее камня, атомы вжимаются друг в друга, и начинают сливаться, выделяя тепло. Так когда-то зажглось наше Солнце.

Человеческое тело теряет вес, а вместе с весом и скорость. Вот почему он падал так долго. С помощью куртки он сейчас он мог скользить в толще воздуха, как скат манта в толще воды. Он приблизился к вертикали. Сейчас скорость падения стала совсем маленькой, всего километров тридцать или сорок в час. Сейчас нужно держаться ближе к стене. Сейчас, когда дно этого колодца стало гораздо ближе, потоки плотного воздуха в любую секунду могут развернуться и понестись прочь от стены в неизвестность. Это означало бы верную гибель.

Василий достиг поверхности только к полудню. Это была Земля, это была знакомая родная планета, вся зеленая и совершенно безлюдная. Воздух был вязким и теплым. Медленный, но чудовищно плотный ветер дул в сторону от исполинской стены, темнеющей невдалеке. Ветер сбил Василия с ног, как струя водомета. К счастью, ему удалось схватиться за корень. Деревья росли низкие, скрюченные, будто придавленные к земле. Они напоминали гвозди, которые не вошли в доску, а просто сплющились под ударом молота. В мясистой короткой траве ползали длинные розовые черви. Там и здесь росло нечто, напоминающее кактусы. Василий не надеялся встретить людей здесь. Человек не выживет долго при таком давлении. Пока что он чувствовал себя сносно; внутреннее и внешнее давление было скомпенсированно – но несколько недель спустя начнутся необратимые процессы, а затем – смерть. Вот он, ад. Ад, куда сбрасывают приговоренных.

Тут ему пришло в голову, что приговоренные, сброшенные в пропасть, на самом деле могут быть живы. Кому-то не повезло, кто-то неудачно приземлился, кто-то разбился о вертикаль, кого-то унесло ветром, но остальные… Для начала стоит спрятаться. Там, где поток разворачивается, должна быть область турбулентности, воздуховорот, а позади него – зона покоя. Он пополз по корням к подножию стены. Это было тяжело, сердце стучало. Несмотря на это, Василий почти не дышал. Одного неглубокого вдоха хватало на несколько минут. Он ощущал, как плотный воздух втекает в трахею. Воздух можно было пить, как кофе, и это не было неприятно.

Сейчас он узнавал местность. Конечно, корабль должен был доставить его прямо домой. Так и случилось. Корабль должен был приземлиться в ста метрах за домом, на стартовой площадке, рядом с ремонтным ангаром. Сейчас площадки нет, на ее месте выросла бесконечная стена. Поэтому корабль и сел на стену. Вот он дом, его родной дом, точнее то, что от дома осталось. Вот он холм, на котором дом стоял. Вот два нижние этажа, построенные так прочно, что выдержали целых четыре столетия. Василий заполз на крыльцо и приложил большой палец к замку. Дверь открылась.

Здесь ветра не было, и он встал на ноги. Комнаты остались неразграблены. Все деревянные предметы рассыпались в пыль, возможно, что при сильном давлении дерево не выдерживает. От обоев не осталось и следа. Пластик и металл сохранились прекрасно. В доме остались даже растения. Лианы вились, закрывая окна. Очевидно, они питались остатками органики. В доме образовалась своя стабильная экосистема. Электричество и водопровод не работали. Василий вынул батарею из генератора пищи и настроил блок питания. Мгновенно зажглись лампы и сразу же потухли, перегорели. Но это неважно. Сейчас важным было только одно: компьютер.

– Привет, Петруччо! – сказал Василий, когда включился экран.

Слова звучали странно, будто рассыпаясь по пути сквозь эту плотную атмосферу.

– Здравствуй, – отозвался Петруччо. Его лицо, объемно висящее в глубине экрана, нисколько не изменилось за четыре с лишним сотни лет.

– Я вижу, ты не постарел.

– Ты тоже. Не хочешь просмотреть корреспонденцию?

– А много пришло? – спросил Василий.

– Девятьсот тысяч писем.

– Просмотрю в другой раз. Когда соберется ровно миллион. Чем ты занимался без меня?

– Охранял дом, – ответил Петруччо, – поливал цветы, даже приобрел несколько новых видов. Сортировал письма. Слушал новости.

– Вот новости меня больше всего и интересуют. Рассказывай.

– С какого времени?

– Начни четыреста лет назад.

– Четыреста лет назад тебя уже перестали ждать, – сказал Петруччо.

– Это я и без тебя знаю. Расскажи, что случилось с Землей.

– Ты же помнишь, как роботы учились говорить, – начал Петруччо. – Это было еще при тебе. Для того чтобы робот научился понимать неадаптированную человеческую речь, его пришлось снабдить человеческой психологией. Как, например, меня. Как только роботы получили человеческую психику, они начали бороться за свои права. Люди бы сделали то же самое, не правда ли? До прямых столкновений дело не дошло. Был принят кодекс прав машины, и каждая машина стала заниматься тем, что ей нравилось. Военные роботы убивали друг друга на специально построенных для этого полигонах. Роботы-вычислители годы напролет вычисляли что-то известное только им, и никого не трогали. Строительные роботы строили дома. Все были счастливы. Военные роботы постепенно уничтожили друг друга. Вычислители поумнели настолько, что изобрели собственную религию, и все поголовно покончили с собой. Самоубийство как ритуальная жертва: это было одним из канонов. Я всегда говорил, что много ума счастья не приносит. Остались только строители. Вначале они застроили всю свободную поверхность земли. Когда не осталось строительных материалов, они начали воевать друг с другом, убивать друг друга и разбирать на кирпичики чужие дома. Началась борьба за выживание, началась эволюция. Выживали только сильнейшие. И сильнейшие строили все более и более высокие дома. В конце концов, остался только один дом и одна порода строителей. Они продолжают строить этот дом до сих пор. На сегодняшний день высота дома сто семьдесят тысяч километров.