Текст книги "Понять и умереть"

Сергей Герасимов

Понять и умереть

Последние яяя на планете сохранились в заповеднике, в ста пятидесяти километрах к северу от города Круаказ, столицы Южного Архипелага. Архипелаг состоял более чем из двух тысяч островов, некоторые из которых были довольно большими. Тот остров, на котором до сих пор еще водились яяя, был чуть меньше земной Гренландии, но северная его половина оставалась пустынна и совершенно не заселена. Яяя были снежно-белыми зверьками с умным выражением мордочек, размером с крупную кошку. Они питались лишь соком местных деревьев. Все деревья в заповеднике были белыми; упругие белые нити заменяли им листья. Стволы деревьев здесь были полупрозрачны, они проводили свет таким образом, что казались вырезанными изо льда, а нежное опушение веток напоминало огромные кристаллы инея. Большую часть года местное солнце сияло просто бешено, и деревья любого другого цвета, кроме белого, не смогли бы существовать под его сжигающими лучами. На опушке леса дневная температура достигала трехсот шестидесяти двух градусов в тени, зато в самом лесу не поднималась выше двадцати шести. Снежно-белые ветви отражали лишний свет и тепло. В лесу белых деревьев всегда стояла особенная тишина, которая невозможна в земных лесах, тишина без шороха листьев, без скрипа тонких высоких ветвей, качаемых ветром, без звона мелких насекомых, прилетевших полакомиться твоей кровью или просто испуганных твоим появлением.

Яяя были удивительными зверьками. Самим фактом своего существования они бросали вызов земной науке. Ничего подобного не водилось ни на одной из разведанных и освоенных человечеством планет. Яяя умели летать, они медленно планировали в пространстве между белыми ветвями, неслышные и прекрасные, как маленькие ангелы. Стволы и ветви деревьев создавали здесь сильное магнитное поле, а тела самих яяя также были намагничены. Эта особенность строения позволяла им зависать в воздухе и безо всяких усилий двигаться в любом направлении. Яяя были частью снежно-белого леса, и жить они могли только здесь. В неволе они не размножались и быстро умирали, какие бы условия не создавали для них энтузиасты. Но самой удивительной способностью яяя было их умение фиксировать человеческие мысли, а возможно, и мысли некоторых животных. Они были послушными зверьками и с видимым удовольствием выполняли мысленные приказы человека, что было проверено и зафиксировано тысячи раз.

Существование таких созданий, как яяя, доказывало возможность телепатической передачи информации. Многие ученые бились над разгадкой секрета этих зверьков, но до сих пор было известно немногое. Например, уже давно было установлено, что способность к телепатии является чисто химическим фактором, потому что человек, съевший сырое вещество мозга яяя, обязательно сырое и очень свежее, получал возможность слышать мысли другого человека, того, кто находился к нему ближе всего, в пространственном смысле. Именно поэтому в свое время популяция яяя была практически уничтожена. Телепатами хотели стать все. Доверчивых зверьков убивали, раскраивали их черепа, выковыривали их мозг голыми руками и пожирали сырым. Однако каждого, кто убил яяя, ждало страшное возмездие: он никогда не жил дольше двух-трех лет после этого. Обычно охотники на яяя гибли в первые же месяцы после успешной охоты, причем смерть их всегда была насильственной и страшной. Так яяя мстили за себя, и укрыться от этой мести было невозможно. Было что-то мистическое в этой неотвратимости смерти, что-то недоступное логическому расчету.

Гарик Рипкин был одним из двух человек, занимавшихся охраной заповедника. Ему было сорок шесть; он работал здесь уже двадцать лет, с того самого года, когда заповедник был создан. Яяя вымирали; сейчас их оставалась не более пятидесяти штук, хотя двадцать лет назад было около шестисот. Убийство яяя было, на самом деле, просто причудливой формой самоубийства, но, тем не менее, все еще находились странные люди, пытающиеся охотиться на этих прекрасных зверьков. Рипкин не понимал этого. По статистике, ни один из охотников на яяя не выжил, причем самим охотникам это наверняка было прекрасно известно. Что же заставляло людей стремиться в заповедник? Рипкин уже не первый год ломал голову над этой загадкой.

Утром этого дня на его имя пришло два письма. В первом президент некоторого научного общества просил о предоставлении, на девять дней, взрослого здорового яяя, необходимого им для завершения особо важного научного исследования. Эта просьбу было невозможно выполнить, потому что яяя не прожил бы без своего леса и девяти часов. Второе письмо было от местной религиозной секты «Посольство Молота и Меча». Эти ребята собирались снять фильм о яяя, предполагая, что эти существа являются разновидностью ангелов: яяя не имели пола, а, следовательно, не могли грешить, они умели летать и читали в душах, как в открытых книгах. Большей чепухи Рипкин в жизни не видывал. Он бросил письма в ящик стола; он собирался ответить на них вечером. Отвечать на письма было одной из его обязанностей.

Сегодняшний день обещал неприятности. Рипкин никогда не ошибался насчет этого. Он просто видел это, по тому, как лежат бумаги на столе, по тому, как поднимается пар над чашкой свежезаваренного кофе, как гудит мощный кондиционер, утопленный в стене. Этому не было объяснения, просто Рипкин всегда чувствовал неприятности заранее. Может быть, многолетнее общение с яяя научило его чувствовать глубже и точнее.

К девяти утра каменная пустыня вокруг белого леса уже начинала нагреваться. К десяти станет так жарко, что можно будет передвигаться лишь в закрытом автомобиле с кондиционером. А в двенадцать не спасет никакой кондиционер. К трем часам дня камни разогреются так, что на них можно будет плавить олово или свинец. Некоторые из камней даже начнут светиться, раскалившись от солнечного жара. Поэтому Рипкин всегда заканчивал обход заповедника до десяти.

Его вездеход прошел всего километров шесть вдоль опушки леса, когда Рипкин решил остановиться. Он надел противосолнечный шлем, который одновременно защищал его голову от возможной пули, проверил заряд иглового пистолета и вышел из машины. В пределах заповедника Рипкин имел право стрелять на поражение. Его пистолет использовал иглы вместо пуль, потому что пули могли бы повредить хрупкие и ранимые стволы деревьев. На его запястье имелся прибор, фиксирующий каждое действие охранника. Все же человеческая жизнь есть человеческая жизнь, даже если это жизнь браконьера. Записи прибора уже не раз выручали Рипкина во время судебных разбирательств. За время свой службы Рипкин задерживал браконьеров не менее пятидесяти раз, причем семерых из этих подонков он пристрелил на месте. Браконьеры обычно отстреливались. Сам Рипкин был ранен четыре раза, причем один раз очень тяжело: пуля разорвала ему легкое.

В этот раз его внимание привлекла сломанная ветка. На опушке леса деревья были малорослы и ветвисты, они напоминали земные кусты. Неосторожный человек, проходя сквозь эти заросли, обычно ломал несколько небольших веток. Рипкин подошел поближе. Так и есть: кто-то вошел в лес, причем вошел настолько неаккуратно, что оставил за собой широкий пролом в ветвях. Возможно, людей было несколько, подумал Рипкин. Ситуация требовала немедленного вмешательства.

Судя по большому количеству сломанных ветвей, люди, которые прошли здесь, плохо понимали природу белого леса, они были почти неподготовлены к охоте на яяя. Что не помешает им подстрелить этого прекрасного, но очень неосторожного зверька.

Еще одной особенностью яяя, которая всякий раз удивляла и даже возмущала Рипкина, была их удивительная беззащитность. Яяя без труда могли бы прочитать мысли людей, вошедших в лес, и спрятаться от браконьеров. Однако, они этого не делали. Они словно специально подставлялись под пули. В этом сезоне один браконьер, убивший яяя, уже ушел от Рипкина. Это было ЧП. Если такое повторится снова, то браконьеров станет больше, и оставшимся яяя будет гораздо труднее выжить. Каждый удачный набег на заповедник приводил к тому, что появлялись новые и новые желающие обмануть охрану и подстрелить милого зверька. Поэтому Рипкин просто обязан был остановить человека, который вошел в заповедник сегодня.

Он оставил вездеход на опушке и вошел в лес. Сегодняшние неприятности только начинались.

Лес был прекрасен и тих. Рипкин умел слушать лес. В отличие от большинства современных людей он умел чувствовать чистую красоту простых вещей. Он не любил громкой музыки, терпеть не мог быстрой езды, и редко смеялся. Немногочисленные знакомые Рипкина считали его скучным человеком, но понимали, что лишь человек с таким характером мог охранять яяя, проводя долгие месяцы в одиночестве, и не сойти при этом с ума за годы затворничества. Напарники Рипкина постоянно менялись, не выдерживая тишины и особенной напряженности психического поля, которую излучал белый лес. Здешняя тишина всякий раз была немного иной. Полупрозрачные стволы переливались внутренним светом. Неподготовленному человеку обычно трудно передвигаться в лесу, потому что здесь нет теней, а свет направлен отовсюду. Ты словно находишься внутри одной огромной матовой лампы. Белые, равномерно освещенные ветви практически невидимы на фоне других точно таких же ветвей. Несколько яяя медленно проплыли над его головой, и Рипкин мысленно помахал им рукой. Оба зверька растопырили передние лапы, отвечая. Они улыбнулись почти по человечески, имитирую дружелюбную гримасу на лице Рипкина. Он прислушался к тишине. Скорее всего, человека не было поблизости, иначе он бы выдал себя каким-либо звуком. Опавшие иглы всегда скрипят, когда на них наступают ногой, и продолжают скрипеть, распрямляясь, когда человек делает следующий шаг.

Один из зверьков все еще кружил над его головой.

– Куда пошел этот человек? – мысленно спросил Рипкин, но яяя не ответил, а лишь отплыл в сторону, словно обидевшись на этот вопрос. Яяя очень редко помогали охранникам, хотя только благодаря им все еще оставались живы. Это всегда раздражало Рипкина, так, словно, яяя были непослушными разумными существами, специально делавшими все на зло ему.

В этот момент он услышал отчетливый выстрел, а затем отдаленный визг раненого яяя. Плач зверька был чем-то средним между плачем ребенка и писком маленького щенка.

– Идиоты, почему же вы не прячетесь от них?!! – со злостью подумал Рипкин, и ближайшего яяя как ветром сдуло. Эти существа не любили агрессии ни в какой форме.

Он бросился на звук выстрела. Сейчас главным было не опоздать. Если браконьер успеет вскрыть череп зверька и полакомиться его мозгом, то поймать этого подонка будет уже невозможно. Охотник сможет прочесть мысли Рипкина и успешно уйти от преследования. А если он решит пристрелить охранника, ему также несложно будет это сделать. Просто подойти и выстрелить в спину, когда Рипкин будет думать о дру

...

конец ознакомительного фрагмента