Текст книги "Корса. Дорогой вора"

– Здравствуй, Хатеп, – улыбнулся вошедший мужчина.

Бойцы уже окружили парня с мечом, озиравшегося, словно затравленный волк. Дергаясь то в одну, то в другую сторону, он пытался закрыть своим телом женщину с детьми.

– И тебе привет, Брин, – ответил вымученной улыбкой истощенный магическим поединком глава рода, – хотя не скажу, что рад встрече.

Марин остановился за спинами бойцов, сделал несколько манипуляций руками – и мечущийся парень сначала выронил меч, а потом осел на пол и потерял сознание. Не проронив ни слова, двое вооруженных мужчин подхватили тело и понесли его прочь из зала. Третий указал клинком женщине, чтобы она пошла следом.

– Он останется жив? – нервно спросил Хатеп, глядя на то, как выводят его внуков вместе с матерью прочь из зала.

– Да, после небольшого допроса он займет твое место в круге Домов юга, – спокойно произнес Брин, – твое же будущее более печально, но если ты нам все расскажешь без сопротивления, то твои последние дни не будут столь ужасными.

– Что тебя интересует? – Глава рода Им Лакуров устало опустился на стоявшее рядом кресло.

– Меня интересует многое, но начнем мы с сети Совета Домов на юге, – улыбнулся Брин, устраиваясь в кресле напротив.

Глава 4
Я хочу жить

Алаиса

На поляне, заросшей высокой травой, рядом с двухметровой плитой, напоминающей памятник давно забытому событию, клубился дым, появившийся из ниоткуда. Через несколько мгновений дым приобрел очертания человека и окончательно воплотился в высокую девушку с длинными рыжими волосами, точеная фигура которой была затянута в алую ткань, ниспадающую до земли. Пока она оглядывалась по сторонам, словно принюхиваясь к окружающим запахам, немного в отдалении точно так же появлялась вторая фигура, ставшая высоким брюнетом, одетым в длиннополый черный жилет поверх снежно-белой рубахи.

– Алаиса, ты уверена, что мы возле правильного маяка?

Девушка раздраженно дернула щекой.

– Более чем. Местные тупицы неверно настроили уловитель и уже в который раз затащили к себе в мир инородную сущность. – Склонившись над вытоптанной травой у основания обелиска, она потянула носом воздух, после чего коснулась бурых пятен засохшей крови, отчетливо выделяющихся на сером камне, и весело рассмеялась. – Человек! Только что круг возможных вариантов наших действий расширился.

Парень внимательно осмотрел окружающее пространство.

– Я бы не радовался раньше времени. В прошлый раз сосуд не то что зациклить потоки, даже в малой степени оперировать ими был не способен.

– Может, и повезет, а если нет, то хотя бы увеличит время для выполнения остальных вариантов. – Девушка погладила тонкими пальцами бурое пятно, после чего отошла от обелиска. – Магистра, эту старую хитрую крысу, уговорить переключить все каналы на нашу сеть точно не получится. Делиться силой с нами, – рыжеволосая выражением выделила последнее слово, – он не станет, а с этим, – она кивком головы указала на примятую траву, – может все получиться. Главное, чтобы он был способен выдержать весь объем энергии и информации, – девушка сузила глаза и кровожадно усмехнулась, – по крайней мере до того момента, пока процесс привязки не будет завершен. Потом он все равно только помешает. – Она снова подошла к камню и провела ладонью по его шершавой поверхности. – Безумный, глупый Тоар… он даже не смог до конца понять, что представляют из себя маяки Первых, а все туда же – захотел получить силы богов! – Девушка злобно хмыкнула. – Надеюсь, ему снятся кошмары в могиле. Теперь из-за этого идиота приходится ловить посредников для получения доступа к потокам.

– Ты сможешь его отследить? – Брюнет тоже подошел ближе к каменной плите.

– Нет, – девушка огорченно мотнула головой, – точнее, не сейчас. Он только прибыл, и его отражение еще не успело записаться в информационно-энергетическую матрицу мира. Слепок энергетики и сознания я сняла, теперь остается ждать.

Максим

– …ть! Вашу ж мать! – воздух с шумом вышел сквозь зубы. – Виктор! Аргххрр… Ссссука! – Я сделал пару крупных вдохов и смахнул пот, обильно текущий по лицу и смешивающийся с потоком слез. – Чтоб тебе в пресс-хате сидеть до самого суда!..

По ночному лесу разносились мои крики, а вокруг витал запах паленой плоти. После встречи с троицей представителей местного населения прошло уже два дня.

Чернобородый гнался за мной довольно долго, но в итоге, судя по всему, решил, что добыча не стоит таких усилий, и бросил преследование. Я же все мчался сквозь лес, забыв про усталость, пока чуть не вбежал в реку, вдоль берега которой шел все эти дни. С десяток минут я прислушивался к окружающему пространству, пытаясь уловить звуки приближающейся погони, но ее не было.

Плюнув на все, я упал на пятую точку там же, где и стоял. Вытянув уставшие ноги и убрав ладонь от раны на боку, оставленной ножом чернобородого, осмотрел ее. Зрелище довольно жуткое, но, похоже, ранение не слишком опасное. Нож порезал кожу и слегка задел мышцы. Кровь начинала понемногу сворачиваться и шла уже не так обильно, как во время бега.

Стянув дырявую футболку и тщательно прополоскав ее в реке, я развел небольшой костер и приступил к быстрой сушке, сделав в процессе еще несколько прорех огнем. После чего плотно обмотал торс импровизированным бинтом, в попытке хоть как-то перевязать рану. Передохнув с полчаса, нервно прислушиваясь к звукам окружающего леса, отправился в дорогу, по инерции идя старым маршрутом по течению реки. Желание оказаться подальше от возможной погони было непреодолимым.

Понимание того, что с раной творится что-то малоприятное, появилось только сегодня утром. Все пространство вокруг пореза покраснело и опухло. К обеду поднялась температура. Когда начало смеркаться, я уже находился в полубредовом состоянии; сидя у костра и нервно прикусив губу, грел на огне металлическую бляху, оторванную с заднего кармана джинсов, зажав ее в щель на конце короткой толстой палки.

Тело била крупная дрожь, и я даже не мог понять, от чего больше – то ли от начинающейся лихорадки, то ли от того, что именно собирался с собой сделать. «Черт, хирург с местным наркозом был бы сейчас очень кстати», – промелькнула мысль, когда я с тоской рассматривал раскаленную бляху и конец палки, покрывшийся малиновыми угольками. Но приемного покоя рядом нет и хотя бы антибиотиков и бутылки водки с бинтами – тоже. Зато есть рана и, судя по ощущениям, внутри полным ходом развивается заражение.

Вытащив палку из костра, я посидел десяток секунд, собираясь с духом и недобрым словом помянул Виктора, из-за которого здесь оказался. Сделав два больших вдоха, резким движением приложил раскаленный кусок металла к ране.

– …ть!!!

Боль была нестерпимой, хотелось орать, скулить и кататься по земле. Я позволил себе только первые два действия, еле сдерживаясь, чтобы не начать биться в припадке боли. По ощущениям, эта пытка длилась вечно. Пришлось еще раз нагревать бляху и обработать участок раны, оставшийся пропущенным. Кажется, несколько раз в процессе отключалось сознание, но экспериментальное самоврачевание, к немалому моему облегчению, подошло к концу.

Откинув подальше палку с зажатым куском металла, принесшим мне столько боли, я уперся мутным взглядом на луны этой безумной планеты. Не глядя, нащупал правой рукой пачку и с трудом достал последнюю сигарету. Оставлять ее до лучших времен не имело смысла. Уверенности, что я завтра проснусь, не было.

Прикурив дрожащей рукой и сделав глубокую затяжку, я вновь посмотрел на ночное небо. А здесь все-таки красиво… И как же глупо все вышло… Полное осознание того факта, что все вокруг реально и это не сон, не бред моего больного воображения и не компьютерная игра, где мне просто отводилась роль стороннего зрителя, пришло только сейчас. Слегка приподнявшись на локтях, принял более удобное положение. Как же больно…

Выпустив дым из легких, я смотрел, как он растворяется в воздухе бесследно. Все-таки я идиот. Выскочил к первым попавшимся людям, даже секунды не пораскинув мозгами, чем это может закончиться, и все, что сейчас со мной происходит, – только по моей вине. Вследствие моих неправильных решений. Я скривился от очередного приступа боли в обожженном боку.

Жаль только одного, что не оставил ничего после себя в родном мире. Черт, нужно было хотя бы завести семью, чтобы родителям остался внук. Я криво усмехнулся. Какая семья в двадцать два года? Да и если бы даже завел, сейчас бы оставил на Земле вдову с маленьким ребенком. Черт знает, что лучше…

Сознание угасло незаметно. Недокуренная сигарета выпала из ослабевших пальцев.

Утро так и не наступило, вместо него со всей мощью навалился лихорадочный бред. Сколько дней я лежал, метаясь по постели из травы и веток, сгораемый заживо от поднявшейся температуры, обливаясь ручьями пота, так понять и не удалось. Сознание билось в смеси галлюцинаций, бреда и изредка прорывающейся реальности.

Во время редких приступов просветления, когда ко мне возвращалось сознание, я, надрываясь, доползал до реки и пил воду. В одну из таких вылазок чуть не утонул на отмели. Упав в обморок, утоляя жажду, я уронил голову в воду.

Ситуация становилась безвыходной. В моменты просветления казалось, что оно будет последним. Я умирал, каждой клеткой тела ощущая, как жизнь уходит по капле. Черт, как же это глупо. Я хочу жить. Жить, вашу мать!

В который уже раз, придя в сознание, услышал рядом с головой журчание, на мгновение пожалел, что успел отползти перед тем как отключиться… Так было бы проще… Затянувшаяся агония полностью вымотала физически и морально. Но в этот раз что-то было не так. К боли в боку и лихорадке прибавилась боль в левой руке.

С трудом разлепив глаза, сощурив их от яркого света и скосив взгляд, увидел колоритнейшую картину, от которой в нормальном состоянии у меня бы волосы на затылке зашевелились, но ни удивляться, ни ужасаться сил больше не было. Здоровая жирная крыса вгрызлась в запястье и уже успела отхватить пару приличных кусков.

Тварь! Я еще не сдох! Бешенство захлестнуло сознание и придало сил ослабевшему организму. С максимальной резкостью, на какую был сейчас способен, схватил крысу поперек туловища. Животное забилось в панике и впилось в ребро ладони. Издав стон, я с трудом перевернулся на бок, а потом лег грудью на падальщика, придавив его всем весом тела. Наша борьба длилась почти пять минут: умирающий человек против крысы. С трудом перехватив животное за шею, сделал резкое движение, и позвонки хрустнули. Издав последний писк, крыса испустила дух. Эта короткая схватка забрала у меня все силы. Уронив голову на землю, я потерял сознание.

Вновь удалось открыть глаза, когда на ночном небе уже взошли луны. Перевернувшись на спину и отодвинув от себя труп невезучего любителя падали, я подполз к реке и утолил жажду. Вернувшись обратно к мертвой крысе, с трудом принял сидячее положение, облокотившись спиной на торчавший из земли булыжник. Мутный взгляд уперся в темноту, разлившуюся вокруг. Сил выносить это состояние больше не было. Все окружающее пространство пропитали запахи пота, крови и экскрементов. Последнее меня злило сильнее всего. Гордость настойчиво протестовала против хождения по-большому в штаны. По крайней мере, с возраста трех лет, ну и как минимум до восьмидесяти…

Нужно либо заканчивать с этим, либо как-то выбираться. Тянуться так дальше больше не может. Мой взгляд упал на труп крысы. С чего-то надо начинать… без еды я загнусь наверняка.

Взяв в руки тело животного и помедлив пару мгновений, смирился с неизбежностью, что развести костер сил просто нет, и вгрызся в бездыханное тельце, пытаясь зубами разорвать шкуру и добраться до мяса, надеясь на то, что оно не успело испортиться. Поедание сырого мяса отобрало все силы. Откинув от себя почти полностью обглоданный скелет и куски шкуры с внутренностями, я лег на землю и уставился на луны.

В голове настойчиво крутились мысли на тему, сколько проходит времени от смерти до появления трупного яда, а также какая концентрация становится опасной для жизни. Жизни… на лицо наползла кривая усмешка. Мое состояние жизнью не назовешь. Да и если брать концентрацию, опасную для здорового человека, в моем случае ее смело можно делить на десять. Хотя я ничего не теряю. В любом случае эта агония когда-нибудь должна закончиться. Так или иначе… В этот раз получилось уснуть, а не потерять сознание.

Пробуждение произошло от того, что на лицо падали капли мелко моросящего дождя. Открыв глаза, я смотрел в ясное небо. На светло-голубой лазури не было и следа туч. Капли дождя словно появлялись сразу у самой земли. Прислушавшись к организму, с немалым удивлением понял, что этот раунд борьбы с болезнью остался за мной. Жутко болел весь левый бок, но это была обычная боль поврежденных тканей, а не воспалившейся раны, что не могло не радовать. Также ныло покусанное запястье, но – злобно ухмыльнулся я – за него я уже поквитался.

С трудом встав и потянувшись всем телом, разгоняя кровь, первым делом я принялся сдирать с себя одежду. Брезгливо отбросив в сторону штаны и трусы, зашел в воду и начал себя отмывать, чуть ли не сдирая кожу в попытке избавиться от въевшихся запахов. Из реки выбрался только через полчаса, и все же не чувствовал себя полностью чистым.

Пожалел, что меня не закинуло в этот мир с набором сменной одежды: пришлось заняться одним из самых противных мне дел, а именно – отстирыванием одежды от всех последствий болезни.

Закончив со стиркой и окончательно выбившись из сил, выбрался из воды и растянулся на траве. В теле еще оставалась предательская слабость, и общее истощение организма пока оставляло желать лучшего. Немного поспав и восстановив силы, я перенес свой лагерь на тридцать метров ниже по течению, чтобы меня не преследовали мерзкие запахи, насквозь пропитавшие старое место ночевки.

Здесь я провел трое суток, лежа на подстилке из травы, восстанавливая силы и периодически устраивая массовый геноцид локального масштаба поголовью улиток, а также гусениц, лягушек и всего, что, хоть и с небольшой натяжкой, можно было назвать едой, в весьма скромной зоне моей досягаемости…

Ветер дул в лицо, приятно холодя кожу, я бодро шагал по берегу все той же реки и думал, что буду делать, когда выйду к поселениям. Если здесь есть такая широкая дорога, то должен быть и какой-нибудь региональный центр, мегаполис местного масштаба, к которому она ведет, и если мне не изменяют интуиция и логика, то находиться он должен как раз по течению этой реки. Выходить на дорогу желание отшибло напрочь. Еще одной подобной встречи с местным населением я могу и не пережить…

– Черт! – вырвался возмущенный возглас, когда я наступил на очередной острый камень левой ногой.

Вот и еще одно напоминание того, почему не следует ходить где попало. М-да, похоже, во мне начала зарождаться ксенофобия ко всем жителям этого мира. Заранее. На всякий случай. Я уже начал сомневаться, сдались ли мне вообще эти люди. В лесу уютно, хорошо, комары не кусают. Интересно, а здесь медведи водятся? Другая мысль, другая мысль…

С грустью поскреб пальцами свои выступившие ребра. Как ни крути, а выходить все-таки придется. На улитках долго не протянешь. Ладно, буду готовиться к худшему. Как говорят, жизнь оптимистов полна разочарований, а вот жизнь пессимистов сплошь наполнена приятными неожиданностями, так что будем решать проблемы по ходу их поступления… На этой мысли я резко остановился, впав в ступор от открывшейся картины, после выхода из очередных кустов.

– Приплыли…

В траве лежало тело невысокого полного мужчины лет сорока с перерезанной глоткой. Вокруг валялось какое-то тряпье, видно не понадобившееся грабителям. В том, что это было именно ограбление, сомневаться не приходилось. На лице на мгновение промелькнула грустная улыбка: угоди нож чернобородого на пару сантиметров левее – и я бы валялся не так уж и далеко отсюда.

Присев на лежавший рядом камень, я рефлекторно похлопал по карманам куртки и, не обнаружив в них пачки, раздраженно дернул щекой, вспомнив, что последнюю сигарету выкурил еще до лихорадки. Легкий ветер доносил от трупа запах недавно начавшегося разложения. К горлу подступила тошнота. Что с этим чертовым миром! Рот искривился в горькой усмешке. То же, что и с нашим. Человек всегда остается человеком. Скатиться ему до состояния хищного животного просто, нужно лишь дать понять, что последствий не будет.

Я еще раз осмотрел место трагедии. Тряпье при внимательном рассмотрении оказалось предметами одежды, залатанными или имеющими прорехи. Видимо, по этой причине ими побрезговали грабители. Начиная себя ненавидеть, я подошел ближе и подобрал мешок с длинным разрезом на дне. С детства меня учили, что нельзя ничего брать с кладбища, но сейчас для меня нет ненужных вещей, а этому парню – я взглянул на труп – они теперь без надобности, и хотя моралистом я не был, такое неуважение к покойнику мне претило.

Собрав все вещи, раскиданные по берегу, я остановился над трупом, мое тело пробила судорога; глубоко вздохнув, я пытался задержать дыхание и нагнулся над покойником.

– Извини, мужик, но мне сапоги все-таки нужнее…

Довольно мерзко ощущать себя мародером. В компьютерных играх, в которые играл последний раз, наверное, в старших классах школы, для меня это был нормальный поступок, но вот обирать настоящего мертвеца было не только противно, но и мерзко. Когда я стянул первый сапог, запах разложения усилился, смешавшись с вонью давно не мытых ног, и ударил прямо в нос всем набором неповторимых ароматов. Успев отбежать от мертвеца лишь на несколько шагов, я скрючился в приступе тошноты.

Стоя на коленях и опершись на обе руки, чувствовал, как мое тело пробивали судороги. Через пять минут в желудке не осталось даже воспоминания о завтраке, а наружу выходила только одна желчь. Отдышавшись, я сплюнул горький сгусток слюны в траву и вытер тыльной стороной ладони рот. После чего отер руку о траву. Сделав пару глубоких вдохов, оглянулся на труп. Ничего не изменилось. Мертвец так и лежал, оскалившись в небо широким разрезом горла. Еще раз сплюнув на землю, я поднялся и побрел обратно.

Стянув с мертвого парня второй сапог и все-таки удивившись (вспоминая свою встречу с местным населением), что грабители их оставили – хотя, судя по небольшим дырам на мысках, может быть, и неудивительно, – я подобрал выпавший из-за голенища нож.

Отнеся все свои трофеи к куче ранее собранного тряпья, я вернулся к трупу с большим куском сухой крепкой коры и начал рыть яму. Все-таки неправильно так оставлять человека лежать на корм зверью, тем более обобрав его.

Через три часа, закончив работу и прикопав труп в неглубокой яме, я постарался как можно быстрее отойти от места захоронения. Ночевать рядом с покойником посреди леса желания не было совершенно. Шагал между деревьями и продирался сквозь кусты, а в голове вертелся припев давно услышанной песни группы «Король и шут» – «Сапоги мертвеца», и скорость движения ускорялась непроизвольно. На душе было мерзко.

Ночь я встретил, сидя возле костра и ужиная ненавистными улитками. Трофейная одежда была уже выстирана и развешана на нижних ветвях деревьев рядом. Закончив с едой и прокляв то, что в этом чертовом лесу нет ни одного ларька с шаурмой, подтянул к себе уже успевшие высохнуть возле костра сапоги.

Сапоги с коротким голенищем были сделаны из черной грубой кожи. На мысках красовались дырки. Поборов брезгливость, вызванную воспоминаниями о том, с кого их недавно снял, натянул сапог на левую ногу и выматерился. На мою лапу эта обувь явно была маловата. Стащив с ноги не подошедший сапог и с грустью взглянув на одинокий земной ботинок, я потянулся к трофейному ножу. Босиком ходить больше невозможно. Левая ступня вся изранена. Так что сандалии были более предпочтительным вариантом, чем вообще никакой обуви.

Попыхтел десять минут над сапогами, срезая мыски, чтобы удалось впихнуть в них свою ногу. Критически осмотрев результат, предпринял новую попытку обуться. Эксперимент удался. Встав и пройдясь по берегу, привыкая к обуви, я остановился и посмотрел на пальцы ног, прилично выходившие за край подошвы. Пошевелил ими и иронично хмыкнул, вспомнив волка из старого советского мультика «Ну, погоди». За неимением лучшего – сойдет.

Закончив с обувью, перешел к другим предметам одежды. Отобрав из кучи тряпья двое штанов и рубашку с наименьшими повреждениями, отложил их в сторону. В более-менее приличном состоянии также оказался плащ, представляющий из себя кусок ткани с завязками и капюшоном. Вся одежда была сделана из мешковины или грубого льняного полотна. Все остальные тряпки, в которых с трудом еще можно было опознать предметы гардероба, отложил в сторону и начал более пристально изучать повреждения отобранной мной одежды.

У одних штанов была распорота штанина, на вторых красовались большие дырки на коленях. У рубахи серого цвета рукав был оторван до локтя. Минуту посмотрев на все это безобразие растерянным взглядом, я резко встал и пошел к тому месту, где во время сбора сушняка видел осколок кости, принадлежность которой распознать не смог.

Вернувшись с ним к костру и взяв нож, попытался отколоть длинную костяную щепку. С пятого раза это все-таки удалось. Сделав небольшую бороздку на толстом крае и разобрав на нитки один из кусков ткани, в прошлом, похоже, бывший рубашкой, приступил к починке одежды. Процесс занял почти полтора часа, а результат получился, мягко говоря, не идеальным. Закончив штопать вещевой мешок, я решил примерить одежду.

Осмотрев себя и весело оскалившись, представил, как на меня будут реагировать. Выглядел я как последний оборванец. Черные сапоги с низким голенищем, из них торчат пальцы, обмотанные самодельными портянками. Коричневые штаны, оказавшиеся короче, чем требовалось, были подвернуты до колен и теперь больше напоминали бриджи, пояс я также немного ушил, так как по ширине они были больше требуемого и спадали. Рубаха потеряла второй рукав, став чем-то вроде футболки грязно-серого цвета, жавшей в плечах и груди. Завершала образ темно-серая шапка, напомнившая короткий поварской колпак. За местного теперь я, может, и сойду, но точно не за зажиточного купца или человека вообще хоть когда-нибудь в своей жизни видевшего деньги.

Почесав затылок, скрытый под шапкой, пришел к выводу, что, может, это не так уж и плохо. По крайней мере, за вот эти вот, с позволения сказать, ботинки, меня убивать точно никто не захочет. Найдя позитивный момент в своем новом образе, я переоделся и упал на лежанку из травы возле костра.

Лежа на спине, по недавно появившейся привычке с ненавистью посмотрел на луны. Жутко хотелось курить. Сон шел плохо, но в итоге получилось отключиться. Во сне ко мне пришли кошмары, где главным действующим лицом был покойник, закопанный днем.

Висящее в зените солнце застало меня на опушке леса, изумленно застывшего возле крайнего дерева и не решающегося выйти из-под защиты зелени.

Буквально через пятьдесят метров начинались поля, засеянные, судя по всему, зерновыми и еще какой-то растительностью, разглядеть которую с этого расстояния не представлялось возможным. Дальше тянулись дома. Обычные деревянные избы, огороженные кривым частоколом. Постройки почти вплотную подходили к каменной стене высотой метров пять, за которой с холма, где и заканчивался лес, был виден крупный город. Полевая дорога, выходящая из-за деревьев по левую руку, превращалась в покрытый брусчаткой тракт, стрелой проходящий меж полей и домов и ведущий к высоким воротам, по которому шли и ехали на повозках люди, стремившиеся попасть в город.

По правую руку из леса вытекала речка, вдоль берега которой я шел все это время, и вливалась в большую реку, шириной около километра. По речной глади сновали корабли. Паруса в основном были опущены, и двигались они на веслах. Участок берега возле города был огорожен трехметровыми деревянными, обмазанными глиной стенами, вплотную подходившими к каменным. Возле пирсов были пришвартованы корабли. С возвышения, на котором я стоял, можно было рассмотреть, как на ближних посудинах сновали люди, разгружая тюки.

Рука рефлекторно потянулась к карману, где обычно лежала пачка сигарет. Вспомнив, что их больше нет и нервно дернув щекой, прекратил движение и сел на землю, разглядывая раскинувшуюся картину. В голове царила пустота. Прохладный ветер резким порывом взъерошил волосы. Только недавно я думал, что уже осознал перемещение между мирами и смирился, но очередное столкновение с окружающей действительностью в который раз привело в шок.

Теперь смело можно утверждать, что выводы, сделанные после первой встречи с местным населением, были верными. Судя по виду города, высоким развитием цивилизации и не пахло. С новой силой навалилась тоска. Что я здесь буду делать – не было никакого представления. В развитом мире были шансы попасть в поле зрения местных ученых и, возможно, обойтись даже без летальных методов моего изучения, а в лучшем варианте надеяться на помощь в поиске дороги домой. В средневековье же надеяться на подобное было глупо. Больше шансов попасть к местным инквизиторам и отправиться на костер, если, конечно, здесь практикуют именно такие методы очищения заблудших душ.

Надежда на возвращение домой таяла. Жить же здесь… Как? Даже если получится выучить язык, то что я буду делать?

– Ковать булат, Макс, в ближайшей кузнице, а заодно делать автомат Калашникова. – Я ехидно улыбнулся.

От дома на отшибе, возле реки, раздавались звуки кузнечного молота. Я заржал, повалившись на спину.

Нужно соответствовать жанру: ты же на Земле читал о подобных ситуациях, у тебя уже есть подготовленный план действий. Дуешь к ближайшему барону, валишь его, желательно наглухо, и все его вассалы признают тебя своим повелителем. Потом на базе хозяйства начинаешь проводить индустриализацию, куя булатные мечи и собирая «калаши». Аха! Булат… черт! Успокоившись и опять сев, попытался начать мыслить в более конструктивном русле.

Так, отбросим булат в сторону. Тем более что я о нем знаю только то, что он бывает кованым и литым. В чем разница, даже не представляю. Самое смешное – о том, чем отличается кованый булат от дамасской стали, я тоже без понятия. Про «калаш» можно даже не вспоминать. Разобрать и собрать его смогу, спасибо еще урокам в школе, но про то, чтобы начертить его по деталям, речи не идет.

Черт, последние пять лет я провел, по большому счету, за монитором, получая навыки, которые крайне маловероятно смогу применить в этом мире. Что-то мне подсказывает, что здесь про онлайн-продажи, линкбилдинг и сайтостроение никто не слышал и, скорее всего, еще долго не услышит. Про грамотное составление продающих страниц и аудит-трафика – тоже. На лицо наползла мрачная улыбка. Ну есть еще высшее образование, но и по нему я – дипломированный менеджер; самая дурацкая профессия, которая на основной профиль никак не тянет даже в родном мире, а в местных реалиях ее, так же как и свою основную деятельность, можно просто отбросить.

Вспомнилась драка на дороге, боевые качества… М-да, тут тоже не особо густо. За плечами бокс, на уровне любителя. Свой уровень я знал хорошо, и врать себе же смысла не было. Любой КМС меня мог раскатать за минуту, чем, в общем, и занимался мой друг детства, пару раз в месяц вытаскивая меня в спортзал на спарринг. На Земле этого было более чем достаточно. Профессиональные спортсмены редко лезут первыми в драку, а на какого-нибудь пьяного идиота в клубе и этого обычно хватало. От толпы же, будь ты хоть десять раз шаолиньским монахом или крутым спецназовцем, лучше бежать: задавят тупо количеством.

Ножевой бой? Вытащив из свертка с одеждой полоску дрянной стали с обмотанной кожей ручкой и скептически ее рассмотрев, сунул обратно. Тут тоже нечем гордиться. Основы, преподанные мне тем же другом, позволяли не порезаться в процессе махания оружием и, если повезет, даже попасть куда нужно. Да и если вспомнить рассказанную им же статистику, что, сходясь в спарринге, два человека, если у одного из них даже есть начальный уровень владения ножом, а у другого – большой опыт, в девяти случаях из десяти режут друг друга… сомневаюсь, что мне захочется выяснять уровень ножевого боя у местных.

На этом можно подвести черту. Стандартного героя боевика, попаданца, я напоминаю разве что отдаленно фигурой, и, как подсказывает опыт, каким бы здоровенным ты ни был, это преимущество заканчивается при первой же встрече с рукопашником хорошего уровня или просто с человеком, держащим в руках лом. Как говорят, чем больше шкаф, тем громче падает. Тот же друг Юра, бывший на полголовы ниже меня и более субтильного телосложения, но зато с хорошо поставленным ударом, натренированным годами, доказывал это не один раз. На этом мои бессмысленные терзания подошли к концу.

Дождавшись наступления ночи, я сделал вылазку на поля и, срезав несколько тыкв, вернулся в свой лагерь. Поджаренная на углях тыква оказалась приятным разнообразием после диеты, где основу составляли улитки. Сон пришел легко, кошмары с покойником меня больше не беспокоили, зато беспокоил завтрашний день. С утра я решил идти в город. Рано или поздно местные заметят, что их огород разграбляет нелегал из другого мира, и что-то подсказывало, что рады они не будут. Значит, придется легализоваться. И именно на завтрашнем выходе к местному населению строился весь сюжет кошмаров, пришедших ко мне этой ночью.

Магистр Адан

– Рад видеть вас в добром здравии, прекраснейшая! – Магистр Дома ищущих знание преклонил колено перед сидевшей в кресле высокой стройной женщиной лет пятидесяти на вид, внешность которой еще сохранила следы былой красоты.

– Адан, с каких пор ты, старый лис, стал опускаться до лести? – Женщина смотрела на своего старого знакомого с невозмутимым лицом, только смеющиеся глаза выдавали ее настроение.

– Никакой лести, Агуэда: ты для меня всегда останешься прекраснейшей. – Мужчина поднялся и грустно вздохнул, вспоминая прошлое. – Эх, зря ты тогда отвергла мое предложение и выбрала Суона.

– Хватит, Адан, прошло уже больше шестидесяти лет, – улыбнулась женщина, – Суон Второй был хорошим человеком, и я рада, что провела с ним лучшие годы своей жизни. Ты ко мне пришел вспомнить прошлое или по какому-то делу?

– По делу, Агуэда, по делу. – Магистр окончательно отбросил воспоминания и перешел на официальный тон. – Я к тебе пришел как к главе круга Домов Кароссы.

Вдовствующая королева Кароссы встала из кресла и подошла к окну.

– Есть новые известия с юга?

– Да. Ситуация практически по всем странам юга материка усугубляется. – Магистр зло дернул щекой. – Наша разведка выяснила, что агенты ортов очень глубоко внедрились в ключевые структуры. Когда юг вспыхнет, там начнется как минимум война всех против всех. Вы сами отлично знаете, что южная знать всегда симпатизировала ортодоксальным идеям. Все более или менее неплохо в Палеро, с нашей помощью Махти Третьему удалось вычистить страну; если орты выберут вариант внешнего вторжения, то оно начнется именно с нее, и у нас будет время для противодействия.