Текст книги "Хрусталь"

– Что ты чувствуешь? – спросила она меня.

– Небольшую усталость. – Ответил я.

– Нет, я не об этом. Что ты чувствуешь ко мне, Райан?

Внутри меня закрутилась рулетка с набором слов. Я чувствовал, что нахожусь на минном поле. Собрав свое мужество в кулак, я решился признаться ей:

– Я не могу сказать, что люблю тебя. Но… мне очень приятно рядом с тобой.

– Я тоже тебя не люблю, Райан, – призналась она. – И мне тоже нравится наш с тобой секс.

Лежа в постели, мы выкурили по сигарете, стряхивая пепел на пол. Нам было совершенно начхать, что в любую секунду простыня ее постели может загореться и вспыхнуть большим пожаром. Мы не чувствовали друг к другу ничего. Те сладкие пятнадцать минут страсти – вот, ради чего мы жили с ней.

– Райан, скажи, пожалуйста, у тебя есть мечта?

Я не знал, что ответить на этот вопрос. Как и у любого мальчишки у меня, конечно, были мечты, но эти мечты не выходили за рамки абстракции. Я видел конечную точку – хороший дом, напичканный люксовой техникой и дорогостоящей мебелью; черный спорт-кар, стоящий у изгороди возле дома; отпуск на островах, обеды в вип-залах изысканных заведений, осуществленные детские мечты и тому подобное. Но это был результат и не более. Вот только результат чего?

Я рассказал об этом Ребекке, и она посмеялась надо мной:

– Все это детские сказки, Райан. Ты – догматик. Веришь в то, что сам себе и придумал.

– Тогда скажи, какая у тебя мечта?

– Однажды я наберусь смелости и стану певицей…

– Певицей?! – удивился я. – Но ты ведь совсем не умеешь петь.

– А разве когда-то поздно начать? Я хочу сказать, что если никогда не попробую, то, наверное, однажды очень пожалею об этом. Никто не знает, получится у меня или нет, но ведь… это всего лишь попытка, не так ли?

– Наверное, да… это так… А почему именно певицей?

– Потому что когда я остаюсь совсем одна, то начинаю петь. Я воображаю себе полные залы и прожекторы, светящие мне в лицо. И я такая красивая! В шикарном белом платье и голубыми туфельками! Стою на выдуманной сцене и напеваю песни, которые давно уже придуманы, но которые мои в этих мечтах… Разве у тебя нет такого? Разве ты не представляешь, как достижения других были бы твоими?

– Я… Я не знаю, Ребекка. Когда я остаюсь совсем один, то просто-напросто разговариваю сам с собой. Иногда я мечтаю… то есть не о чем-то конкретном, но я представляю себя в другой жизни и другой роли. Как бы все могло обернуться, если бы однажды случилось по-другому.

– И кто же тот человек, которого ты представляешь?

– Он всегда разный. Не один и тот же. Это разные сценарии моих несуществующих жизней. Но я знаю, что ни один из этих сценариев никогда не станет реальностью. А ты, Ребекка… Почему ты так и не решилась написать свою собственную песню?

– Потому что это всего лишь мечта. А мечты всегда недостижимы. Они просто есть. Просто для того, чтобы жизнь не казалась такой уж скучной. Однажды я все же рискну, но, знаешь… ведь из этого ничего не выйдет, как у нас с тобой…

– А вдруг? Вдруг ты запишешь свою первую песню и поймешь, что это твое?

– Я боюсь разочароваться… Тогда не останется ничего, что будет греть меня, когда я буду совсем одна. Я возненавижу музыку. Ты бы стал рисковать прелестью своей мечты, чтобы просто попробовать? Хотя… у тебя ведь и мечты-то нет… Но однажды, может быть, я все-таки попробую это сделать…

Мы оба понимали, что это наша последняя встреча. Никаких тебе больше вечеров с диалогами скучного фильма на заднем плане и фантазий о любви, которая испарится через каких-нибудь пару минут. Она открывала мне свое сердце. Я не мог ей открыть свое. Потому что в моем сердце ровным счетом ничего и не было. Мы крутили воспоминания о нашей первой встрече, как случайно наткнулись друг на друга у прилавка небольшого кафе. Я заказал ей кофе и протянул его потными руками. Мы сидели и говорили о неважном. Мы фантазировали о великом, но, как оказалось, нам обоим нужен был только секс. Это была попытка построить любовь, чтобы понять, что никакая это к черту не любовь, всего лишь потребность, украшенная юношескими соображениями о романтике.

– Знаешь, Райан, нам нужно с тобой расстаться…

Я промолчал.

– У меня появился ухажер. Его зовут Бредли Смит и он… он по-настоящему любит меня. Я говорю это, чтобы ты знал, что мы навсегда прощаемся. Мне было приятно с тобой и, наверное, я буду очень скучать. Ведь я соврала тебе, Райан. Я люблю тебя. Но ты никогда не станешь моим. Я чувствую это…

– Ребекка, я…

– Тс-с-с… Не перебивай. Позволь мне насладиться последними мгновениями нашей встречи. Я знаю, ты недоступен мне. Но сделай мне одолжение – пиши мне письма. Хоть иногда. Просто пиши мне. Даже если я никогда не узнаю про эти письма.

В тот вечер мы с ней расстались. История наших отношений облетела окрестности нашего города всего за один день. Для всего населения мы были влюбленной парочкой, которые перестали любить, и лишь для меня одного мы всегда оставались никем. В тот вечер я написал ей письмо и никогда его не отправил. Я пытался открыться ей, но мне нечего было открыть. Она не разбила мне сердце, но в нем образовалась трещина. Наверное, она была там всегда. Просто какое-то время ее затыкала Ребекка Купер – миловидная девушка девятнадцати лет, навсегда оставшаяся для меня молодой и прекрасной.

С тех пор мы никогда не виделись с ней и я никогда о ней не упоминал.

Вечером, после нашего разговора с Кристиной Суон, я сидел перед ноутбуком с мерцавшей надписью «Глава 1» и почему-то думал о Ребекке. Мне нечего было написать ей в этот вечер. Она открыла во мне любовь к письму и позволила верить в свою мечту, но так и не показала мне, что такое любовь. И ни одна девушка после не смогла мне этого показать. Я так и остался один, сам по себе, с трещиной в сердце, наполненной пустотой. Ни один, даже самый развратный секс, не пробудил во мне теплых чувств.

Голоса не говорили мне, они молчали. Но бесконечное тиканье стрелок с поочередностью два через один все еще тревожили меня. Кажется, этот звук начал меня преследовать.

Два через один.

У меня были две секунды тишины, которые рушились секундой диссонанса. Я ощутил чувство, признаки которого давно уже размылись в моей памяти. Это было отчаяние. Капризное, нечеловеческое отчаяние, которое я часто испытывал, находясь в вечно закрытой комнате родительского дома. В голове проносились все мысли разом и одновременно не было ничего. Это были обрывки дней, воспоминания о знакомых, мысли о первом сексе с Ребеккой Купер и о первой сигарете, выкуренной за пару с моим одноклассником; они бежали так быстро, что я не успевал сфокусироваться ни на одном из них. Как будто ничего из этого никогда и не существовало. Как будто три дня тому назад, вместо того, чтобы проснуться, я случайно стер себе память и обратно уткнулся в сон.

Вот он я – уродливое пятно, не имеющее конкретных форм. И мне предстоит выдавить на лист бумаги всю гамму человеческих чувств? Размышляя об этом, я попытался взять себя в руки, настрочил первое, что пришло мне в голову, и тут же сбросил файл на почту Рэя Рэймонда. Он перезвонил мне через пятнадцать минут.

– Что это такое ты мне отправил?

– Начало моего нового романа…

– Нового романа? Нового романа?! Ты хотел сказать, твоего последнего романа?!

– Нет, именно так я и хотел сказать. Это начало моего нового романа. Рэй, я… я не способен на что-то большее, пойми меня…

– Нет, сукин ты сын, я не понимаю тебя! Я скажу тебе больше – я даже не собираюсь тебя понимать. И думать не смею!

– Но почему?

– Но почему?! Ответь мне, пожалуйста, ты написал это, сидя на толчке?

– Совсем не так я…

– Нет, ты написал это, сидя на толчке! Потому что я вижу перед собой результат твоей дефекации, а не рукопись великого писателя. У тебя есть время, Райан. Воспользуйся этим временем правильно.

– И что тогда?!

– Про Райана Биллингтона снова все заговорят, вот что тогда! Не забивай себе голову излишеством красноречия, Райан, и не торопи события. Гениальность – она в простоте. А ты выглядишь как недоразвитый дрыщ, который пытается казаться клевым.

– Я не могу Рэй… Мне ни хрена не приходит в голову… Просто ни хрена…

– Тогда садись за ноутбук и напиши о том, что чувствуешь. Ты ведь так и начал, Райан! Взял и написал что чувствуешь!

– Но я не знаю, что чувствую! Я просто не понимаю этого! Как мне описать, какие струны дергаются внутри меня, если они звучат все разом?! Это уже не шутка, Рэй! Это гребаное состояние сводит меня с ума…

– Райан, давай я кое-что тебе расскажу. Когда мне было двенадцать лет, я залез на крышу соседского гаража и испугался слазить. Я просидел там долбаные четыре часа и только потом мне принесли лестницу. Так вот, я ухватился за эту лестницу, шагнул на одну перекладину вниз и остановился. Все дело в высоте. Я испугался ее! До такой степени, что даже не мог пошевелиться. Если бы я упал, то непременно сломал бы себе шею или, как минимум, ногу. И знаешь, что сказал мне мой отец? Он сказал мне: «Не смотри вниз».

– И ты перестал бояться?

– Нет, бояться я не перестал, и я до сих пор боюсь высоты, но через каких-то пару минут мои ноги твердо стояли на земле. Для меня, двенадцатилетнего ребенка, это казалось чем-то невозможным, но я справился! И помогли мне в этом три простых слова: «Не смотри вниз».

– И теперь ты говоришь эти слова мне, чтобы я перестал думать о последствиях?

– Не чтобы перестал думать о последствиях, а чтобы представил, будто их нет вообще. На крыше соседского гаража или на склоне Эвереста – если не знаешь, с какой высоты падать, то становиться совсем не страшно. Просто… Райан, какая, к чертям собачьим, разница кто ты, Райан Биллингтон или Джимми Нейтрон? Если ты делаешь то, что делаешь, не пытайся выкачать из себя все мастерство писателя. Ты – писатель, поэтому будь писателем и пиши. Пиши и еще раз пиши. Но не для того, чтобы показать всем миру «Какой-ты-классный», а для того, чтобы буря пустых эмоций внутри тебя смогла утихомириться.

– Такое ощущение, что ты забыл с кем разговариваешь, Рэй. Я всегда был таким и не изменился с нашей последней встречи. Мои персонажи – фарфоровые куколки, у которых нет эмоций и лица. Мои сюжеты – это газета, в которой собирают все самые грязные и развратные новости города. Одним словом, макулатура. А сейчас… я даже не понимаю, чего ты от меня хочешь…

– Райан, просто будь собой. Забей на свою популярность, деньги, девочек и прочее. Я ведь вижу, что внутри тебя прячутся по-настоящему мудрые мысли. Я знаю тебя не первый год, и понимаю о чем говорю. Мы дискуссировали о многом, и я всегда поражался твоему мировоззрению. Просто иногда создается такое чувство, будто, сидя перед экраном ноутбука, ты закрываешь себя в самом себе. Как будто кто-то другой пишет твои романы, но не ты. Понимаешь о чем я?

– Нет, Рэй, ни черта я не понимаю…

– Распутай клубок эмоций внутри себя. Разложи по полочкам свои чувства, отсортируй их, переработай, проанализируй. Пойми же самого себя, в конце концов, и просто сделай то, что чувствуешь.

Но я ни черта не чувствовал, и уже не понимал, кто я такой. Мне хотелось только одного – забыться. Отправиться в самый ближайший бар и напиться до такой степени, чтобы перезагрузить свое сознание. Поймать флешбеки последних лет, познакомиться с миленькой захолустной девчушкой и подарить ей возможность гордиться ночью, проведённую вместе с Райаном Биллингтоном. Но сердце мое желало совсем другого. Ему безумно не хватало тишины, в недрах которой не будет слышится двух отчетливых и одного размазанного тиканья секундных стрелок.

5. Девушка в белом платье

– Почему мне совсем не хочется выходить из дома?

– Потому что за пределами твоего дома нет ничего хорошего.

– С чего ты это взял?

– А ты пораскинь мозгами. Здесь у тебя есть все! Осточертелое одиночество и несколько бутылок фирменного спиртного. Игровая приставка, шикарный телек, джакузи, удобный диван. И все это – для тебя одного! Зачем тебе выходить из дома, когда у тебя здесь целый храм приподнятого настроения?

– Просто развеяться, подышать свежим воздухом, посмотреть на луну….

– Ты видел эту луну сотни раз. Открою тебе секрет – она не изменилась. И на улице все осталось точно таким же, каким было днем. И вчера все было ровно точно таким же. Зачем тебе это нужно? Выходить из дома?

– Не знаю. Мне просто хочется покинуть эти чертовы стены. Почувствовать что-то новое…

– Что например? Прохладу ночного ветра или разочарование в этой идее? Ты ведь знаешь, что ничего из этого не выйдет. Примитивная депрессивная прогулка, которая только добавит тоски твоему унынию… Забавный коктейль получится? А тебе случайно не хочется выпить?

– Нет. Мне хочется тишины. А на улице как раз тихо.

– Но этот проклятый трезвон будет преследовать тебя повсюду. Стрелки тикают внутри тебя, Райан. Это тебя заклинило, а не циферблат часов Рэя Рэдмонда.

– И все-таки… мне нужно выйти из дома. Я чувствую это… Но, мне кажется, что я что-то забыл.

– Пощелкай пальцами.

– Зачем?

– Ты всегда так делаешь, когда заходишь в комнату и забываешь, зачем ты в нее зашел.

– Точно.

Я щелкнул пальцами и перестал разговаривать сам с собой. Картинка в объективе моих глаз вдруг перестала быть размытой, все встало на свои места и обрело четкие очертания. Я стоял в дверном проеме и щелкал пальцами, но так и не смог вспомнить, что именно я забыл, поэтому решил не мучиться и вышел из дома с чувством большой тревоги за утюг, который забыл выдернуть из розетки и которого у меня, к счастью, не было.

Уродливая подруга солнца смотрела в мои глаза. Я всегда считал луну намного прекраснее солнца, но этой ночью тушь на ее ресницах была размазана. В квартале, где я живу, ночи были тихими и спокойными. Никаких угрюмых соседей с ружьями наперевес, компаний подростков, распивающих дешевое пойло, и семейных разборок в стиле «Мистер и миссис Смит». Стрекотание цикад, слабый шелест травы под порывами легкого летнего ветерка, стоны соседских шлюшек из окон верхних этажей, медленно плывущие сгустки туч, обрамленные серебряным мерцанием. Мне бы очень хотелось провести эту ночь спокойно, но я просто не мог расслабиться…

Секунды последних дней переплетались в косички мыслей. Я медленно плавал по ним, не ведая о будущих поворотах событий. Куда меня заведут вопросы, поставленные моим сознанием? Какую природу они имеют и сколько еще многоточий мне предстоит поставить на белый лист? Перо мое дрожало, но, в сущности, не было никакого пера. Был я, забредший внутрь себя настолько, что никакое из предложенных мозгом формулировок уже не имело никакого значения. Нет, в моем случае слова уже совсем ничего не значат, и сказать, что я не чувствую ничего – ровно то же самое, что и сказать, что я купил себе новую пену для бритья или скушал бифштекс на завтрак.

Наверное, я думал о любви. Не как о каком-то конкретном человеке, но как о чувстве. Мимо проносились здания в стиле хай-тек, фешенебельные коттеджи с зеленой изгородью и дорогостоящие авто, припаркованные на участке, мощеном камнем. Мне двадцать восемь лет, а я как ребенок, иду вдоль улицы и думаю о любви.

Что такое любовь? Какова она на вкус, цвет и запах?

В моей жизни было множество женщин, и все они были разные. Но ни одна из них не въелась в мою жизнь настолько, чтобы сказать, что я ее люблю, или, быть может, любил когда-то. А я писал о любви, посвящал ей целые книги, хотя сам никогда и не чувствовал ничего подобного. Почему не только книги, но и даже войны посвящаются этому чувству? Размышляя об этом, я долбился в дверь, закрытую с обратной стороны.

Я перенаправил мысли в другое русло.

Книга. Книга. И еще раз – книга!

Я должен писать. Я должен сделать что-то великолепное, что не только расплавит сердца читателей, но и насытит меня самого. Вот только о чем я должен писать? Как мне начать первую главу?

Тик-так-дзынь.

Тик-так-дзынь.

Как бы сильно я не потел, все мои рукописи получались полным дерьмом. Я гордился ими, как родители гордятся своим ребенком. А по ночам я страдал. Потому что этот ребенок вырос не таким, каким мне хотелось бы. Изображая вид прилежного ученика, он сбегал с уроков, чтобы выкурить сигарету за углом школы. Я знал это. Я презирал его за это. Но любил его, хотя и винил самого себя за проколы в его воспитании. И, тем не менее, книга!

Мне бы и самому хотелось написать великолепный роман. Мне бы хотелось, чтобы, читая о любви, читатель понял, что такое любовь. Чтобы, читая о сексе, читатель испытывал оргазм. Вот только на какие клавиши нужно нажимать, чтобы описать не эмоцию, а процесс появления этой эмоции? Каким должен быть герой моей новой книги, чтобы читатель знал, о чем он думает? Что он чувствует? О чем он тайно желает? Я давил из себя признания, репетируя диалоги с самим собой, но, как бы ни старался, я ненавидел то, что из этого выходило.

Глубина ночи нагоняла на меня страх. Время идет, я подарил своей матери дом и попробовал лобстера, но не сделал ничего такого, после чего можно спокойно умирать. Мне снова нужен был пинок под зад. Пинок такой силы, что мне больше не понадобится повторять эти слова. Мне нужна книга.

Мне. Нужна. Книга.

«Катрина» – прозвучало в моей голове.

– Что?!

– Меня зовут Катрина, а вас как?

Я так сильно закопался внутрь переживаний, что не заметил, как она появилась передо мной. Девушка в летнем белом платье, стоящая на тротуаре поодаль меня. Она протягивала руку и улыбалась. Улыбалась так, как не улыбался никто до этого.

– Райан… – промямлил я. – То есть Райан Биллингтон… Меня зовут Райан Биллингтон.

– Я и с первого раза вас поняла. Зачем вы повторили трижды?

– Просто… Просто так… Как вы здесь появились? Я вас совсем не видел…

– Потому что все это время я шла сзади вас и слушала, как вы разговаривали с самим собой. Вы такой забавный. О какой книге вы говорили?

– О своей книге… – признался я.

– Вы – писатель?!

– Да… Райан Биллингтон.

– Хи-хи, – она звонко посмеялась, прикрыв свой рот ладонью. – Ну вот! Вы повторили свое имя в четвертый раз! Почему вы постоянно его повторяете?

– Разве вы меня не узнали?

– Нет. Я впервые слышу о вас, Райан Биллингтон, но мне уже очень интересно прочитать одну из ваших книг. Вы позволите мне прочитать то, что пишете?

– Вообще-то… Вообще-то мои книги продаются в каждом книжном магазине…

– О, нет! Я вас обидела! Я ведь совсем не знала, что вы – известный писатель. Так вот почему вы постоянно повторяете свое имя? Потому что думали, что я сразу же вас узнала?

– Да… Вернее, нет. Просто я очень удивился вашему появлению. Я не думал, что в такой час на улице кто-то есть, кроме меня…

– А почему бы здесь не быть кому-нибудь еще?

– То есть?

– То есть эта ночь такая тихая и такая теплая, что, я думаю, многим захотелось бы прогуляться и полюбоваться луной. Но почему-то я встретила только вас. Известного писателя Райана Биллингтона, который разговаривает сам с собой.

– Это у вас такое первое впечатление обо мне?

– Да! И, если честно, вы очень странный. Но это мне даже нравится. Потому что я и сама странная. До того, как я увидела вас, например, я пела выдуманные песни себе под нос. А потом появились вы. Вы говорили что-то про любовь. «Любовь. Любовь. Какая еще к черту любовь?!» Вот так. Вы влюблены?

– Да. Точнее… нет. А почему вы спрашиваете?

– Потому что наша встреча очень меня привлекает! Вы бы хотели провести эту ночь со мной?

– Что, простите?..

– О, нет! Теперь вы подумаете, что я легкодоступная! Я не имела в виду ночь в постели! Я просто хотела узнать, не хотите ли вы прогуляться со мной этой ночью?

Я молчал, все еще не владеющий самим собой. Не сказать точно, что это было, но, глядя на нее, я дрожал как ребенок. Почему так? Почему взрослый состоятельный мужчина смотрит на юную девушку и боится что-то сказать не правильно? Мне стало ужасно жарко. Так жарко, что, протянув ей ладонь, я заметил капельки пота на своих пальцах. Катрина, ничуть не брезгуя, пожала ее, а я все еще смотрел в ее изумрудного цвета глаза и наслаждался наступившей тишиной.

– Вы волнуетесь, Райан Биллингтон?

– Очень…

– Я тоже очень волнуюсь… Вы – мой первый знакомый в этих краях. Мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, что я сумасшедшая. И зачем я это сказала… Теперь вы точно подумаете, что я сумасшедшая.

– Совсем не так, Катрина! Я… я очень хочу провести с вами эту ночь. То есть… Мне бы очень хотелось прогуляться с вами этой ночью. Вот так.

Она была совсем еще юной. Разговаривая с ней, мне казалось, что я совершаю преступление. Она была красива. Настолько красива, что ее имя крутилось в моей голове, не переставая.

Катрина. Катрина. Катрина.

Белые локоны ее волос ложились на хрупкие плечи, подчеркнутые линиями ключиц. Легкая ткань платьишка укрывала маленькую, словно воздушную грудь. Она улыбалась, и розовые подушечки губ, будто рама картины, обрамляли два белоснежных ряда ее зубов. И главное – зеленые глаза. Я готов был утонуть в них в те секунды…

– Это ведь просто замечательно! – сказала она. – Расскажите мне о себе, Райан Биллингтон. Какую книгу вы пишете? И не стесняйтесь меня, пожалуйста! А то мне кажется, что я какая-то не такая, когда вы краснеете.

– Нет! Что вы! Вы прекрасны!

Мне хотелось бы проснуться, но я никак не мог. Это был не сон, а реальность, или настолько правдоподобный сон, что, проснувшись утром, я уже не смогу ее забыть.

– Теперь вы заставляете краснеть меня…

– Просто… Катрина, вы очень прелестны! Как вы оказались здесь? Сколько же вам лет?

– Девятнадцать. – Ответила она с тоской. – А здесь я оказалась, потому что приехала в гости к своей сестре. Она живет неподалеку от вас, к слову. Всего-то в нескольких милях от вашего дома.

– В нескольких милях? И вы говорите «неподалеку»?

– Это и есть неподалеку. Для меня. Ведь я совсем не замечаю времени, когда куда-нибудь иду. Я что-то напеваю себе под нос, о чем-то мечтаю, и совсем не замечаю, как оказываюсь где-нибудь очень далеко. А потом я просто разворачиваюсь и иду в другую сторону. Поэтому да. Несколько миль – это очень недалеко. Так расскажите же о себе, Райан Биллингтон! Такое ощущение, что я разговариваю сама с собой. Совсем как вы.

– Ну, я… Я писатель.

– Хи-хи! Это я и так уже поняла! Расскажите что-нибудь новое.

– Я очень люблю луну.

Я посмотрел на луну и она вновь стала для меня прекрасной.

– И я очень ее люблю. Правда, иногда мне становится так одиноко, когда я на нее смотрю…

– Теперь вы совсем не одна, Катрина. Но, если хотите, мы можем побыть одинокими вместе. Почему вы не дома в такое время? Разве вам совсем не страшно?

– Наверное, мне немного страшно. Но, как только я встретила вас, мне тут же стало намного спокойнее. Потому что вы такой же чудак, как и я.

– Вы считаете меня чудаком?

– Я знаю, что вы чудак! Иначе почему вы тоже не дома в такое время?

– Мне захотелось прогуляться. В последнее время я очень сильно запутался. Я подумал, что эта прогулка немного успокоит меня.

– И это вам помогло?

– Да. Как только я встретил вас.

Она снова пустилась в краски и мне вдруг стало безумно стыдно за свои слова. Катрина опустила взгляд и с грустью сказала мне:

– Не нужно, пожалуйста, Райан Биллингтон. Не нужно говорить, что встреча со мной вдохновила вас, и не нужно делать мне комплименты.

– Но почему же?!

– Потому что я очень доверчивая и легко и привыкаю к людям. А эта встреча, возможно, наша первая и последняя. Поэтому не делайте так, чтобы я думала о вас по ночам. Молодые сентиментальные девочки очень легко влюбляются. Достаточно проявить им немного своего внимания…

– Я ведь совсем не хотел…

– Я знаю, что вы не хотели. Но вы очень красивый и обаятельный молодой человек, а я никогда в жизни не подпускала к себе мужчин. Поэтому, прошу, не делайте так, чтобы я вспоминала эту встречу и плакала. Давайте прогуляемся с вами. И давайте сделаем так, чтобы эта прогулка понравилась нам обоим, но никому не разбила сердце.

– Хорошо, Катрина… Расскажите, откуда вы?

Мы зашагали с ней вдоль тротуара, погруженные в тишину и нашу внезапную встречу. Мне почему-то казалось, что мы давно уже с ней знакомы. Будто росли вместе с самого детства или когда-то встречались ранее и очень друг другу нравились. Но это было совсем не так. Мы никогда не были с ней знакомы. Мое сердце бешено колотилось. Я постоянно косился в ее сторону, чтобы полюбоваться ей. Плавными очертаниями ее лица, переходящими от глаз к носу, и от носа – к ее губам. Я пытался запечатлеть ее образ внутри себя, чтобы вспоминать ее потом, когда мы расстанемся.

– Я из небольшой провинциальной деревушки на юге Франции, Райан Биллингтон. Я впервые оказалась так далеко от дома, и немного скучаю по родителям, но мне очень нравятся эти эмоции. Я очень люблю все новое! У меня практически не бывает перемен, и эту поездку мне подарили мои родители, чтобы я смогла отдохнуть, пока моя сестричка в медовом месяце. А вы, Райан? Вы давно здесь живете?

– Несколько лет. Я всегда мечтал съехать от родителей в хороший дом, и как только появилась возможность, воспользовался ей. Мне нравится здесь. Очень спокойно и уютно. Вот только… В последние пару дней мне очень тошно. Не знаю, как объяснить вам это… Как будто все вокруг вдруг стало каким-то невыносимым.

– Я понимаю вас. Я очень хорошо вас понимаю. Иногда у меня тоже появляются похожие чувства, и я просто не знаю куда себя деть. Это похоже на бессонницу. Только это бессонница всегда и всюду…

С минуту мы помолчали, а я не отводил от нее своего косого взгляда и все думал о том, что впервые в жизни вижу девушку, настолько утонченной внешности. Мне не хотелось, чтобы эта ночь кончалась. Мне хотелось идти так вечно.

– Почему вы испытываете эти чувства? – спросил я.

– Не знаю. Я просто очень сильно тревожусь за все подряд. Родители хотят отправить меня в колледж, а я очень этого боюсь. Вдруг, мне там не понравится? А вдруг там не будет таких же людей, как я? Или, например, как вы? Я ведь просто умру со скуки и одиночества…

– Такие чудаки есть везде, Катрина.

– Да, везде. Но часто эти чудаки стоят ото всех в сторонке и никто не хочет заводить с ними знакомства. Я это к тому, что боюсь стать той единственной чудачкой, которые есть везде.

– Но вы ведь совсем не глупая. Вы легко можете стать душой компании и завести множество друзей.

– Я очень застенчивая для этого…

– Вы так легко подошли со мной познакомиться! Если кто и застенчивый из нас, так это я, но никак не вы!

– Я подошла только потому, что вы тоже чудак. И вы ведь не знаете на самом деле, страшно мне было с вами познакомиться или нет. Вдруг, я подходила к вам несколько раз до этого? Вы так сильно были увлечены своей беседой, что могли и не заметить.

– А вы подходили ко мне несколько раз?

– Нет. Но так вполне могло бы произойти. А почему вы разговариваете со мной на «вы»?

– Потому что… Я даже не знаю почему. Это получается само собой.

– Может быть, мы перейдем на «ты»?

«Ты очень красивая» – подумал я, задыхаясь от волнения.

– Хорошо, Катрина… У тебя… у тебя есть мечта?

– Да. Моя мечта, наверное, очень странная, но я бы хотела прочувствовать свою жизнь…

– Прочувствовать?

– Да. Мне бы хотелось просыпаться с мыслями, что сегодня будет замечательный день. Я хотела бы увидеть свет, побывать на разных континентах, встречать рассветы и провожать закаты. Мне бы хотелось, чтобы каждая минута моей жизни была насыщена красками и эмоциями. Для этого не обязательно иметь большие средства. Наша семья совсем не нищая. Просто мне бы хотелось чувствовать жизнь. Не пропускать ее мимо самой себя, а именно чувствовать… Ты понимаешь меня, Райан?

– Наверное, да, я понимаю тебя. Мне и самому хотелось бы того же самого. Но в последнее время я просто моргаю, и наступает новый день…

– А у тебя есть мечта?

– Была…

– И что же с ней стало?

– Я исполнил ее.

– Вау! Это так здорово! И что ты почувствовал, когда исполнил ее? Наверное, тебе стало так легко…

– Я уже и не помню, что почувствовал в тот день. Одно я знаю точно – с тех пор, как у меня не осталось мечты, мне стало безумно скучно…

– Как-то это неправильно, Райан. Я думала, что, исполнив свою мечту, люди обретают счастье, а ты говоришь совсем обратное.

– Да. Видишь ли, внутри меня как будто какая-то громадная пропасть, которую я никак не могу заткнуть. Я думал, что исполню мечту, и все станет спокойно. Так и было первое время. А затем… затем я потихоньку начал приходить в себя. И три дня назад я окончательно убедился в том, что эта пропасть никуда не делась…

– Это очень досадно слышать, Райан. И что же такое случилось три дня назад, что ты опять начал об этом думать?

– Мой издатель… Он уговорил меня подписать контракт. Если мой новый роман не будет великолепным, он больше не станет со мной сотрудничать.

– Но ведь ты популярен, не так ли? Разве не найдутся другие издатели, которые захотят тебя публиковать?

– Найдутся, но мои романы будут продаваться за копейки. Я начну торговать своим именем, а не своими романами. Но… если мой новый роман будет достаточно хорошим для публики, я смогу продолжить. Рэй Рэймонд в какой-то степени прав. Мне ни к чему размениваться на мелкие контракты или выпускать дешевую беллетристику. Мне нужна сенсация. Иначе я уйду никем. А уж лучше вообще перестать писать что-либо, чем уходить вот так.

– Рэй Рэймонд – это твой издатель?

– Да.

– Не позволяй ему манипулировать тобой.

– С чего ты взяла, что он манипулирует мной?

– Я не утверждаю, но мне так кажется. В любом случае, тебе не стоит загоняться в рамки. Я, конечно, ничего в этом не смыслю. Но, думаю, тебе очень повезет на своем пути, если ты перестанешь слушать всех подряд.

– А как же ты?

– И меня тоже не стоит слушать. Хи-хи! Ты ведь знаешь меня первый день! Неужели девятнадцатилетняя девчонка может дать тебе хороший совет?

– Тогда получается замкнутый круг…

– Да! Об этом я и говорю!

– Ты… такая странная…

– Спасибо тебе, Райан Биллингтон. Спасибо, что разделил со мной эту ночь. Мы уже подошли к моему дому, и мне пора идти.

– Так быстро?!

– Ты совсем забыл, что, когда поешь песни себе под нос, время идет незаметно!

Она улыбнулась мне, а я окунулся в ее глаза.

Катрина. С этого момента я не помнил никаких других женских имен. Только она. Катрина. С изумрудным морем вместо глаз и обворожительной улыбкой.

– Тогда, – сказал я. – До следующей встречи?

– Я очень на это надеюсь, Райан Биллингтон, известный писатель, который разговаривает сам с собой. Но ты обманул меня! И мне теперь придется очень нелегко…

– Я тебя ни в чем не обманывал…

– Нет, обманул! Ты согласился не делать ничего такого, после чего я буду думать о тебе, но всю дорогу мной любовался! Теперь мне придется гадать, влюбился ли ты в меня или мне показалось?