Текст книги "Багровая параллель"

На следующий день, в понедельник, пошли занятия. Утро начиналось с зарядки. Около пяти километров мы пробегали по тропинкам между деревьями. Потом на спортгородок. Там в темпе на руках проходили изогнутый рукоход и длинные брусья. После заправки кроватей умывались, приводили себя в порядок и строем шли на завтрак. Мы вспоминали морзянку в радиоклассе. Передавали ключом и принимали на слух. Передавали и фонарем. Изучали новый портативный приемопередатчик. Растягивали антенны. Кодировали и раскодировали радиограммы по шифроблокнотам.

После обеда все то же самое. Еще час физподготовки, потом ужин.

Через неделю начались занятия по изучению иностранных армий, нашего, уже не только вероятного, противника. Эту дисциплину нам преподавал невысокий худощавый подполковник лет сорока. На нем была черная морская форма. На погонах – красные просветы офицера береговой службы. Было понятно, то, о чем он рассказывает, он прекрасно знает изнутри.

– Официально Вооруженные силы США состоят из трех компонентов. Это армия, ВВС и ВМС. Каждая из этих структур управляется своим министерством. Друг друга они не очень жалуют. Сейчас у моряков появилась поговорка: русские – это противник, а настоящий враг – это армейцы. – Подполковник улыбнулся. – Кроме ВМС, существует еще Береговая охрана. Это отдельная силовая структура.

Мы начнем с Корпуса морской пехоты. Фактически это тоже отдельный вид Вооруженных сил. Вам предстоит работать в основном на морском побережье, поэтому это будет ваш основной противник.

Подполковник замолк, на мгновенье задумавшись.

– Кроме того, вам нужно знать, как думает наш враг, его образ мышления. Для этого коснемся военной истории. Записывать это необязательно, но желательно знать.

Мы положили свои перьевые ручки. Я отодвинул чернильницу-непроливашку.

– В английском флоте, когда Америки еще не было, подразделения морской пехоты появились в семнадцатом веке. Это были корабельные команды из солдат пехотного полка герцога Йоркского. Как вы думаете, какая задача была тогда для них основной? – обратился преподаватель к сидящему за второй партой капитану в форме морской авиации.

Тот поднялся и ответил без запинки, как будто ожидал этот вопрос:

– Высадка в первой волне морского десанта и ведение абордажного боя.

– Я тоже так когда-то думал, – улыбнулся подполковник. – Садитесь, товарищ капитан. Основная задача «Маринес» в красных мундирах на кораблях королевского флота – это подавление возможного бунта экипажа. В английском флоте это была не редкость. Кто-то после удачного бунта пиратствовать начинал. Кто-то, как экипаж «Баунти»,[66]66
  В XVIII веке во главе с офицерами взбунтовался экипаж фрегата «Баунти». Моряки не выдержали постоянных издевательств и изуверских физических наказаний со стороны капитана.
  Сейчас потомки английских моряков и полинезийских женщин проживают на острове Питкерн в тропической части Тихого океана.


[Закрыть] просто селился на острове подальше от родины. Для простого английского матроса служба была хуже каторги. Звериный лик капитализма, это про Англию было сказано, – усмехнулся преподаватель. – Это на нашем флоте корабельные команды стрельцов предназначались именно для того, что нам сказал товарищ капитан. Только это было не в семнадцатом веке, а на сто лет раньше[67]67
  К сожалению, об этих событиях написана всего одна книга – «Корсары Ивана Грозного».


[Закрыть]. Да-да, товарищи, первая русская эскадра вовсе не при Петре Первом на Балтике появилась, – сказал подполковник, заметив у нас на лицах недоумение. – Это было во время Ливонской войны за балтийское побережье. Царю Ивану Грозному тогда это не удалось – против нас выступила почти вся Европа. Как и сейчас, да и во все века тоже.

Так вот, в американской морской пехоте основной моральный принцип – солдат должен идти в бой не потому, что этого требует долг или велит совесть, а потому, что так приказал сержант[68]68
  Слова коменданта Корпуса морской пехоты США генерала Батлера.


[Закрыть]. Для задач, которые они выполняют, это в самый раз.

С момента своего создания в 1775 году и до Первой мировой войны морская пехота США вела только колониальные войны с заведомо слабым противником. Филиппины, Китай, страны Латинской Америки – везде совершались военные преступления. Но сейчас, после Второй мировой войны, Америка претендует на мировое господство. А с учетом их геополитического положения… Сейчас это части для первого броска.

Преподаватель замолчал, собираясь с мыслями.

– К концу Второй мировой войны в морской пехоте США служили 486 тысяч человек. Корпус морской пехоты включает в себя все рода войск. Например, в авиации морской пехоты в 1945 году было 145 эскадрилий, входивших в 32 авиагруппы. Авиагруппа – это по-нашему полк, – пояснил подполковник. – Теперь, что касаемо наших с вами коллег. Берите ручки, товарищи. Еще до участия в большой войне в Штатах началось создание разведывательно-диверсионных формирований. Именно в составе Корпуса морской пехоты. Кстати, пойди история несколько по-другому, Америка воевала бы на стороне Гитлера. Они же его финансировали и во многом поддерживали немецкую промышленность.

Подполковник достал из шкафа и повесил большой плакат. На нем цветными красками были изображены два десантника-парашютиста. Четко была нарисована их экипировка и вооружение.

Один десантник на рисунке был одет в камуфляжный прыжковый комбинезон. Другой – в такую же форму защитного цвета. Форма такая же, как у немецких парашютистов времен войны. Нижний край куртки застегивался между ног и переходил в шорты. Немцы называли этот комбез кнохензак – мешок для костей. Обуты оба в высокие прыжковые ботинки коричневого цвета. На голове у одного камуфлированная каска, у другого – летный кожаный шлем. У каждого есть основной и запасной парашюты.

– В мае 1940 года началось формирование парашютных батальонов морской пехоты. Предназначались они для разведывательно-диверсионных операций. К февралю 1941 года в Сан-Диего была подготовлена рота «А» первого парашютного батальона. Да, еще запомните, у американцев и англичан нумерация идет не цифрами, как у нас, а по буквам. Читается: «Альфа», «Браво», «Чарли»… Еще запомните: разведчики морской пехоты на левой стороне груди повседневной и парадной формы носят значок с изображением парашюта, обрамленного свернутыми крыльями.

Сейчас в штат каждой дивизии морской пехоты входит разведывательный батальон. Есть еще отдельные разведывательные роты морской пехоты флота. Из состава этих частей могут формироваться разведывательные органы для решения как разведывательных, так и диверсионных задач. Их подготовка позволяет высаживаться с моря и на парашютах.

Подполковник достал из шкафа и повесил еще два плаката.

– Вот, товарищи, штатно-организационная структура дивизии морской пехоты. – Преподаватель указкой показал на правый плакат. – А это разведывательный батальон дивизии, – указал он на плакат слева.

Мы принялись чертить схемы.

– Теперь самое интересное. Боевой подготовкой формирующихся парашютных батальонов морской пехоты занимались русские офицеры-эмигранты. Они до сих пор продолжают преподавать рукопашную и тактическую подготовку. Это те, кто в годы Гражданской войны служил в казачьем корпусе генерала Анисимова и эвакуировался из Владивостока на кораблях Сибирской флотилии.

Напомню, товарищи, что до революции в Оренбурге, сейчас это Чкалов, находилось казачье юнкерское училище. Готовили там офицеров, в том числе и для действий во вражеском тылу. Начальник училища, генерал Гершельман, еще в 1885 году написал учебник «Партизанская война». Это вы должны знать. – Подполковник обвел нас глазами.

Я молча кивнул. В бригадной школе ОМСБОН нас учили по этому учебнику.

– Только Федор Константинович Гершельман после семнадцатого года остался служить своему народу. А вот многие из выпускников этого училища, те, кто сейчас за океаном, к нам с вами, мягко говоря, симпатий не испытывают. – Лицо преподавателя стало жестким. – На праздник Пасхи сорок восьмого года глава Русской зарубежной церкви Анастасий Грибовский обратился с посланием к президенту Трумэну: «Выжечь скверну коммунизма в Святой Руси очистительным огнем ядерной войны». Не знаю, правда, что ему Трумэн ответил. А до этого он на Пасху сорок третьего года к Гитлеру обращался. Поздравлял непобедимый германский вермахт. Ну, и тогда у него не задалось. К чему я это вам говорю… Во всех вышеупомянутых частях служат сейчас дети этих эмигрантов. Правда, есть за рубежом и другие люди. Те, для кого Гражданская война закончилась 22 июня сорок первого года. Митрополит Вениамин Федченков, например. Хотя он и бывший протопресвитер армии и флота у Врангеля. Всю войну он, живя в Америке, собирал пожертвования в помощь СССР. А после войны вернулся на Родину.

Подполковник замолчал. Было видно, что он знает намного больше того, о чем имеет право сказать. О том, что кто-то из таких людей, оставаясь за океаном, сейчас продолжает помогать своей Родине.

Я тоже знал про таких людей, как митрополит Федченков. В моем родном городе, в Форштадте, сейчас живет архимандрит Исаакий. Тоже вернулся после войны. Причем в войну в Чехословакии в подвалах гестапо побывал. Отказался с немцами сотрудничать. Болтали у нас про него всякое. Якобы он будущее и прошлое видит. Когда мы в отпуске были, Айжан с моей матерью к нему ходили. Он хоть и живет от нас на соседней улице, но к нему всегда народ толпится. А он в Гражданскую войну тоже служил в армии Деникина. Капитан Виноградов его тогда звали.

А две недели назад, когда я прощался с женой, Айжан сказала, что он обещал за меня молиться.

– Итак, товарищи, – вернул меня в учебный класс голос преподавателя, – ваше домашнее задание – знаки различия, форма и штатно-организационная структура Корпуса морской пехоты США. Тема следующего занятия – Военно-воздушные силы США.

* * *

К нам продолжали прибывать офицеры разных родов войск. Бросалась в глаза общая для всех внешность: классические представители монголоидной расы.

Между тем напряженные занятия шли своим чередом.

Воскресенье было объявлено выходным. Проснулся я достаточно поздно. Спрыгнув со второго яруса, посмотрел на часы. Да, завтрак закончился еще полтора часа назад. И этот вопрос, как говорится, требует своего решения. Неторопливо иду в умывальник. До пояса обливаюсь холодной водой, чищу зубы, думая о кормежке. Холодная вода хорошо взбодрила меня, голова теперь работает четко.

Мои сослуживцы почти все спят. Я, стараясь не шуметь, достал из тумбочки свернутый вещмешок. В него я буду складывать грибы. Где они растут, я приметил, бегая между деревьями на занятиях по физподготовке. Далеко идти не надо. Между учебными корпусами и асфальтовыми дорожками растут нетронутые временем ели. Кое-где на светлых участках – сосны. Тот, кто планировал и строил этот учебный центр в конце двадцатых годов, все сделал со знанием дела. С воздуха это смотрится как часть большого лесного массива. Над крышами зданий натянуты масксети, а дорожки сверху своими кронами прикрывают деревья.

Кстати, официально все это именуется – курсы усовершенствования офицерского состава.

Дойдя до выбранного места, достаю из кармана перочинный ножик и начинаю аккуратно срезать ножки грибов.

Эта осень в Подмосковье очень теплая, сейчас вовсю идут поздние грибы – серая и фиолетовая рядовки. Из соленых грибов вкуснее фиолетовой рядовки я вообще ничего не ел. За время нашей семейной жизни в Москве Айжан здорово научилась заготавливать, солить и сушить грибы. Как там, интересно, сейчас они?

Срезая грибы, я вспомнил февраль сорок второго. Был я тогда курсант бригадной школы, еще молодой и зеленый. А как уроженец степного края, из грибов знал только шампиньоны и луговые опята.

Тогда третьи сутки шли тактические занятия в лесу. Мы все вымотались, и очень хотелось есть. Наконец командир нашей учебной группы, бывалый старшина-пограничник, объявил привал и разрешил развести огонь. Мы уже умели разводить бездымный костер и маскировать его. Из еды на шестнадцать человек было пять банок тушенки и несколько кусочков сахара. Я тогда в изнеможении сидел на лапнике, опираясь на дерево, и не заметил, что старшина отошел за посты боевого охранения.

– Черкасов, ко мне, – выдернул меня из полудремы через несколько минут командирский голос, и скоро я под руководством старшины уже срезал с деревьев пучки зимних опят. Они чуть светлее осенних. Научное название этих грибов «фламмулина». Начинают они расти только после первых заморозков, в ноябре. В морозы они застывают, как леденцы, а как только наступает оттепель, начинают расти дальше. Странно, что местные жители их не собирают и даже не знают про них.

Пока я собирал грибы на разложенную плащ-палатку, другой курсант срезал с березы чагу[69]69
  Чага – плотный древовидный гриб, растущий на березе. Отвар используется для лечения многих заболеваний, в том числе онкологических. В Сибири и на Дальнем Востоке население употребляет отвар как обычный чай.


[Закрыть]. Грибов тогда оказалось очень много. Потом мы зачарованно смотрели, как наш командир ловко готовит грибы в большом трофейном казане. Этот казан с плотно подогнанной крышкой точно помещался в трофейный рейдовый рюкзак старшины. Я знал, что рюкзак с казаном нашему командиру достался в первую неделю войны после уничтожения группы «бранденбуржцев»[70]70
  Соединение специального назначения абвера «Бранденбург-800». По задачам соответствовали российскому спецназу ВДВ. Захват и удержание важных объектов в советском тылу до подхода механизированных частей вермахта в период наступления.


[Закрыть]. Наелись мы тогда от пуза. А после грибов, приправленных тушенкой, был вкуснейший черный, как деготь, чай с кусочком сахара.

– На войне как поешь, так и повоюешь, – часто говорил старшина, потомственный охотник из-под Вологды. Помню еще, что, когда он говорил, сильно налегал на «о». А еще старшина учил нас чувствовать природу и сливаться с ней, становясь ее частью.

…Через пятнадцать минут, плотно набив вещмешок, я по асфальтовой дорожке направился к общежитию. Там живут офицеры, чей срок обучения полгода и больше. На втором этаже живет Миша Попов, старший лейтенант из радиоотряда Тихоокеанского флота. Он приехал сюда две недели назад. Почти всю осень мы с ним постоянно работали вместе по вопросам взаимодействия.

Знаю, что в комнате, где он живет, есть электрическая плитка, сковорода и кастрюля, хотя начальство такие вещи и не приветствует – пожарная безопасность и прочее, – но смотрит на это сквозь пальцы.

Поднимаюсь в комнату. Здороваюсь с Мишей и с капитаном в авиационной форме. Его зовут Сергей. Они живут вдвоем. Про жареные грибы я Мише еще три дня назад говорил. Он должен был купить масло.

– Подойдет? – Он показывает бутылку подсолнечного масла.

Я молча киваю, высыпая грибы из мешка.

– Витька, ты чего, рехнулся! – Мишка взлетает с кровати, сидя на которой он читал книгу. – Это же мухоморы! Отравить нас хочешь!

– Да, Миш, только об этом и мечтаю. Это не просто мухоморы, а красные мухоморы. Как говорится, не нравится – не ешь. Мне больше достанется, – спокойно отвечаю я, срезая красную кожицу со шляпок и укладывая их в кастрюлю.

Сергей молча наблюдает за нашей перепалкой с явным интересом.

Содержимое кастрюли быстро закипело на электроплитке. Грибы варятся несколько минут. Потом я, обернув кастрюлю полотенцем, иду в умывальник. Сливаю воду в раковину и набираю новую. После того как отвар слит в третий раз, я высыпаю грибы на раскаленную сковородку. Через несколько минут из комнаты в коридор пошел аппетитный запах лесного блюда.

– Ну, хлеб хоть порежь, чего на меня смотришь, – бросаю я Мишке, ставя на стол шипящую сковороду. Миша и Сергей недоверчиво смотрят, как я начинаю поедать содержимое большой сковороды.

Первым не выдерживает Сергей. Он берет ложку и медленно пробует.

– Вкусно. Вроде даже как на курятину похоже, – говорит он, глядя на Мишку.

– Еще бы. Один из самых вкусных грибов. Им на Руси не только Баба-яга лешего угощала. Всегда его в Вологодской губернии ели. А как правильно приготовить – сами видели. Вообще, красный мухомор еще и лекарственный гриб – используется при лечении многих заболеваний. Да, еще запомните. Когда шляпка гриба сильно выцветшая, его можно с мухомором пантерным спутать, – с набитым ртом поясняю я.

– Эх, была не была. Помирать, так на сытый желудок. – Миша берет ложку и присоединяется к нам.

Сковорода быстро опустела.

Потом мы пили чай с конфетами и печеньем.

После завтрака я, осоловевший от съеденного, иду к себе в казарму. Снова заваливаюсь спать.

Завтра у меня будет тяжелый день. Мне самому предстоит проводить занятия с нашей группой. Вечером нужно будет просмотреть свои старые, еще с института, конспекты. Благо я их взял с собой. Завтра я, как дипломированный востоковед, буду рассказывать ребятам о Корейском полуострове и Дальнем Востоке. Об истории корейского государства, его народе и нынешней военно-политической обстановке.

* * *

После ужина, поставив в известность старшего нашей учебной группы, опять иду в общежитие. Но на этот раз иду не в знакомую комнату. Поднимаюсь на этаж, где живут семейные офицеры – те, кто служит в подразделении обеспечения, и преподаватели.

Захожу на общую кухню. Вижу трех женщин возле кастрюль и сковородок, стоящих на плите. На полу играют трое детей трех-пяти лет. Два мальчика и девочка. В руках у девочки кукла. Вижу, что эта игрушка явно привезена из Германии. Все женщины одеты в домашние халаты и стоптанные шлепанцы.

– Простите, не подскажете, где живет старший лейтенант Супрунов, – спрашиваю я, обращаясь ко всем сразу.

– Сейчас, подождите минутку, – отвечает мне молодая миловидная женщина с русой косой, мешая картошку на шипящей сковородке.

– Иван говорил, что вы с ним на могилку хотите сходить. А я жена его. Меня Ольгой зовут. Вы пока присядьте, в ногах правды нет. Вон в углу табуретка. А муж сейчас подойдет.

Я усаживаюсь на табуретку, снимаю фуражку. Смотрю на детей и замечаю, что мальчики играют искусно вырезанным из дерева большим лопоухим медведем. Игрушка раскрашена и покрыта лаком. Слава Богу, хватает у нас талантливых и рукастых мужиков. Одного из них я и жду. Медведь из дерева – это однозначно его работа.

Мы познакомились позавчера. Невысокий плотный старший лейтенант проводил с нами занятие по рукопашному бою. Никто из нас, естественно, не увидел чего-то принципиально нового. Да и само занятие шло в форме показ-рассказ. Да, этот офицер был мастером своего дела, но на таком же уровне была подготовка и у каждого из нас. Но занятие прошло не зря. Мы ознакомились со всеми образцами холодного оружия, которые используют англичане и американцы. Мне очень понравился весь этот набор учебных ножей. Каждый нож имел затупленный металлический клинок. С большим мастерством из дерева были выточены рукоятки. Смотрелись ножи как настоящие. Кроме учебных кинжалов британских коммандос были и макеты наших финок НКВД. В конце занятия, сдавая учебный кхукри[71]71
  Традиционный боевой нож народа гуркхов. Уже двести лет представители этого народа, проживающего в Непале, служат в элитных частях британской армии. Имеют оригинальную систему рукопашного боя.


[Закрыть], я сказал преподавателю:

– Ножи ваши, товарищ старший лейтенант, мастерски сделаны. Я такую работу только один раз видел. Мой учитель по рукопашке похожие делал.

– А как его звали? – спросил инструктор.

– Подкидышев Егор Иванович, может, слышали? – спокойно ответил я.

Мой собеседник переменился в лице:

– Да половину всего этого он сделал одной рукой. Остальное я делал, когда у него слесарному делу научился.

– А где сейчас Егор Иваныч? – нетерпеливо спросил я.

– Значит, вы ничего не знаете? – помолчав, сказал старший лейтенант. – Здесь он, на поселковом кладбище, похоронен. Умер в мае сорок пятого. Вы извините, товарищ капитан-лейтенант. Мне сейчас с другой группой проводить занятие надо. Подходите в воскресенье вечером. Я в общежитии живу. Как раз хотел ограду на могиле подправить. Иван, – протянул мне руку старший лейтенант на прощание.

И вот он стоит в дверях кухни. Одет в гражданский плащ, на голове кепка. В руке холщовая сумка, как я понял, с инструментом.

Выйдя за КПП, мы прошли минут двадцать и оказались на кладбище. Могила Подкидышева была недалеко от входа. Рядом росла молодая березка. Могильный памятник выделялся – над фанерной пирамидкой был закреплен крест из светлого металла.

– В начале мая он умер. Когда вся страна Победу праздновала. Только нам тогда не до праздника было. Мы занимались ускоренной подготовкой офицеров для инженерно-штурмовых батальонов[72]72
  Основой подготовки этих частей была казачья воинская традиция и подрывное дело. В это сейчас трудно поверить, но в наградных документах встречаются следующие формулировки: «За уничтожение в рукопашном бою двадцати пять солдат противника».


[Закрыть]. Мы к войне на Дальнем Востоке готовились. Работали по восемнадцать-двадцать часов в сутки… В том числе и поэтому японские укрепрайоны наши тогда с ходу захватывали, – как-то прерывисто говорил Иван.

Я не сразу понял, что это у него последствия контузии.

– А Егор Иваныч себя не жалел, он тогда, кроме проведения тренировок, еще и наставление по ближнему бою писал. И все по ночам. Он ведь почти не спал тогда. Ну, и молился он по ночам, – выразительно посмотрев на меня, тихо проговорил Иван. – Его так и нашли в комнате в общежитии. Как стоял на коленях перед иконами, так и умер. Было это в ночь с десятого на одиннадцатое мая. Я тогда в наряде дежурным стоял. Поэтому все и запомнил. А ты где был после капитуляции Германии? – неожиданной спросил он меня.

– В Германии, в Свинемюнде[73]73
  Ныне город и порт Свиноуйсце Республики Польша.


[Закрыть], – машинально ответил я.

– Победу, наверное, тоже праздновал? – утвердительно спрашивает Иван.

– Да не совсем, – вспомнив те события, ответил я.

* * *

Мне эта майская ночь тоже запомнилась на всю жизнь. Мы тогда высаживались на датский остров Борнхольм. Началась эта операция для меня и моей группы на две недели раньше, чем планировалось, когда нас спешно перебросили из Австрии в Германию.

Тогда, во второй половине апреля, наши войска перешли в наступление с нескольких плацдармов на западном берегу Одера. Наступление развивалось успешно, но вдруг начали взрываться мосты через эту широкую реку. Мосты находились в нашем тылу, а в воздухе господствовала советская авиация. На восточном берегу скапливались танки, самоходные орудия, автомобили и гужевой транспорт. Наши инженерно-понтонные части быстро навели два понтонных моста. Один в районе Ниппервизе, другой в районе Фиддихова. Но в ночь с 24 на 25 апреля и эти два наплавных моста взлетели на воздух.

А утром двадцать пятого апреля я стоял навытяжку перед разгневанным генералом и не сразу сообразил, в чем же меня обвиняют. Рядом со мной стояли командир батальона войск НКВД по охране тыла и его начальник штаба. Генерал-лейтенант приехал из штаба 1-го Белорусского фронта, его возмущение вполне можно было понять.

– Вояки, мать вашу. Окопались тут в тылу, – орал, не сдерживая себя, генерал. – Под трибунал пойдете оба. – Генерал ткнул пальцем в грудь комбата. Тот лишь поморщился, продолжая стоять по стойке «смирно». – И тебя это тоже касается. Моряк, с печки бряк. – Генерал неприязненно покосился на мою черную фуражку с «крабом».

И хотя он был совершенно не прав, мы все трое молчали. А я вообще попал, как кур в ощип. Мы прилетели на транспортном Ли-2 только сегодня ночью.

Я уже знал, что молодой майор, командир батальона, и капитан, его начальник штаба, всю войну прошли в частях по охране тыла. Вот только служба эта была очень даже не тыловой. Не каждый фронтовик с переднего края смог бы выполнять их задачи – несение контрольно-пропускной и заградительной службы в тылу. Хотя и это не для слабонервных. Особенно тяжело было в сорок первом и сорок втором годах. На дорогах постоянный поток беженцев, телеги с привязанными коровами, машины с ранеными. Постоянные крики и плач женщин с детьми на руках. Пролетающие над головой немецкие самолеты.

И в этой толпе надо вычислить, а вычислив, грамотно обезвредить врага. Надо за долю секунды, взглянув в красноармейскую книжку, заметить, что скрепки в ней из нержавеющей проволоки[74]74
  Такую ошибку допускали в абвере при изготовлении фальшивых советских документов. На советских документах скрепки ржавели.


[Закрыть]. Или, мельком взглянув на запыленного, с окровавленными бинтами на голове полковника-орденоносца[75]75
  На фальшивых орденах Красной Звезды красноармеец изображался в ботинках с обмотками. На советских орденах боец был обут в сапоги.


[Закрыть], чей один только вид вызывает уважение, понять, что перед тобой враг. А после этого, спокойно возвращая документы владельцам, подать незаметный сигнал своим. А потом, выхватив финку из сапога, короткими ударами обезручить диверсантов. И главное здесь – не допустить стрельбы среди беженцев и раненых.

И еще одна основная задача – поиск и уничтожение вражеских разведывательных и диверсионных групп. Чтобы выполнить эту задачу и остаться в живых, нужно знать и уметь, как минимум, не меньше своих противников.

И, наконец, третье. После перелома в войне, когда Красная армия пошла на запад, войска НКВД часто добивали фашистов в многочисленных «котлах». Плюс тяжелые бои с действующими на наших коммуникациях бандеровцами.

На долю этих двух офицеров всего такого досталось сполна. На гимнастерке майора были три золотые нашивки и две красные. На груди капитана лет сорока тоже были нашивки за тяжелые и легкие ранения. Причем генерал все это прекрасно знал и видел. Поэтому он внезапно замолчал, а потом, жестко глядя на нас, сказал:

– Сейчас решается судьба Берлина и окончания войны. Поэтому… – генерал помолчал минуту, – еще один взорванный мост на вашем участке, и пойдете под трибунал. Все свободны! Идите работайте!

Повернувшись кругом, выходим из дома, где разместился штаб батальона. Через несколько минут два «Виллиса» уезжают из расположения части. Во второй машине сидят автоматчики охраны.

А ведь генерал прав. Батальон свою задачу не выполнил. И там, в высоких штабах, никого не интересует, что присланная группа водолазов-минеров прибыла уже после диверсии.

До этого мы почти восемь месяцев были прикомандированы к разведотделу штаба Дунайской флотилии. Выполняли задачи по своему прямому предназначению, действуя в мутной воде Дуная и его притоков. Только вместо подрыва мостов мы занимались их разминированием, захватом и удержанием до прихода наших бронекатеров с десантом. Флотское начальство нами было очень довольно. Потерь за это время у нас не было, а легкораненые быстро возвращались в строй.

Но сегодня мы уже в Германии, на берегу одного из рукавов Одера. Рядом Штеттинский порт. Сам город фашисты еще удерживают, но припортовые кварталы уже захвачены советскими войсками.

Были в то утро и хорошие новости. Ночью бойцы батальона, сидящие в засаде на берегу реки, взяли живьем трех диверсантов. Взяли, когда те вышли из воды на берег, почти здоровыми. Только у двоих были порезаны руки. Это были именно те, кто взорвал понтонный мост под Фиддиховом. Теперь от информации, если мы сумеем от них ее получить, зависят наши дальнейшие действия.

К моему удивлению, все трое оказались вовсе не упертыми нацистами. Они подробно рассказывали о соединении «К»: как проводится отбор, что входит в программу подготовки. А их командир, оберфенрих, рассказал больше остальных.

Тогда я первый раз в жизни увидел ласты – секретное снаряжение немецких и итальянских морских диверсантов. Мы об этом раньше, к сожалению, не знали. Нас на Химкинском водохранилище учили ходить по дну. Учили определять азимут в мутной воде, прокладывать путеводную нить. Но ходить на большой глубине не позволяют возможности дыхательного аппарата. А ласты позволяют плавать под водой и на поверхности. Главное, плыть на определенной глубине, и не важно, сколько там десятков метров воды под тобой.

Мы узнали, что применять это снаряжение – гидрокостюм из губчатой пористой резины, ласты, маску и дыхательный аппарат – немцев учили итальянские инструкторы из 10-й флотилии малых штурмовых средств.

Обо всем этом подробно рассказывал этот крепкий темноволосый парень. Я не испытывал к нему ненависти. Мы с ним были почти ровесники – он был лишь на год младше меня. В сорок третьем он учился в военно-морском училище ПВО и в начале сорок четвертого в числе прочих добровольцев был отобран в формируемый первый морской штурмовой отряд диверсионного соединения. Он ранее участвовал в операциях на Западном фронте. Уничтожение английской береговой батареи в районе Гавра на французском побережье – это их работа.

Оберфенрих подробно объяснил, как пользоваться ластами. Кроме того, он рассказал, что для подрыва мостов они используют специальные мины-торпеды. Длина их пять метров, диаметр пятьдесят шесть сантиметров. Плавучесть регулировалась клапаном затопления. Диверсант плыл по течению, буксируя мину под водой. Доплыв до опоры моста, он нажимал кнопку клапана затопления и выдергивал чеку взрывателя замедленного действия. После чего уплывал вниз по течению реки. Пока что все подрывы мостов в нашем тылу и тылах союзников проходили успешно.

– На тебя вся надежда, лейтенант. Думайте, что делать. Мы только на берегу можем что-то сделать, – сказал мне комбат.

Хотя это «что-то» в лице ценных «языков» было уже половиной дела. А вот вторая половина была за нами. Мы с майором прекрасно понимали, что немцы обязательно попытаются взорвать и этот мост. Сейчас по нему на запад безостановочным потоком идут войска и колонны снабжения.

Я собрал свою группу, и начался мозговой штурм. Думали и спорили около часа. Принятое решение было выработано на основе полного взаимного согласия.

Половина группы под моей командой стала готовиться к погружению. Другие под командой моего зама крепили на мосту веревки и, вывешиваясь над опорами, разматывали провода.

Благо, что в нашем имуществе, кроме подводного снаряжения, бензинового генератора и компрессора, был большой запас саперного провода. В основном трофейного, немецкого.

– В кулацком хозяйстве все пригодится, – часто повторял Ваня Васильев.

Вот и пригодился. Глубина реки здесь была около семи метров. Мост стоял на трех бетонных опорах. Опустившись под воду и работая парами, моя подгруппа уложила с каждой из двух сторон бетонной опоры длинные электрические замыкатели. Они были сделаны из куска резинового шланга, внутри которого были две тонкие медные пластины. С обеих сторон шланг перегибался и завязывался, чтобы в него не попала вода. С одной стороны наружу выходили провода, припаянные к пластинам. Место выхода провода было покрыто слоем водонепроницаемой мастики.

Три наши пары справились с работой минут за сорок. Замыкатели под водой легли ровно на бетонные площадки опор. Намного дольше провозилась подгруппа Васильева, вытягивая на мост три пары проводов.

Здесь нам с лодок помогали бойцы батальона. Затем собрали электрические цепи. Для этого использовали шесть трофейных аккумуляторов и столько же автомобильных лампочек.

Наш замысел был довольно прост. На мосту напротив каждой опоры висела лампочка, запитанная от аккумулятора. Замыкатель выполнял роль выключателя. Когда на шланг опускалось что-то тяжелое, то пластины соприкасались, и лампочка загоралась. На мосту постоянно находились несколько часовых с запасом ручных гранат. Мы, одетые в гидрокостюмы, расположились возле моста. К каждой опоре с берега тянулась путеводная нить.

Ночью, около двух часов, на мосту раздались автоматные очереди, а в воде, поднимая фонтаны, разорвались несколько гранат. На мосту ярко горела лампочка над средней опорой моста.

– Ваня, первую и вторую двойку по путеводным нитям к крайним опорам моста! Пусть на всякий случай проверят, – командую я старшему сержанту Васильеву.

Сам же, надевая дыхательный аппарат, сажусь в резиновую шлюпку. Бойцы уже сидят там. Выгребаем к нужной нам опоре. Мы работаем спокойно, город уже захвачен, и стрелять по нам некому. На моих ногах трофейные ласты. Включившись в аппарат, я ухожу под воду. Быстро опускаюсь на дно. Включаю подводный фонарь. Вот она. Вражеская торпеда чуть под углом лежит у опоры. Обвязываю ее схватывающим узлом, в носовой части торпеды закрепляю магнитную мину. Выставляю время и выдергиваю предохранительную чеку. Дергаю три раза за буксирный конец. Мина начинает медленно двигаться по дну, это ребята начали грести. Хорошо, что в мине есть немного запаса плавучести – диверсант не до конца стравил воздух. Так, ладно, я свое дело сделал. Через двадцать минут эта мина рванет уже далеко от моста.