Текст книги "Не смотри в глаза пророку"

Девушка улыбнулась.

– Чего вы хотите?

– Разрешите мне загладить вину и пригласить вас на ужин, – очень серьезно, словно делая предложение, произнес Горин.

Она нахмурилась и чуть повернула голову, – и Егор решил, что на этом их знакомство закончится. Но не успел он почувствовать разочарование, как незнакомка ясно взглянула на него и сказала:

– Хорошо. Разрешаю. Но…

Егор вытянулся в струнку.

– Да?

– Больше никаких розыгрышей.

– Никаких! – проговорил он так, словно давал торжественную клятву.

Испытывая обоюдное желание поскорее покинуть это место, они молча, уже как сообщники, направились к выходу. Егор на ходу опустил пятитысячную банкноту в ящик для пожертвования, его спутница тоже опустила туда что-то, они спустились вниз, оделись и вышли на улицу.

Было тепло, и фонари уже лили свет на голубые тротуары. Егор ощутил тяжесть легкого пальто. Еще немного – и лето.

Его спутница хранила молчание. Но от ее близости, от сильного запаха распускающихся листьев, от потока автомобильных фар и какой-то сиреневой жилки на темном небе ему стало так хорошо, что он едва не начал петь. Возможно, он бы и запел, но вдруг подумал о картине и поневоле остыл.

«Ерунда какая-то, – сказал себе Горин. – Две последние недели плохо спал, переработался, вот и привиделось. Надо впредь как-то поаккуратнее с режимом».

Он усадил в машину свою спутницу, сел за руль – и только тут вспомнил, что не знает, как ее зовут.

– Простите, но вы мое имя знаете, мне же ваше никто не называл, – сказал он так, будто заранее просил извинить его за допущенную дерзость.

Егор уже побаивался девушку и в душе подтрунивал над собой. Он знал, чем вызван этот страх: незнакомка слишком сильно «зацепила» его, и теперь он будет опасаться любой оплошности, способной ее спугнуть.

О свидании же в «Парадизе» он и думать забыл.

– Жанна, – просто ответила девушка, глядя перед собой. – Мы едем?

– Конечно… Жанна.

Егор вывел машину на дорогу и двинулся по ярко освещенной улице, осторожно вливаясь на развилке в бешено летящий поток. Вообще-то, он водил смелее, но почему-то ему казалось, что его новая знакомая не одобрит слишком разухабистой езды.

– Куда мы едем? – спросила девушка.

Егор назвал один из самых модных столичных ресторанов, куда человеку с улицы вход был заказан.

Жанна промолчала.

– Вы не против? – справился Горин, видя в ее молчании скрытое неодобрение.

– Против, – сказала девушка.

– Почему?

– Там слишком много… этого.

Она не уточнила, чего, но по ее жесту Егор без труда догадался, о чем идет речь.

– Тогда куда же?

– Куда-нибудь, где потише.

– Можно, где совсем тихо?

– Можно, где совсем, – улыбнулась она.

Зная Москву как свои пять пальцев и не испытывая желания колесить по забитым транспортом улицам, Егор через несколько минут остановился возле одного незаметного, но имеющего репутацию «романтического» ресторанчика. К тому же здесь отлично кормили и держали порядочные вина.

– Здесь вам нравится?

Жанна улыбнулась. По ее улыбке нельзя было понять, известно ли ей это место и его репутация, а спрашивать напрямую Егор не отважился. Но девушка уже открывала дверцу, и он поспешил выскочить из машины и прийти к ней на помощь.

– Благодарю вас.

Прикосновение ее теплых, нежных пальцев неожиданно связалось для него с какими-то яркими воспоминаниями из юности, где он познал первое чувство и первые радости телесной любви, и это наполнило его грустной истомой.

«Честное слово, она сводит меня с ума», – подумал Егор, ведя девушку к ресторану, где молодой дюжий швейцар, улыбаясь, уже открывал им двери.

Ужин при свечах под музыку Юрия Антонова и Элтона Джона прошел так быстро и так очаровательно, что Егор совсем потерял счет времени. Он что-то все говорил и говорил, глядя в прозрачные глаза Жанны, и пил бокал за бокалом красное вино и, кажется, много выпил, но она слушала его внимательно, внимательнее, чем кто бы то ни был до сих пор, так что ему казалось, будто девушка не упустила ни одного слова из его рассказа и цвет ее глаз все время менялся, а губы произносили какие-то фразы, от которых у него щемило сердце и хотелось плакать и танцевать.

Егор сам не понимал, что с ним происходит. Он прекрасно помнил свое желание узнать девушку поближе, забросать ее вопросами. Вместо этого он как желторотый юнец, объятый первой любовной лихорадкой, сам бросился рассказывать ей о себе, подчиняясь то ли колдовской силе ее глаз, то ли чему-то неуловимому, чему не было названия. И чем дольше они смотрели в глаза друг другу, тем сильнее становилось его чувство, и уже не раз он ловил себя на том, что думает лишь о том, как бы поскорее оказаться с ней наедине.

Он уже не смеялся над собой. Он видел, что влюблен, – а как еще можно было назвать его необъяснимое ему самому поведение, как не влюбленностью, – и видел, что погибает. То, что на него навалилось, похоже, не было временным увлечением, а сильного чувства он боялся. Оттого в его радость вплетались нотки томительного ужаса перед чужой тайной и грядущей ответственностью, чего Жанна с ее женской интуицией не могла не угадать и что могло оттолкнуть девушку от него до того, как он получит вожделенный приз.

– Уже поздно, Егор, – услышал он. – Нам пора.

Горин хоть и был опьянен (конечно же, не вином), но сразу же отметил это «нам».

Значило ли это, что она не так проницательна, как он о ней подумал?

– Пожалуйста, счет, – сказал Егор официанту.

Он постарался стряхнуть опьянение. Стыдно будет, если после всего, что он ей тут наговорил, – а он, кажется, рассказал ей всю свою биографию, – она предпочтет покинуть его. Это не катастрофа, но, пожалуй, никогда еще Егору так не хотелось, чтобы женщина проявила к нему снисхождение. И хоть он целый вечер только и делал, что перебирал перед ней кровоточивые годы своего детдомовского прошлого, он не был уверен, что добился нужного результата. С любой другой он не испытывал бы сомнений, но Жанна была не любой, и об этом он не забывал ни минуты.

Тем не менее он помнил, что тактика поднятого забрала уже принесла ему дивиденды, из чего можно было сделать вывод о ее склонности к прямым, без уловок объяснениям. Жизненный опыт говорил Егору, что слишком легкий путь зачастую ведет в тупик, но взгляд Жанны убеждал его в обратном.

Подумав, он нашел подходящую лазейку.

– Как вы посмотрите на то, если я приглашу вас к себе? – спросил Горин. – У меня есть пара-тройка стоящих картин. Думаю, вы могли бы ими заинтересоваться.

– Мы выпили столько вина, – рассмеялась Жанна, – что можем обращаться друг к другу на «ты».

– В самом деле, – пробормотал Егор и добавил: – Так как? Едем?

Жанна с улыбкой посмотрела на собеседника и поднялась, так и не дав ответа. Они вышли на улицу и молча направились к машине. Казалось, после такой оживленной беседы они должны говорить без умолку. Но Егор перед расставанием загрустил и примолк, а Жанна не отличалась словоохотливостью.

– Вы… ты не ответила, – сказал Егор, останавливаясь.

Стояла тихая майская ночь. Сквозь робко зеленеющий куст сирени ярко светилось окно в чьей-то гостиной, где виднелись силуэты участников большой компании. Из форточки слышались слова блатной песни. Егор с отвращением поморщился.

– Не любишь? – спросила Жанна.

– Брр, – потерся он затылком о воротник.

– Бедный, – посочувствовала девушка. – Как тебе нелегко живется.

– О, – сказал Егор, – ты даже не представляешь.

Она подняла руку и прижала ладонь к его щеке.

Горин замер.

Такая простая, безыскусная ласка. Но у него перехватило дыхание и дрогнул подбородок. Он боялся пошевелиться, чтобы ненароком не стряхнуть с себя эту невесомую ладонь. Но губы сами потянулись к ней и робко коснулись ее края.

– Что ты? – прошептала Жанна.

– Нет, ничего, – отозвался Егор.

Он осторожно взял ее руку и поднес ко рту, покрывая все учащающимися поцелуями узкую кисть, ладонь, пальцы… Он забыл обо всем на свете и уже не слышал ни звуков блатняка, ни шума пробегающих мимо машин, а слышал только мощный и жаркий ток своей крови и голос желания, неотступного и мучительного.

– Поедем ко мне, – стараясь сдерживать дыхание, взмолился Егор. – Прошу тебя…

Он вдруг осекся, осознав, что выдал себя с головой, но отступать было поздно. Если она ответит отказом, он потеряет ее навсегда и, конечно, умрет от горя. Но, если она согласится, тогда… Тогда он будет жить вечно.

– Хорошо, – ответила девушка.

Егор оторвался от ее руки.

– Ты серьезно?

– А ты?

В свете фонарей ее глаза отливали серебром.

– Господи, – закричал Егор. – Конечно, серьезно, Жанна. О чем ты говоришь. Все, садись. Едем!

Он бросился к машине.

Но он еще не привык к ней и потому не понял, почему она стоит и не двигается.

– Что? – пугаясь, что сделал что-то не так, спросил Горин.

– Ты немного не в форме, – сказала она. – Будет лучше, если поведу я.

Первым желанием Егора, не столь пьяного, как ей казалось, было оспорить ее предложение и, конечно же, отклонить. Его «Лексус» стоил уйму денег, он не выплатил еще и половины кредита, и естественно, имел право за него опасаться. Конечно, дороги сейчас не те, что днем, но это московские дороги, и ошибок за рулем они не прощают.

Жанна ждала, не двигаясь с места.

«Если я не соглашусь, она, чего доброго, сядет в такси и поминай, как звали, – подумал Егор. – Такие неразговорчивые круты на расправу. Если же я проявлю добрую волю, она оценит мое доверие и ей уже некуда будет отступать».

– Хорошо, – сказал он, открывая дверцу со стороны пассажира. – Поехали.

Жанна молча села за руль, примерилась к рулю и педалям. В ее действиях сквозила опытность бывалого водителя, и Егор понемногу успокоился.

– Права у тебя есть? – поинтересовался он.

– Есть, – отозвалась Жанна.

– Отлично. Тогда на Кутузовский.

Горин искоса глянул на нее. Он назвал свой адрес, и это была тоже проверка: как отреагирует? Но Жанна, ничего не ответив, завела машину, уверенно дала задний ход, вырулила на дорогу и, плавно набирая скорость, взяла курс на Кутузовский проспект.

Доехали без приключений, благо ехать было недалеко. Егор по дороге уточнил адрес, и вскоре Жанна остановилась возле новенькой, нарядной высотки.

– Приехали, – сказал Горин.

Он все никак не мог поверить, что так легко заманил ее к себе, и лишний раз хотел удостовериться в неизменности ее решения.

– Да, – уронила Жанна.

Она вышла из машины, оставив ключ в замке зажигания, сунула руки в карманы белого тренча и снизу вверх осмотрела дом, как если бы хотела вскарабкаться на него и мысленно примерялась к выступам окон и балконов.

Егор достал ключи, пожал плечами и выбрался наружу.

– Мой этаж – последний, – сообщил он.

– Хорошо, – откликнулась Жанна.

Это прозвучало так, как будто она сказала «я знаю». У Егора впервые забрезжила догадка, что их встреча не была случайностью. Но тут Жанна так ясно и, как ему показалось, призывно глянула ему в глаза, что он тут же отмахнулся от своих лишенных всяческого основания подозрений и твердо направился к дому.

– Пойдем.

Каблуки Жанны застучали следом.

В лифте они ехали молча, стоя на расстоянии шага друг от друга. Егор крепился, помня, что она едет к нему под видом осмотра картин. Чего доброго, начни он ее сейчас обнимать, она, не выходя из лифта, нажмет кнопку нижнего этажа, когда до его квартиры останется пройти несколько шагов, и больше не вернется. Она странная. Молчаливая, непреклонная, ни на кого не похожая – и желанная. Егор не понимал, что с ним происходит и почему его с такой силой влечет к этой девушке. Хороша? Бесспорно. Но были у него и получше кадры. И ничего, обходилось без особых волнений. Откуда же это нетерпение? Похоже, иначе чем колдовством его не объяснишь. Опоила она его, что ли? Вряд ли. Скорее всего, тут сыграл свою роль этот ее странный, ускользающий и одновременно пристальный взгляд. Даже представляя себе его, Егор начинал ощущать любовное томление. А стоило Жанне посмотреть на него и улыбнуться, как все его здравые размышления будто ветром выдувались и он думал только о том, как бы поскорее довезти ее до дома. Он дал себе слово, что не сделает ни одной ошибки. Иначе потом, Егор знал, он изгложет себя упреками, а это будет пострашнее, чем неодобрение всего мира.

Кабина чуть заметно просела. Створки бесшумно раздвинулись, и Егор увидел двери своей квартиры.

– Прошу, – посторонился он.

Девушка вышла из лифта, и он, внезапно вспомнив о своих подозрениях, на секунду замер. Вдруг она сейчас, без его указания, повернет к нужной двери?

Нет, она вышла и сейчас же оглянулась на него.

Егор улыбнулся и вышел следом.

– Сюда.

Он открыл дверь, вошел первым и зажег свет.

– Проходи. Чувствуй себя, как дома.

Жанна переступила порог и закрыла за собой дверь.

Обнадеживающее начало.

Егор помог девушке снять тренч.

– Что будешь пить? – вступил он в роль хозяина.

– А что есть?

– Все, что требуется.

– Тогда немного красного.

Егор отметил ее последовательность и направился к барной стойке в глубине холла.

– Проходи, – крикнул он. – Устраивайся, где тебе удобно. Я сейчас.

– Хорошо, – откликнулась девушка, медленно поворачиваясь и осматриваясь.

Жилище, надо сказать, было оклеено, обито и обставлено не скупясь. Во всяком случае, Егор точно знал, что ни в чем не отступил от современных канонов, и если на сегодняшний день он и был в чем-то уверен, так это в безукоризненности дизайна своей «берлоги».

– Французское, испанское? – спросил он, подглядывая за Жанной из-за стойки.

– Все равно, – отозвалась она.

Егор отметил, что девушка, кажется, не в восторге от его хай-тека. Она подхватила на руки кошку Асю и тут же уселась с ней в первое попавшееся кресло.

«Во всяком случае, она не требует, чтобы я показывал ей картины, – подумал Егор. – И то хорошо».

Картины у него имелись – купленные по случаю, тенденциозные и крикливые творения современных живописцев из плеяды «подающих надежды». Егор, купивший эти картины по совету своих великосветских друзей, не очень-то их любил и, недолго думая, украсил ими коридор между холлом и спальней, где был полумрак и где при желании можно было попросту не обращать на них внимания. Пожелай гостья увидеть их, он с готовностью предоставил бы ей эту возможность. Но она не пожелала, а он дал себе слово не торопиться.

– Вот и вино, – сказал Егор, вручая девушке бокал.

Она поблагодарила хозяина квартиры, едва пригубила бокал и поставила его на столик, не переставая гладить кошку.

Егор глазам своим не верил: Ася, белоснежная, злющая ангорка, которая терпеть не могла гостей, особенно тех, от которых пахло духами и пудрой, лежала у нее на коленях, мурлыча и жмуря глаза, как котенок.

Егор сел напротив них.

– Ты ее совершенно покорила, – сказал он. – Первый раз вижу, чтобы она так долго не сходила с чужих рук.

– Я люблю кошек, – отозвалась Жанна.

Она всей ладонью, до кончиков пальцев, проводила по голове и спине кошки, и та в ответ издавала долгий нутряной звук: «Ррр… ррр…»

– А кошки, похоже, любят тебя, – засмеялся Егор.

– Да, – согласилась Жанна. – Любят.

Она сидела очень грациозно, сведя колени скрещенных ног в одну сторону и отклонившись в другую, и было видно, что эта поза вполне для нее естественна, что она не рисуется, как многие, а просто ей так удобно. Кошку она взяла не для того, чтобы заслужить симпатию хозяина, а потому что и в самом деле любила кошек и знала, как с ними обращаться.

– У вас одинаковые глаза, – сказал Егор.

– Да, – равнодушно отозвалась Жанна.

Горин почувствовал, что надо что-то делать. Иначе она так и просидит с кошкой в руках.

– Ты хотела видеть картины, – напомнил он.

– Да, – она огляделась. – Только я их не вижу.

– Они вон там, – указал Егор в сторону спальни. – Если ты сможешь на несколько минут разлучиться с Асей, я тебе их покажу.

– Это будет непросто, – улыбнулась Жанна.

Она осторожно сняла кошку с колен, поднялась и посадила ее на свое место. Разомлевшая Ася потянулась и выгнула спину, показывая когти.

– Не знаю, правда, понравятся ли они тебе, – проговорил Егор, оборачиваясь к Жанне.

Он включил свет в коридоре. Из стен выступили полотна, жеманно-яркие и уродливые, как трупы.

– Это полотно известного московского художника, – указал Егор на одну картину. – Рябинкин, слыхала?

Жанна помотала головой. Егор видел, что она в ужасе. Он растерялся, но, не зная, что предпринять, продолжил экскурсию.

– А это Сокольский, – беспомощно ткнул он пальцем в следующий холст. – Не знаешь такого?

Она указала на дверь спальни.

– А там что?

«Спокойно, – сказал себе Егор. – Только не суетись».

– Там я сплю, – скромно отозвался он о предмете своей самой большой гордости.

– Можно посмотреть?

– Конечно. – Он открыл дверь. – Прошу.

В глубине спальни горел ночник, в окна вливался свет луны, и этого освещения было достаточно, чтобы разглядеть огромную кровать, зеркальный потолок над нею и пару статуэток в половину человеческого роста. Этими статуэтками, метафорически изображающими плотскую любовь, Егор особенно гордился. Но сейчас он был рад, что темно и их почти не видно.

Жанна, не обратив внимания на статуэтки, направилась к окну. Оно здесь занимало весь угол и, переделанное по заказу Егора, тянулось от потолка до пола, имея внизу только бордюр в десять сантиметров высотой. Когда кто-нибудь подходил к нему вплотную, он невольно вскрикивал и отшатывался. Сорок пятый этаж давал ощущение бездонной пропасти, ничем, кроме невидимой преграды стекла, не огороженной. Барышни, придя в себя, были в восхищении и тут же спешили перенести свои восторги на стоящее рядом ложе.

«Все идет по плану, – сказал себе Егор. – Еще немного терпения…»

Он сделал вслед за Жанной несколько шагов и остановился, глядя на ее чеканно очерченный силуэт.

Ничего не подозревая, она подходила к окну. Егор знал, что ничего не будет, пока она не посмотрит вниз. И как только ей в лицо бросится головокружительный провал с крошечными точками огней внизу, она потеряет все свое самообладание и захочет найти надежную опору. А какая опора может быть надежней его плеча?

Вот Жанна сделала последний шаг и встала у самого окна. Егор напрягся, готовясь прийти к ней на помощь. Ночью этот эффект края пропасти еще сильнее.

– Ты где? – услышал он спокойный призыв.

Горин едва не застонал от разочарования. Это просто непостижимо. Хоть бы голос изменился.

– Здесь, – сказал он, быстро подошел к девушке и замер за ее спиной.

– Стань рядом, – попросила она.

Он повиновался.

– Красиво, – сказала Жанна. – Как на облаке.

– Да, – согласился Егор.

Вдаль и вширь расходились бесчисленные огни, красные и желтые, белые и голубые. Вверху лежало темное небо с яркой полной луной. В комнату, обитую толстыми звукоизолирующими панелями, не проникало ни единого звука. Казалось, они действительно парят на облаке, став частью этого неба и этого света. Они молчали и смотрели на спящий город – такой огромный и такой уязвимый – с какой-то ласковой снисходительностью, как смотрят, должно быть, боги из своей недосягаемой вышины. И впервые с пронзительной ясностью Егор подумал о том, что все это когда-нибудь кончится.

Жанна не двигалась. Казалось, она чего-то ждет.

«Пора», – подбодрил себя Егор.

Он протянул руку и обвил талию девушки.

Ничего не говоря, она сняла с себя его руку, но не отпустила ее, а сжала в ладонях.

– И что дальше? – спросил Егор.

Она подняла к нему молочно-белое лицо.

– Скажи, Егор, а ты вправду меня разыграл?

Он удивился.

– Ты о чем?

– Там, на выставке, – шепнула она.

Глаза девушки неотрывно смотрели ему в лицо, точно она хотела загипнотизировать Егора.

Ему сделалось не по себе. Охотнее всего Горин сейчас вернулся бы в гостиную, но Жанна ждала ответа.

– Да… – сказал он. – Наверное. Не помню.

– А ты вспомни.

Почему это было для нее так важно, Егор не успел спросить. Перед ним внезапно возник длинный серый коридор. Он уже был не рисованный, а настоящий, с большими длинными окнами, поднятыми высоко над полом, с решетками на них и рыжим линолеумом под ногами. Егор неслышно ступал по этому линолеуму, и внутри у него подымалось знакомое тошнотворное чувство. Он знал, что вот та дверь сейчас откроется и он окажется в маленьком пустом предбаннике. А затем его втолкнут в комнату, где будет сидеть страшный дядя с желтыми глазами и протягивать к нему серебристый ободок с витой блестящей проволокой.

– Не-ет, – замычал, мотая головой, Егор. – Не-ет! Я не хочу!

Перед его глазами вдруг завертелись калейдоскопом разноцветные огни. Они обещали спасение, но из них властно выплыло сердитое лицо с желтыми глазами и надвинулось на него, молчаливо, но гневно чего-то требуя. Голову словно пронзило электрическим током, и Егор застонал, испытывая боль и наслаждение одновременно. Ему показалось, что он летит в пропасть, огни становятся все дальше и дальше, а раскрытая немая пасть догоняет его и тянется к нему оскаленными зубами. Он страшно вскрикнул, дернулся – и спасительная губчатая чернота поглотила его и избавила от дальнейших мучений.