Текст книги "Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник)"

Каждый день тетя Диана забирала меня из школы, мы ехали обедать в пиццерию на заправке, потом приезжали домой, я поднимался в свою комнату и честно проводил четыре часа в очках за приставкой. Затем тетя Диана начинала звонить мне на ИД, чтобы я спускался к ужину. Я парковал танкетку, мы ужинали с тетей Дианой и дядей Олегом, а потом я снова поднимался к себе – делал уроки или смотрел мультсериалы. Алиса теперь звонила каждый день и звала кататься на роликах, но на улицу меня одного не выпускали. Да и кататься на роликах с девчонкой… мало ли, что о тебе подумают?

Никто не мешал мне снова сесть за танкетку, но почему-то не хотелось, да и темнело там рано и всегда внезапно. Нам, конечно, не сообщили, что это за страна, но место, куда я попал, казалось чужой необитаемой планетой.

На третий день я встретил черную ящерицу – она пробежала так близко перед корпусом, что камеры даже не успели толком сфокусироваться. Я, конечно, выбросил манипулятор, но поймать ее не удалось. С тех пор, вот уже вторую неделю, не было даже ящериц. Я шел вдоль ручья, а он все не кончался.

Врагов тут не было, и делать оказалось совершенно нечего. И об этом нас никто не предупреждал – ни на занятиях, ни в день присяги, когда нас повезли на плац, вызывали по одному целовать знамя и большой пузатый командир в белом кителе жал каждому руку и повязывал на грудь алую ленту юниора.

У всех одноклассников, кроме Алекса, были вокруг те же камни и та же самая скука. А вот у Алекса сразу начались приключения. Сперва его постигла катастрофа: в первую же ночь его нашли и забили камнями, и еще целых два дня он боялся об этом рассказать сержантам. Я не думаю, что он плохо спрятался или неправильно закопал парашют – Алекс был круглым отличником. Наверно, ему просто не повезло, кто-то из бандитов заметил, как он садился. Но, конечно, для отличника погибнуть в первый же день – это настоящий позор. Алекс рыдал на весь класс, нам было и жалко его, и стыдно за него одновременно. Потом он съездил с родителями в районный штаб, написал заявление об утрате, и через пару дней ему выдали новую танкетку, зеленую – где-то в другом районе, на пастбище. Там где-то жили пастухи – Алекс постоянно встречал их следы, мусор и остатки костров. Он был уверен, что пастухи не носят ИД, но подкараулить их не удавалось – видно, хорошо прятались. Зато Алекс похвастался нам шепотом, что мстит врагам, отстреливая каждый день по одной вражеской овце. Я спросил, не боится ли он, что подключится посмотреть сержант Александр или сержант Антон. Но Алекс ответил, что овцы не носят ИД, поэтому их можно. Мы с Марком не придумали, что на это возразить. Алекс всегда умел поставить в тупик. По крайней мере, было ясно, что он занят делом и ему интересно. Мы завидовали.

У Марка тянулся тот же унылый пейзаж – равнина и камни, даже без ручья. Ручей был у Алисы, она тоже все время шла вдоль него. Зато Марку однажды попалась вышка сотовой связи. Он даже в нее выстрелил парой иголок. И очень этим гордился, словно убил врага.

К концу первой недели Марк признался, что патрулирует теперь не каждый день, а только когда хочется. У Марка старший брат – летчик-курсант, который летает на настоящих боевых самолетах. Он сказал Марку, что нас, малышей, вообще никто не контролирует, и где мы там ползаем на своих танкетках, никому не интересно. Тогда я тоже стал водить танкетку через день.

* * *

Мне оставался еще час патрулирования, когда вдруг показалось, что шум ручья усилился. Я сразу замер и начал прислушиваться. Но ручей журчал как обычно. Вокруг стрекотали кузнечики, что-то мелодично звенело, и над самым микрофоном пролетела муха, как грузовой самолет. Я уже собрался двинуться дальше, как звук повторился – что-то плескалось в ручье. Аккуратно пробираясь между камнями, стараясь не шуметь, я приблизился.

Плеск продолжался – словно какое-то небольшое животное купалось в воде. А потом я вдруг услышал песню. Тоненький и звонкий девчачий голосок выводил протяжную мелодию – настолько протяжную, что сразу и не понять, есть там какие-то слова или это просто голос. Я слушал и слушал, а песня все не кончалась. Я подобрался еще ближе. Да, в этой песне были и слова – на гортанном арабском. С арабским у меня было неважно, я только понял, что каждая строчка припева начиналась с «салям» – мир. Песня завораживала – так красиво петь не умел никто в нашем классе. Я повысил громкость, прислонил ИД к наушнику и выбрал в меню «распознавание мелодии». Я был уверен, что он ничего не определит. Но ИД долго вслушивался, затем удовлетворенно пискнул, и на экранчике появилось имя композитора: Ахмет Эрден. Я подъехал еще ближе и высунулся из-за камня.

У воды на другой стороне ручья сидела девочка. Моя ровесница, может быть, на год младше. Немного смуглая, но совсем чуть-чуть – темнокожей не назвать. На ней было красное платье, длинное и слегка выцветшее, оно напоминало халат с капюшоном. Девочка сидела на камне, спустив босые ноги в воду. Справа и слева от нее стояли два зеленых тазика, наполненные бельем. Девочка брала тряпки из правого тазика, нагибалась и подолгу полоскала их в ручье, поднимала и выкручивала. А затем укладывала в левый тазик. И при этом пела свою бесконечную песню.

Мне очень не хотелось этого делать, но я все-таки дал максимальное увеличение и стал ждать, пока она в очередной раз поднимет из воды руки в серебряных брызгах… Ни на одной руке у нее не было ИД. В карманах ИД не носят, но вдруг? Я вздохнул и запустил сканер. Сканер думал долго – несколько секунд. И уже было все понятно.

Я снова дал максимальное приближение и перевел камеры на ее лицо. Наверно, она это почувствовала, потому что вдруг замерла и уставилась прямо на меня. У нее были тонкие брови, широкий носик и ослепительно зеленые глазищи. Я выехал из-за камней и подъехал к ручью. Нас теперь разделяло всего два-три метра. Девочка сидела неподвижно.

– Вакеф, в-ал'ана батуха', – старательно выговорил я в микрофон, включив динамик танкетки.

Девочка молча смотрела на меня, словно оцепенела. Я прямо чувствовал, как сейчас стучит ее сердце.

– Ты хочешь меня убить? – вдруг произнесла она на чистом английском.

– Н-нет… – выдавил я потрясенно, тоже на английском.

– Я просто стираю здесь белье, – сказала девочка.

– Я вижу…

Мы помолчали.

– Ты очень красиво поешь. Ты сама или тебя кто-то научил?

– Я училась в студии.

– У вас здесь разве бывают студии? – удивился я.

– Нет, – она покачала головой и вдруг улыбнулась. – Это было в Лондоне.

Я чувствовал, что совсем ничего не понимаю.

– Меня зовут Фарха, – сказала девочка. – А тебя как?

– Меня зовут Артур.

– Артур, – повторила девочка. – Красиво. А тебе сколько лет?

– Уже десять. А тебе?

– Мне тоже будет десять, – сказала она, – завтра.

Она нарочито медленно поднялась и вывалила белье из левого тазика обратно в правый. А затем выпрямилась и посмотрела на меня. У нее очень хорошо получалось скрывать испуг.

– Артур, можно я уйду? – спросила она тихо.

– Подожди! – закричал я. – Не уходи.

Девочка послушно села. Наступила тишина, и снова стало слышно, как трещат кузнечики. Затем вдруг ожил ИД на запястье, громко прозвенел и сообщил бесцветным голосом: «тетя Диана». Снова прозвенел, и опять: «тетя Диана». Я долго ждал, пока он успокоится, а он все не успокаивался.

– Тебе звонит тетя Диана, – сообщила девочка.

– Фарха, – позвал я. – Скажи, где твой ИД?

Она молча помотала головой.

– Ну, может, ты его оставила дома? – спросил я с надеждой. – Там, у себя, в Лондоне?

Она усмехнулась, снова помотала головой и вдруг посмотрела на меня с вызовом, сверкнув зелеными глазами:

– У меня нет ИД, потому что я верю в Аллаха!

– Подумаешь, – фыркнул я, – вот я тоже в Иисуса верю, но ИД ношу. Все носят ИД. Те, кто верят в Аллаха, тоже носят.

– А я не ношу.

– Почему?

– Потому что это противно воле Аллаха.

– Это тебе сам Аллах сказал? – усмехнулся я.

Она не ответила, только гневно сверкнула глазами.

– Дурочка ты какая-то, – пробурчал я. – Не носят ИД только бандиты.

– Ну, значит, я бандит.

– Значит, ты убила мою маму.

Девочка вздрогнула, и в глазах ее появился испуг – но уже совсем другой испуг. Я ждал, что она ответит. Она долго молчала.

– Зато вы убили моего отца и старших братьев, – произнесла Фарха.

Отчаянно застрекотали кузнечики.

– Это не я, – сказал я тихо.

– Я знаю, – ответила она, – ты, наверно, тогда был совсем маленьким.

– Послушай, Фарха! – крикнул я с отчаянием. – Да неужели ты не можешь зарегистрироваться и просто надеть себе на руку этот проклятый ИД?!

– Не могу, потому что он проклятый!

– Да хороший он! – закричал я. – И полезный!

– Чем полезный?

– Я бы тебе мог на него позвонить…

– Зачем? – удивилась Фарха.

– Ну, просто так… – Я смутился.

Мы снова помолчали.

– Я не хочу носить на руке смерть, – сказала Фарха.

– Смерть? – удивился я.

– А то ты не знаешь, что у него внутри иголка!

– Бред какой! – возмутился я. – Нет там никакой иголки!

– Ты его разбирал, что ли? – усмехнулась Фарха.

– Его запрещено разбирать. Его и с руки-то снять нельзя!

– Вот потому и запрещено.

Я фыркнул – говорить с ней было совершенно невозможно.

– Дурочка ты. Зачем там иголка?

– А затем, чтобы тебя со спутника убить, если нужно.

– Да кому нужно тебя убивать?

– Вот тебе, например…

Я обиделся и замолчал.

– Артур! – позвала она.

– Чего тебе?

– Твои тебя сильно накажут, если ты меня отпустишь?

– Да никто и не узнает…

– Ну а чего ты тогда?..

Я молча кусал губу.

– Я не убивала твою маму, – напомнила Фарха. – Честно-честно! И никто из моей семьи не убивал. Мы уехали сюда из Лондона, чтобы хранить веру и не носить ИД. Я не знаю, кто убил твою маму. Я не хочу никого убивать, правда.

– Врешь ты, – сказал я, шмыгнув носом. – Вы всех хотите убить, кто не верит в Аллаха, потому что мы для вас – неверные.

– Вы первые начали! – крикнула она. – Вам только нефть нужна и разврат!

– Разврат – это что такое? – удивился я.

– Ну… Это когда тетки в телевизоре пляшут голые.

– Фи! – Я рассмеялся. – Вам с Аллахом жалко, что ли? Какое ваше дело? Переключи на футбол или мультики. Убивать-то зачем?

– Это же ты меня приехал убивать, – напомнила Фарха.

– Проклятье! – взорвался я. – Ну а что нам с вами еще делать-то? Сидеть и ждать, пока вы нас всех перебьете, как вам приказала ваша гнусная религия?

Фарха вскочила.

– Не смей так говорить! Ты ничего не знаешь про ислам!

– Что вижу, то и говорю! – заорал я. – А ты думала, очередную бомбу взорвала – и эта бомба нам что-то хорошее про ваш ислам расскажет?

– Я не взрывала ничего!

– Ты или не ты – какая разница? Ваши! Спасибо вам, рекламщики ислама! Гнусная у вас религия! Гнусная-гнусная-гнусная!

– А у вас не гнусная? – возмутилась Фарха.

– У нас не гнусная, – объяснил я. – Потому что Иисус не велел никого убивать. Он прощал своих врагов, и сам на крест пошел. А людей учил любить и прощать!

– Так что ж вы не прощаете? – прищурилась Фарха.

Я даже захлебнулся от такой наглости.

– Да ты совсем обалдела? Вы нас будете убивать, а мы вас прощать?!

– Но вам же ваш Иисус велел? – возразила Фарха с усмешкой. – Это ж не я придумала. Если вы в него так верите, почему не слушаетесь? Значит, не верите в своего Бога. А мы в своего – верим. А кому вы такие нужны? Аллаху вы не нужны, раз вы даже своего Бога не слушаетесь.

От возмущения я снова потерял дар речи.

– Да вы хорошо устроились, я гляжу! Ваш Аллах велит всех нас убить…

– Неправда, – строго перебила Фарха.

– Правда! Нам на обороне рассказывали! У вас в Коране написано: «убивайте всех неверных, где встретите!»

Фарха топнула ногой:

– Нет такого в Коране! Там не так написано! Там написано: «сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, если они будут сражаться с вами, то убивайте их: таково воздаяние неверным». Вот вы и перестаньте сражаться!

– А почему это мы первые?! Не мы начали!

– Потому что ваш Иисус так говорит!

– Да с вами нельзя перестать сражаться! – закричал я. – Вы только обрадуетесь и всех перебьете! Вы же террористы, убийцы! Знаешь, что нам сержант Антон все время говорит на истории обороны? Что за всю историю человечества были три секты террористов-убийц! Были ассасины, которые всех резали на Востоке, были туги в Индии, которые всех душили, и еще были боксеры в Китае, которые всех били до смерти! И всех их в итоге победили, но только потому, что просто взяли и поубивали! Они так всех достали, что их просто пошли и убили! Всех подряд, каждого! Всю секту! Поняла? А иначе они бы до сих пор били, душили и резали! И гордились! Вот и с вами будет то же самое! Вы – четвертые! Понятно тебе?

Фарха с вызовом смотрела прямо на меня и молчала.

Я тоже молчал.

– Ну и стреляй тогда! – сказала она. – Чего не стреляешь?

– Иисус не велит, – буркнул я.

– Тогда отпусти.

– А я тебя и не держу, – возмутился я. – Иди себе, мне не жалко! Только если ты думаешь, что ваши после этого прекратят людей убивать, то они не прекратят! Я тебя сто раз могу отпустить, а они все равно не прекратят!

– Я не убиваю людей, – вздохнула Фарха, собирая свои тазики, – сколько раз тебе повторять… А ты мне в спину не выстрелишь?

– Не выстрелю…

– Ну… тогда я пошла?

Она надела сандалии, закрыла один тазик другим, взяла под мышку, развернулась и медленно поплыла над каменной пустошью.

– Фарха! – окликнул я.

Она замерла и обернулась.

– Фарха, ты обиделась?

– Немножко, – ответила она, подумав. Подняла свободную руку и показала пальцами: – Вот столечко.

– А ты совсем уходишь или когда-нибудь придешь?

Фарха долго молчала.

– Когда-нибудь приду, – сказала она наконец.

– Приходи завтра? – предложил я.

* * *

На уроке обороны сержант Антон читал нам тактику, но я не слушал его, а думал о своем. Сначала я думал о маме – до сих пор не получалось поверить, что ее больше нет. А наверно, уже надо поверить. Мне казалось, что это какая-то шутка, или кино, или она просто уехала отдыхать и скоро вернется, мы переедем опять в наш дом, и все снова станет, как прежде. Но в нашем доме уже давно жили чужие люди. Потом я немножко думал про Алису и про Иисуса. А потом про Фарху.

– Артур! – послышался раздраженный голос сержанта Антона. – Встань и повтори, что я сейчас сказал?

Я встал и молча уставился в пол.

– Почему ты смотришь в окно, а не на доску? – допытывался сержант.

Он вроде с виду совсем не военный мужик, наш сержант Антон, говорят, был учителем истории раньше. Но иногда гораздо строже, чем Александр. А иногда, наоборот, мягче. Не поймешь его.

– Простите, товарищ сержант, я задумался, – буркнул я.

– Он задумался! – фыркнул сержант Антон. – Расскажи всему классу, о чем ты задумался! Подумаем вместе!

Я вспомнил, как дерзко Фарха вскидывала голову, и тоже поднял на него взгляд.

– Сержант Антон, а правду говорят, что у каждого ИД внутри иголка, чтобы убить человека со спутника?

Я, конечно, ожидал, что он растеряется, но чтобы настолько… Сержант Антон дернулся и отшатнулся, словно его ударили током. «Сейчас выгонит из класса», – мелькнуло у меня в голове.

– Бред какой! – возмутился он. – Кто это говорит?

Я опустил взгляд.

– Кто тебе это сказал? – допытывался сержант Антон.

– В Интернете прочел, – буркнул я.

– Принесешь мне ссылку, где ты это прочел.

Я снова поднял на него взгляд.

– Но это правда, сержант Антон?

Он прошел через весь класс и встал надо мной.

– Я слышал такие слухи, – произнес он.

– Но это правда?! – крикнул я. – Это правда или нет?! Вы можете ответить честно, сержант Антон?!

Класс затаил дыхание. Сержант Антон вздохнул.

– Я могу тебе ответить честно, Артур, – произнес сержант тихо, серьезно и даже немного печально. – Но, боюсь, тебя мой ответ не устроит.

– А вы скажите правду! – попросил я.

– Хорошо, – кивнул сержант Антон, – скажу: я не знаю.

– Как это? – удивился я. – И сержант Александр тоже не знает?

– Никто не знает. А теперь спроси меня, что я на этот счет думаю.

Я посмотрел ему в глаза.

– Что вы на этот счет думаете, сержант Антон?

– Я думаю, Артур, что даже если бы это было так, то это правильно. Потому что всех бандитов надо выслеживать и уничтожать. И когда на планете не останется ни одного человека без ИД, тогда теракты прекратятся.

– Почему они прекратятся? – спросил я. – Разве у нас в городе бомбы закладывают люди без ИД? У нас же всюду турникеты со сканерами.

– Потому, – объяснил сержант, – что по ИД можно точно выследить, кто где был, кто куда ездил, кто с кем встречался и где стоял. И наказать его.

– А если он сам взорвался?

– Тогда наказать его друзей и родственников.

Я открыл рот и снова закрыл.

– Что, наказать невиновных? Разве так можно?

Сержант Антон печально усмехнулся.

– Так устроена жизнь, Артур. Она почему-то всегда наказывает невиновных. Невиновные всегда искупают чужие грехи, как это делал Иисус.

– Но так же нельзя!

– А как можно? – спросил он. – Как, Артур? Предложи! Как нам остановить террористов? Уговаривать их? Прощать? Терпеть? Обращать в христианство? А может, всем нам принять ислам, раз уж они так просят? Так они не прекратят, Артур! Они между собой дерутся еще злее, чем с нами. У тебя есть другие предложения? Другой способ? Предложи! Расскажи всему классу, расскажи правительству, расскажи всему миру! Мы все тебя слушаем!

– Я не знаю, сержант Антон…

– Никто не знает, – сказал сержант Антон. – Никто не знает, – повторил он.

Класс молчал.

– Садись, Артур, – сказал он мне и зашагал вдоль парт. – За всю историю человечеству трижды пришлось бороться с мощными сектами террористов. И всякий раз оказывалось, что победить их можно лишь поголовным уничтожением. В одиннадцатом веке убийцы из секты исмаилитов-ассасинов Хасана ибн Саббаха держали в страхе всю Персию, Сирию, Ливан и соседние страны…

* * *

На переменке Алиса поманила меня пальцем и отозвала в сторону.

– Артурчик, – сказала она, – а давай сегодня прогуляем патруль? Все прогуливают, я узнавала.

– Зачем? – удивился я.

– Так мы пойдем в парке погуляем! – Алиса заговорщицки подмигнула. – Поедим мороженого!

Я поморщился и оглянулся – вроде на нас никто не смотрел.

– Мне в парк нельзя, – объяснил я. – Тетя Диана не пускает.

– А мы ей скажем, что ты пошел ко мне делать уроки.

Я помотал головой и буркнул:

– Что ж, я ей врать буду?

– А ты, типа, никогда не врешь! – задрала нос Алиса.

– Типа, не вру, – обиделся я.

– Тогда пошли ко мне делать уроки.

– Не, – я помотал головой, – мне в патруль надо.

– Ну не хочешь, как хочешь, – вскинулась Алиса, отвернулась и шмыгнула носом. – Иди в свой патруль, если он тебе важнее! Первый раз в жизни тебя как человека попросила! А он один раз прогулять не может! Сержанта боится! Ай-яй-яй, маленький мальчик!

– Да не боюсь я никакого сержанта! – обиделся я. – Вот пойду и мультики смотреть буду! А идти никуда не могу – тетя Диана так за меня боится…

– Пусть она отвезет тебя ко мне делать уроки! Хочешь, я ее попрошу? – Алиса заглянула мне в глаза.

– Нет, – сказал я. – Не хочу.

– Все с тобой ясно, – выдавила Алиса сквозь слезы. – А я-то думала, ты мне друг. Иди, смотри свои дебильные мультики со своей дебильной тетей!

Она развернулась и пошла прочь.

* * *

Никаких цветов здесь не росло, а вот колоски, если присмотреться, оказались разных видов. Рвать их манипуляторами было сложно – выскальзывали. Но я приноровился: хватал клешнями за стебелек – одна клешня повыше, другая пониже – и мочалил соломинку туда-сюда, пока она не разрывалась. Я понимал, что скорее всего Фарха не придет, но пусть потом найдет букет на берегу. Он получился уже довольно толстым – такой желтый веник из сухостоя. По крайней мере, сразу видно, что это букет.

Фарха пришла.

Она появилась из-за груды камней со своими тазиками и направилась к ручью. А увидев меня, помахала рукой и даже чуть пробежала вприпрыжку.

– Салям! – крикнул я, подняв свой букет обоими манипуляторами как можно выше. – С днем рождения!

– Хай! – крикнула Фарха. – Это мне?

– Ага! – ответил я гордо. – Это тебе букет! Цветов у вас тут не растет, но я собрал, что было.

– Спасибо! – удивилась Фарха. – Классный букетик! Мне еще никто не дарил цветов. Ты первый… танк! – она захихикала.

Я покружил по берегу.

– Как тебе его передать? – спросил я. – Ты ручей перейдешь или мне перейти? Эта штука умеет ходить и под водой, и через огонь. Но букет намокнет.

– Я к тебе боюсь, – кокетливо сказала Фарха. – Вдруг ты стрелять будешь?

– Ни за что не буду, – пообещал я.

– Тогда отвернись.

– Зачем? – удивился я.

– Я приподниму платье, чтоб не замочить, и перейду на твой берег.

– Хорошо! – Я резво провел джойстиком, разворачивая корпус.

Послышался плеск. Я рассеянно смотрел вперед и думал о том, как Фарха сейчас переходит ручеек. Потом она похлопала ладошкой по корпусу:

– Эй, в танке!

Я развернулся. Она села рядом и взяла пучок колосков.

– Слушай, а не боишься, что твои тебя накажут? – прищурилась она.

– Да что они мне сделают! – фыркнул я.

Фарха вздохнула.

– Везет тебе, – сказала она. – А меня дядя зарежет, если узнает…

– Как зарежет? – насторожился я. – О чем узнает?

– Ну… – она замялась. – Что с тобой встречаюсь. Я ведь должна была им рассказать…

– Что рассказать?

– А то ты не знаешь… – она посмотрела в мои камеры чистыми зелеными глазами. – Рассказать, что у ручья танкетку видела. Чтобы они дождались, пока ты на стоянку встанешь, и камнями забили…

Я молчал.

– Не обижайся! – попросила Фарха и погладила танкетку по корпусу. – Ведь я про тебя не рассказала.

– Вот уж спасибо… – пробормотал я. – Ну, расскажи им, если хочешь…

– Не хочу, – она помотала головой. – Расскажи лучше о себе.

Я растерялся.

– А что рассказывать?

– Ну, как ты выглядишь? Где живешь? Бывал ли в Лондоне?

– Не, в Лондоне не был. А как выгляжу… У тебя здесь интернета нет, чтобы фотку прислать?

Она показала пальцами:

– Вот столечко – у мамы. Но прислать фотку все равно нельзя – если кто-то из дядиной семьи найдет, я даже не знаю, что будет…

Я поморщился.

– Какой вредный у тебя дядя.

– Он не вредный, – возразила Фарха, – просто очень строгий. Понимаешь, он пастух. И отец его был пастух. И в Лондоне не жил никогда… Когда убили отца и братьев, мы с мамой переехали к нему. Он строгий, но я люблю его, – добавила она. – К тому же у него неприятности сейчас. Танкетки стали ходить в округе, и он боится выходить на пастбище – только по ночам, когда танкетки спят. А тут еще какая-то танкетка повадилась овец убивать…

– Это не я! – сказал я быстро.

– Да я знаю, – отмахнулась Фарха. – Это же за перевалом, на пастбищах. А ваших тут вообще много?

– Не. Я еще никого здесь не встретил. Ну, кроме тебя.

Мы помолчали.

– Знаешь, – сказала Фарха, – а вот я, наверно, смогу тебе прислать открытку, когда буду в поселке. Только бумажную, как в старину.

– Круто! – обрадовался я. – У тебя есть, чем записать адрес?

Фарха кивнула, полезла за пазуху и достала небольшой кожаный кошелек, висевший на шее на шнурке. Оттуда появились маленький блокнот и карандаш. Замелькали странички…

– Ух ты! – удивился я. – Ты еще и рисуешь?

– Немножко… – смутилась Фарха.

– Покажи! – попросил я.

Она полистала блокнот перед объективами камер. Рисунки были беглые, но уверенные и очень живые: горы, овцы, хижины, деревья, белье на растянутых веревках.

– Это дом, где мы живем, – объяснила она, а затем открыла чистый листок.

– Пиши, – скомандовал я. – Один-семь-два-… – я тщательно продиктовал индекс. – Новый Шахтур, седьмой район, Вторая Парковая, дом шестьдесят два, Артур Галик.

– Я через неделю в поселке буду и зайду на почту, – пообещала Фарха, убирая блокнот в кошелечек и пряча его за пазуху. – А жаль, что ты мне не сможешь прислать фотографию.

Мне вдруг пришла в голову идея:

– Слушай, а если ты скажешь дяде, что я тоже верую в Аллаха?

Фарха засмеялась.

– Дурачок ты. Пойди расскажи моему дяде, что ты веруешь в Аллаха и при этом фотографируешься.

– А что, вам Аллах еще и фотографироваться запрещает?! – изумился я.

Фарха пожала плечами.

– Кому как. Дядя считает, что запрещает. – Она вдруг внимательно посмотрела на меня. – Слушай, а ты правда, что ли, веруешь в Аллаха?

– Нет, но…

– Но ты хотел бы поверить? Это просто! Достаточно трижды произнести…

– Нет, Фарха, спасибо. Я в Иисуса верю.

Фарха огорчилась и поджала губы.

– Но это же выдумки. Был только пророк Иса. А бога Иисуса – нету такого.

– Почему это нету? – обиделся я.

– Потому что нет бога, кроме Аллаха, – объяснила Фарха.

Я засмеялся.

– Это он тебе сам сказал?

– Это в Коране написано.

– А Библию ты читать не пробовала?

– Зачем? – удивилась Фарха. – Есть Аллах, он меня хранит, я это чувствую.

Мне стало обидно.

– Нет никакого Аллаха! Его твой дядя-пастух придумал! Ты попробуй почувствовать Иисуса, вот он тебя точно любит! Потому что он вообще всех любит! Он не злой.

– Это тебе Иисус сказал? – усмехнулась Фарха.

– Это я сам чувствую! – обиделся я. – Иисус меня хранит всю жизнь!

– Как он тебя хранит? – поинтересовалась Фарха.

– Как… – растерялся я. – Как всех. А как тебя твой Аллах хранит?

Фарха стала очень серьезной.

– Аллах меня хранит каждый день. Вот вчера, например, он меня спас от смерти.

– Это как? – удивился я.

– Ну, когда ты выполз, я обратилась к Аллаху. И ты в меня не стал стрелять.

Я надул щеки от возмущения, а затем специально всплеснул манипуляторами, чтобы она видела.

– Не, ну нормально?! – фыркнул я. – Стрелять не стал – я; велел мне не стрелять – Иисус; а молодец все равно выходит – Аллах? Чего у тебя в голове вообще творится? Тебе ведь уже целых десять лет, не девочка!

Фарха обиделась не на шутку.

– Балда, нет никакого Иисуса! – Она вскочила и топнула ножкой. – Нет и не было! Нет бога, кроме Аллаха!

– Тьфу, – сказал я.

– Весь день рождения испортил… – Фарха села рядом, надулась и отвернулась.

Мы помолчали.

– Ладно, – сказал я примирительно, – извини. Давай, знаешь, как поступим?

– Как? – насторожилась Фарха.

– Пусть тебя и дальше хранит Аллах, если вдруг он существует. А меня сохранит Иисус.

– Если он существует, – уточнила Фарха.

– Ну да, – кивнул я. – А мы с тобой будем просто дружить. А когда вырастем, поедем в Лондон, возьмемся за руки и будем гулять по парку.

Фарха просияла.

– Давай! – кивнула она.

Я вдруг неожиданно для себя протянул манипулятор и бережно взял ее за руку. Она не отдернула ладонь. Так мы сидели, наверно, очень долго – перед нами журчал ручей, вокруг пели кузнечики. А потом Фарха вздохнула.

– Мне пора, – сказала она и погладила танкетку по корпусу.

Я этого не чувствовал, только в наушниках зашелестело от движения ее ладони.

– Пока! – вздохнул я. – До завтра?

– До завтра, – кивнула она, поднялась и взяла в руки букетик. – Отвернись, я пойду через ручей…

Я проворно развернулся на гусеницах, готовясь услышать, как Фарха за спиной будет шлепать по воде, но вдруг остолбенел: прямо передо мной в камнях пряталась грязно-белая танкетка.

– Что, посмотрел мультики с нелюдями? – раздался голос Алисы, искаженный не то злобой, не то динамиком. – Теперь смотри последнюю серию!

Прежде чем я успел что-то сделать, пушка на ее танкетке дрогнула и послышался хлопок – один, другой, третий, четвертый… Тихо вскрикнула Фарха, застонала, а затем послышался тяжелый всплеск.

Я рванулся вперед, понимая, что уже поздно, врезался в танкетку всем корпусом и ввел на панели код самоподрыва.

* * *

Прошел месяц. С тетей Дианой и дядей Олегом мы ездили в районный штаб. Помню, у входа цвела сирень и толпился народ – военные с разноцветными нашивками курили, встав в кружок, армейцы-призывники сидели на чемоданчиках, ожидая чего-то. А вот разговор с комендантом не запомнился совсем.

Потом ко мне домой каждый день ходила психолог Элена. Она говорила глупости, показывала дурацкие картинки и заставляла сочинять по ним сказки.

Потом я снова начал ходить в школу. В патруль меня пока посылать не стали.

Однажды мы с тетей Дианой, вернувшись из школы, поставили машину в гараж, дошли до дома и стояли на крыльце. Тетя Диана ковыряла ключом в замке, а я разглядывал каменные плитки под ногами, задумчиво помахивая портфелем. По улице проехал мотоцикл и мягко притормозил напротив. Я поднял голову.

– Простите, пожалуйста! – глухо спросил мотоциклист из-под шлема. – Не подскажете, Вторая Парковая, дом шестьдесят два?

– Это здесь, – ответил я.

– А ты, наверно, Артур Галик? – спросил мотоциклист.

– Да.

– А вы кто? – тревожно обернулась тетя Диана, хватая меня за руку.

Вместо ответа мотоциклист нагнулся, и вдруг в руках у него появилась небольшая коробка, перевязанная темным скотчем. Но я смотрел не на коробку, а на руки мотоциклиста – ни на правой, ни на левой не было ИД.

– Это тебе от Фархи! – крикнул он с ликующей яростью, швырнул коробку прямо нам под ноги, а его мотоцикл взревел и рванулся прочь, стараясь оказаться от этого места как можно дальше, пока длится эта навечно замершая секунда.

Май – июль 2011