Текст книги "Реверс"

– Вы ведь уже спрашивали, – напомнил Сергей. – А я отвечал. Попробовать – да, готов. Мобильник сдал, другого нет. Ни о чем большем мы ведь не договаривались, так?

– Примерно так. Ну, прошу за мной.

Нельзя сказать, чтобы Сергею понравилось это «примерно». Однако он постарался не выдать своих колебаний.

– Родион Романович!

Они обернулись на крик; Сергей – с любопытством, Родион Романович – с недовольной миной.

Откуда только она появилась, эта девушка? Сергей мог поклясться: только что вблизи коттеджа не было никого, кроме рабочих. Однако вот – стоит позади и даже не запыхалась.

Судя по камуфляжу – из охраны. Невысокая, однако и не низенькая. Довольно стройная, хотя и крепенькая. Светлый хвост из-под кепи. Взгляд – ждущий, требовательный и чуть-чуть обиженный.

– Что тебе, Алена?

– Родион Романович, вы же обещали!

– Правда? Что же я тебе обещал, интересно?

– Попробовать еще раз…

От взгляда Родиона Романовича могло бы скиснуть молоко.

– Во-первых, почему ты бросила пост?

– Я не бросила. Сейчас не моя смена.

– Во-вторых, что изменится, если мы попробуем еще раз? Пробовали уже.

– Тогда я была не в форме.

– Десять раз подряд не в форме?

– Не десять, а только восемь…

– В-третьих, я занят. Не видишь?

Сергей не возражал бы познакомиться поближе с такой девушкой – и не видел никакой возможности сделать это. Сейчас он был только помехой, что и подтвердила гримаска досады, появившаяся на лице Алены.

– Может быть, тогда завтра, Родион Романович? – спросила она.

– Разве завтра ты не на дежурстве?

– Я договорюсь, меня подменят.

– Хорошо, – вроде бы смилостивился Родион Романович. – Если я завтра найду время, то… может быть.

– Спасибо, Родион Романович!

Поднимаясь по ступенькам крыльца, Сергей подумал, что девчонка зря старается. Чего бы она ни хотела, на ней, по всей видимости, поставлен крест. Нетрудно добиться определенного впечатления, действуя с нуля, но попробуйка изменить чужое мнение о себе, когда оно уже сложилось! Мнение руководства – тем паче. Вряд ли у кого-то найдется завтра время для этой Алены…

В холле первого этажа было пустынно. Стояла вдоль стен дорогая мебель, висела напротив дивана громадная плазменная панель, в углу скучала кадка с карликовым ливанским кедром, в большом аквариуме недвижно зависла в толще воды шпорцевая лягушка. Еще бы террариум с небольшим крокодилом – и готов малый джентльменский набор нувориша. Странно еще, что крыльцо обыкновенное, без каменных львов… Или слишком банально? Тогда сгодились бы грифоны или сфинксы.

Десятки вопросов теснились в голове Сергея, нетерпеливо отпихивая друг друга, – но разумнее было помолчать. Всегда лучше сойти за молчуна. Болтуны ценятся лишь на эстраде, да и то не всякие.

Родион Романович прошел холл без остановки, свернул налево. За дверью обнаружился маленький спортзал. Низенький лысый крепыш, одетый в кимоно, целился баскетбольным мячом в кольцо.

Бросил – и промахнулся. Сердито цыкнул, раздраженно хлопнул себя по бедру.

– Тигран Арутюнович, можно вас?

Лысый обернулся. Крупным мясистым носом он напоминал сайгака. Внимательный колючий взгляд скользнул по Родиону Романовичу и вонзился в Сергея, как шпага.

– Новенький? Тот самый?

– Тот самый.

– Говорите, адреналиновый?

– Мне так кажется, Тигран Арутюнович.

– Проверим. Как звать?

Сергей назвался.

– Что ж, Сергей Анатольевич, переодевайтесь. А можно просто Сергей для упрощения коммуникации? Можно? Ну вот и хорошо. А я Тигран. Кимоно вон в том шкафу. Снимите часы и вообще все хрупкое.

Стало интересно и немного боязно. Сергей никогда не занимался боевыми искусствами. Если этот носатый Тигран владеет хотя бы дзюдо… гм, придется много падать. Хорошо, что на полу маты сплошным слоем…

Порадоваться как следует этому обстоятельству Сергей не успел. Шкаф, к которому он направлялся, не был ни зеркальным, ни полированным – иначе Сергей заметил бы в отражении неладное. Не слышал он и звука шагов позади – Тигран умел красться бесшумно, по-кошачьи. Так что мощный и донельзя оскорбительный пинок в зад швырнул Сергея в дверцу шкафа совершенно неожиданно.

– Чмо, – с неподражаемым презрением выдохнул Тигран. – Педик. Сопля. Приводят тут всяких говнюков…

Чего угодно ждал Сергей, но не этого. И как бывает от большой растерянности, он моргнул раз, моргнул другой, открыл и закрыл рот, пока подсознание искало подходящий к случаю условный рефлекс. Нашло – и Сергей, сжав кулаки, бросился на обидчика. Волна гнева захлестнула и понесла. Изувечить мерзавца. Первым делом – кулаком по сайгачьему носу, а уж потом…

Тигран беспечно повернулся к Сергею спиной. Воздух перед ним заструился. Тигран сделал шаг.

И исчез. Спустя мгновение Сергей, занесший на бегу кулак, пронесся там, где только что стоял обидчик. Затормозил, обернулся.

Никого…

– Какого хрена… – прорычал он.

И некому было ответить. Родион Романович тоже покинул спортзал. Но он, наверное, вышел через дверь.

Сергей подошел, подергал ручку. Дверь была заперта снаружи.

– Эй, педик, я здесь.

И снова Сергей бросился на Тиграна, невесть как вновь оказавшегося в спортзале. И опять Тигран исчез, оставив Сергея в одиночестве.

Сволочь лысая, квадратная!

Ах, как хотелось нырнуть вслед за ним – в Центрум, или куда там!.. Догнать. Настичь, сбить с ног и показать, кто тут педик, а кто нормальный мужик. И пусть там песчаная пустыня – плевать! Сукин сын наелся бы песка от пуза.

Рычащим тигром Сергей метался по спортзалу. Пнул ногой «коня» и едва не сделал то же самое со штангой. Зашвырнул боксерские перчатки в баскетбольную корзину. Еще раз подергал дверную ручку – с тем же успехом. Побарабанил в дверь, покричал.

– Эй, кто там! Родион Романович!..

Ни ответа, ни привета.

– Дверь откройте, уроды!

Никакого эффекта. Он был заперт, и заперт явно с умыслом. «Замуровали, демоны», – прыгнула на ум цитата, и Сергей с раздражением выгнал ее вон. Цитаты не выручат. Надо думать.

Он еще походил по залу туда-сюда. Затем сел на банкетку. Нужно было успокоиться, у взбешенного человека мысли вертятся исключительно вокруг членовредительства. А это не поможет. Дверь крепкая, ногой ее не выбить. Хотя… можно штангой. Если снять с нее пару лишних блинов, получится вполне подъемное и все же достаточно мощное стенобитное приспособление…

А что потом? В коттедже наверняка еще кто-то есть. По периметру участка охрана. Даже если удастся удрать, то куда обращаться – в полицию? Назовут сказочником, примут за сумасшедшего. Да, а кто потерпевший? Вы? И что вам сделали – пинка дали? Гы-гы-гы…

Да и не получится удрать. Думать надо. Думать!

И первым делом – успокоиться.

Сергей несколько раз глубоко вдохнул и врастяжку выдохнул. В самом деле, чего беситься? Пинка дали ни за что ни про что? Поглумились словесно? Бывает. Неприятно, конечно, но далеко не смертельно. Запомни – и жди возможности вернуть должок. Если немного подумать, то уже можно торжествовать: носатый этот Тигран улепетнул от расправы. Значит, струсил. Нет? Наверное, струсил. Пожалуй, при встрече будет достаточно унизить его, не калеча…

– А-а, гаденыш, ты еще здесь! – раздался знакомый рык, и Сергей пожалел, что не догадался найти себе здесь какое-нибудь оружие, хотя бы гантель. Тигран был страшен. Больше он не собирался ускользать от расправы в иные миры – напротив, он сам готовился творить расправу: квадратный торс слегка наклонен, руки чуть расставлены, нос торчит вперед, как таран броненосца, и, кажется, вынюхивает добычу.

Нужно было броситься на противника, и Сергей бросился. В следующее мгновение он уже летел куда-то вверх тормашками. Упал на маты, был схвачен и снова брошен.

Он успел подняться на ноги, но Тигран только и ждал этого. Захват, бросок. Попытка встать. Захват, бросок. Еще попытка – и новый бросок прямо в стену. Проклятый дзюдоист играл с Сергеем как хотел. Сам поднял, поставил на ноги – и вновь швырнул.

– Отбивная, – сказал он, гнусно лыбясь. – Я из тебя кебаб сделаю. Мягкий-мягкий, сочный-сочный. А потом сломаю хребет о колено.

И Сергей понял: сломает.

…Он бежал со всех ног по каменистой пустыне, а за ним гнался Тигран Арутюнович, постепенно отставая и крича на бегу: «Стой, глупый человек, назад! Это же тест, это просто тест! Ты адреналиновый проводник первого рода! Слушай, стой, да? Да стой же, здесь опасно!..»

Теодор лежал мертвым на каменистой земле. Пуля попала ему в верхнюю часть груди, пробила аорту и прошла навылет. Крови вытекло много, и она все еще продолжала вытекать.

Только уже не толчками.

А Макс стоял в оцепенении и смотрел, как, неспешно поднимаясь по склону, к нему приближается убийца.

Все произошло так быстро, что Макс почти ничего не успел понять. Шагнув в консервный куст, он вдруг оказался не на консервной плантации, а на горном склоне – довольно пологом, каменистом, частью голом, а частью поросшем хвойным редколесьем. Далеко внизу в широком русле затейливо петляла мелкая речка. И солнце здесь светило по-другому, и небо синело ярче, и запахи были иные.

Теодор появился следом и первым делом осмотрел окрестности – быстро, но внимательно. Взгляд его стал колючим и цепким. Одно мгновение – и, бросив саквояж, Теодор стремительно метнулся к Максу, одновременно вскидывая странный свой карабин…

Но выстрелить уже не успел. Вскрикнул и упал навзничь. Выкатил глаза, подергал ногами и затих.

Макс твердо знал: в таких случаях надо звать полицию. Преступник будет схвачен, осужден и проведет за решеткой столько времени, сколько понадобится для превращения злобного маньяка в добропорядочного гражданина. Обычно для этого хватает ста, максимум двухсот циклов смерти-возрождения с неизбежным дрейфом личностных качеств. Природа допустила ошибку – природа ее и исправит. Сама. Не нужно ей помогать. Мир устроен очень мудро.

Но где тут полиция?!

Мертвый Теодор смотрел в синее небо. Его убийца приближался, легко одолевая подъем. Это был молодой, куда моложе Теодора, невысокий плотный парень в такой же глупой мешковатой одежде с серыми и темно-зелеными разводами. Из-под выцветшей, когда-то зеленой панамы с обвисшими полями сосульками свисали рыжие патлы. Свое оружие – короткую винтовку с оптическим прицелом – он продолжал держать в руках как человек, готовый в любую минуту к любым неожиданностям.

Макс стоял над телом Теодора. Страха он не ощущал, просто не хотелось умирать. И разумеется, как все нормальные люди, он испытывал отвращение к убийству.

А рыжий убийца, не дойдя трех шагов, заулыбался Максу, как лучшему другу:

– Здорово! Хороший денек сегодня, а? Ты чего такой смурной, не узнал, что ли? Хотя да, не узнал, конечно…

Он тоже говорил с акцентом – куда более сильным, чем у Теодора.

– За что вы его? – спросил Макс.

– Этого хмыря? – ухмыльнулся рыжий. – За то, что посягнул на чужое. За попытку похищения человека. Конкретно – тебя.

– Меня никто не похищал, – возразил Макс.

– Правда? – восхитился рыжий. – Это тебе показалось. Я, если хочешь знать, за этим типом три дня шел, чуть было не перехватил его, да он открыл Портал и нырнул в него. Тогда я решил: здесь дождусь. Ну и дождался, хе-хе.

Печаль, гнев и гадливость – вот что испытывал сейчас Макс. Хиханьки казались более чем неуместными.

– Вы убили человека, – напомнил он. – Хорошего человека, который пытался спасти меня, закрыть собой…

– Ты не понял, – возразил рыжий. – Твой Теодор кинулся к тебе не потому, что хотел закрыть тебя собой. Совсем наоборот, он собирался закрыться тобой – понимал, гад, что в тебя я стрелять по-любому не стану.

– Не верю, – объявил Макс.

– Да? По-моему, глупо заявлять о недоверии, если не можешь проверить. А ты можешь?

Макс указал на распростертое тело.

– Через час он воскреснет, и я его спрошу.

Рыжий убийца озадаченно замолк. Потом, сообразив, покачал головой.

– В этом мире он не воскреснет. Никогда.

– Почему? В моем мире…

– Забудь про свой мир, – оборвал рыжий. – Тот мир, который ты называешь своим, – ненормальный, перпендикулярный. У нас его называют Гомеостатом. И вообще он не твой мир и ничей мир. В Гомеостате живут только пришлые. Люди в нем не рождаются, потому что женщины не беременеют. Как может быть твоим мир, где ты никогда не рождался?

Макс не стал спорить. Что бы ни говорил Теодор, что бы ни утверждал его убийца, их слова еще не означали, что так оно и есть на самом деле. Иные миры существуют? Очень может быть. Можно даже предположить, что это – другой мир, не тот, что был. Но отсюда еще не следует существование окончательной смерти и какого-то там рождения. Человек вечен, а вечная его изменчивость – честная плата за вечное существование. Это логично, а значит, истинно.

– Насколько я понял, в меня ты стрелять не будешь? – спросил Макс.

Рыжий покачал головой.

– Я – нет. Не для того шел. Но могут начать стрелять другие.

– В меня? – попытался уточнить Макс.

– Некоторые – в нас обоих. Другие – только в меня. Нам придется быть очень осторожными. Но если что – всегда лучше выстрелить первым.

– Как вы в Теодора? – спросил Макс.

– Его звали Теодор? – осведомился рыжий. – Вот уж не думал…

– Вообще-то Федор…

– А, тогда понятно. И что он тебе плел? Что ты русский?

– Он называл меня гейдельбергским человеком.

– Значит, немец, живущий в России? Ага, как же… Ты на себя-то взгляни: волосы темные, череп круглый, морда не тевтонская, а типично кельтская. Ты ирландец, парень, мой соотечественник, родом из Энфилда, и зовут тебя Питер О'Брайен. Во всяком случае, ты всегда отзывался на это имя. А меня зовут Патрик.

– Мы были знакомы? – спросил Макс. Он уже мало чему удивлялся. – А что такое гейдельбергский человек?

– Да вроде житель Гейдельберга… Нет, погоди… А, вспомнил! Это такой доисторический обормот вроде неандертальца или еще похуже. Плюнь.

– Так мы были знакомы? – повторил вопрос Макс.

– Мы с тобой, Пит, так были знакомы, что не один баррель «Гиннесса» вместе выпили. Насчет девочек ты, помню, был не дурак. А сейчас как у тебя с этим делом, а? – Патрик подмигнул, на что Макс пожал плечами. – Да, здорово тот мир тебя уделал, будь я англичанин… Вспоминать себя придется! И вот что я тебе скажу: давай-ка на «ты», как в старые добрые времена!

– Докажите, что мы были знакомы, – потребовал Макс.

– Фото устроит?

Макс повертел в руках дагерротипный снимок. Тоже цветной, он изображал Макса в компании Патрика на берегу какого-то водоема. В воде плавали большие белые птицы с длинными шеями и красными клювами, а на краю снимка фотоэмульсия запечатлела ребенка, радостно бросающего птицам куски хлеба. Рядом с ребенком помещалась мамаша, разрезанная краем кадра пополам.

– Теодор уже показывал мне нечто похожее…

– Фальшивка, – скривил брезгливую мину Патрик.

– А откуда мне знать, что этот снимок – не фальшивка?

– Очень просто. Это не фальшивка, потому что ее показал тебе я, твой старый друг. Мы с тобой, Пит, раз десять вдвоем по Центруму ходили. Напарники! Ты идешь впереди – я твою задницу прикрываю, я иду впереди – ты мою задницу прикрываешь. Эх, память… Зря, по-моему, тот твой мир Гомеостатом зовется, надо было его Склерозом назвать… Ну да ладно, прибудем куда надо – сам убедишься.

– Я хочу домой, – заявил Макс.

– Ну наконец-то! Ха-ха! Очухался!

Бурная радость Патрика не принесла Максу никакого удовольствия.

– Я к себе домой хочу, – сухо сказал он. – В свой дом, в свой мир. В Гомеостат, как вы его называете. И поскорее. Как мне вернуться туда?

И Патрик перестал смеяться. Вздохнул. Повесил наконец на плечо свою винтовку. Виновато развел руками.

– Ты уж не переживай, но… никак.

– Что такое адреналиновый проводник первого рода? – спросил Сергей.

Они сидели в гостиной на втором этаже коттеджа. Все необходимые извинения были принесены, что успокоило Сергея, но мало улучшило его настроение. Сказать по правде, он злился не столько на хозяев с их дикими тестами, сколько на себя. Запаниковал, драпанул, как заяц… Стыдно.

Родион Романович отпил из чашечки глоток кофе. Сергей не заметил особой разницы между тем кофе, что варили здесь, и «эспрессо» из уличного кафе, однако лицо Родиона Романовича выразило удовольствие. Чашечку он держал, картинно отставив мизинец. Поставив на столик, откинулся в кресле. Улыбнулся.

– Как я уже говорил вам, среди людей встречаются проводники разных типов. Чаще всего человек вообще начисто лишен таланта проводника…

– Как Алена? – перебил Сергей.

– Совершенно верно. Как Алена. Вы поняли. Она очень хорошая, очень старательная девушка с некоторыми навыками, полезными для путешествий по Центруму, но увы – талант проводника не входит в число ее способностей. То есть мы допускаем, что теоретически каждый человек является латентным проводником, но вот на практике… Во-первых, латентный проводник еще должен стать проводником реальным и, главное, надежным, что далеко не каждому дано. Не всякого встречного-поперечного имеет смысл учить, да и не всякий умеет учиться. А во-вторых, кому нужен Проход диаметром в пару ангстрем, то есть такой Проход, какой теоретически – повторяю, теоретически! – способен открыть чуть ли не каждый человек? Никому он не нужен. Мы проносим сквозь Проход грузы и проходим сами, а не пропихиваем отдельные молекулы. Хм… быть может, для ученого здесь необозримое поле деятельности, но мы-то ведь не ученые, а коммерсанты. Вас это не напрягает?

– Ну… в какой-то мере.

– Что ж, если вам захочется исследовать сам феномен – пожалуйста! Естественно, не в ущерб основной работе. Никто не станет чинить препятствий – исследуйте! Только не рассчитывайте на дорогую аппаратуру.

– Ладно и так. Но мой вопрос…

– Разумеется. Итак, среди людей встречаются проводники разных типов, и даже в пределах одного типа они очень разные. Наша классификация условна в той же мере, в какой условны все на свете классификации. Чтобы открыть Проход, мало быть проводником – надо еще находиться в определенном, для каждого индивидуальном, душевном состоянии. Чаще всего попадаются адреналиновые и медитативные проводники – их свойства ясны из самих названий. Бывают и куда более экзотические варианты: нетрезвый проводник, медикаментозный проводник, сексуально возбужденный проводник и так далее. Общее у них одно: те или иные железы внутренней секреции вбрасывают в кровь порции тех или иных гормонов. У кого-то это адреналин, как у вас, у кого-то эндорфины и так далее – перечень активных веществ достаточно велик, а смысл один: все они воздействуют на мозг. Вы ведь, наверное, и сами догадываетесь, что Проход был открыт авральной работой вашего мозга, а не простаты или аппендикса?

– Возможно…

– Нет, это точно. – Родион Романович засмеялся. – Иначе вам придется предположить, что головной мозг – не самый умный орган вашего тела, что несколько обидно… Ну вот. Внутри каждого типа существуют, естественно, таксоны более мелких градаций: подтипы, классы, виды, называйте как хотите, устоявшейся терминологии все равно нет. К адреналиновому типу относятся проводники двух родов: первого и второго. Вы – из первого.

– То есть?..

– То есть вы оказались бессильны открыть Проход в состоянии ярости. Специфические гормоны в вас просто кипели, а толку – ноль. Тигран Арутюнович взбесил вас – а он умеет это делать! – и удрал в Центрум. Проход за ним, естественно, тут же закрылся. Вам очень хотелось проломить ему голову?

– Не то слово, – пробурчал Сергей.

– И тем не менее вы не смогли последовать за ним. Он вернулся и повторил опыт – результат оказался тем же, то есть никаким. Так нам стало понятно, что, вы скорее, всего не относитесь к адреналиновым проводникам второго рода. Вы адреналинщик первого рода – приобретаете способность открывать Проходы в состоянии сильного испуга. Ну-ну, тут нет ничего постыдного… Собственно, я догадывался о результатах теста еще до встречи с вами, но согласитесь – то были лишь слова. Я же не видел, как вы удирали от медведя! Ведь надо было проверить, так? Конечно, мы попробуем вас и в других режимах – вдруг вы несете в себе скрытые свойства мультирежимного, а то и вовсе универсального проводника? Это надо выяснить, а при наличии таковых свойств – развить их. Для общей пользы, а?

Сергей молчал – лишь желваки играли. Родион Романович допил свой кофе, причмокнул от удовольствия, вновь откинулся на спинку кресла и беззвучно рассмеялся.

– Понимаю ход ваших мыслей… Но я же говорю: быть адреналинщиком первого рода отнюдь не постыдно. Пугаться опасности – нормальное, штатное свойство человеческой натуры. Уж простите за банальность, важно не то, испытывает человек страх или нет, а то, как он ведет себя при этом.

– А если он бежит сломя голову в паническом ужасе? – тихо спросил Сергей.

– Ну и прекрасно! Главное, чтобы он открыл Проход. Его подержат, пока не пройдет вся группа. Скажу больше: адреналинщик первого рода – это как раз то, что нам надо для работы в Центруме. Некоторые наши сотрудники вообще склонны недооценивать опасность, и чем дольше длится командировка, тем больше они склонны к разгильдяйству и шапкозакидательству. Из-за этого мы порой теряем людей – людей, которые должны были жить! Мы всем говорим: бойтесь! В Центруме для нас нет безопасных мест. Разумный трус порой стоит десятка классных бойцов. Но как приказать людям бояться? Мы впустую сотрясаем воздух, рассказываем новичкам жуткие истории…

– Может, и мне расскажете?

– Вам не надо. Но так и быть, расскажу об одном случае. Вы уже дважды побывали в Сухой пустоши и примерно знаете, какие там места. То песчаная пустыня, то каменистая пустыня, то солончаки. Источников воды нет. Пищи нет. Зимой еще терпимо, а летом даже дышать трудно. Воздушные патрули. Верховые патрули вдоль железной дороги. Песчаные бури. То еще местечко… К сожалению, нам приходится иметь с ним дело. И вот… одной группе не повезло. Она пропала. Мы до сих пор не знаем, что там случилось. Предполагаем, что группа ввязалась в ненужный бой с пограничниками и потеряла проводника. Непростительная беспечность! Много позже в самой глубине Сухой пустоши мы нашли одного человека из той группы… Только одного.

– И что? – с любопытством спросил Сергей.

– Он был таким легким, что его ссохшееся тело я мог бы выжать над головой одной рукой, – сухо сказал Родион Романович. – Он был мумией. Флягу он где-то бросил, все равно в ней не было ни капли воды. А вид фляги, наверное, сводил его с ума. Карабин он не выбросил, но ни в магазине, ни в стволе не осталось ни одного патрона. Зато мы нашли несколько стреляных гильз.

– Он отстреливался?

– Никаких признаков. Предположительно он все-таки сошел с ума. Солнце пило из него влагу, жарило его живьем. Солнце было его врагом. И он стал стрелять в солнце. Стрелял, пока было чем стрелять.

– И умер от жары и жажды?

– Вот именно. Мы тщательно осмотрели тело, прежде чем похоронить. Никаких ранений обнаружено не было.

Сергей помолчал, пытаясь представить себе смерть от жажды, и не представил. Наверное, что-то настолько жуткое, что не всякому воображению под силу. Тогда он допил свой остывший кофе. Н-да… веселенькую перспективу сулит работа на этих… контрабандистов! Тут никаких денег не захочешь.

А с другой стороны, в каждой профессии существует своя техника безопасности. Не ленись выполнять ее требования – и сведешь риск к минимуму.

– А вы, – спросил он, – проводник какого типа?

– Универсальный. – Родион Романович кисло поморщился. – Очень редкий кадр… и почти бесполезный. Потому-то я не хожу в Центрум, а выполняю работу менеджера по кадрам: привлечение, обучение, утирание носов… Помните, давеча в кафе я открыл малый Проход?

– Помню.

– Так знайте: я могу открыть Проход практически в любом душевном состоянии и гарантированно удерживать его в течение десяти минут. Но максимальный диаметр открытого мною Прохода не превысит двадцати пяти, максимум тридцати сантиметров. И это мой предел. Кого я могу запустить в Центрум – гуттаперчевого мальчика? Таковых у нас нет, да и не требуются.

– Удава, – прыснул Сергей.

Родион Романович пристально посмотрел на него и вздохнул.

– Радуйтесь своему таланту, Сергей Анатольевич. Радуйтесь тому, что ваш талант связан всего-навсего со страхом, а не с перитонитом, например. У одного нашего проводника, он теперь ушел на покой, способности возрастали при сильной зубной боли. Понравилось бы вам ходить в Центрум с вот таким дуплом в коренном зубе и открытым нервом? Понравилось бы ковырять в дупле зубочисткой, чтобы экстренно открыть Проход? А он это делал! Вынужден был делать!

– Молчу, молчу…

– Это зря. Вас, я вижу, интересует еще многое. Спрашивайте – отвечу. Но, по-моему, вы все еще не слишком счастливы? Это напрасно. С вашим-то талантом… Представьте себе, что вас собрались расстреливать… Адреналиновый всплеск – ого-го какой! Страх – несомненно. И вот вы обращаете вашу естественную психическую реакцию на пользу и делаете то, чего не в силах были сделать целые легионы расстрелянных в разное время людей: открываете Проход и бежите, оставив расстрельную команду в полной растерянности. Плохо ли?

– Предпочел бы обойтись без этого… А если меня перед расстрелом привяжут к столбу?

– Добейтесь, чтобы поставили к стенке. А теперь – спрашивайте!