Текст книги "Участковый"

– Обычная девушка и низшая Темная? – Денисов скептически поджал губы. – Нетипично как-то. Ну, разве что дружба их длилась годами, а укусили нашу Анюту совсем недавно. Узнавал?

– Нет, не интересовался. Но пришел к такому же выводу: Мельникова по инерции продолжает поддерживать отношения, хотя общих интересов у них уже быть не может. Или – как вариант – время от времени Анна использует свою старую знакомую для… для разных целей.

– Например?

– Например, просит ее появиться там, где к Иным особо пристальное внимание, где присутствие вампира вызовет нежелательную реакцию. Или использует в качестве прикрытия, отвлекающего маневра.

– Энто как так?

Угорь замялся, провел ладонью по шершавой стене, безразлично посмотрел на испачканные побелкой пальцы.

– Ваши слова о том, что Темные сильны по части интриг и обязательно нанесут ответный удар – помните? – так вот те слова и события последних недель сделали меня отчасти параноиком. Если на минуту предположить, что Мельникова меня просчитала, если она с самого начала была убеждена, что я не поверю ей и пойду следом… Ведь нужна ей в этом случае достоверная причина, не относящаяся к работе, но объясняющая ее приезд? А бывшая одноклассница – куда уж достовернее. Алиби стопроцентное, не придерешься.

– А ей понадобилось алиби? – удивленно шевельнул бровями Денисов.

– Ну, скажем так: доказательство непричастности. Федор Кузьмич, вы помните здание администрации бумфабрики? Постройка, если не ошибаюсь, двадцатых годов, большинство стен – глинолитка[3]3
  Глинолит – строительный материал, получаемый путем залития соломы в опалубке раствором глины.


[Закрыть]. Я оставил охранные заклинания на окнах и двери, при попытке вторжения сработала бы выведенная на меня сигнализация, я бы в любой точке города и окрестностей «услышал», если бы кто-то попробовал нейтрализовать защиту на входе или разбить стекло – оно бы, кстати, не разбилось. Шкаф с документацией и сейф вообще упакованы «кольцами Шааба», их замки не взломать даже магу первого ранга – мое руководство расщедрилось на амулеты с соответствующим уровнем… Когда я, проследив за Мельниковой, вернулся, сейфа в кабинете уже не было. Кто-то примитивно, кувалдой проломил ветхую глинолитку и выволок его в дыру.

– Ишь ты! – покрутил головой восхищенный дерзостью похитителей Денисов.

– Понимаете, да? – с нажимом сказал Угорь. – Все охранные заклятия на месте, окна и дверь нетронуты, но я даже предположить не мог, что кто-то решится пробить стену! И «кольцо Шааба», я думаю, до сих пор взведено, поскольку вскрыть сейф не пытались – его просто увезли. То есть, похоже, кому-то было важно не столько содержимое, сколько сам факт кражи из-под носа руководителя Ночного Дозора. И, кстати, содержимого там – кот наплакал: амулеты я держу либо при себе, либо дома, либо в ящике рабочего стола, так что внутри валялась какая-то мелочовка и конфискованный «Всадник», который один стоит практически всего моего арсенала. Наводит на мысли, да? Дальше еще интереснее! Вы не поверите, но я не обнаружил никаких следов Иного! Как ни маскируй свое присутствие, как ни заметай следы, как ни подчищай за собой, а все равно останется хоть ниточка, хоть пятнышко, хоть какой-то отголосок возмущения Сумрака, если в него входили, если пользовались Силой. И у Дозора есть средства, чтобы разыскать эти крохи. А тут – вообще ничего!

– Вообще? – с иронией переспросил участковый оперуполномоченный.

– Ну, я имею в виду – по моей части, – стушевался Угорь. – Получается, что действовал либо обычный человек, либо Иной, который намеренно не использовал свои способности, чтобы не быть обнаруженным. Но обычный человек не увидел бы отдельного входа, через окно сейф не разглядеть, он под столом стоит, а интерьер кабинета вряд ли кого-нибудь заинтересовал бы, нет там ничего такого, ради чего стоило бы рисковать и буквально при свете дня проламывать стену. Стандартная чиновничья контора, каких в городе десятки: тут и профсоюз мог бы размещаться, и отдел кадров, и кабинет технолога. Если кувалдой и орудовал человек, то явно с подачи Иного, потому что знал, за чем лезет. Снаружи натоптано, отпечаток шин на снегу имеется, среди обломков стены – обрывок веревки или, скорее, каната, при помощи которого выволакивали сейф…

– Да, тут, скорее, уже по моей части, – задумчиво покивал Денисов. – Так тебе в этом помощь моя требуется?

– Нет, ну что вы! Я местную, городскую милицию вызвал. Все тщательно осмотрели, записали, сфотографировали. Ищут, – маг пожал плечами, – успокаивают, что, мол, сейф – не шкатулка, спрятать трудно, где-нибудь да обнаружится. Пришлось, правда, немножко простимулировать их заклинанием усердия – на всякий случай.

Выговорившись, Угорь заметно успокоился – перестал нервно вышагивать по кабинету участкового, придвинул табурет поближе к голландке, сел, прислонившись спиной к ее горячему боку, с блаженством вытянул ноги. Денисов же, наоборот, чем дальше – тем явственнее проявлял беспокойство, поминутно выглядывал в окно, морщился, тер лоб, мучительно прислушивался. Тихо и безлюдно было в центре села. И телефон не звонил.

– Ты руководству-то доложил? – чтобы хоть как-то заполнить паузу, спросил милиционер.

– Разумеется, сразу же. Там тоже свое расследование начали. Ждут, не сработает ли где «кольцо Шааба», не всплывет ли «Всадник в красном». Думаю, и Мельникову как-нибудь допросят, и кетского шамана.

– А он не вернулся еще?

– Пока нет. Вот вернется, да как предъявит мою расписку, как потребует реликвию – это ж Дневной Дозор опять меня начнет изводить претензиями! Шутка ли – такой мощной вещицы их лишил! Поэтому лучше бы разобраться побыстрее – либо сейф с артефактом найти, либо связь Мельниковой с похитителями.

– А ты все-таки думаешь, что она с этим связана… – Денисов пятерней провел по седым волосам. – Ну, возможно, возможно. А с другой стороны – зачем такие сложности? Ты же не безвылазно в кабинете сидишь? Ты уходишь домой, ты патрулируешь улицы, сейчас вот вообще в городе отсутствуешь – почему бы им не выждать? Зачем обязательно выманивать тебя?

– Ну как же? – немного растерянно отозвался Угорь, завозился, подобрал ноги. – Во-первых, кража состоялась буквально в течение часа после того, как я убрал в сейф «Всадника», – это можно будет рассматривать как пример того, что Ночному Дозору даже на час нельзя доверить ничего ценного. Во-вторых, за Мельниковой я пошел без особых оснований – это можно расценить как предвзятое отношение к законопослушной Темной, дискриминацию и преследование… Ой, да мало ли! С них станется, они любую мелочь против меня используют! Уж если взялись извести – так не отстанут.

– Паранойя, говоришь? – криво улыбнулся Денисов, думая о чем-то своем.

– Ага! – удовлетворенно кивнул дозорный. – И вы, Федор Кузьмич, изрядно в этом поспособствовали. Мне теперь везде заговоры мерещатся.

– Хочешь, чтобы я виноватым себя почувствовал? – удивленно изогнул брови участковый.

– Да нет, Федор Кузьмич. – Голос Светлого мага стал неожиданно твердым. – Это вы почему-то считаете, что я за собой вину ощущаю – за Николая вашего. Оттого так демонстративно за него и переживаете, чтобы я понял, что вы к нему как к родному относитесь, будто бы ничего с ним и не случилось. Оттого и зовете на свадьбу, чтобы я убедился, что ничего катастрофического не натворил, ненароком подписав парню приговор. Знаете, Федор Кузьмич, иногда я жалею, что совершенно не соответствую своей фамилии. Угорь – создание скользкое, изворотливое, а я прямолинеен и бесхитростен. Зато и у моей прямоты есть свои преимущества. Так вот, поверьте: никаких угрызений совести у меня насчет Николая нет, я по-прежнему считаю, что мои действия были оправданны. План не сработал – жаль, но корить себя, беспокоиться о будущем вашего зятя я и не собирался. Беспокоиться, кстати, и вам советую перестать – через четыре минуты трактор будет здесь, в селе.

Участковый вздернул подбородок, закаменел лицом.

– Не сто́ит, Федор Кузьмич, не сто́ит! – неопределенно шевельнул кистью левой руки дозорный, отметая возражения. – Ваша жалость ко мне легко читается. Но я не малый ребенок, мне жалость не требуется, а ваши попытки примирить меня с моими мнимыми ошибками и просчетами вряд ли принесут пользу. Вот за что я действительно был бы вам благодарен – так это за консультацию. – Угорь полез в карман брюк. – Через три с половиной минуты вернется ваш будущий зять, и вам станет не до моих проблем, поэтому я постараюсь побыстрее. Вот! – Он продемонстрировал на раскрытой ладони вещицу, выглядящую как обычное украшение, – крупный камень красного цвета на длинном и тонком кожаном шнурке. – Один Светлый приобрел в городе на барахолке. Продавец понятия не имел, что это заряженный амулет, и откуда он у него взялся – вспомнить не смог. Светлый оказался сознательным – принес эту штуку в Дозор. Можете определить, что это такое?

Участковый, оторопевший от нежданной отповеди и все еще переживающий из-за столь неприятного кульбита их беседы, взял амулет, скорее, по инерции. Ему бы возмутиться произнесенным словам, поставить на место наглеца, к которому отнесся со всей душой и пониманием, но… В упреках дозорного была доля правды, и доля изрядная. Но ведь не зря сам Угорь первым делом захотел узнать, чем та история закончилась? Значит, она его волнует. Значит, он придает ей большее значение, нежели пытался сейчас показать. В конце концов, он же сам допускает, что лицензия, выданная на потенциального Иного Крюкова, стала причиной вереницы неприятностей, свалившихся на районный Дозор! И что же выходит? Хотел Федор Кузьмич сделать как лучше, сгладить углы, познакомить несостоявшегося палача с живой, здоровой и благополучной жертвой, а получилось черт-те что?

Впрочем, уже в следующий момент Денисов забыл о неловком эпизоде, поскольку глянул на амулет сквозь Сумрак. Не поверил, глянул внимательнее, а потом непонимающе уставился на дозорного.

– Согласитесь, в этом есть какая-то ирония, насмешка, – серьезным тоном произнес Угорь. – Вместо пропавшего могучего артефакта Темных мне подсовывают вот эту фитюльку. Баш на баш, так сказать. Но я теперь уже не могу не придавать значения совпадениям и мелочам. Так что скажете?

– Темный амулет, очень слабенький…

– Для чего он?

– Так сразу-то и не сообразить, – пожал плечами Денисов. – Да и стоит ли соображать? В моем фотоаппарате магии больше, чем в этой штуковине.

– А вот не скажите! – усмехнулся Угорь. – Во-первых, амулету, по самым скромным подсчетам, лет пятьдесят. Во-вторых, его заряда хватит еще на столько же. Да-да, я несколько раз перепроверил! Кому и для чего мог понадобиться кулон, силы которого не хватит один раз мух из комнаты выгнать, но при этом не разряжающийся целую сотню лет? Время от времени – или, вернее, в зависимости от местонахождения – камень начинает светиться, то есть рискну предположить, что это индикатор, датчик. Но что он фиксирует? Иных? Тогда бы у меня в руках постоянно светил. Только потенциальных? Или только оборотней? Или, может, наличие проклятий? Магических предметов? Девственниц? Новорожденных? Вариантов может быть тысяча. В городе я обнаружил пару мест, где он едва-едва мерцает, и одно место, где горит довольно ярко. И, кстати, километрах в пяти отсюда, посреди дороги через кедровую рощу, он вдруг вспыхнул разочек. У вас там ведьма, случайно, не живет? Или шаман какой-нибудь?

– Нет, не знаю, что это такое, – еще раз осмотрев кулон со всех сторон, задумчиво проговорил Денисов. – Что тебе твое руководство посоветовало?

– Ну, после случая с сейфом я, честно говоря, побаиваюсь к руководству обращаться, – с невеселой улыбкой развел руками Светлый маг. – Было бы что-то сильное и потенциально опасное – попросили бы прислать на экспертизу. А эту вещицу, вероятнее всего, порекомендуют разрядить безо всякого сожаления.

– И я бы то же посоветовал, – согласно кивнул участковый. – Тебе есть чем заняться, а эта ерунда только отвлекает. Может, Темные для этой цели тебе ее и подсунули – чтобы ты отвлекся от чего-то более важного.

– Как и Анну Мельникову? Неужели у них фантазии не хватает, если они дважды один и тот же прием используют?

– В первый-то раз прием сработал, верно? – напомнил Денисов. – Зачем изобретать велосипед, когда и самокат годится?

– Ну, собственно, именно поэтому я к вам и обратился, – признался Угорь. – Хотелось бы, чтобы вы помогли мне узнать, что это такое на самом деле, для чего служит, кем кулон был заряжен полсотни лет назад и так далее. Наверняка ведь на вашем участке есть… те, кто может быть в курсе? Если это отвлекающий маневр, то вы меня очень выручите, взяв на себя эти расспросы. Ну а вдруг окажется чем-то интересным, полезным? Все, Федор Кузьмич, – заторопился он, – я бужу Викентия, и мы исчезаем. Пожалуйста, оставьте амулет у себя, заеду к вам… скажем, через неделю-другую. Хорошо?

– Ежели через неделю – это аккурат к новогоднему столу. Буду очень рад!

– Опять вы за свое! – нахмурил брови Евгений Юрьевич, но тут же рассмеялся. – Ладно… Заранее спасибо, Федор Кузьмич! Счастливо вам оставаться!

Каким образом Угорь будил райкомовского водителя, как им удалось так тихонечко одеться и ретироваться, Денисов не заметил, поскольку сразу же после слов дозорного жадно прилип к окну. По единственной улице Светлого Клина полз красиловский «ДТ-75», за рычагами которого сидел тракторист из другого села. Полз трактор медленно, будто торжественно, ревом мотора и лязгающими гусеницами в клочья распарывая белое студеное безмолвие. К медицинскому кабинету не свернул, и Федор Кузьмич облегченно выдохнул. Время от времени копенка сена в скрипучей тележке начинала пошевеливаться, из-под нее выбирался кто-нибудь из бригады Бухарова, дожидался, пока трактор поравняется с родным домом, спрыгивал на ходу и припускал к крыльцу. Кто-то был серьезен, кто-то радостно улыбался, и все на бегу махали руками – односельчанам, прилипшим к окнам так же, как участковый, продавщице Райке, разумеется, курящей возле магазина, вернувшемуся в контору председателю Семену Семеновичу, но более всего – Кольке Крюкову, герою сегодняшнего дня. Парню, который рисковал собою ради них. Темному Иному, спасшему горстку обычных людей, замерзавших в тайге.

Глава 3

Домишко у Матрены Воропаевой был аккуратный, даром что крайний: крыша ладная, ставенки подновлены и покрашены в один тон с наличниками, крылечко крепкое, тропинка через палисадник не только лопатой почищена, но и метлой выметена, вплоть до серой от стылости земли. Ежели идти от центра Светлого Клина к околице да посмотреть на избушку из низинки – совсем красота получается: она, избушка эта, на фоне вековых заснеженных сосен, с ровненьким забором и вьющимся над трубою дымком кажется невсамделишной картинкой. Ну вот открытка и открытка, хоть сейчас по почте посылай!

Примерно так думал участковый Денисов, а сам все маялся, все топтался на месте, потому как заходить в домишко ему не хотелось совершенно. Уж он и налево посмотрел, вдоль села, и направо, за околицу, и даже вверх, на прозрачные облачка глянул, но не было в селе и окрестностях хоть каких-нибудь нарушений, требующих его немедленного вмешательства. Значит, отложить визит не получится. Да и в самом-то деле – сколько можно оттягивать? Хоть и не обещал он ничего такого дозорному, а все же неудобно, ждет человек…

Двери в селе отродясь никто не запирал, стучаться и ждать на крыльце тоже было не принято. Заходишь в сени – подаешь голос: хозяева, дескать, где вы тут? Встречайте гостей! Однако горланить лейтенанту милиции было не к лицу, поэтому он все же стукнул пару раз в дверь, ведущую из сеней в переднюю. И, не дожидаясь ответа, потянул на себя ручку.

По причине ранних сумерек в комнате горел свет, и все в этой комнате было ярким, светлым, радостным – кружевные салфетки на подушках, веселые занавески на окнах и печке, сверкающие медовым лаком ходики, ковер с оленями на стене, пестрые домотканые «дорожки» на полу. Никаких тебе пучков трав по углам, никаких склянок с зельями на полках, никакой паутины, крыльев нетопырей и кожи болотных жаб. Хотя казалось бы…

– Темная вещица у тебя при себе, Светлый, – откуда-то из-за печки сообщила Денисову Матрена. – На кой ляд?

– И тебе не хворать, хозяюшка! – усмехнулся участковый, комично поклонившись пустой комнате. – Не шибко занята? Можно войти-то?

Матрена вышла из-за печки, старательно вытирая о передник перепачканные мукой ладони. Росту она была маленького, одета по-домашнему, но опрятно. Крупные натруженные руки, улыбчивое лицо с тысячей мелких морщинок. Добрая деревенская бабушка.

– Отчего же не войти, касатик? – внимательно глядя в глаза участковому, наконец отозвалась Матрена. – Чем я могу быть занята? Мое дело пенсионерское. Вот, пироги затеяла. Лицо-то не в муке у меня, что ль?

– Все у тебя с лицом в порядке, хозяйка. И в доме – ты погляди какой порядок! И убрано, и чисто, и панно с оленями – ну, просто образцово-показательное панно!

– Ты мне голову не морочь и зубы не заговаривай! – отрезала старушка, поправляя тугой пучок седых волос на затылке. – Сколько лет мы с тобой без реверансов обходились – может, и сейчас без них сдюжим?

– Вот про «сдюжим» и «касатик» – ничего плохого сказать не могу, их ты очень… – Денисов поискал слово, – гармонично употребила. А про «реверансы»… Ты, гляди, в селе-то про них не ляпни! У нас народ простой, у нас такие слова только молодежь знает из книжек. Катька моя, к примеру, или Колька Крюков.

– Слыхала новости, слыхала, – покивала Воропаева. – Поздравлять?

– Да ну тебя! – отмахнулся участковый. – Что ишшо слыхала? Или, может, видала?

– Надысь по радио сказывали, советские хоккеисты опять приз «Известий»[4]4
  Международный хоккейный турнир на приз газеты «Известия» впервые состоялся в 1967 г. в СССР и носил название «Московский международный турнир на приз Федерации хоккея СССР». С 1969 г. турнир взяла под патронаж редакция газеты «Известия», и он получил постоянную эмблему – снеговика с клюшкой. В состязаниях участвовали национальные сборные ведущих хоккейных держав. В настоящее время носит название «Кубок Первого канала».


[Закрыть] получили. А американцы шестой раз на Луне высадились[5]5
  Корабль «Аполлон-17» был запущен 7 декабря 1972 года и вернулся на Землю 19 декабря. На сегодняшний день эта миссия остается последним пилотируемым полетом к Луне и последней высадкой людей на ее поверхность.


[Закрыть] – правда, что ль?

– Теперь, я погляжу, ты мне голову морочить взялась! – с недовольством в голосе пробурчал Денисов.

– Да ты спроси – я отвечу. Самой-то мне как угадать, про что ты знать хочешь?!

Денисов вздохнул и, демонстрируя безграничное терпение, без спросу сел на старенький скрипучий стул. Положил шапку на колени, расстегнул верхние пуговицы тулупа, поерзал – устроился удобно и надолго.

– Хочу я знать про все на свете, – доверчиво тараща глаза, признался он. – Только всего на свете ты и сама не знаешь, и потому придется мне довольствоваться малым.

Матрена, с веселым удивлением наблюдавшая за участковым, всплеснула руками – дескать, посмотрите-ка на него! – обошла стол и уселась напротив. Покопавшись в кармане, Денисов выудил амулет на кожаном шнурке, подержал на весу, полюбовался на то, как, крутясь и покачиваясь, сверкает в свете электрической лампочки большой красный камень, затем положил его на середину стола.

– Экая безделушка чудна́я! – с любопытством глядя на амулет, прокомментировала старушка.

– Так-таки? – вздернул брови Федор Кузьмич. – Я ишшо войти сюда не успел, а ты энту вещицу уже почуяла! И теперича сказываешь мне, что безделушка?

– А как иначе сказать? – Матрена с искренним изумлением пожала плечами. – Амулет не стоит твоих вопросов, выкинь и забудь!

– Я выкину, а ты подберешь?

– Да на кой мне?! Экий ты… недоверчивый, касатик. Ну, не хочешь выкинуть – в музей снеси. Там больше проку будет.

– Ты вот про прок мне поподробнее, пожалуйста! Очень хочется в суть вникнуть, прежде чем в музей сдавать! Опять же, не для себя стараюсь, меня хороший человек попросил узнать. Он, человек энтот, вообще очень многим интересовался, а я, ты понимаешь, покривил душой, наврал ему, что в наших краях сильных Иных совсем нету…

– Не посмеешь! – вдруг выпрямилась, вытянулась в струнку маленькая Матрена. – Ты обещал забыть!..

– И забыл, – согласился с нею Денисов, – на много лет забыл и не вспоминал до прошлой недели, а тут все одно к одному. – Он вдруг озабоченно пожевал губами, цыкнул зубом. – Слыхала, кто теперь в области главный у ваших?

– Кто? – беззвучно выдохнула Воропаева, испуганно сверкая глазами.

– Да он, он, ты уж, верно, и сама угадала. – Участковый помолчал, потом презрительно фыркнул. – Распорядился в районе отделение создать, чтоб, значит, в противовес Ночному Дозору! Так что ты тут аккуратнее – как начнут по деревням ездить, перепись вести, на учет ставить… Ты пойми, старая, мне самому выгоды никакой, чтоб тебя тут обнаружили! Они сколько лет эту вашу… предводительницу Конклава найти не могут, а тут вдруг у меня под носом, в родном, можно сказать, селе, ее правая рука живет, не тужит! Я хоть и не в Дозоре, а по головке меня не погладят, ежели про тебя выяснится. А уж кто выяснит – наши или ваши, – разницы никакой. А посему я предлагаю жизнь привычную продолжить без сурьезных изменений – ты никаких козней не строишь, ничем таким не промышляешь, а я тебя будто бы и не замечаю. Такой ведь уговор был? Только сейчас поперек нашего уговора вот энта безделушка вклинилась. Вижу, что знаешь ты о ней и, выходит, молчанием своим препятствуешь следствию. Вдруг энто бомба такая? Вдруг ты намеренно от меня скрывать удумала? Стало быть – как есть козни твои вражеские!

– Какие козни, дурной? Какая бомба, какое следствие? – запричитала Матрена. – Сам не видишь, что ль? Такой бомбой разве что клопа взорвать!

– А я вижу и не вижу! – отрезал Денисов и поднялся с места. Шумно втянул носом воздух – пахло дрожжами, печным дымком и яблочной начинкой для пирогов, но сказал он о другом: – Неужели ты не чуешь? Нехорошее что-то надвигается, и все события, все мелочи, любая безделушка – все может иметь значение. Про бомбу для клопа ты верно заметила. Я и сам не дурак вроде. Не тянет энта финтифлюшка ни на бомбу, ни на мину, ни на гранату. А вот на миноискатель – вполне. Что скажешь?

Матрена посидела молча, сцепив под столом руки. Потом, не поднимая глаз, медленно помотала головой.

– Мои слова, Светлый, слышнее, чем твои. Понимаешь?

Участковый сосредоточенно кивнул.

– Я тебе скажу – мне аукнется. И это понимаешь?

– И энто понимаю, Матрена, и энто.

– За предупреждение спасибо, я запомнила… этот жест. – Она наконец подняла глаза в отчетливой сеточке морщин. Денисов затаил дыхание. – Не знаю, поверишь ли ты, но мне жаль, что я не могу помочь тебе в ответ. Ты, конечно, можешь найти в этом и козни, и препятствие следствию, и нарушение уговора… При желании можно найти что угодно. Куда сложнее найти то, чего нет. Понимаешь? А дальше – воля твоя, можешь шепнуть кому следует, сдать меня…

– Тесто! – торопливо перебил ее Денисов. – Отвлек я тебя, хозяюшка, тесто-то совсем поднялось!

Они оба зашевелились, задвигались, Матрена поспешила за печку, участковый сгреб со стола амулет, нахлобучил шапку, проковылял к двери.

– Счастливо оставаться, Матрена!

– И тебе счастливо, касатик!

* * *

В сельских клубах Угорь не бывал давным-давно. Он бы и сегодня не попал, но нигде не мог найти участкового оперуполномоченного лейтенанта милиции Денисова. Кабинет был закрыт, да Угорь и не рассчитывал, что Федор Кузьмич до позднего часа сидит на работе. И дома его не оказалось. Супруга Денисова Людмила, беспечно, на взгляд Евгения, отнесясь к расспросам постороннего человека, сообщила, что вроде бы планировал участковый заглянуть в клуб, где нынче собиралась по какому-то поводу сельская молодежь.

Приведя себя в порядок в «предбаннике» – то есть сбив снег с ботинок и пригладив волосы, – Угорь потянул дверь, из-за которой доносились возбужденные радостные голоса. Кажется, уговаривали кого-то спеть, а тот – не кривляясь, а действительно смущаясь – отказывался. В ту самую минуту, когда Евгений возник на пороге, молодой человек наконец сдался и принял гитару, провел по струнам, вслушиваясь в звучание, и даже воздуху в грудь набрал, но, заметив в дверях незнакомца, замер. Навстречу дозорному поднялась славная шустрая девушка, хотела что-то сказать или спросить, но Угорь прижал палец к губам, другой рукой показывая: потом, все потом, вы же видите – человек выступает! Девушка все же подбежала к нему, задорно стуча каблуками лакированных туфелек по свежеокрашенному дощатому полу, встала рядом, плечом к плечу, лицом к собравшимся, и едва слышно шепнула:

– Здравствуйте! Я Зина, заведующая клубом. Вы по делу, товарищ?

Заверив ее, что он вовсе не по делу, Угорь жестом предложил послушать гитариста. Тот, внимательно проследив за общением Зины с Евгением и поняв, что может продолжать, вновь провел пальцами по струнам и запел. Правда, оперативник был уверен, что минутой ранее парень планировал исполнить совсем другую песню, а теперь вдруг передумал. Он начал медленно, вполголоса и так, будто решил поведать всем крайне интересную историю:

 
Один солдат… на свете жил…
 

И, брякнув по струнам чуть сильнее, чем следовало, продолжил озорно и ритмично:

 
Красивый и отважный,
Но он игрушкой детской был —
Ведь был солдат бумажный.
 
 
Он переделать мир хотел,
Чтоб был счастливым каждый,
А сам на ниточке висел —
Ведь был солдат бумажный.
 
 
Он был бы рад – в огонь и в дым,
За вас погибнуть дважды,
Но потешались вы над ним —
Ведь был солдат бумажный.
 
 
Не доверяли вы ему
Своих секретов важных.
А почему? А потому,
Что был солдат бумажный.
 
 
А он, судьбу свою кляня,
Не тихой жизни жаждал
И все просил: «Огня, огня!» —
Забыв, что он бумажный.
 
 
В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
И он шагнул однажды.
И там погиб он ни за грош —
Ведь был солдат бумажный.[6]6
  Булат Окуджава «Песенка о бумажном солдатике».


[Закрыть]
 

Вокруг все захлопали, загомонили, и Евгений не сразу понял, что ему, наверное, тоже нужно аплодировать – для конспирации. Песня произвела на него большое и не слишком приятное впечатление. Вернее, не сама песня – ее он знал и любил, много раз слышал и в авторском исполнении – на грампластинке, и на дружеских посиделках с другими оперативниками в области. Его поразило то, какие интонации использовал нынешний исполнитель: поначалу легкомысленные, потом настороженные, тревожные, затем досадливые, надрывные – все как полагается. Но чем дальше, тем больше ощущалось Евгением некое презрение, подтрунивание, издевка…

«Вот ты какой, Николай Крюков! – оторопело думал Угорь, разглядывая парня. – Стало быть, понял, кто я такой? И, поняв, вот такое ко мне отношение выразил?!»

Крюков так же открыто оценивал дозорного, прищурившись и едва заметно улыбаясь.

– Вам понравилось? – ревниво уточнила у оперативника Зина. – Здорово, правда? Что же вы стоите? Проходите, садитесь! А вы из… – Она примолкла, предлагая Евгению самому закончить, из какой организации он прибыл с визитом в сельский клуб Светлого Клина.

– Да я тут по личному делу, не обращайте внимания! – постарался оправдаться Евгений, смущенный количеством пытливых глаз.

– Вы из райкома! Верно? – вспомнил председательский водитель Витька. – Вы к нам с месяц назад приезжали, я подвозил. Только Семен Семеныча тут нет!

– Вообще-то я не к нему, а к Федору Кузьмичу.

– Зачем вам папа? – подала голос крепенькая шатенка, встревоженно распахнув невероятно красивые глаза.

– Да вы не беспокойтесь! Я же говорю – у меня личное дело, к его службе отношения не имеющее. Я здесь не как представитель райкома… и зовут меня, между прочим, Евгением, Женей. Вы лучше расскажите мне, что это у вас тут за мероприятие? Вроде Новый год только послезавтра…

– А у нас репетиция! Катьку пропиваем! Кольке бригадира дали! – заголосили все одновременно.

Угорь растерянно заморгал, а славная девушка Зина славно улыбнулась и виновато развела руками:

– Видите, как много у нас поводов! Ваня Бухаров со своей бригадой перевыполнил план – это раз. Николай Крюков в самый мороз совершил героический рейд в тайгу и вывез наших парней – это два. Его там, в «Светлом пути», за это бригадиром назначили.

– Да не за это, а вообще! – поправил кто-то, но на него зашикали, и Зина необидно отмахнулась:

– И вообще, и за это тоже. А еще у Коли с Катей скоро бракосочетание, вот!

– Молодцы! – одобрил Угорь, косясь на Крюкова. – Ладно, я не буду вам мешать…

– Что вы, Женя?! Оставайтесь! У нас весело, и вообще…

– Папа, может, сюда зайдет! – добавила Катерина. – Не бегать же вам по всей деревне, его разыскивая? Здесь тепло…

– Тепло, – признал Евгений и решил ненадолго задержаться. Снял пальто, встряхнул, сбрасывая на пол последние капельки обратившегося в воду снега, повесил на свободный крючок у двери – там же, где, входя, оставил шапку. Шарф – роскошный, настоящий шотландский, в разноцветную клетку, по давней, детской еще привычке запихнул в рукав пальто.

– Садитесь рядом, товарищ Угорь, – позвал Крюков, улыбаясь с теплотой, показавшейся Евгению насквозь фальшивой. Но делать было нечего, на маленькой сцене уже выступали два паренька – видимо, комический номер, потому что зал начал смеяться даже раньше, чем они успели хоть что-то сказать.

Угорь сел по правую руку от Крюкова, с демонстративным любопытством посмотрел на сцену. И вздрогнул, услышав в самое ухо тихий шепот:

– Не ко мне ли вы приехали, товарищ?

– Не волнуйтесь, Николай, я не по вашу душу, – как можно дружелюбнее ответил Евгений.

– Души нет, это ученые доказали! – тем же приглушенным шепотом сказал Николай.

– Какие ученые? – растерялся Угорь. – Ваши… Темные?

– Что еще за темные? – удивился Крюков. – Наши! Советские!

«Да он же издевается надо мной, – растерянно подумал Угорь. – Самым натуральным образом. Будто я не полномочный представитель Ночного Дозора, а… бюрократ какой-то…»

Он повернулся, левой ладонью слегка развернул голову Николаю – и сам прошептал ему на ухо:

– Души нет у вампиров. Так принято считать. У остальных есть. Даже у тебя, полагаю.

Крюков насупился, глядя в глаза Евгению. Потом спросил, вроде уже не паясничая:

– Что тебе нужно? От меня?

– Да ничего. – Светлый маг пожал плечами. – От тебя – уже ничего.

И посмотрел на Николая сквозь Сумрак.

Увы, много увидеть он не успел. Аура Темного Иного, конечно, была на месте. А вот ни уровня Силы, ни даже специализации Угорь понять не успел – его крепко схватили за плечи, приподняли, развернули…

– Евгений Юрьич! – радостным полушепотом воскликнул Денисов. – Какими судьбами! Пойдем, пойдем… уж прости, что мешаю выступление досмотреть!

Был участковый в полушубке, в шапке и даже снег с валенок не отряхнул. Видать, очень торопился к гостю с улицы.

– Ну, бывай, Николай… – сказал раздосадованно Угорь. Набросил пальто, вышел в сени вслед за Денисовым. Потер глаза – когда резко прерывают сумеречный взгляд, глазные яблоки начинают болеть, будто их распирает изнутри.

Участковому хватило совести выглядеть смущенным.

– Уж извини, Евгений Юрьич, не хочу я, чтобы ты на парня смотрел… так смотрел…

– С чего вдруг? – насторожился Угорь.

– Суеверие у меня есть. Когда на свежеобращенного Темного часто Светлые сквозь Сумрак смотрят – он быстрей злобу набирает.

– Чего? – поразился Угорь. – Кто?

– Злобу быстрее набирает. Он. Темный, а не Сумрак, – зачем-то уточнил участковый и развел руками: – Суеверие такое у меня. Основанное на личном опыте.