Текст книги "Игры Бес правил. Сборник рассказов"

Успокоившись, он продолжил.

Романов округлив глаза, слушал своего непонятно откуда взявшегося прокурора. Светлый поддерживал коллегу:

– Смею заметить, что это убийство было совершено в корыстных целях. Уже тогда обвиняемый задумал подставить своего друга и начальника Котова Виктора Владимировича, что бы возглавить созданную им строительную фирму, а его самого упечь за решётку. С этой целью, он привлёк к своему тайному замыслу, Решетилова Ивана Николаевича, впоследствии убитого тем же ножом по неосторожности.

Тёмный кивнул головой.

– Всё так и было.

Романов ухмыльнулся.

– Как же это я мог его убить, если вы только сами сказали, что убит он по неосторожности.

– Ну, это совсем просто. – Тёмный, ухмыльнулся ему в ответ. – Не он же сам к вам пришёл, а вы его уговорили участвовать за деньги в этом деле. Если бы не дали ему денег и не уговорили его на преступление, он, остался бы жив. А случайность это или нет, уже не важно. Смерть Решетилова то же на вашей совести.

Романова стала забавлять эта игра.

– Ну, допустим, а кто же тогда третий? Кого я ещё убил?

Лицо тёмного посерело, а глаза стали жёсткими и пронзительными.

– Дело в том, когда вы ножом убивали Котову Наталью Викторовну, она была на шестом месяце беременности. Теперь, я надеюсь, с количеством убиенных вами, вопросов у вас нет?

Романов опустив голову, молчал, что-то обдумывая про себя.

– Вот оно как? Беременная говорите? На суде об этом не говорили.

– Это на вашем суде, смею вас поправить. Вы Романов убили ещё не родившегося человека. Это вдвойне усугубляет вашу вину.

– Даже так? – Игорь Петрович зло усмехался. – Это же надо, какой я изверг. Что же вы ещё собираетесь мне предъявить?

Светлый сменил тёмного, давая тому возможность несколько прийти в себя.

– Вы зря усмехаетесь Игорь Петрович. Вся ваша никчемная жизнь состоит только из пороков. По роду своей службы, я пытался отыскать в вашей жизни хоть щепотку праведности и добра, что бы попытаться вас как-то оправдать, но поверьте, не то, что щепотки, я не нашёл да же крупицы сделанного вами чего-то хорошего.

– Вот как? Может плохо искали?

– Поверьте, что искали достаточно хорошо.

Их разговор перебил тёмный.

– С этим всё понятно. Перейдём к моральным аспектам вашей жизни.

– Вы хотите пришить мне аморалку? – Романов рассмеявшись, схватился за живот. – Я вас умоляю. Интересно посмотреть, как вы будете копаться в моём белье, и грозить мне пальцем.

– Вы напрасно иронизируете Романов. Почему такие, как вы считают, что им в этом мире всё дозволено? Простите, а кто вам позволил заниматься распутством? Кто позволил обманывать своих рабочих, недоплачивая им зарплату? Кто, наконец, разрешил вам издеваться над людьми, унижая их достоинство только потому, что у них нет выбора, где зарабатывать деньги? Хочу напомнить вам, что заповеди, по которым должен жить любой нормальный человек, ещё ни кто не отменял. Смею вас, так же заверить в том, что за ваше отношение к этим заповедям с вас ещё спросят.

Романов скривил рот в ухмылке.

– Так все делают. Кто начальник, тот и прав. Я всего лишь маленькое звено в огромной цепочке. Разорвать эту цепь не под силу ни кому.

Светлый усмехнулся ему в ответ.

– Так уж и не кому?

– А вы попробуйте. Может что-то и получится.

– Мы, Романов не пробуем. Если государство ваше не может или не хочет вас наказывать, то мы обязательно накажем. Рано или поздно, всё равно накажем. Люди не должны так жить.

– Люди? Да эти люди нам спасибо говорят за то, что мы с ними делаем! Это жизнь!

– Это не жизнь Игорь Петрович, это всё ваши фантазии. Жизнь, как вы заметили для людей, а не для животных вроде вас. Вот мы по всему свету и отлавливаем таких животных и возвращаем их в клетки, что бы они другим жить не мешали.

Романов опять возмутился.

– Для чего это вы мне всё рассказываете? Хотите перевоспитать? Наверное, уже поздно. У меня в детстве другие воспитатели были. Как говорится: «что выросло, то выросло» и не вам меня учить, как жить.

– Тут вы ошибаетесь. – Тёмный опять подал голос. – Мы не собираемся вас перевоспитывать. Для всех вы уже испорченный продукт. Вас нужно просто утилизировать.

– Что?! Что вы себе позволяете?

– Мы имеем на это право.

– Да кто вам дал это право судить людей? На это есть законные суды.

– В этих судах, таких как вы, не судят. Им это не выгодно. Потому мы и взвалили на себя эту непосильную ношу. Но ведь, кто-то должен работать чистильщиком, не так ли? А что касается прав, то тут извините. Свои права и обязанности мы знаем хорошо. Тот, кто назначил нас на эту работу, поверьте, в ваших комментариях не нуждается.

– Значит, вы подменяете судебные институты, Высшим судом. Да вы сами мошенники!

– Отнюдь. Хотя вы правы только в одном – нельзя отдавать на откуп справедливости только Высший суд. У всех людей должна быть твёрдая уверенность в том, что их судят беспристрастные, честные и глубоко профессиональные, такие же, как и они, люди. Согласен, что в этом мире ни кто не застрахован от ошибок. Потому и должна быть надежда, что рано или поздно Высший суд всё же восторжествует и исправит эти ошибки. Высший суд умножает для всех уверенность в том, что их праведные земные дела не имеют отношения к грехам и порокам тех, кто взращивает их на крови других, прикрываясь личиной благочестия, и использует людскую наивность в угоду себе. Вот как раз по такому случаю, мы к вам и явились.

– И что вы теперь со мной сделаете? Поставите в угол?

– А вы ни когда не задумывались над тем, зачем напроказничавших детей, ставят именно в угол? Полагаю, что угол вас уже не спасёт.

Романов с гневом посмотрел на тёмного.

– Послушайте. Что вы мне всё время угрожаете? Я не намерен терпеть от вас ни каких запугиваний! Говорите, чего вы хотите, и проваливайте туда, откуда пришли!

Тёмный обменялся взглядом со светлым и кивнул головой. Оба одновременно поднялись из своих кресел, а тёмный сказал:

– Вы правы. Пора переходить к заключительной части нашей встречи.

Лицо говорящего, стало каким-то торжественным и строгим. Выговаривая каждую букву, медленно он произнёс:

– Романов Игорь Петрович. Высшему суду известно, что вы совершили три убийства в корыстных целях. Ваш образ жизни и отношение к себе подобным, делает невозможным ваше дальнейшее пребывание в живом социуме и прекращается. Будет ли вам предоставлена возможность, в каком либо виде ещё раз оказаться в живом или не живом социуме, вам сообщат дополнительно.

После этих слов они вышли из-за стола и направились к двери.

– Погодите. – Романов попытался подняться из своего кресла. – Что значит прекращается? Вы что, шутите так?

Подойдя к двери, тёмный и светлый, как по команде обернулись, а светлый удивлённо сказал:

– Помилуйте, с вами ни кто не шутит, и шутить не собирается. Разве вы не поняли с самого начала, что мы пришли к вам не шутки шутить?

– Пойдём. – Тёмный положил ему руку на плечо. – Мы и так здесь засиделись. Теперь им займутся другие службы.

– Да, конечно. Жаль только, что он сейчас всё забудет.

– Это не главное. – Тёмный пожал плечами. – Главное, что мы ему всё объяснили. Уже скоро об этом же ему скажут другие, но это уже не наша работа.

Они медленно вышли из кабинета и закрыли за собой дверь.

Романов сидел за столом и, не мигая смотрел на дверь, за которой скрылись странные гости. Неожиданно эта дверь опять отворилась и на пороге показалась Оленька.

– Вам что ни будь нужно, Игорь Петрович?

Романов смотрел на неё, как будто бы видел впервые. В его голове всё увеличиваясь, разгоралась боль. К горлу подкатил неприятный комок, а всё тело покрыла противная испарина. Нижнее бельё стало вохким и противным. Медленно поднявшись из своего кресла, он сделал несколько неуверенных шагов и остановился, вытирая рукавом пиджака, выступивший на лбу пот.

– Что-то мне Оленька нездоровится.

– Может вызвать врача?

Романов махнул рукой.

– Какого врача? Домой я поеду. Отлежусь сегодня, а ты все мои дела перенеси на завтра.

– Хорошо, Игорь Петрович.

Романов вышел из офиса и подошёл к своей машине. Сняв её с сигнализации, он открыл дверь и сел в салон. Тихо заурчал мощный мотор, и машина покинула служебную стоянку. Набрав большую скорость на свободной от транспорта полосе, он не увидел лежащий на его пути острый как бритва кусок железки. Из-за вспоротого переднего колеса, машина стала неуправляемой. Её слегка подбросило, потом выкинуло с трассы на обочину. Ударившись об ограничительный бетонный столб, который разорвал днище бензобака, машина несколько раз перевернувшись в воздухе, рухнула на землю. Бензин через образовавшуюся брешь, хлынул на работающий двигатель. Через секунду на месте упавшей машины, в воздух поднялся высокий столб огня и дыма.

Эпилог

Поплавок неуверенно качнулся и резко ушёл под воду. Виктор резко подсёк клюнувшую рыбу и медленно стал поднимать вверх удилище. Судя по сопротивлению, этот карп должен весить не меньше двух килограмм. Почувствовав добычу, крупная шотландская овчарка по кличке «Бакс», радостно взвизгнула и ткнулась острой мордой Виктору в спину.

– Не мешай Бакс. Её ещё нужно вытащить из воды.

Бакс послушно уселся на задние лапы, но скулить не перестал. Подведя пойманную рыбу ближе к берегу, Виктор резко выкинул её на берег. Бакс, тут же бросился к ней и, описывая вокруг неё круги, начал громко лаять.

– Мы с тобой сегодня молодцы. – Виктор снял рыбу с крючка и бросил её в садок. – Но одной нам на троих будет мало. Особенно тебе.

Он улыбнулся, глядя на собаку, сменил червя на крючке и снова забросил удочку. За спиной послышались шаркающие шаги. Так мог ходить только Макарыч. Обернувшись, Виктор увидел приближающегося к нему лесника. Если бы не этот дед, лежать бы ему сейчас в земле. После авиакатастрофы он был одним из не многих тогда спасшихся. Наполовину пустой самолёт перевозил зэков к удалённым местам их заключения. Где-то над самой тайгой, двигатели неожиданно стали. Самолёт резко начал терять высоту. Пилоты всё же сумели уже перед самой землёй выровнять самолёт, и он врезался в верхушки деревьев, погасив бешеную скорость. Однако, от резкого удара, его корпус разломился пополам. Что было дальше, Виктор не помнил. Помнил только пожар. Сразу после того, как его выкинуло из самолёта, он сильно ударился головой о ствол дерева и на какое-то время потерял сознание. Очнулся от того, что его арестантская роба горела. В голове была пустота. Видимо это был просто шок. Куда он шёл и как, то же не помнил. Как на нём оказался чужой пиджак, то же не помнил. Дед Макарыч нашёл его в тайге без признаков жизни, далеко от разбившегося самолёта и оттащил к себе в сторожку. Долго отпаивал какими-то травами и лечил ожоги. Вся правая сторона тела у него была обожжена. Только лишь через месяц Виктор стал приходить в себя и вспоминать кое-какие подробности. Как оказалось в надетом на нём пиджаке, был паспорт на имя Морозова Виктора Владимировича. Выжил этот Морозов или нет, Виктор так и не знал. Дед называл его привычным ему именем, написанном в паспорте, и лишних вопросов не задавал, за что Виктор был ему признателен. Однако рассказать ему всю свою историю, всё равно пришлось. Внимательно его выслушав, Макарыч покряхтел и сказал, что жизнь штука сложная. Кому в ней что суждено, одному Богу известно. Жив остался, значит так нужно. Участковому сказал, что Виктор его племянник и жить пока будет у него в лесничестве. Чужой паспорт подозрений у того не вызвал, а может и вызвал, только Виктор разговора Макарыча с участковым не слышал. Тот, когда прощался, лишь усмехнулся себе в усы, запрыгнул в машину и укатил в село. Его ни кто не искал и вопросов по поводу упавшего самолёта не задавал. Спустя какое-то время, Виктор пообвыкся в лесничестве. Помогал деду в его работе. Изучал лес и животных. Гонял браконьеров и ловил рыбу. Ему здесь было спокойно и хорошо. Кровоточащая рана, после гибели Наташи медленно затягивалась. Вновь пробуждалось тяга к жизни. Новой жизни.

17 февраля 2011 г.

Душа

1

В голове что-то щёлкнуло и от ярких красок, неожиданно ударивших мне в глаза, я зажмурился. Открывать глаза было страшно. Это было чем-то новым и неизведанным, а потому работал безотказный механизм самосохранения, который уже не раз спасал от всяких неприятностей. Медленно, очень медленно я открывал глаза. Первое, что я увидел, была миска с остатками каши, стоявшая на полу. Чуткий слух не ловил никаких звуков, значит, опасности не было. Подняв голову вверх, я увидел большой белый стол, а над ним большое окно. Оглядевшись по сторонам, отметил, что пока я был в коме, в доме ничего не изменилось. Яркие краски резали глаза. Осторожно осматриваясь по сторонам, увидел старенький диван и телевизор в углу комнаты. Да, ничего не изменилось. Сколько же времени меня не было? И где я вообще был? Вопросов было много, но ответить на них я пока не мог. Память возвращалась неохотно и мучительно долго. В голове звенели какие-то колокольчики. Пару раз тряхнув головой, понял, что просто так от этого звона не избавиться и в душе махнув на это рукой, пошёл во двор на чистый воздух. Я ещё был очень слаб и самостоятельно открыть входную дверь, наверное, бы не смог, но на моё счастье она почему-то была не заперта и немного приоткрыта. Не спеша, спустившись по крутым ступенькам крыльца, сел прямо на траву, что бы перевести дух и осмотреться. Весь двор был залит лучами яркого и тёплого майского солнца. Было приятно подставлять навстречу этим лучам своё тело и просто так лежать на траве ни о чём не думая. Однако куда подевались все домашние? Где отец, и где мама? Наверное, пошли в магазин. Они всю жизнь везде ходят вдвоём. Развалившись на траве, стараюсь вспомнить хоть что нибудь. Отметил про себя, что когда начинаю о чём-то думать, в голове сразу же начинают звенеть колокольчики. Стараюсь не замечать этого и максимально напрягаю свою память. В голове возникают обрывки прошлого.

2

Стараясь быть не замеченным, я шёл на нашу сходку, озираясь по сторонам. Время было позднее, и увидеть знакомых на улице вряд ли представлялось возможным, хотя чем чёрт не шутит – приходилось быть осторожным. Лишние свидетели были ни к чему. Уже через полчаса я был на месте. По привычке, оглянувшись ещё раз по сторонам, я открыл нужную мне дверь.

В слабо освещённой комнате собралась вся наша компания.

– Опаздываешь.

Навстречу мне поднялся Женька или просто «Джон» и протянул руку. Пожав его потную ладонь, я поздоровался с остальными.

– Привет, Валет.

С улыбкой на лице и радуясь получившемуся каламбуру, пожал мою руку Лёха Репченко или просто «Репа». «Макс встал со своего места и похлопал меня по плечу. На этом приветствия были закончены. «Джон» был старшим по возрасту и уже имеющим ходку за грабёж, а потому пользовался непререкаемым авторитетом и правом главного в нашей компании. Тихим голосом он начал посвящать нас в план предстоящего дела:

– Сложного здесь ничего нет. Я давно наблюдаю за этим «обменником». Вечером посетителей там практически нет. В комнате только один охранник и кассирша. Входим в наглую и сразу валим охранника. Кассиршу не трогать – она будет выдавать нам бабло.

– Она же нас опознает, если что.

– Не опознает. Мы будем в масках. Если её завалить, то клетку, в которой она находится, мы за пять минут не откроем.

Макс продолжал задавать вопросы:

– Почему за пять минут?

– Потому, что она наверняка успеет нажать на тревожную кнопку, а охрана прикатит ровно через пять минут. У нас есть только четыре минуты. За это время мы должны вычистить всю кассу, а потом на ноги и уходим дворами, которые я знаю как свои наколки.

Слово взял «Репа»:

– Почему не взять тачку? На тачке мы уйдём быстрее.

– Тачку нужно уводить. Я смотрел, в округе нет ничего подходящего, одна рухлядь. Если заглохнет – кранты всем, да и городок у нас не такой и большой, могут вычислить кто увёл. Отходить будем дворами к окраине. Там нас ни одна собака не найдёт.

Я взял слово:

– Сколько там бобла? Есть ли смысл валить охранника? Мокруха как ни как?

– Валить по большому счёту нужно всех. Нет свидетелей – нет и срока, но работать будем по обстановке, а на счёт бобла, я неделю пас «обменник», народ идёт, значит бабки есть, и деревянные и зелёные. В конце дня приезжает инкасса и выносят каждый день по четыре сумки.

«Джон сделал паузу, затем продолжил:

– Макс, откопай завтра обрез и хорошенько его смажь. Вы, оба вооружаетесь сами, а у меня есть своя волына.

Он достал из внутреннего кармана куртки чёрный «ТТ», и направив в нашу сторону, обвёл им по кругу, после чего спрятал обратно в карман.

– Всё. Расходимся, а завтра ровно в пять на этом месте.

Пожав друг другу руки, все разошлись по домам.

3

– Мам, а мам. Я сегодня летал!

– Это где же ты летал?

– Я во сне летал. Так здорово, аж дух захватывает. Почему нельзя летать на яву, как птицы?

– У птиц есть крылья, а у людей их нет.

– Но я летал без крыльев.

– Это душа твоя летала. Ты ещё маленький и многое не понимаешь. Вырастишь – поймёшь.

– А что такое душа?

– Душа, это то, что дадено тебе свыше. Это твой разум, который идёт от сердца.

– Почему свыше? Разве не вы меня с папой родили?

– Мы. Но мы дали тебе только тело, а душу, ты получил не от нас.

– А от кого?

– Есть Всевышний разум, который решает, кому какую душу давать и давать ли вообще.

– А кто он, Всевышний разум?

– Сейчас ты не поймёшь, вот подрастёшь не много, тогда сам узнаешь.

– А у животных тоже есть душа?

– Наверное, есть, только они не могут разговаривать и нам их трудно понять.

– Мам, а мам. А когда человек умирает, куда девается его душа?

– Её забирает Всевышний.

– А куда он её девает потом?

– Потом он отдаёт её другому, только что родившемуся.

– Он отдаёт душу только людям?

– Не всегда. Если человек плохо жил и делал людям больно, то в наказание, он может отдать душу, какому ни будь животному или, например, камню.

– А у меня сейчас чья душа?

– Хватит задавать вопросы. Иди, вымой руки, сейчас будем обедать.

4

В «обменнике», куда мы ввалились всей толпой, действительно был один охранник и кассирша за решёткой кассы. Направив в сторону охранника свой «ТТ», «Джон» дважды выстрелил ему в грудь. Охранник упал как подкошенный, так и не успев, что-то сделать. Макс остался стоять у двери, а я с «Джоном» и «Репой» кинулись к клетке. Перепуганная кассирша, выпучив глаза и открыв рот, со страхом глядела на нас. «Джон» наставил на неё пистолет:

– Что вылупилась? Бабки на стол! Живо! Это ограбление!

Перепуганная на смерть кассирша, трясущимися руками доставала пачки купюр из стола и выкладывала их в окошко. Я не отводил глаз от денег, которые появлялись в окошке кассы, а потом пропадали в сумке «Джона». Неожиданно послышалась возня на входе, где стоял Макс. Здоровый мужик, одной рукой державший за горло Макса, а другой отводивший от себя дуло обреза, открыл рот и начал кричать:

– Караул! Грабят! Милиция!

Недолго думая, я направил на него ствол своего обреза и нажал на курок. Раздался грохот выстрела и мужик упал на колени, сжимая руками простреленную грудь. Одновременно с выстрелом все услышали вой приближающейся сирены.

– Менты. Валим!

Схватив на половину заполненную деньгами сумку, «Джон» кинулся к выходу. Мы последовали за ним. Когда выбегали из «обменника», уазик с мигалкой уже остановился напротив входа и из него выпрыгивали менты, на ходу стреляя из своих «макаровых». Разрядив в них свои обрезы, мы кинулись в тёмный переулок. Сзади слышалось:

– Стреляйте! Уйдут!

Грохот выстрелов разорвал вечернюю тишину. Впереди показался не высокий забор. «Джон» рукой указал на него, ни чего не объясняя. Мы все кинулись к нему. Сзади гремели выстрелы. Подбежав к забору, я подпрыгнул и схватился за край, думая подтянуться. Не успел. Под левую лопатку ударило как ломом. Руки не произвольно разжались, и я сполз с забора на землю. Неужели всё? Я лежал на земле как кукла. Тела не было, боли тоже не было. Подбежали люди в форме с пистолетами. Почему-то мне не было до них никакого дела. Один наклонился надо мной:

– Этот готов. Сержант, передай по рации, пусть оцепят район. Далеко не уйдут.

Странно, но у меня такое чувство, как будто меня это не касается. Тело моё осталось лежать, где то внизу, а я полетел, полетел, как когда то в детских своих снах.

5

Неожиданно скрипнула калитка. Я, наверное, придремал на солнышке и не услышал, как во двор входили мама с отцом. Поднявшись на ноги, я с радостью кинулся им навстречу. От этой же радости я не заметил, как отцовская нога врезалась мне под рёбра.

– Брысь Валет! Вечно под ногами трёшься. Я когда нибудь убьюсь через тебя.

Отбросив меня ногой, он вместе с мамой зашёл в дом и закрыл дверь. Обиженный на такое проявление чувств, я вернулся на своё место под солнцем и начал вылизывать свой пушистый хвост.