Текст книги "Нажать крючок"

Сергей Майоров
Нажать крючок

Убить человека несложно.

Если хотеть этого.

А зачастую, когда ты этого совсем не хочешь, убийство происходит ещё проще.

Сложно бывает, когда надо ударить ножом или задушить. Когда смерть получается долгой и грязной, когда всё это происходит при непосредственном контакте, когда приходится видеть стекленеющие глаза и слышать останавливающееся дыхание.

Некоторым, правда, нравится именно это.

Но ты ведь не из таких. Вас разделяет несколько десятков метров. Надо поймать оптическим прицелом мишень и нажать спусковой крючок. Нажимать надо плавно.

Одно короткое, не требующее физических усилий движение указательным пальцем. Маленькая железная деталька изменит своё положение, приводя в действие ударно-спусковой механизм. Какая-то доля секунды. Боек срывается со своего места и ударяет в капсюль. Вспыхивают несколько граммов пороха, и газы, расширяясь, выталкивают пулю из гильзы. Она начинает разгоняться, и нанесённые в стволе нарезы придают ей вращательное движение. Это необходимо для того, чтобы обеспечить большую точность. По тому же принципу устроен и детский «волчок».

Человек – существо противоречивое,

Он выживает в самых невероятных условиях. Борется с дикой природой, противостоит невыносимым климатическим условиям, переносит невозможные физические и нервные нагрузки. Он силён.

С другой стороны, погубить его можно многими способами, которые он сам изобрёл. Оружие всегда придумывали талантливые люди.

Ты сидишь на стуле, у окна третьего этажа. Окно открыто, и до сада, за которым ты наблюдаешь, двести метров, так что с земли никто тебя не увидит. Ты спокоен. Не в первый и не в последний раз.

Дом расположен удачно, как будто его специально строили с учётом таких вот ситуаций. В это время суток солнце оказывается у тебя за спиной, и тем, за кем ты наблюдаешь, приходится щуриться.

Они идут. Четверо. Впереди мужчина и женщина, мирно говорящие между собой. Позади ещё двое мужчин. Не спешат. Те, что сзади, вертят головами, словно их душат жёсткие воротники сорочек, сверкают стёклами солнцезащитных очков и жуют резинки. Они зовут себя телохранителями, хотя ясно, что никогда они не подставят свои тела под адресованные охраняемой персоне пули. Серьёзному человеку они не помеха. Справиться с тем, кто привык самостоятельно думать о своей безопасности, куда труднее.

Последние числа августа. Ещё тепло, это через три недели пойдут проливные дожди и лето окажется бесконечно далёким воспоминанием, а пока ещё солнечные лучи ласкают кожу и очень хочется бросить дела, чтобы хоть несколько дней от всего отдохнуть. Мужчина, за труп которого тебе заплатили, одет в костюм и чёрный плащ нараспашку. Он держит руки за спиной, а разговаривая, имеет привычку слегка наклонять голову и как будто разглядывает свои ботинки, сверкающие идеально вычищенной дорогой кожей. Ступая на левую ногу, он в последний момент резко выворачивает её наружу, опуская почти перпендикулярно к правой. Это последствия давней спортивной травмы. Много лет назад он играл в баскетбол и не предполагал, что пройдёт время – и его жизнь оценят в десятки миллионов рублей. Заплатит один; другие, отягощённые тем же желанием, к своему счастью, не успеют оформить заказ. Они будут стоять на кладбище у гроба, утешать вдову и ронять скупые слезы, раздумывая, как распорядиться сэкономленными средствами.

Человек-мишень аккуратно подстрижен и носит бородку, которая добавляет ему возраста. Взгляд спокоен и уверен, хотя он давно догадывается, что в любую минуту начатая им фраза может оборваться на полуслове.

Насколько тебе известно, он год назад оплатил устранение своего конкурента. Тоже в последних числах августа…

Женщина рядом с ним – жена. Красивая женщина лет тридцати… На вид – тридцати, по паспорту ей много больше. Высокая, худощавая. Пожалуй, излишне худощавая. В начале лета она выглядела куда лучше… Правильные, строгие черты лица. Тёмные волосы зачёсаны назад. Минимум косметики. Нет, она действительно красива.

Ты успеваешь подумать об этом, беря в руки прислонённую к стене под окном винтовку. Когда в плечо утыкается приклад, а глаз приникает к окуляру оптического прицела, голова мгновенно очищается от мыслей. От посторонних мыслей, не связанных с работой.

Они останавливаются. Тем лучше. Муж и жена стоят посреди садовой дорожки. Охранники мнутся сзади. Тот, который постарше, продолжает озираться по сторонам, а молодой напарник озабочен испачканным в грязи ботинком. Судя по выражению лица, наступил он не меньше, чем на коровью лепёшку… Единственное место, откуда в этот момент может быть совершено покушение, – дом, где ты и находишься.

Бородатый берет жену за руки, что-то ей доказывает, она не соглашается. Он убеждает её в необходимости своего отъезда. Она рвётся ехать вместе с ним. Ты ведь позаботился запустить слух, что в столицу он направляется не только по делам, уже куплен билет в соседнее купе для семнадцатилетней блондинки, победительницы организованного им конкурса красоты, с которой он собирается оттянуться по полной программе…

Более удобного момента уже не будет.

Он целует её. Ты снимаешь палец со спускового крючка. Даёшь им несколько секунд. Больше ты ждать не станешь.

Они укладываются в отведённое время. Теперь она говорит, а он, придерживая её за руки, улыбается и отрицательно качает головой. Да, ты был прав, слухи о блондинке дошли до её ушей…

Он смеётся и слегка притягивает жену к себе, откидывая голову назад. Телохранители деликатно отворачиваются.

И в этот момент ты делаешь лёгкое движение указательным пальцем. Всего одно. Глушитель полностью поглощает звук.

Пуле требуется меньше секунды, чтобы преодолеть разделяющее вас пространство.

Она ударяет мужчине в левый висок, пронзает головной мозг и вырывается через правое ухо. Как и было задумано. Замедлившая скорость, но не потерявшая убойной силы, она пролетает ещё метра три и попадает в ногу молодого охранника, как раз в тот самый ботинок, которым он зацепил грязь.

Теперь надо уходить. Ты сделал своё дело. Прицелился и нажал спусковой крючок.

На Земле стало одним обитателем меньше. Возможно, он был не лучший представитель человечества и сам творил немало зла. Но и ты ему не судья.

В такие мгновения ты ощущаешь себя хищником.

…Он дождался, пока они прекратят целоваться, и только тогда выстрелил. Навинченный на ствол СВД самодельный глушитель поглотил звук. Он знал, что можно не интересоваться результатом выстрела. Промаха быть не может.

Так и есть. Бородатый рухнул на влажный песок дорожки, в последний момент намертво сжав руки и повалив на себя жену. Рядом с ними, вопя и крутясь волчком, упал охранник. Тот, который очищал палочкой ботинок.

Выбегая из комнаты, он на секунду задержался у дверей и, присев на корточки, на обоях около плинтуса вывел маленькую буковку "х".

Хищник.

Ему нравилось так себя называть.

Сегодня Хищник в очередной раз нажал спусковой крючок.

Одним движением пальца решил множество проблем.

И тем же движением породил множество новых.

Одним движением.

Одним.

Почти без усилия.

Просто нажал крючок.

1

Спорыгин вызвал из гаража машину и оставшиеся до её приезда минуты потратил на то, чтобы разложить просмотренные бумаги в две одинаковые папки, убрать их в дипломат и тщательно запереть его, включив хитроумную охранную систему. Ценность этих документов была невелика; даже попади они в руки прямых врагов, и те не смогли бы воспользоваться ими, чтобы причинить существенный вред – так, мелкие неприятности, не более.

Шофёр никогда не опаздывал, а Спорыгин ещё со студенческих беззаботных лет привык ценить в людях обязательность и пунктуальность. Наверное, поэтому он не расставался с шофёром уже лет десять, даже перетащил за собой, покидая министерство. Было время, когда он сильно подозревал, что шофёр «подведён» к нему КГБ, но подозрения не подтвердились, и теперь Спорыгин относился к своему водителю с искренним уважением и какой-то даже завистью.

Выглянув в окно, Юрий Владимирович увидел машину – солидную иномарку – и стал собираться. Покидая рабочее место, он всегда долго оглядывался, тщательно проверяя, все ли документы убраны, и запоминая расположение предметов на столе. На всякий случай.

Убедившись, что ничего не забыл, он пошёл к дверям и по дороге в комнате отдыха заглянул в зеркало. О его внешности заботились люди, размеры гонораров которых позволяли надеяться, что их вкусам можно доверять. Сам Юрий Владимирович равнодушно относился к своему облику, но в этот раз долго смотрел на отражение, поворачивался спиной и боком, втягивал живот и даже наклонился поближе к зеркалу и внимательно рассмотрел кожу на лице.

Ему предстояла командировка, разительно отличавшаяся от тех, к которым он привык, и он волновался, хотя не хотел в этом признаваться.

Потом машина несла его в знакомый ресторанчик в районе Садового кольца. Спорыгин, развалившись на заднем сиденье, устало смотрел на сгущающиеся вечерние сумерки над знакомыми улицами города и возвращался мыслями к предстоящему делу. Оно ему не нравилось… Спорыгин не любил это слово. В своих поступках он руководствовался необходимостью того или иного действия и целесообразностью, исходя из конечной цели. А сейчас эта самая конечная цель, которую он обозначил для себя несколько лет назад, прямо диктовала, что успех от поездки неразрывно связан с возможностью её скорейшего достижения. И тогда…

О перспективах он боялся думать, будто кто-то мог подслушать его мысли.

В ресторане Спорыгин встретился с высокого роста худосочным мужчиной, на котором любой, даже сшитый у лучшего портного костюм сидел бы, как сюртук на пугале. Мужчина носил длинные, с острыми кончиками усы и говорил приглушённым голосом, понижая его до бормотанья, когда касался тем секретных и важных. За глаза его называли Паганель. Прозвище своё, конечно, ему было известно – в столице, да и в стране он знал обо всём, что его интересовало, – а вот о его личности был осведомлён лишь узкий круг людей. Они-то, люди весьма властные, и прилепили ему имя героя старого романа, не решаясь произносить его открыто. Слишком непредсказуемыми могли быть последствия, хотя эти люди умели предвидеть все. Даже землетрясения.

Говорил Паганель. Юрий Владимирович кивал головой и отвечал на вопросы. Под конец беседы он вспотел, прислушиваясь к тихому голосу собеседника.

Расстались они через сорок минут. Уходя, Юрий Владимирович с удивлением заметил, что едва притронулся к еде. Странно, он почувствовал от этого укол раздражения и остаток вечера пребывал в плохом расположении духа. Не помог даже любимый херес, который он выпил, устроившись в кресле-качалке перед окном.

Из окна открывался вид на Кутузовскую набережную. Шёл дождь, и вода в реке казалась темно-серой, как и небо, куда Спорыгин не смотрел. Он курил, морщился, когда в окно ударял порыв мокрого ветра, и думал.

Самолёт вылетал в 05.40 утра. Спорыгин не любил утренние рейсы. В последние годы ему часто приходилось летать по стране, и он предпочитал делать это по вечерам, чтобы из аэропорта сразу ехать в гостиницу и спокойно отдыхать до утра. Но сейчас самолёт был выбран не случайно. Много чего не нравится, однако поставленная цель диктует способы, и в назначенный срок Юрий Владимирович опустился в мягкое кресло зала ожидания для особо важных персон, поставив между ног дипломат с хитроумной охранной системой. Как и вечером, ничего важного в кейсе не лежало. Тезисы предстоящих выступлений, краткие справки о людях, с которыми ему предстояло встречаться, деловые бумаги. Поездка намечалась недолгая, не больше трех дней, но готовился Юрий Владимирович к ней основательно – никто не должен был усомниться, что истинная цель всех этих передвижений заключается в рабочих встречах с представителями администрации двух областей, и только в этом.

Однако предстоящие беседы служили лишь маскировкой.

Спорыгин прикрыл глаза, глубоко вдохнул и встал. Не спеша, расслабленной походкой вышел в общий зал и направился к киоскам. Охранник, в обязанности которого входило обеспечить посадку Спорыгина на самолёт, поплёлся следом, косясь на часы и не обращая внимания на обстановку вокруг. Он был ленив, к работе относился спустя рукава и давно заслуживал увольнения. На его действия в критической ситуации никто и не рассчитывал.

Безопасность Юрия Владимировича обеспечивали другие люди, рассредоточенные в ключевых точках аэровокзала и готовые ко всему.

«Хождения в народ» были для Спорыгина привычны. Это занятие он не любил, но чувства свои скрывал, и в средствах массовой информации подчёркивался его демократизм. Впрочем, в последнее время он старался попадать на страницы газет и на телевизионные экраны как можно реже.

Наболтавшись по залу, Спорыгин направился в туалет. Охранник сунулся следом, но, убедившись, что террорист с гранатомётом среди умывальников не прячется, не задерживаясь вышел.

Юрий Владимирович помедлил и дёрнул дверь крайней кабинки. Она была заперта, но задвижка лязгнула, и Спорыгин невольно вздрогнул. Ожидавший его двойник превзошёл все ожидания. Пожалуй, даже супруга не смогла бы заметить разницу. Закрывая за собой дверь, Юрий Владимирович шагнул в кабинку и несколько долгих секунд провёл лицом к лицу с незнакомым мужчиной, упираясь своим животом в такой же выпуклый живот двойника. Они молчали, неотрывно смотрели друг на друга, при этом Спорыгин чувствовал неуместную сейчас неловкость.

– Давай, – двойник протянул руку, и Юрий Владимирович, спохватившись, передал ему дипломат.

– Спасибо. – Лицо двойника тронула лёгкая усмешка. – Подожди минут десять, не больше.

– Я помню. И надеюсь, не усну.

Хмыкнув, двойник вышел. От сильного толчка дверь захлопнулась, и Спорыгин торопливо нажал задвижку. Осмотревшись, он опустил крышку унитаза и сел.

Скрипел под ногами мокрый песок парковой дорожки, а ветер срывал с листвы капли воды и швырял их в двоих мужчин, ведущих неторопливую беседу.

Рядом со Спорыгиным, заложив руки за спину и наклонив голову, шагал высокий, крепкого сложения мужчина лет сорока пяти, в широком светлом плаще и ботинках на толстой подошве. Ради встречи с ним была устроена возня с двойником, да и вообще затеяна вся эта поездка. Сделав изрядный крюк и запутав следы, Спорыгин прилетел в Новозаветинск, чтобы в течение часа переговорить с ним и броситься догонять своего двойника. От их разговора многое зависело.

В своё время в далёких государствах этому человеку были вынесены смертные приговоры, но он смог исчезнуть, причём так, что о нём продолжали вспоминать до сих пор с искренним уважением и без злости. Его пыталась ликвидировать родная спецслужба, он узнал о готовящемся покушении и уберёгся, хотя его вычеркнули из списка живых. Потом он долго оставался в тени, и его нашёл Паганель. Нашёл, обеспечил условия для работы и поставил задачу. Об истинных масштабах акции Юрий Владимирович мог догадываться, но думать об этом не любил, из страха.

С мужчиной, выбравшим для работы в Новозаветинске в качестве псевдонима фамилию Марголин, Спорыгину приходилось встречаться три раза в Москве. Полтора года назад Марголин был направлен в Новозаветинск, и сейчас требовалось подвести некоторые итоги.

Эта часть разговора была завершена, и Юрий Владимирович выдерживал паузу. Они неторопливо шли по дорожке, иногда касаясь друг друга локтями. Спорыгин боковым зрением пытался контролировать выражение лица собеседника, но вскоре понял, что это его раздражает и сбивает с толку. Марголин помалкивал, опустив голову и кривя тонкие губы с таким видом, будто знал много больше собеседника, а их сегодняшняя встреча – пустая формальность.

Чтобы вернуть статус-кво – так, как он себе это представлял, – Спорыгин напомнил Марголину об одной допущенной им ошибке. На исход дела она не повлияла, её впоследствии удалось загладить, тем не менее она была.

Марголин ухмыльнулся.

– Не ошибается тот, кто ничего не делает. Вы это прекрасно знаете, уважаемый Юрий Владимирович, не так ли?

Фраза прозвучала с намёком, даже с издёвкой, но Спорыгин пропустил её мимо ушей, поняв, что ему хочется побыстрее закончить встречу.

– Вы владеете ситуацией лучше нас, поэтому я не стану размениваться. Есть группа бывших сотрудников силовых органов, которые крайне недовольны сложившейся ситуацией и хотят её изменить. Насколько нам известно, к ним примыкают и действующие сотрудники. Организовались они сравнительно недавно и на первое место ставят обеспечение собственной безопасности. Они не вели активных действий, накапливали информацию. Предпринимали, если можно так сказать, незначительные рейды с гарантированным результатом и минимальным риском.

Кивком головы Марголин подтвердил, что понял, о чём речь. В глазах его мелькнул интерес.

– Так вот… В последнее время эта группа значительно расширилась, обросла связями, в том числе межрегиональными, и довольно близко подошла к той черте, за которой начинается доступ к информации, утечка которой недопустима.

– Я уже думал над этим вопросом. Все не так трагично.

– Об этом никто и не говорит. Но лучше пресечь явление в зародыше…

– Боюсь, что пресечь само явление никак не удастся. Для этого надо слишком многое изменить. Причём изменить такое, на что вы никогда не согласитесь.

– Мы имеем в виду конкретную группу людей. И на конкретный, сегодняшний период времени. Люди, которые займут их место через год, нас волновать не будут. И абсолютно не волнуют сейчас.

– Проблема в принципе решаемая.

– Мы тоже так считаем. Недооценивать её нельзя, работа вам предстоит трудная. И все ваши затраты будут соответствующим образом компенсированы.

– Благодарю. Правда, мне бы всё-таки хотелось как-нибудь воспользоваться плодами этой самой компенсации. И не здесь.

– Мой друг просил передать, что новых поручений не поступит. Как только вы разрешите эту проблему, можно будет считать, что контракт выполнен. И продлять его или не продлять, будет зависеть целиком от вас.

– Красиво звучит… – Марголин усмехнулся. – Только мрачновато как-то. С некоторым, я бы сказал, двусмысленным подтекстом. Нет?

– Перестаньте, – Спорыгин поморщился. – Мы же деловые люди.

Они остановились и посмотрели друг на друга. Как Штирлиц и Мюллер в известном анекдоте. «А ведь тебя скоро е…нут», – подумал Марголин, глядя в глаза Спорыгина.

«А сам-то сколько ещё проживёшь?» – Юрий Владимирович отвернулся и опустил голову, делая вид, что стряхивает с брови дождевую каплю.

* * *

Заправочная станция и кафе рядом с ней выглядели так, словно были перенесены в грязный и убогий пригород Новозаветинска из американского фильма. Этакий оазис чистоты, порядка и мечты, окружённый вымирающим лесом и развалюхами обезлюдевшей деревни на заднем плане. Даже участок шоссе выглядел здесь ровнее и чище.

Паша-Датчанин свернул на бетонированную подъездную дорожку, описал полукруг по парковочной площадке и поставил автомобиль в углу, на привычное место. Посещать это заведение ему приходилось не часто, но почему-то всегда, в каждый его приезд, это место оказывалось свободным.

Он выключил мотор и минуту посидел, глядя перед собой и постукивая пальцами по обтянутому кожей рулевому колесу.

Сегодня ему что-то не нравилось. Первое время, когда все ещё только начиналось и были возможны любые неожиданности, он тоже нервничал, – тогда это было объяснимо. А сегодня… Очередная встреча, и очередной заказ. Приехал, обговорил условия и уехал. Заказ, правда, сложноватый, хотя и бывало уже нечто подобное.

Он вошёл в кафе. Помещение было чистым и отделано в светлых тонах, что в сочетании с расположенным в стене за стойкой квадратным окном в кухню ассоциировалось с больничной столовой. Правда, лежать в отечественных больницах Датчанину не приходилось…

Два столика были заняты. Молодая пара, ни на кого не обращая внимания, пила коктейли, а преклонных лет господин с потной шеей поил вином девушку в красном платье, годившуюся по возрасту ему в младшие дочери. Появление Датчанина сильно взволновало господина, хотя встречаться раньше им никогда не доводилось, да и Паша, скользнув по нему взглядом, тут же отвернулся к стойке. Тем не менее потный господин придвинулся ближе к спутнице, обхватил её локоть и что-то жарко зашептал, поправляя сползающие с носа очки и косясь в спину Датчанина.

Паша несколько минут читал за стойкой короткое меню и разглядывал бутылки. Потом открылась дверь, и из подсобного помещения, вытирая руки о белоснежный фартук, вышел человек, на встречу с которым и приехал Датчанин.

Его точный возраст был Паше не известен, выглядел мужчина лет на тридцать пять, был невысок ростом, широк в плечах и хорошо тренирован, что угадывалось в каждом движении. Несмотря на немалый вес, перемещался он легко и бесшумно, словно скользил по полу, ловко обходя препятствия и не утрачивая невозмутимого выражения лица. Сколько Паша помнил, Алексей – он называл его этим именем, хотя и не был уверен, что оно настоящее, – всегда был чисто выбрит и подтянут, не улыбался, а его прозрачные серо-голубые глаза смотрели одинаково спокойно и чуть насмешливо. Алексей владел колонкой и кафе, имелось у него и ещё какое-то доходное предприятие, так что самому выполнять обязанности бармена необходимости не было, но он любил стоять за стойкой, а приготовленные им коктейли вполне могли претендовать на призовые места в соответствующем конкурсе. Они поздоровались, коротко кивнув друг другу.

– Обедать будешь?

– Нет, только кофе. Цены у тебя, однако…

– Зато и качество соответствующее. Тебе с молоком?

– Да, как обычно.

У молодого человека закончился коктейль. Он громко втянул через соломинку воздух с пеной. Подруга что-то ему сказала, и они рассмеялись, глядя друг на друга. Потом обратили внимание на часы и вышли, остановившись перед дверями и громко поблагодарив хозяина. Алексей ответил им и пожелал удачной дороги. Спустя минуту, с грохотом отодвинув стул и волоча за собой опьяневшую подругу, исчез и потный господин.

– Вкусный у тебя кофе. – Датчанин поставил опустевшую чашку.

– Это потому, что с мышьяком. Неповторимый аромат, правда?

– Пошёл ты…

Алексей запер дверь и прошёлся по залу, поправляя столы и закрывая жалюзи на окнах.

– Пол сейчас будешь мыть? Ты не обращай внимания, я подожду, ничего…

– В следующий раз получишь кофе с цианистым калием. Даже вкус не успеешь распробовать, а острить так уж точно перестанешь.

– Извини, я не знал, что ты такой нежный.

Алексей вернулся на своё место за стойкой, выложил пачку сигарет и достал из шкафчика чистую пепельницу.

– Не утруждайся, я и на пол могу стряхнуть…

Опустив руку в карман плаща, Датчанин включил устройство, исключающее возможность записи их разговора. Конечно, если кто-то сильно захочет, это не спасёт, но для самоуспокоения вещь эффективная. Алексей посмотрел понимающе.

– Есть заказ. Время и способ не ограничены, вся оплата – вперёд. Пятьдесят тысяч.

Алексей закурил, прищурившись, пустил струйку дыма в лампу и повернулся к собеседнику.

– Трудности?

– Нет его адреса, места работы и фотографии. И фамилия, скорее всего, не настоящая. Он приезжий, появился у нас примерно летом девяносто шестого. Есть кое-какие сведения о его связях и прочая мелочёвка. В принципе найти можно.

– Сложно и осторожно… Если я правильно понял, наш друг имеет отношение к спортивной стрельбе?

– Да.

– Хм…

Не скрывая своего удивления, Алексей замолчал. Сел на стул и вытянул ноги, положив их на полку под стойкой. Закрыл глаза и некоторое время курил, пуская дым колечками и стряхивая пепел на пол. Затушив окурок, плеснул себе в стакан немного коньяка и медленно, смакуя, выпил.

– Добавь ещё столько же. Если кто-то согласится, будут большие накладные расходы, да и человек слишком непростой. Вторую половину можно и потом.

– Не знаю… Сотня, по-моему, многовато…

– Как хочешь.

Алексей взял полотенце и смахнул со стойки крошки.

– За качество надо платить. Но как знаешь!

– Да я-то понимаю. – Датчанин досадливо поморщился.

– Боишься, другие не поймут? Так объясни.

– Ладно. Мне нужно два дня.

– Хоть десять.

– Послезавтра, в это же время, я подъеду.

– Всегда рад.

Они обменялись рукопожатием, и Датчанин вышел. Стоя в дверях, Алексей проследил, как выбралась на шоссе и быстро скрылась из виду белая спортивная машина, запер дверь и прошёл в подсобное помещение.

А Датчанин думал о том, что сто тысяч – это всё-таки много, даже за такого человека, как Марголин, и клиент вряд ли согласится. Хотя он был готов даже добавить из своего кармана…

С Марголиным он встречался несколько раз, и воспоминания об этих встречах относились к разряду самых неприятных. У многих были причины желать смерти этому человеку, появившемуся внезапно и навязавшему всем свою игру. Естественно, он действовал не сам по себе и представлял значительные силы, предпочитавшие оставаться в тени. Резкое вмешательство этих сил в жизнь города вызывало как минимум раздражение, но вполне обоснованный страх сдерживал все попытки оказать противодействие. Силы были слишком реальными, а когда все утряслось, стало ясно, что с ними, в общем-то, можно жить. Те, кто с этим не соглашался, возразить уже не могли.

С самим заказчиком Датчанин не виделся и даже не знал, кто он такой.

Было около двух десятков человек, которых Паша, усмехаясь, мысленно называл рекламными агентами. В их функции входил поиск клиентов. Этот поиск, если можно так сказать, был пассивным. Агенты не давали ответа, а лишь передавали информацию тем, кого Датчанин называл менеджерами. Этих менеджеров было четверо, и они, в свою очередь, связывались с Пашиным заместителем, который потом информировал его. Информация о заказчике его не интересовала, наоборот, было принято, чтобы она оставалась на самом нижнем уровне. К их услугам обращались только те, кто мог оплатить работу, и этого было достаточно. Паша изучал «мишень», просчитывал последствия ликвидации и либо отказывался от работы, либо приступал к поискам исполнителя. В первом случае заказчик не получал никакого ответа; во втором ему сообщали стоимость работы – если он изначально не называл сумму, с которой был готов расстаться.

Кто конкретно будет исполнять заказ – Паша не знал. Он связывался для этого с Алексеем…

Схема была громоздкой, требовала неусыпного контроля, зато гарантировала минимальные потери в случае провала одного звена. «Спалившийся» агент мог выдать несколько фамилий заказчиков и их жертв, что особой важности не представляло, а также номер контактного телефона, зацепить через который не удалось бы никого. Агенты не знали своих менеджеров, и наоборот. А для того, чтобы выйти на конкретного исполнителя, надо было проследить всю цепочку, что представлялось совершенно нереальным. Организация обладала своей высокопрофессиональной службой внутренней безопасности и разведкой, чтобы противостоять усилиям государственных силовых структур, а все вопросы с аналогичными негосударственными структурами решались совсем просто.

Заказ на Марголина имел не только технические сложности. Могли возникнуть проблемы… Но по зрелом размышлении Датчанин пришёл к выводу, что риск оправдан.

На следующий день вечером Датчанин позвонил Алексею из телефона-автомата и сказал всего одно слово: «Да», после чего отправился в ночной клуб.