Текст книги "Секретный архив Шерлока Холмса"

Холмс осмотрел портреты, на которых были изображены молодые красивые женщины, лицо одной мне показалось знакомым, но вспомнить я не смог, а расспрашивать присутствующих было как-то неловко. Осмотр занял не много времени. Это было не похоже на Холмса, и отсюда следовало только одно – он был уверен, что искомое находится в другом месте.

Однако братья этого не заметили. Закончив с картинами, Холмс с видимым нетерпением подошёл к портрету Мориарти. Провёл руками по его раме и, отряхнув пыльные руки, аккуратно снял со стены картину, которая оказалась весьма тяжелой, что было видно по выражению лица Холмса. После тщательного её осмотра Холмс был в недоумении – он не нашёл того, что искал.

– Господа, вы уже смотрели за этой картиной?

– Конечно. Я же вам сразу сказал, что искал вторую часть, – ответил мистер Уилбри.

– И я тоже здесь искал, – подтвердил и мистер Домбре.

– А когда здесь был ремонт? – неожиданно спросил Холмс братьев.

– За год до смерти отца, – ответил мистер Уилбри. В глазах у Холмса вновь загорелся огонёк. Он встал и, подойдя к стене, где висел портрет, стал простукивать её. Спустя некоторое время послышался звук, означающий пустоту.

– Надо вскрыть стену, – не оборачиваясь, сказал Холмс и продолжил стучать, определяя границы пустоты, а мистер Уилбри приказал кому-то из слуг принести необходимый инструмент.

…Через десять минут перед нами предстала маленькая дверца скрытого в стене железного ящика. Кодовый замок отсутствовал, было лишь углубление для обычного ключа. Холмс заглянул в этот вырез, достал из кармана связку отмычек, которые он всегда носил с собой, и через несколько секунд щёлкнул замок – дверца распахнулась. Мы увидели, что сейф был почти пуст, за исключением небольшой книги, которую Холмс не спешил брать.

Внимательно оглядев стенки сейфа, Холмс аккуратно достал книгу, оказавшуюся обычным дешёвым экземпляром Библии, которую можно было купить в любом магазине. Все, за исключением Холмса, с разочарованием смотрели на находку. Холмс же был доволен. Убрав найденное в саквояж, он сказал:

– Я извещу вас, господа, о результатах расследования. До свидания. Идёмте, Уотсон.

И, не дожидаясь ответа и моих действий, он зашагал в сторону выхода.

Сидя в кэбе, я попытался расспросить Холмса о его находке, но тот хранил молчание и наслаждался видами в окне. Когда мы добрались до Бейкер-стрит, Холмс прошёл в свою комнату и, судя по всему, приступил к разгадке Библии.

До середины следующего дня я не видел Холмса. Его неожиданное появление так удивило меня, что впоследствии я решил, будто мне это показалось. Холмс стремительно вышел из своей комнаты, и так же стремительно ушёл… К вечеру он вернулся и, не замечая меня, прошёл в свой кабинет.

На другой день, не дождавшись Холмса к завтраку, я поел один и стал читать «Таймс», когда мне принесли записку, в которой просили срочно прийти по указанному в ней адресу, так как требовалась помощь человеку, находящемуся, судя по тексту записки, при смерти. Просьба исходила от моего хорошего знакомого, поэтому я без промедления отправился туда, предупредив миссис Хадсон, что, возможно, задержусь к обеду. Отсутствие моё продлилось двое суток, так как случай был сложный – человек упал с лошади и был покалечен копытами других лошадей. Не буду перечислять все повреждения, которые были у него в результате этого, скажу лишь, что кризис удалось преодолеть и человек остался жив.

Вернувшись домой страшно измотанным, я лег в постель и проспал до вечера следующего дня. Встав, я чувствовал себя ещё очень разбитым, но мне стало лучше после того, как я плотно поел. А когда откинулся в свою любимое кресло с сигарой и свежим номером «Таймс», то почувствовал себя совсем хорошо.

Миссис Хадсон пришла забрать посуду.

– А вы не знаете, где Холмс? – спросил я.

– Нет. И начинаю беспокоиться. Ведь я его не видела уже несколько дней.

– Может, он у себя в комнате?

– Не знаю, не знаю. Он мне запрещает себя беспокоить, когда он работает. А ведь он уже столько дней не ел. Только-только «воскрес» и опять… – она не договорила и, что-то бормоча, вышла из комнаты.

Я попытался читать, но чтение не шло. Я тоже начал беспокоиться. А спустя ещё полчаса подошёл к комнате Холмса и постучал.

– Холмс!

В ответ была тишина.

– Холмс!

Послышалось какое-то ворчанье. А спустя время:

– Это вы, Уотсон? Я занят!

– Но вы не ели уже несколько дней!

– Я занят! Не мешайте мне!

Я понял, что просить его о чем-либо бесполезно, поэтому отправился пройтись, так как погода стояла на редкость сухая и солнечная, а мне была необходима смена обстановки…

Вернувшись, я сразу лег спать и на этот раз спал уже значительно меньше, и в десять утра с удовольствием ел яичницу с ветчиной и просматривал свежий «Таймс».

– Уотсон! – услышал я и, повернув голову, застыл от ужаса.

Сзади стоял Холмс, на которого было страшно смотреть. Он похудел, кожа приобрела зеленоватый оттенок, а глаза покраснели и слезились.

– Что с вами, Холмс?

– Я разгадал его, Уотсон. Всё-таки Мориарти был гением, да к тому же и любящим отцом. Что у нас сегодня на завтрак? Я голоден…

Спустя полчаса Холмс, развалившись с трубкой в кресле, пускал дым кольцами и с улыбкой наблюдал, как они исчезают в и без того задымлённой комнате.

– Холмс, – не выдержал я. – Расскажите, как же всё было.

Холмс снисходительно посмотрел на меня и начал свой рассказ.

– Как вы, наверное, уже догадались, Уотсон, когда мы ехали в дом Мориарти, я уже знал, где следует искать необходимый для расшифровки ключ. Правильно, за портретом самого Мориарти! Но всякое бывает, поэтому я обследовал и портреты его жён. Ну а в дальнейшем осмотрел и его портрет, за которым ничего не нашёл. Я сначала решил, что ошибся в расчётах, но потом понял, что Мориарти предусмотрел защиту от своих сыновей, которые не так глупы, чтобы не поискать за портретом отца, рассчитывая найти необходимое не прилагая особых усилий, что они и сделали. Тогда я предположил, что Мориарти решил лучше спрятать сам ключ, чем зашифрованный текст, кроме того, в этой комнате явно был сделан ремонт, в отличие от тех помещений, через которые мы проходили. Поэтому я стал искать тайник. И оказался прав. Но в нём была только книга, которая, несомненно, служила ключом к письму, так как, обследовав стенки хранилища, я не нашёл иных потайных мест. Придя домой и тщательно осмотрев книгу, увидел, что это действительно обыкновенная Библия, причём самая дешёвая. Книга была новой, поэтому я легко смог найти те страницы, которыми чаще всего пользовались. Внимательно осмотрев их, я нашёл две аккуратные, крохотные карандашные точки. И стало понятно, что между ними находится ключ. Им были строки из главы 7 стих с 1 по 9 от Матфея. Вот эти строки:

«1 Не судите, да не судимы будете,

2 ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить.

3 и что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?

4 или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно?

5 лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего.

6 Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас.

7 Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам;

8 ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.

9 есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?»

– Символично, не правда ли, Холмс? – заметил я после того, как Холмс прочитал этот отрывок.

– Да, – Холмс посмотрел на меня. – А вот дальше, Уотсон, начались проблемы. У меня был зашифрованный текст, ключ к нему, но добраться до истины, к сожалению, я не мог! Частотный анализ не помогал, ничего не помогало. Я вновь внимательно исследовал Библию, но не смог найти ничего нового. Мне было понятно, что в этом тексте что-то лишнее – слова слишком длинные, возможно, не хватало количества пропусков между ними. Я так извёлся, что стал пересчитывать количество символов в каждой строке, исключая пропуски между словами. И оказалось, что в каждой строке их чётное количество! Меня это удивило, и я проверил ещё раз, но всё осталось по-прежнему. И тут мне вспомнилась дата, проставленная под письмами мистера Уилбри и мистера Домбре – 32 января. Профессор не мог ошибиться, а значит, он написал это преднамеренно, и значит, эта дата могла быть ещё одним ключом. И я понял, что в этом и состоит разгадка! Похожее было в моем первом деле. Помните, я рассказывал вам о «Глории Скотт», где в зашифрованной записке истинным было лишь каждое третье слово? В данном случае необходимо сложить лишние цифры в датах писем, по аналогии с шифрованными текстами, которыми являются единицы. Таким образом, избавившись в каждой строке от каждой чётной буквы, я получил вот этот текст, – он протянул мне очередной лист бумаги с очередной абракадаброй:

Последняя шифровка.

– А дальше, – продолжил он, – я не знал, как этот ключ применить. Я испробовал различные способы, но они не увенчались успехом. Но, в конце концов, мне повезло. Я вспомнил о шифре Цезаря, который был назван так в память о том, что им пользовался сам Юлий Цезарь. И я предположил, что профессор использовал шифр, подобный ему. Суть его заключается в следующем. Сначала выписывается весь алфавит, который может включать в себя любые используемые знаки. Затем под исходным алфавитом записывается циклически смещённый, на определенное количество символов, алфавит. Шифрование состоит в считывании текста, отыскании каждого символа в верхней строке и замене его символом, стоящим под ним в смещённой строке. В отличие от шифра Цезаря, где смещённый алфавит остается неизменным, Мориарти изменял алфавит в зависимости от символа ключа. Поэтому, даже зная, что происходит подстановка, но не зная ключевого слова или текста, раскрыть шифр довольно сложно, но не невозможно.

– Холмс, – прервал я его пояснения, – не могли бы вы на примере показать, как происходит шифрование, а то я ничего не понял из ваших объяснений.

– Конечно, Уотсон. Давайте для примера в качестве слова, которое необходимо закодировать, возьмем вашу фамилию, а ключом будет ваша профессия. Запишем одно слово под другим. Напишем смещённый алфавит для ключевого слова. Кодирование происходит следующим образом: в несмещённом алфавите находим букву «в», она стоит на третьем месте; теперь из смещённого алфавита для буквы «д» берём букву, также стоящую на третьем месте – это «ж», её мы записываем ниже; берём следующую букву – это «а», она стоит на первом месте; из смещённого алфавита для второй буквы ключа «о» получаем букву «о», так как она также стоит на первом месте, и записываем ниже. И так далее. Таким образом, мы получили слово «Жоьгьэ». Вам понятно?

– Да, понятно. Спасибо, Холмс.

– Поняв это, я без особого труда расшифровать текст завещания.

– Так это завещание?

– Да. Мориарти пожалел своих детей и в качестве исходного алфавита не использовал смешанный, кроме того, не делал различий между строчными и прописными буквами, не использовал кодирование цифр, знаков препинания, пропусков между словами, в качестве лишних использовал не только четные символы, а не что-то иное, полученное с помощью какой-либо математической зависимости. Иначе это завещание вряд ли можно было прочесть в ближайшее время, – с этими словами он протянул мне завещание:

«Я очень рад, дети мои, что вы смогли разгадать мою маленькую загадку. Я также рад, что вы наконец-то помирились, объединив свои усилия, иначе вы вряд ли смогли бы получить этот текст. У вас были разные матери, но это не значит, что я любил кого-то из вас более другого. Я хочу передать вам серебряные рудники, расположенные в Африке. До того момента, пока вы не станете их владельцами, добыча серебра приостановлена и возобновится, как только вы вдвоем явитесь в банк «Виктория», где получите необходимые бумаги и рекомендации.

Не ссорьтесь из-за наследства.

Владейте им сообща. распределите, дети мои, свои обязанности в работе.

Держитесь ближе друг к другу и удача не покинет вас, а дело поможет ее поддержать.

Прощайте, дети мои.

25 июня 1890

Ваш отец».

– И что вы намерены делать дальше, Холмс?

– Извещу сыновей Мориарти, – ответил Холмс, выпустив очередную порцию дыма.

– Вы уверены, что следует так поступать?

– Я имею перед ними обязательства. Ничего не поделаешь, – с грустью сказал Холмс.

Потом мы сидели, молча куря. Через полчаса Холмс ушёл давать телеграммы, а я стал читать медицинские журналы, вроде бы для пользы, а в действительности для того, чтобы чем-то занять время до встречи с братьями.

Холмс вернулся, а спустя некоторое время по очереди пришли и мистер Уилбри с мистером Домбре. Когда все собрались, Холмс сказал:

– Господа, – начал он, – я расшифровал завещание вашего отца. Вот оно, – он протянул им листок, который те жадно прочли и вопросительно посмотрели на него.

– Вы объединили наши закодированные письма, а затем воспользовались ключом из Библии? Кстати, какой он был? – спросил мистер Уилбри.

– Да, именно так. Но сначала я избавил послание от избыточности, помните дату 32 января? Каждый второй символ был лишним, – ответил Холмс, а после паузы продолжил: – В качестве ключа ваш отец использовал стихи с 1 по 9 из главы 7 от Матфея.

Братья переглянулись. Затем мистер Уилбри прервал тишину и произнёс:

– Об использовании даты я не догадался…

– Сколько мы вам должны? – перебил его мистер Домбре.

– Ничего.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Одна просьба. Не держите на меня зла.

– Хорошо, – спустя время, посмотрев на брата, произнёс мистер Уилбри. – Прощайте, господа. Спасибо вам, мистер Холмс. Обращайтесь, если и вам вдруг потребуется помощь.

– Прощайте, господа, – попрощался Холмс.

На что мистер Домбре кивнул и, повернувшись, вышел вслед за братом.

– Холмс, – я прервал тишину, установившуюся после ухода сыновей профессора Мориарти. – Это первое дело, когда вы помогли своим заклятым врагам.

– Вы не правы, Уотсон, – улыбнулся Холмс, – не врагам, а детям врага, что не одно и то же. Да, – он внимательно посмотрел на меня, – надеюсь, вы не будете публиковать рассказ об этом деле?

– Конечно, Холмс.

Здесь наш разговор прервался, и закончилось это своеобразное дело, а через несколько минут послышались звуки скрипки. Холмс вновь начал музицировать…

Загадочная гравюра

Спустя всего несколько дней после удачного завершения дела о двойном завещании я разбирал в своей квартире оставшиеся после смерти моей жены вещи. Их было не так много, да и притом они в основном являлись предметами личного обихода. Необходимо было решить их дальнейшую судьбу. Неожиданно мне на глаза попалась старая, пожелтевшая от времени гравюра. Жена как-то говорила, что она достаточно старая и передаётся старшим дочерям их рода, а при их отсутствии женам старших братьев. Что-то существенное она, к сожалению, добавить в своё время не смогла, да, надо сказать, это не очень-то меня и интересовало. Гравюра висела на самом видном месте и как бы дополняла комнату, не раздражая внимание. Я уже собрался продолжить разбор, однако мой взгляд вновь остановился на ней. Что-то странное или, скажем по-другому, непривычное было на ней изображено. Я бросил разбор, снял гравюру со стены и стал внимательно изучать её. Я крутил её и так и эдак, но ничего не мог понять. Единственное, что мне удалось найти – это три литеры «M.L.M.», которые находились около самого края листа и поэтому обычно не были видны из-за окружающей её рамы. Несомненно, это была головоломка! Передо мной стоял недавний успех моего друга Шерлока Холмса в расшифровке завещания, и мне захотелось самостоятельно найти ответ, содержащийся в гравюре. Но, к моему большому сожалению, к вечеру я так и не смог продвинуться далее найденных букв. Я пересмотрел все бумаги покойной жены, разглядел под лупой каждый дюйм этой гравюры, но так ничего и не понял. Оставался последний выход из создавшегося положения, и я отправился к Холмсу.

Придя на Бейкер-стрит, я застал Холмса за приведением в порядок своего архива. Не глядя на меня, он произнёс:

– Здравствуйте, Уотсон. – Вы, судя по всему, так же, как и я, приводите в порядок свои вещи. И не иначе как нашли что-то интересное?

– Добрый вечер, Холмс, – ответил я на его приветствие, начиная недоумевать по поводу правильно определённой цели моего прихода. – Но как вы догадались, Холмс?

– Здесь нет ничего сложного, Уотсон, – Холмс наконец поднялся мне навстречу. – Взгляните на себя, и вы всё поймёте. Вид вашей одежды говорит о том, что вы производили разбор пыльных вещей. Зажатый под мышкой сверток красноречиво указывает на то, что вы что-то нашли. А ваш приход сюда и выражение лица свидетельствуют о неудаче в решении той задачи, с которой вы и пришли.

– Вы абсолютно правы, – ответил я, оглядев себя в зеркало. – Я мог бы и не удивляться, это так очевидно. Холмс, – спустя некоторое время обратился я к моему другу, рассчитывая поставить его в тупик, – а вы смогли бы определить, что находится у меня в свёртке и в чём заключается проблема, с которой я к вам пришёл?

– Это сложно мой друг, но я попробую.

Холмс сел в своё любимое кресло и стал не спеша набивать трубку. Я также опустился в своё кресло и положил свёрток на стол. Холмс закурил и, выпустив длинную струю дыма, откинулся назад, закрыл глаза и произнёс:

– Судя по внешнему виду свертка, в нём находится какая-то картина, об этом говорят вмятины, которые образовались за то время, пока вы несли его. Эта картина была найдена в ваших вещах, и, судя по размерам, является гравюрой вашей покойной жены, я был у вас как-то раз и видел её. Как мне помнится, на ней был изображён своеобразный орнамент, который вы хотите понять, но у вас не получается, – довольный произведённым эффектом, Холмс улыбнулся. – Я прав?

Я был обескуражен:

– Конечно, вы правы, – ответил я, начиная разворачивать принесённую вещь. – Я бился над этой загадкой весь день, но так и не смог её решить. И вот пришёл за помощью.

– Не расстраивайтесь так, мой дорогой друг. Вы врач и писатель, а я сыщик, каждый из нас знает свою работу лучше другого. Я ведь не расстраиваюсь, что не умею лечить.

– Да, конечно, всё правильно. Так вот, взгляните на эту гравюру, – сказал я, разворачивая бумагу. – Жена как-то говорила, что она связана с какой-то тайной, но вот какой, мы так и не смогли узнать. Её родители, к сожалению, рассказать более подробно об этом не успели, или же сами не знали, а теперь нет и её самой. Так что вы – единственная моя надежда.

Холмс внимательно осмотрел гравюру со всех сторон, ещё раз вгляделся в рисунок и, быстро схватив лупу, стал рассматривать некоторые куски листа. Это занятие продолжалось недолго, и спустя несколько минут Холмс с довольной улыбкой посмотрел на меня.

– Загадка оказалась очень проста, Уотсон, – выпустив струю дыма в потолок, произнёс Холмс. – Вы и сами могли её решить, если бы повнимательней изучили рисунок.

– Но я целый день на это потратил и не смог ничего найти, – возразил ему я.

– У вас, Уотсон, просто пока нет опыта в подобных делах, но со временем, сталкиваясь с разнообразными задачами, вы натренируетесь и сможете уже без посторонней помощи решать их в считанные минуты. Ведь нет ни одной загадки, созданной человеком, которую не смог бы разгадать другой, – Холмс сделал паузу в своей речи, задумчиво посмотрев в потолок. – Знаете, Уотсон, – продолжил он, – ещё до нашего с вами знакомства было у меня одно похожее дело. Я потратил на него непростительно много времени, а всё потому, что оказался невнимателен к одной фотографии. Сейчас я вам её покажу.

Холмс встал и подошёл к своему архиву. Поиск материалов того дела, о котором он упомянул, занял на удивление совсем непродолжительное время. Он вернулся на место и, поудобнее усевшись в кресло, начал рассказывать.

– Это случилось буквально за месяц до нашего с вами знакомства. Ко мне пришла женщина средних лет и сообщила, что нашла своего мужа мёртвым в собственной гостиной. Она уже заявила в полицию, но та, к сожалению, ничего не смогла найти. Произошло это за неделю до её прихода ко мне и следы, конечно же, были уничтожены. Тем не менее, выяснилось, что дом был весь перерыт, но ничего не было взято. Из этого следовало, что преступники что-то искали, но не смогли найти, хотя может и нашли, но жена покойного не сообщила о пропаже. Её муж вёл обычную семейную жизнь, был тихим, порядочным человеком, как утверждали все, знающие его, поэтому была непонятна причина его смерти. Однако по заключению полиции, да и со слов его жены было известно, что перед смертью погибшего пытали. Вот такое запутанное дело. А помогла мне раскрыть дело вот эта фотография, которая валялась на столе вместе с не одним десятком других, – он протянул мне небольшой фотографический снимок.

На нём была запечатлена улица со стоящим вдоль неё обычным многоэтажным зданием, каких много увидишь в крупных городах. Никакие попытки найти на снимке что-либо примечательное не привели к успеху, и я, выражая явное недоумение, вернул его Холмсу.

– И что же примечательного в этой фотографии?

Холмс снисходительно посмотрел на меня.

– Обратите внимание, Уотсон, на то, что эта фотография пестрит различными мелкими деталями, и, если постараться, то в ней можно спрятать огромное количество информации, расположив её так, чтобы это не бросалось в глаза. То есть сделать так, чтобы у вас и мысли не возникло о том, что здесь что-то спрятано. Этот метод сокрытия информации получил название стеганография. – Холмс выпустил несколько колец дыма и продолжил: – Задача в этом случае усложняется, в сравнении с использованием криптографии, так как в этом случае, прежде всего, надо догадаться, что в ней, в фотографии, что-то спрятано.

– Вы хотите сказать Холмс, что в этой фотографии есть что-то ещё, кроме того, что я вижу?

– Именно так и есть. Я случайно заинтересовался этой фотографией, так как она явным образом выделялась среди других своим сюжетом, поэтому я и обратил на неё внимание. А уж при более детальном изучении нашёл то, что искал – причину убийства, и она оказалась весьма банальной – деньги.

– ???

Холмс вновь протянул мне фотографию и лупу.

– Посмотрите внимательнее, мой друг, на второе окно справа, – он показал концом трубки. – Что вы видите?

Я поднес лупу к глазам и удивленно посмотрел на Холмса.

– Ничего.

– Хорошо, поставим вопрос по-другому, вам ничего не напоминает то, что расположено под этим окном?

Я ещё внимательнее вгляделся в указанное место и меня осенило:

– Да ведь это же цифра «пять», в том виде, в котором её размещают на игральных костях! – вскричал я удивлённо.

– Правильно, Уотсон. А теперь на этом же этаже пятое окно, а далее восьмое и так далее… Короче, мой друг, здесь записан код банковской ячейки, расположенной в одном из банков Лондона.

Я осмотрел все окна здания и нашёл то, о чём говорил Холмс.

– Но как были нанесены эти цифры?

Затянувшись и выпустив струю дыма, Холмс произнёс:

– Я думаю, что хозяин этого снимка внёс изменения в негатив, с которого и напечатал этот снимок.

– Хорошо, а как вы узнали, в каком банке находилась эта ячейка?

– Уотсон – это малоинтересно, да и не важно сейчас, так как я решил рассказать вам об этом деле лишь потому, что оно имеет сходство с вашим собственным расследованием.

– Вы хотите сказать, что здесь тоже записан какой-то код?

– Именно так, но, в отличие от моего дела, где он наносился на готовый снимок, ваша гравюра была специально создана для того, чтобы сокрыть его.

Я вновь взял гравюру и стал внимательно её разглядывать, но через некоторое время понял бесполезность этого занятия, так как я, как не пытался, так и не нашёл никаких признаков спрятанной надписи.

Холмс, пока я тщетно пытался что-либо найти, спокойно сидел и покуривал свою трубку. Он не вмешивался в этот процесс, а, казалось, нашёл что-то интересное на стене напротив его кресла.

– Я сдаюсь, Холмс, – наконец промолвил я, совершенно измученный тем, что не мог ухватить даже нить, которая помогла бы распутать этот клубок, – выручайте.

Холмс очнулся и удивлённо посмотрел на меня:

– Уотсон, да здесь нет ничего сложного, просто вы пока мыслите готовыми образами, то есть ищете что-то похожее на известные вам образы. Внимательно посмотрите на этот узор, он вам ничего не напоминает? – и ткнул трубкой в один из завитков.

Я посмотрел, и мне действительно показалось что-то знакомое, но я не решился сказать, а вопросительно посмотрел на своего друга.

– Разгадывание этого ребуса, Уотсон, если можно так выразиться, на одну затяжку. Смотрите, то, что я вам показал, является не чем иным, как цифрой «пять». А теперь посмотрите на следующий завиток, – и он ткнул в него своей трубкой, – видите? Это явная цифра «шесть».

Теперь я уже и сам понял ход мысли Холмса и постепенно смог уже без его помощи полностью вытащить из своей гравюры запрятанное в ней. Однако когда искать больше было нечего, я вновь попал в затруднительное положение, так как теперь не имел понятия, что со всем этим делать.

– А что же дальше, Холмс? – я недоумевал. – Цифры-то мы получили, а что с ними делать?

– Ну а дальше, мой дорогой друг, нам необходим подробный атлас Великобритании, потому что мне думается, что перед нами не что иное, как географические координаты некоего таинственного места, расположение которого мы сейчас и выясним.

Холмс поднялся и подошёл к стеллажу, с которого и взял атлас Великобритании. Возвратясь, он начал быстро его листать, ну а когда наконец-то сел в свое кресло и положил атлас себе на колени, то передо мной была Шотландия.

– Так вот, – продолжил Холмс, беря линейку и лупу, – сейчас увидим, что это за место, – и он стал вычислять точку пересечения найденных нами координат. – Смотрите, Уотсон, – и он показал пальцем на небольшое овальное озеро, расположенное в самом сердце Шотландии в озерном краю. Ближайшими населёнными деревнями были: Кинлох-Раннох в 22,5 км к востоку, Лоэрс в 25,5 км к северо-востоку и ближе всех расположился Бридж-оф-Орхи всего в 19,2 км на юго-западе. Это озеро находилось между двух вытянутых озер с запада и востока. Самое восточное из них имело звучное название Лох-Раннох, край его располагался всего в 4,5 км от устья реки Таммел и 2 км от Кинлох-Раннох. – вот это место. Вам остаётся лишь съездить туда и выяснить, что там скрывается.

Я сидел и заворожённо глядел на это маленькое голубенькое пятнышко и не мог поверить, что загадка, скрывавшаяся столько времени, наконец-то разрешилась. И уже представлял, что меня там может ждать. Почему-то мысли мои вертелись только вокруг сокровищ – другое на ум не приходило. И тут я вспомнил:

– Холмс, а что означают буквы «M.L.M.», ведь они неспроста здесь указаны?

– Сложно сказать, мой дорогой друг, – задумчиво произнёс Холмс. – Они могут обозначать всё что угодно или ничего не означать.

– Ну, например?

– Например, это могут быть инициалы человека, придумавшего эту загадку, а могут быть и латинские цифры, или же эти буквы могут так или иначе обозначать искомую точку на местности, – Холмс улыбнулся. – А зачем гадать? Отправляйтесь туда, и тогда станет всё ясно.

– Вы правы, Холмс. Я так и поступлю. Мне всё равно надо немного развеяться. А вы не хотите составить мне компанию?

– Нет, Уотсон. У меня накопилось много дел за время моего отсутствия, да и пока ещё мне не хочется бросать своё дело.

– Очень жаль, – ответил я.

Ещё поговорив, я в скором времени покинул Бейкер-стрит и отправился к себе собираться в дорогу. Я не мог больше ждать и потому, забросив разбор вещей, отправился на вокзал, предполагая купить билеты до Глазго…

…Как ни прискорбно сообщать, но моя поездка закончилась провалом. Не в том смысле, что я не смог найти той точки, которую указал Холмс, или она оказалось неверной. Нет. Мне просто не повезло с природой, которая не дала возможности забрать то, что было доверено ей. Прибыв на место, я пообщался с местными жителями, и они рассказали, что в центре озера был расположен остров, а на нём стоял каменный столб, с одной стороны которого были выбиты буквы: «M.L.M.», но год назад неожиданно средь бела дня – это видели многие – столб начал погружаться и через некоторое время вовсе исчез в пучине, да и от острова ничего не осталось. Я попросил свозить меня на то место, где он был, и с помощью шеста определил, что на глубине полутора метров есть что-то твёрдое, однако площадь этой области была весьма мала, а до дна в этом месте ещё никто не добирался, почему-то не находилось смельчаков, и я понял, что надежда на клад, даже если он там был, утонула в прошлом году.