Текст книги "Первая мировая война"

В связи с этим французский историк Бернар Лавернь отмечает:

«Если более 12 германских дивизий не были бы задержаны вдали от нашего фронта смелым наступлением русских, битва на Марне, которая сохранила Францию от краха, была бы поражением».

Немцы потеряли на Марне около 250 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Потери французов тоже составляли не менее 250 000 человек (из них около 80 000 убитыми). Великобритания потеряла 13 000 человек (из них 1700 убитыми).

Так был остановлен первый рывок прусской военной машины. Война не закончилась за три месяца, как весело кричали еще в августе жители Берлина, Гамбурга и Вены. Она замерла на одном месте. Войска союзников продвинулись на глубину до 60 километров, и обе противоборствующие стороны перешли к обороне, положив начало позиционной войне – долгой, утомительной и требовавшей стойкости на многие месяцы и годы.

За победой на Марне не последовал более крупный триумф, на который надеялись французы. Широкая полоса траншей по-прежнему, как глубокая кровоточащая рана, пересекала Францию от Бельфора до моря.

УИЛЬЯМ СТИРНС ДЭВИС, американский историк

Тем не менее битва на Марне знаменовала собой перелом в кампании 1914 года на Западном фронте в пользу союзников. Германский стратегический план быстрого разгрома Франции потерпел крах.

Галицийская операция

С началом войны в Европе возникло три фронта: Западный, Восточный и Балканский.

Западный фронт протянулся от Северного моря до Швейцарии, Восточный – от берегов Балтики до границ с Румынией, а Балканский образовался вдоль Дуная.

Уже первые недели боевых действий выявили как минимум два обстоятельства.

Во-первых, сразу же наметилось несовпадение военных планов, прописанных на бумаге, и реальной действительности. Вместо германского «блицкрига» разгорелось гигантское сражение на Марне, в ходе которого вместо победоносного марша на Париж немцам пришлось перейти к обороне.

Во-вторых, уже в ходе битвы на Марне военно-политическому руководству воюющих держав пришлось столкнуться с рядом неожиданных проблем, порожденных масштабами боевых действий.

Сводки с фронтов стали напоминать качели, так как успех попеременно перемещался от Антанты к Тройственному союзу и наоборот. Действительно, потерпев неудачу в сражении на Марне, немцы сумели быстро перегруппировать свои силы и под руководством генерала Эриха фон Фалькенгайна начали мощное наступление на северном участке Западного фронта, стремясь захватить северо-западное побережье Франции и таким образом изолировать Англию от Франции.

Стоит учесть, что уже в августе 1914 года войну Германии объявила Япония, а в октябре на стороне германского блока в войну вступила Турция (Османская империя). Образовались новые фронты – в Закавказье, в Месопотамии, в Сирии и на проливах Босфор и Дарданеллы.

Но решающего перевеса противоборствующие стороны добиться не могли, и все участники войны несли очень серьезные потери. Соответственно, все изыскивали новые возможности для реализации своих планов.

Британский военный историк Джон Киган справедливо отмечает, что к концу 1914 года вся Европа оказалась в невиданном ранее положении: никогда еще со времен Римской империи «континент не был жестко разделен на два антагонистических лагеря, отделенных друг от друга колючей проволокой и сплошной линией траншей».

На Восточном фронте Германия отбила наступление русских войск в Восточной Пруссии, а в августе-сентябре 1914 года Россия предприняла наступательную операцию на Галицию, которую занимали австро-венгерские войска. При этом «за десять лет до начала мировой войны из великих держав только Россия имела боевой (и неудачный) опыт войны – с Японией. Это обстоятельство должно было оказать, и в действительности оказало, влияние на дальнейшее развитие и жизнь русских вооруженных сил».

Замыслом командования Юго-Западного фронта (главнокомандующий – генерал Н. И. Иванов, начальник штаба – генерал М. В. Алексеев) было предусмотрено окружение и уничтожение основных австро-венгерских сил сходящимися ударами российских 3-й и 5-й армий из районов Холм и Дубно на Львов. При этом 4-я и 8-я армии обеспечивали их наступление с запада и с юга.

Австро-венгерское командование (главнокомандующий – эрцгерцог Фридрих, начальник штаба – фельдмаршал Франц Конрад фон Хетцендорф) планировало разгром правого крыла Юго-Западного фронта силами своих 1-й (генерал Виктор Данкль) и 4-й (генерал Мориц Ауффенберг) армий, наносивших главный удар на Люблин и Холм, – при поддержке армейской группы барона Генриха Куммер фон Фалькенфехда и германского ландвера генерала Ремуса фон Вой+рша. Правый фланг этой группировки обеспечивали австро-венгерская 3-я армия (генерал Рудольф Риттер фон Брудерман) и армейская группа генерала Германа фон Кевеса, а с 10 (23) августа и 2-я армия.

Соотношение сил к началу операции было таким: российские войска – около 1 000 000 человек при 2598 орудиях, австро-венгерские войска – 830 000 человек при 2082 орудиях.

С 5 (18) августа по 21 августа (3 сентября) были проведены Люблин-Холмская и Галич-Львовская операции, которые начались сближением войск, переросшим во встречное сражение на фронте в 320 километров. В ходе этого сражения австро-венгерские 1-я и 4-я армии нанесли поражение российским 4-й (генерал А. Е. Зальца) и 5-й (генерал П. А. Плеве) армиям под Красником и Томашовом, вынудив их отойти на Люблин, Холм и Владимир-Волынский.

Однако, встретив упорное сопротивление российских войск, противник понес тяжелые потери, и наступление замедлилось.

Российская 3-я (генерал Н. В. Рузский) и 8-я (генерал А. А. Брусилов) армии левого крыла Юго-Западного фронта 13–15 (26–28) августа разбили 3-ю армию противника на реке Золотая Липа.

В сражении на реке Гнилая Липа 16–19 августа (29 августа – 1 сентября) российская 3-я армия прорвала фронт противника у Перемышля, а 8-я армия успешно отразила контрудар 2-й австро-венгерской армии.

Правое крыло австро-венгерских войск начало отход на позиции западнее Львова.

20 августа (2 сентября) российские войска заняли Галич, а 21 августа (3 сентября) – Львов.

В связи с этим генерал Эрих Людендорф в своих воспоминаниях написал:

«В Галиции обстановка уже складывалась неблагоприятно. Главные силы русских двинулись против австро-венгерских армий и в конце августа разбили их восточнее Львова. К началу войны австро-венгерская армия была далеко не совершенным орудием для боя. Если бы мы перед войной действительно имели агрессивные намерения, мы должны были бы настаивать, чтобы Австро-Венгрия усовершенствовала свои вооруженные силы. Также надо было бы развить железнодорожную сеть, которая являлась абсолютно неудовлетворительной».

Австро-венгерское командование, оставив против 5-й российской армии слабый заслон, перебросило 4-ю армию на юг. В сражении 23–30 августа (5–12 сентября) австро-венгерские войска пытались разбить 3-ю и 8-ю российские армии. Им удалось достичь незначительного успеха (потеснить 8-ю армию), но в это время обстановка на левом крыле австро-венгерского фронта резко ухудшилась. К оборонявшимся 4-й и 5-й армиям подошли крупные подкрепления (9-я армия генерала П. А. Лечицкого, сформированная уже во время битвы). Соответственно, 22 августа (4 сентября) все три армии перешли в наступление, кульминация которого наступила 26 августа (8 сентября), когда гвардейские соединения российской 4-й армии прорвали австро-венгерский фронт у Тарнавки.

В этот день погиб автор первой в мире «мертвой петли» штабс-капитан П. Н. Нестеров, впервые в истории авиации применив воздушный таран.

Генерал-квартирмейстер штаба 3-й армии М. Д. Бонч-Бруевич, ставший свидетелем гибели Нестерова, оставил нам следующие воспоминания:

«Самолет Нестерова, круто планируя, устремился на австрийца и пересек его путь; штабс-капитан как бы протаранил вражеский аэроплан, – мне показалось, что я отчетливо видел, как столкнулись самолеты.

Австриец внезапно остановился, застыл в воздухе и тотчас же как-то странно закачался; крылья его двигались то вверх, то вниз. И вдруг, кувыркаясь и переворачиваясь, неприятельский самолет стремительно полетел вниз, и я готов был поклясться, что заметил, как он распался в воздухе.

Какое-то мгновение все мы считали, что бой закончился полной победой нашего летчика, и ждали, что он вот-вот благополучно приземлится. Впервые примененный в авиации таран как-то ни до кого не дошел. Даже я, в те времена пристально следивший за авиацией, не подумал о том, что самолет, таранивший противника, не может выдержать такого страшного удара. В те времена самолет был весьма хрупкой, легко ломающейся машиной.

Неожиданно я увидел, как из русского самолета выпала и, обгоняя падающую машину, стремглав полетела вниз крохотная фигура летчика. Это был Нестеров, выбросившийся из разбитого самолета. Парашюта наша авиация еще не знала; читатель вряд ли в состоянии представить себе ужас, который охватил всех нас, следивших за воздушным боем, когда мы увидели славного нашего летчика, камнем падавшего вниз».

Константин Арцеулов. Таран вражеского самолета самолетом П. Нестерова. 1914 год

ЭТО ИНТЕРЕСНО

Самым успешным летчиком-истребителем Первой мировой войны был Манфред Альбрехт фон Рихтгофен (1892–1918). Он имел прозвище «Красный Барон» (Der Rote Baron) и сбил 82 самолета противника – больше, чем любой другой пилот на этой войне. Он погиб 21 апреля 1918 года после того, как его смертельно ранили в бою над холмами Морланкур, в районе реки Соммы. Получив пулю в грудную клетку, он немедленно приземлился, и его «Фоккер» не был поврежден при посадке. Считается, что немецкий ас умер через несколько секунд после того, как к нему подбежали австрийские солдаты, и что перед смертью он успел сказать несколько слов, из которых разобрали только «капут». А вот у союзников самым успешным летчиком-истребителем был француз Рене-Поль Фонк (1894–1953). Он сбил 75 вражеских самолетов. Это официальные данные, хотя сам Фонк утверждал, что их было 127. В любом случае, это выдающееся достижение, учитывая тот факт, что в воздушных боях он фактически участвовал только в последние два года войны.

Прорыв трех русских армий создал опасность удара в тыл австро-венгерским войскам, и они начали общий отход за реку Сан. Преследуя их, российские войска продвинулись вперед на 200 километров и к 8 (21) сентября блокировали крепость Перемышль.

Тем не менее австро-венгерским войскам удалось избежать окружения в Галиции. Паводок на реке Сан и прибытие на реку Висла 9-й немецкой армии вынудили российское командование прекратить наступление.

В ходе Галицийской операции росссийские войска заняли Галицию и часть австрийской территории Польши, создав угрозу вторжения в Венгрию и Силезию. Помимо этого, разгром австро-венгерских войск свел на нет успехи Германии в Восточной Пруссии, а также отвлек силы Австро-Венгрии от Сербии.

Главный союзник Германии надолго утратил боеспособность, и Германия была вынуждена, как уже говорилось выше, направить крупные силы для оказания поддержки.

Потери российских войск составили 250 000 человек убитыми и ранеными, австро-венгерских войск – 325 000 человек (в том числе до 100 000 пленными). Кроме того, они потеряли около 400 орудий, ставших трофеями русских.

И самое главное – австро-венгерская армия после поражения в Галиции потеряла способность проводить крупные наступательные операции. Впрочем, развить достигнутый успех у России не вышло по причине отсутствия стратегических резервов у Юго-Западного фронта. Однако Австро-Венгрия фактически вышла из войны, и от полного разгрома империю спасла только помощь Германии, которая была вынуждена перебросить в Галицию дополнительные дивизии.

Уничтожение русской армии в Восточной Пруссии

Русская армия вела интенсивные бои по двум направлениям. И если в сражениях с австро-венгерскими войсками в Галиции все складывалось достаточно успешно, то в Восточной Пруссии дела обстояли значительно хуже. Войска Северо-Западного фронта, начальство над которым было доверено не самому выдающемуся полководцу генералу Я. Г. Жилинскому, сначала вели наступление.

Фронт состоял из 1-й армии генерала П. К. Ренненкампфа и 2-й армии генерала А. В. Самсонова. Некоторые историки считают, что эти два военачальника поругались еще на Русско-японской войне (там их конфликт якобы даже закончился пощечиной). В любом случае, о нормальном взаимодействии между ними не могло быть и речи, и даже удивительно, что главнокомандующий великий князь Николай Николаевич не придал этому фактору особого значения.

Германский Генштаб, узнав о русском вторжении, был крайне озабочен. Особенно неприятными были известия о том, что немецкие войска 20 августа 1914 года потерпели поражение в столкновении с генералом Ренненкампфом при Гумбиннене, а командующий немецкой 8-й армией Максимилиан фон Притвиц принял решение отступать за Вислу. Угрозу представлял и генерал Самсонов со своей 2-й армией. Ситуация складывалась критическая.

Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русские контратаки 3-го корпуса, тяжелые потери <…> вызвали в 8-й армии панику, она покинула поле сражения, оставив своих убитых и раненых, она признала факт, что была подавлена мощью России.

УИНСТОН ЧЕРЧИЛЛЬ, британский политический деятель

Чтобы исправить неблагоприятно складывающуюся ситуацию на Восточном фронте, немцы вынужденно перебросили часть войск с Западного фронта. При этом их Генштаб сместил командующего 8-й армии и его начальника штаба, назначив на их места Пауля фон Гинденбурга и Эриха Людендорфа (забегая вперед, скажем, что именно этим двум генералам суждено будет стать главными немецкими героями Первой мировой войны).

Генштаб требовал от генералов решительных мер по отражению русского наступления. Те сразу приступили к работе. Важную роль в разработке плана сыграл Максимилиан Гофман – малоизвестный тогда, но чрезвычайно эффективный штабист, имя которого прогремит на весь мир в ходе переговоров 1918 года в Брест-Литовске.

Было принято решение перебросить по железной дороге через Кенигсберг главные силы 8-й армии против 2-й армии А. В. Самсонова и попытаться разгромить ее прежде, чем она соединится с частями 1-й армии П. К. Ренненкампфа.

Александр Самсонов. 1914 год.

Надо сказать, что русские командиры сами сделали все для того, чтобы общая картина в Восточной Пруссии из почти критической для немцев трансформировалась во вполне благоприятную. К так называемой «самсоновской катастрофе» привел целый ряд просчетов, допущенных как самим командующим, так и его штабом. В руководстве 2-й армии ошибочно приняли маневр частей немецкой 8-й армии за отступление за Вислу. Уже предвкушая скорый разгром противника, генерал Самсонов убедил командование фронта в необходимости преследования.

Самсоновские войска и 1-я армия генерала Ренненкампфа бросились за «отходящими» немцами, но по расходящимся направлениям. В результате между ними образовалась внушительная брешь в 125 километров. Самоуверенность русских генералов обошлась войскам непозволительно дорого. По сути, А. В. Самсонов сам повел своих солдат и офицеров в капкан. Пользуясь удаленностью 2-й армии от армии генерала Ренненкампфа, Гинденбург и Людендорф увидели возможность для нанесения фланговых ударов.

Гуго Фогель. Пауль фон Гинденбург и Эрих Людендорф. Ок.1917 года

Понятно, что никакого «котла» не получилось бы, да и план немцев терял бы актуальность в случае прихода войск Ренненкампфа на выручку своему давнему сослуживцу. Но тут сыграл свою решающую роль давний разлад между двумя русскими генералами. И что удивительно, немецкое командование знало об этом, на что и сделало ставку (о ссоре Самсонова и Ренненкампфа рассказал генерал Максимилиан Гофман, служивший во время боевых действий на Дальнем Востоке немецким наблюдателем при японской армии). Вряд ли он лично видел драку генералов, но в решающие августовские дни 1914 года именно он доложил Гинденбургу и Людендорфу, что Ренненкампф вряд ли будет сильно спешить на помощь Самсонову.

Генерал Гофман потом вспоминал:

«Генерал Самсонов дал своей армии приказ о преследовании. Русская радиостанция передала приказ в нешифрованном виде, и мы перехватили его. Такое легкомыслие весьма облегчало нам ведение войны на Востоке. Тем временем армия генерала Ренненкампфа продолжала оставаться в своей непостижимой неподвижности. Его кавалерия медленно двигалась вперед, пехота чуть шевелилась».

Все стало ясно, когда штаб немецкой армии перехватил русские радиограммы. Из радиограммы генерала Ренненкампфа от 25 августа выходило, что он, даже если изо всех сил поспешит на соединение с генералом Самсоновым, будет на следующий день все еще слишком далеко, чтобы угрожать немцам с тыла. А из радиограммы генерала Самсонова стало ясно, что он принял отход немцев за паническое отступление и решил сделать все, чтобы их окончательно добить.

Гинденбург и Людендорф не могли поверить в свою удачу. Неужели русские генералы, обстрелянные и опытные, оказались настолько беспечны, что обменивались сообщениями открытым текстом, даже не утруждая себя шифровкой? Неужели так можно поступать во время войны?

Среагировав на это, немцы бросили против частей генерала Самсонова все имевшиеся у них резервы. Решительный натиск был назначен штабом на 26 августа, а 27-го разыгрались ключевые бои отдельных соединений, после которых надеяться на успех русским уже не приходилось.

Большие потери понесли 1-й и 23-й корпуса армии генерала Самсонова. 13-й и 15-й корпуса, дальше остальных углубившиеся на территорию Восточной Пруссии, оказались открытыми для ударов во фланги и в тыл. А тут еще, опираясь на полученную дезинформацию, генерал Самсонов начал отдавать ошибочные приказы. В частности, вместо спасения своих корпусов он назначил атаку на 15 (28) августа и лично прибыл в расположение 15-го корпуса.

В итоге была потеряна связь со штабом фронта и другими корпусами, а управление армией – дезорганизовано.

На месте генералу Самсонову открылось истинное положение вещей. Однако и тогда он, вместо вывода корпусов из-под ударов с фланга, долго колебался, тогда как ситуация требовала срочных решений и действий. Нерешительность командующего передалась начальникам среднего звена, и во 2-й армии отсутствовала дисциплина. Началось бессмысленное метание, переросшее 29 августа в беспорядочное отступление пяти дивизий 13-го и 15-го корпусов. Генерал Самсонов уже не контролировал происходящее.

В это время штаб фронта приказал 1-й армии двинуться вперед для оказания помощи 2-й армии, но уже вечером 16 (29) августа наступление было остановлено. Генерал Жилинский почему-то подумал, что 2-я армия уже отошла к границе. В результате к моменту отхода корпусов 2-й армии пехота генерала Ренненкампфа находилась от них на расстоянии около 60 километров, а кавалерия – 50 километров.

Закончилось все тем, что пять дивизий 13-го и 15-го корпусов (около 30 000 человек при 200 орудиях) были окружены в районе Комусинского (Грюнфлисского) леса.

Это сражение вошло в историю под названием «битва при Танненберге». Или «катастрофа при Танненберге». Но, пожалуй, катастрофа – это еще мягко сказано. Общий итог Восточно-Прусской операции – это тяжелое отступление и потери в 64 % от начальной численности войск. Для сравнения: знаменитый полководец Фридрих Великий, известный своим спокойным отношением к потерям, считал, что утратить 50 % личного состава – это почти полный разгром. Потери 2-й армии были огромные: 6000 человек и среди них 10 генералов остались лежать на поле боя, 20 000 раненых попали в плен, а 30 000 уцелевших сдались, включая 9 генералов. Врагом было захвачено 230 орудий. Немецкие потери убитыми, ранеными и пропавшими без вести составили от 30 000 до 40 000 человек.

Эрих Людендорф потом написал в своих воспоминаниях: «30 августа, в особенности около Мушакена, дело дошло до серьезных боев, но в судьбе сражения уже ничего нельзя было изменить. Генерал Самсонов застрелился».

По одной из версий, в полной мере осознавая масштабы катастрофы, генерал Самсонов скрылся в лесу и поступил так, как и должны были поступать в те времена русские офицеры. Утверждается, что его последние слова были такими: «Император верил мне. Как же я смогу посмотреть ему в лицо после такого несчастья?»

Произошло это при выходе из окружения близ города Вилленберга. Однако версий о том, как окончились дни А. В. Самсонова, существует несколько. Наиболее распространенной является версия, что он застрелился, уйдя в лес.

Пленные русские солдаты после битвы при Танненберге. Фотография Р. Минцлова. 27 сентября 1914 года

Довольно подробно описывает в своих воспоминаниях последние часы жизни генерала Самсонова его начальник штаба генерал П. И. Постовский:

«Было необходимо ночью выбраться из сферы расположения противника. Верхом это было невозможно. С наступлением полной темноты группа офицеров с командующим армией двинулась пешком болотами и лесами, встречая часто разъезды противника и его стрелков. Еще подъезжая к Вилленбергу, ген [ерал] Самсонов потребовал от меня не мешать ему покончить с собою и отказался от своего намерения только после горячего протеста со стороны сопровождавших его офицеров. Около часу ночи группа, после короткого отдыха в лесу, двинулась для продолжения пути, но ген [ерал] Самсонов скрылся от своих спутников. Вскоре в леcy раздался выстрел. Все поняли, что этим выстрелом покончил жизнь благородный командующей армией, не пожелавший пережить постигшего его армию несчастья. Вся группа офицеров решила остаться на месте до утра, чтобы при свете дня найти тело начальника и вынести его из вражеского расположения. К сожалению, это не удалось. С первым лучом восходящего солнца подошли германские стрелки и открыли по офицерам огонь. Поиски тела ген [ерала] Самсонова пришлось прекратить».

Его сподвижник полковник А. М. Крымов так написал об А. В. Самсонове:

«Он был благородный человек, каких мало. Чисто русский, отечестволюбивый офицер <…> Александр Васильевич роковым выстрелом взял на себя мужество отвечать за всех. Отечество и высшее руководство остались незапятнанными».

Существует еще одна версия смерти генерала Самсонова. Со слов одного из офицеров, выходивших из окружения, он в последний раз видел своего командира на опушке леса, склонившимся над картой: «Вдруг громадный столб дыма окутал наш штаб. Один из снарядов ударился в ствол дерева, разорвался и убил генерала на месте».

Генерал Самсонов был, несомненно, честным и бравым солдатом. Но для военной истории генерал Самсонов прежде всего – командующий армией. Квалификация его самоубийства как акта глубокого отчаяния и отсутствия силы воли, дабы героическими усилиями организовать прорыв остатков своей армии, не требует особого доказательства. Для человека такой поступок, конечно, не бесчестен, но со стороны командующего армией он свидетельствует о глубокой неподготовленности к своим высоким обязанностям. На войне есть достаточно возможностей погибнуть с честью, и для этого не надо прибегать к самоубийству. Если бы генерал Самсонов нашел в себе достаточно воли объединить войска для организованного прорыва, если бы он с боем вышел из окружения, хотя бы с одним полком своей армии, если бы он, наконец, в последнем бою был сражен пулей противника – история могла бы сказать: да, армия Самсонова потерпела грандиозное поражение, к тому было много глубоких причин, но она все же имела достойного командующего. Но так не случилось, и так история сказать не может. Наоборот, она говорит: было бы неправильно считать генерала Самсонова и его действия единичными в русской армии. Нет, и он, и его действия являются, пожалуй, проявлением того самого благородного, что можно было найти в русской царской армии. Полная неподготовленность к управлению большими вооруженными массами, непонимание самой техники управления, притупленность оперативной восприимчивости и косность оперативной мысли – все эти черты, так наглядно выявившиеся в действиях генерала Самсонова, были характерны для всей старой русской военной школы.

ГЕОРГИЙ САМОЙЛОВИЧ ИССЕРСОН, советский военный теоретик

Как бы то ни было, труп А. В. Самсонова нашли и захоронили местные крестьяне. Родственники погибшего генерала обнаружили могилу лишь год спустя. Останки бывшего командующего 2-й армией эксгумировали и перевезли в родовое имение под Елисаветградом, где повторно предали земле в фамильном склепе.

Русская армия прекратила свое существование, и угроза окружения и разгрома 8-й немецкой армии была устранена. Однако желание германского командования любой ценой удержать Восточную Пруссию (даже за счет переброски войск с Западного фронта) обернулось провалом задуманной операции против Франции. С тех пор Германия была вынуждена вести затяжную войну на два фронта.