Текст книги "Другая сторона"

Эту деталь невозможно увидеть глазами. Ведь когда смотрят глаза, то виден только факт. А сердце ищет причину. Старику не всегда удавалось увидеть причину. Он основывался лишь на математически обоснованных фактах. Но жизнь − это не математика. Ее начало и конец хотя и известны, но весь ее процесс − чистое творчество. Лишь один тот факт, что старик с необычайным интересом следил за этой женщиной, говорил о том, что ему самому был неизвестен исход ее жизни.

Прошло уже много часов с момента появления первых лучей солнца. Старик продолжал, не отводя глаз от окна, смотреть за происходящим вокруг. Время прошло незаметно. Вдруг старик прервал собственную тишину хриплым кашлем. Откашлявшись, он крикнул:

− Джон! Неси чай! Да завари покрепче. Эй, Джон!

− Сэр, я уже несу, − неторопливо ответил Джон.

− Ты же знаешь, я ненавижу ждать, − с некой угрозой сказал старик.

− Знаю, сэр, − еще более спокойным голосом произнес Джон. − Может, подать вам еды?

− Нет.

− Тогда разрешите удалиться.

− Иди.

Джон уже сделал первый шаг, повернувшись к старику спиной, и готов был покинуть комнату, как вдруг услышал тихое, неуверенное:

− Постой!

На мгновение весь разговор перерос в сильное напряжение.

− Джон! − еле выдавливая из себя, продолжил старик. Глубоко вздохнув, он окинул взглядом все, на что падали лучи солнца, придавая каждому предмету особенную форму и цвет, и снова спросил, уже более уверенно: − В чем именно ты увидел жизнь, когда я спросил тебя об этом? Я смотрю уже много лет в это окно и не вижу ее! Особенно в этих людях.

− Я смотрел не на людей, − сделав шаг назад, тихо, но уверенно произнес Джон. После этих слов старик встревожился. Вдруг ему стало интересно говорить с человеком, которого он считал ниже себя во всех отношениях. Старик молчал, тревожно ожидая ответа.

− Что же ты молчишь! Говори, на кого ты смотрел?

Джон помолчал.

− Иногда важно поднять глаза чуть выше.

− Выше! Что ты имеешь в виду?

− Выше, чем обычно, − после этих слов впервые Джон без всякого разрешения вышел из комнаты.

Старик не мог понять слова Джона! Он продолжал бормотать про себя. Он так увлекся этим процессом, что не заметил, что Джона уже не было рядом. «Какой вздор! Выше! Что это значит?» Злоба и негодование начали наполнять его сердце. Старик любил думать только о том, что сам хорошо понимал. Но эти слова ему ничего не говорили. В ярости старик попытался резко вскочить с кресла. Он попытался подойти к окну. Ему хотелось пристальнее посмотреть на все происходящее, чтобы понять слова Джона. Но сделать это было совсем не просто. Боль в ногах старика стала невыносимой. Но его решимость трудно было сломить. Из последних сил, держась за то, что было под рукой, он попытался привстать и подойти к окну. Ухватившись за кресло, старик замер. Его тело было подобно восковой фигуре. Не двигаясь, он так и продолжал стоять на одном месте. Взгляд его остановился. Погрузившись в жизнь за окном, он не мог пошевелиться после увиденного им всего за одну секунду. Эта секунда превратилась в целую историю из воспоминаний старика. Это был момент, когда его жизнь начала меняться. Он не способен был контролировать это состояние. Вдруг он увидел женщину, за которой так пристально наблюдал! Он увидел, как человек, на которого она работала, ударил ее по лицу. Навряд ли это можно было назвать просто пощечиной. От удара ее откинуло назад, на землю. Несмотря на это, она привстала на одно колено, отдышалась, потом поднялась на обе ноги. Этот мужчина с презрением продолжал смотреть на нее. Поклонившись, она с опечаленным, но очень решительным выражением лица удалилась прочь. Он что-то говорил ей вслед. Но что именно, старик не знал. Столько тайн стояло за всей этой историей. Но эту картину старик никогда уже не сможет забыть. Она напомнила ему прошлое, которое он так решительно хотел забыть. И это прошлое не просто отправляет нас на час, на день или на год назад. Это путешествие во время, когда мы ярче всего запоминаем события, когда любая мелочь имеет для нас особенное значение. Время, когда любая обида способна перерасти в ненависть и любой восторг − в шедевр. Время, когда увиденное может полностью изменить нас.

Ведь наше отношение к жизни и к другим формируется именно с раннего детства. Чаще всего мы помним не то, что услышали, а то, что увидели. Навряд ли увиденное в начале сороковых кого-то могло оставить равнодушным. Возможно, те, кто вообще не испытывал никаких чувств, оставались в стороне от происходящего, даже если и не принимали участие в военных действиях. Ведь частое присутствие зла начинает затмевать добро. Война была одним из таких зол, если можно сказать − ее ярким воплощением. Именно она тогда вытесняла те лучи добра, которые еще прослеживались в людях. Она была способна уничтожить в человеке то, что еще не зародилось в нем, и зародить то, чего в человеке, по сути, не должно было быть. Уничтожила ли она в старике способность любить и сочувствовать? Ответом являлось его воспоминание. Оно было расплывчатым. Поэтому у старика остались отголоски событий. Но даже этого было достаточно, чтобы вспомнить тот самый день. Старик стал вспоминать. Он больше не мог сопротивляться. Воспоминания отправили его в сорок четвертый год. В то время земля была покрыта кровью миллионов ни в чем не повинных людей. Людей, которые просто хотели жить и быть свободными.

Шум − это первое, что вспомнил старик. Много шума. От разрывающихся снарядов, от свиста безжалостных пуль, выпущенных не менее безжалостными людьми. Но весь этот шум был неспособен подавить голос одного человека. «Этим человеком был мой отец», − вспомнил старик.

«Ранним утром мы, как обычно, завтракали со всей семьей. Не было ощущения, что где-то там за окном идет холодная и жестокая война. Борьба за то, чего люди и сами до конца не понимали. Война, призванная защитить идеологию одних, разрушала жизнь других. Я помню, как жадно тогда проглатывал слова моего отца. Он говорил мало. Но всегда точно. Из его слов складывалось ощущение, что он прожил сотни лет. В то утро его слова запомнились мне по-особому. Мы молча ели за столом. Я, мои братья, мои мать и отец. Навряд ли это был полноценный завтрак. Мы ели то, что было у нас на один день. Мы не знали, что с нами будет завтра и сможем ли мы выжить вообще. Но это нас не смущало. Мой отец всегда отвлекал нас от мыслей о голоде интересными рассказами о том, как мы будем жить после войны. Мы слушали его так, будто это уже произошло. В то утро за столом, − напрягаясь, вспоминал старик, − он сказал одну странную для меня вещь. Самое главное в жизни не то, как ты побеждаешь, а то, за что ты готов проиграть. “Проиграть! − подумал я. − Но разве человек не рожден побеждать? Разве выжить в это страшное время не является победой?” Его слова так и остались для меня загадкой, которую я до сих пор не могу понять». Вдруг старик стал понимать один неоспоримый факт. Теперь воспоминания стали атаковать его сердце, и он был бессилен перед ними. Он попытался забыть все это. Ведь, как он считал, воспоминания о прошлом делают его слабым. То, за что ты готов проиграть, − эти слова не выходили из головы старика. «Я до сих пор не нашел ответа, − с печалью в сердце признал старик. Его печаль сменилась злобой. − Я не могу его вернуть… − Эта мысль не давала ему покоя. − Если бы только… Возможно, я смог бы найти ответ, но мой отец, он… − Старик опустился и сел в кресло. − Я до сих пор помню, как он выглядел в последний день своей жизни.

Слова сказанные этим утром, я не мог забыть. Но больше всего я не хотел помнить о том, что случилось позднее. После завтрака мы продолжали разговор. Отец молчал. Его взгляд был и мудрым, и печальным одновременно. Окинув комнату тем самым взглядом, он встал из-за стола и удалился. Он оставил нас в абсолютной тишине. И чтобы нарушить ее, мама начала торопливо убирать со стола. Она гремела тарелками, чтобы хоть как-нибудь разбить ту мрачную тишину, которую отец оставлял после себя. Все разбежались по своим делам. А я продолжал сидеть на своем стульчике. Я все думал о том, как отец умел говорить молча. Мама тоже часто молчала. Но ее молчание по сути ни о чем не говорило. Но молчание отца было гораздо больше, чем он мог сказать вслух. Ведь порой в многословии исчезает ясность. Видимо, он очень хорошо это понимал. В комнате стало совсем тихо. Так, будто мы жили в мирное время. Но этот мир длился совсем недолго…» Старик не мог открыть глаз. Он погрузился в мир воспоминаний, из которого нет выхода, пока воспоминания не расскажут все о себе. Они напомнили старику, что именно в то утро нарушило тишину.

«Вдруг со свистящим визгом возле наших дверей взорвался снаряд. Взрыв был настолько сильным, что всех нас отбросило на пол. Я до сих пор помню осколки разбитых стекол по всему дому. Я словно находился в тумане. Мое сердце билось так, будто все было в последний раз. Я не мог пошевелить руками. В моих глазах все потемнело. Все, что я увидел, связанное с моей семьей, − это то, что все бездыханно лежали на полу. Пол стал для них последним местом обитания. От пронзительного шума я на какое-то время перестал слышать. Все происходящее напоминало мне отрывки из немого кино. Вдруг я понял, что произошло. Я их больше никогда не увижу. Никто из них не подавал признаков жизни. Я готов был кричать, чтобы они меня услышали. Но им не было до меня никакого дела. В то утро они слышали меня в последний раз. И тут я понял, что мне придется очень близко познакомиться с одиночеством. И, возможно, прожить с ним всю свою жизнь. Мои мысли прервал крик солдат. Я не понимал, чего они хотят. Я лишь видел, как они машут мне рукой. На миг я подумал, что мне конец. В принципе, в тот момент мне уже не хотелось жить. Хотя, как выяснилось позже, это был конец моим страданиям. Дальше я помню только то, что сначала я встал на одно колено, затем на другое и из последних сил побежал. С того момента я усвоил одно правило. Если хочешь жить, ты должен бежать. Я бежал очень быстро, так, будто знал куда. Будто имел цель. Но моей целью была жизнь. А жизнь − это стоящая цель. Вдруг я захотел жить так же сильно, как и бежал. Вокруг меня раздавались взрывы гранат, снарядов и пронзительный свист пуль. Но в этот раз я был в центре событий. Не было ни стен, ни отца, ни братьев, ни мамы. Не было окна, за которым хозяйничала война. И не было больше комнаты, в которой чувствуешь себя защищенным. За тем самым окном, за которым так спокойно. Я пытался отвести взгляд назад в поисках того, кто, возможно, бежал бы рядом. Но никого, никого, кого бы я знал или хотя бы помнил бы. Мысль о том, что я бегу один, делала меня очень одиноким. Именно тогда я познакомился с победой. И мне стало ясно, что я умею побеждать».

Открыв глаза, старик осознал, что с ним случилось.

Он стал вспоминать все то, что решительно пытался забыть. Он попытался бороться со своими чувствами. Его охватило напряжение. Ему трудно было расслабиться. Все из-за того, что он уже давно распрощался со слезами. А сейчас они снова набегали вместе с его прошлым. Старику была вовсе не приятна эта встреча. Он не хотел быть слабым. Но и на этот раз он победил. Но не всегда нужно побеждать то, что способно помочь тебе побеждать большее.

Старик очень устал после такого напряженного дня. Он решил поскорее увидеться со сном. Ему хотелось отправиться туда, где даже он не способен нарушить тишину.

Утром старику вовсе не хотелось вставать с кровати.

Мысли не давали ему встать на ноги. Они словно тяжелые камни − бездвижны. Старик чувствовал это. Тяжесть, которая была не только в его ногах, но и в его сердце.

− Мои ноги словно камни, − стал он говорить вслух. − Джон! Где ты? − Крик старика звучал непривычно. В его голосе были ноты отчаяния.

Джон поспешно подбежал к старику.

− Все в порядке, сэр?

Старик молчал.

− Я могу принести вам что-нибудь?

Молчание не спадало с уст старика.

Джон чувствовал, что старик хотел сказать что-то, но не мог сделать этого. Он присел возле него и стал молчать в унисон c ним. Тишина двух людей была похожа на самый интересный разговор. Джон с нетерпением ждал первых слов. Старик говорил с Джоном в своем сердце, рассказывая ему о том, как его воспоминания охватили его разум. Такой разговор длился уже час. Разговор, в котором невозможно обидеть другого, задеть его чувства, сказать то, о чем будешь потом сожалеть. Джон встал. Посмотрел печальными глазами на старика. Поклонился и стал было уже уходить из комнаты, как вдруг старик позвал его:

− Джон, подожди!

От сильного переживания старик еле говорил.

− Подними меня!!

Джон подошел к кровати и, обхватив двумя руками старика, стал медленно поднимать его.

Старик отдышался и встал с кровати. Джон помог ему добраться до окна, держа его под руку. Сделать это было не так легко, ведь старик еле стоял на ногах. Но он вовсе не хотел подавать виду, что ему тяжело. Он не готов был проигрывать даже в этом. Мнение других людей, даже его слуги, было важно для него. Хотя он отказывался признавать это.

− Мои ноги словно камни, − стоя возле окна, тихо проговорил старик. − Они даже тяжелее камня.

− Сэр, а как же лекарства, которые вы принимаете?

Разве они не помогают вам?

− Лекарства призваны остановить боль, но не дать свободу моим ногам.

− Эту свободу можете дать им вы.

− Как? − озлобился старик.

Джон улыбнулся доброй и проникновенной улыбкой.

− Я расскажу вам, как.

− Не надо! Что ты можешь рассказать мне?! Ступай! Голос старика казался враждебным, но ему не терпелось получить ответ на этот вопрос.

Джон уже стал уходить, как вдруг ноги старика перестали быть для него опорой, и, полностью ослабев, он упал в кресло, стоявшее рядом с ним. Джон подбежал к нему и, опрокинув его на одно плечо, аккуратно усадил его. Старик молчал, совершая только быстрые непрерывные вдохи. Успокоившись, он крепко схватился за ручку стула и сел поудобнее. Они продолжали молчать. Теперь Джон точно не мог оставить старика. Просидев с ним пару минут в тишине, Джон без всякого разрешения стал говорить:

− На одной высокой горе лежали два камня.

Один очень красивый, другой очень уродливый. Когда люди нашли их, они забрали красивый камень, а уродливый оставили. Красивый стоял на витрине известного музея. Уродливый одиноко выступал из склона горы. Чтобы посмотреть на красивый камень, людям нужно было покупать билет. А на уродливый камень никто и смотреть не хотел. Красивый жил под вспышками фотоаппаратов. Уродливый − в тени одиноких туч. Шли годы, ничего не менялось. Однажды уродливый камень увидел возле себя молодого парня. Это был скалолаз. Он уже хотел сделать шаг, и, возможно, он был бы для него последним. Но он успел, спотыкаясь, опереться на уродливый камень. Дело в том, что из-за его неровной и грубой формы скалолазу было очень удобно стоять на нем. Отдышавшись, он стал подниматься выше. В это время красивым камнем восторженно любовались школьники, с интересом оглядывая его со всех сторон. Спустя какое-то время на той самой скале сошла лавина. Все камни стремительно посыпались вниз, сбивая один другого. Наконец они задели уродливый камень и повалили на землю. Он продолжал одиноко лежать на земле в компании вечных туч над его головой. Сам он ничего не мог сделать. Он лишь мог ждать, пока кому-нибудь нужна будет помощь.

Старик слушал Джона с неповторимым восторгом, который ему приходилось скрывать в своем сердце. Ему не терпелось узнать, что же будет дальше, чем же закончится эта история.

Но вдруг Джон прервал свой рассказ. Он сделал небольшую паузу. Посмотрел на старика. В тот момент его взгляд был способен вобрать в себя боль всего мира. Ведь, как известно, единственное, что в человеке не способно на обман, − это его глаза. С некой надеждой в голосе Джон сказал:

− Наверно, вам интересно узнать, что будет дальше.

− Вовсе нет, − самодовольно и с неким высокомерием произнес старик.

− Я расскажу вам завтра, − улыбаясь, ответил Джон.

− Тогда ступай. Не томи меня больше своим присутствием.

Джон тихо удалился.

Старик на какое-то время отвлекся от своих мыслей. Он больше не хотел наблюдать за той загадочной женщиной, так как она вдобавок ко всему напоминала ему его прошлое. На мгновение ему захотелось пожить другой жизнью. Ему не терпелось узнать, что должно было случиться с тем уродливым камнем. Но он не мог признаться в этом. Ни себе, ни другим. И казалось, взгляд старика вот-вот изменится в другую сторону. Но окно!!! Эта привычка казалась неизменной. Он так привык к жизни за пределами своей комнаты. Расстаться с окном − это как бы покончить с жизнью. Именно так считал старик. И хотя его не покидало чувство любопытства к этому загадочному камню, он все же продолжал сидеть возле окна и наблюдать за людьми, которых он не знал, не знает и не собирается узнавать.

На следующий день старик снова сидел у окна в ожидании рассвета. И сегодня ему вовсе не хотелось встречаться с той женщиной. Он решил принципиально следить за другими людьми, в страхе, что, увидя ее, он снова начнет вспоминать прошлое. Когда лучи солнца осветили очередной день, мир в окне старика начал оживать. Снова люди торопились влиться в круговорот забот. И лишь для старика время имело совершенно иное значение. Для него оно просто стояло. Ведь все эти люди даже не замечали друг друга в потоке городской суеты. Тем временем старик видел всех их сразу. Поэтому он мог решать, за кем наблюдать сегодня. Сегодня перед его взглядом предстал один богатый человек. Он был молод, красив и очень успешен. Разговаривать по пустякам он вовсе не любил. Каждая его минута разговора стояла денег. Он был краток и прямолинеен. Одевался он всегда так, как будто его ждали на деловой встрече или пригласили на званый ужин. В его взгляде отражалось лишь одно − собственное честолюбие. Но старик видел в нем что-то большее. Глядя на него, он вспоминал себя в молодости. Именно поэтому ему нравилось наблюдать за жизнью этого молодого человека. Каждое утро ровно в 7:15 он выходил из дома, выпивал утреннюю чашку кофе, читал местную газету на своей лужайке и шел на работу. Изо дня в день, все по той же программе. Но сегодня внимание старика привлекла одна деталь. За окном уже 17 минут как светит утреннее солнце, а значит, время на часах 7:19, но молодого бизнесмена до сих пор не видно. Старик отвлекся на часы, чтобы уточнить время. Посмотрев в окно, он снова не нашел его. И вот наконец открывается дверь, и торопливым шагом выбегает тот самый бизнесмен. Он поглядывает на часы и выходит на главную улицу. Озираясь по сторонам, он создает впечатление, что кого-то потерял или кого-то ждет. Так он простоял там около часа. Все это время старик не отрывал от него взгляда. Наконец, не дождавшись никого, он в последний раз окинул взором свои часы и удалился прочь из поля зрения старика. «Интересно, − подумал старик, − как человек, планирующий каждый свой шаг, потратил все это время впустую. В ожидании того, чего, видимо, в итоге он не получил. Время − ведь его всегда так много, когда правильно им пользуешься, и так мало, когда разрешаешь ему пройти мимо».

«Именно так прошло мое детство, − подумал старик. − Мимо…» Вдруг воспоминания стали его одолевать с новой силой. В его голове вертелось только одно слово − мимо. Оно подобно эху отбивалось в его сердце. «Так прошло все мое детство…» Старик опустил голову, закрыл глаза и больше не мог сдерживать слезы. Именно они напомнили ему май сорок первого года. Солнечные лучи тогда грели его маленькие, но глубокие ямочки на щеках.

− Отец! − звонко нарушил тишину того утра голос малыша. − Почему каждый день так много шума? И почему из-за него я не могу поиграть с другими детьми на улице?

− Это не шум, сынок, − с задумчивыми глазами произнес отец. − Это гораздо хуже. Это − война!

«Война? − взволнованно подумал малыш. − Что это?»

− Это когда взрослые решают поделить между собой что-то, но не могут договориться.

− Что же им нужно делить? − с любопытством спросил он.

− Обычно то, что им не принадлежит, − грустно вздыхая, сказал отец. Произнеся это, он увидел встревоженные глаза малыша, который пытался понять его слова.

− Но как они могут делить то, что им не принадлежит? − задумчиво спросил малыш. После этого вопроса на несколько минут комната погрузилась в абсолютную тишину.

− Это правильный вопрос, − с удивительной теплотой в голосе ответил отец. Это был правильный вопрос, а на правильные вопросы, как правило, отвечала тишина. Тишина его отца…

«Где же ответ? − подумал старик. − Мой отец всегда был молчаливым. Почему он никогда не договаривал? Почему?» Этих «почему» в сердце старика было очень много. И каждый раз, снова и снова ему казалось, что он так и не получил ответа на свои вопросы. Хотя на самом деле его правильные вопросы и были ответами. Но старик еще не догадывался об этом.

«Казалось, жизнь всегда бежит мимо, − подумал он. − Детство я провел в основном в тишине своего отца, в запретах матери и в пасмурной одежде местной погоды». Старику больше не хотелось вспоминать те мрачные дни. Он решил отвлечь себя чашкой горячего чая.

− Джон? Неси чай. Джон! Где же он?! Скорее принеси мой обед.

− Иду, сэр. Вы желали меня видеть?

− Видеть?! Глаза бы мои тебя не видели. Почему я всегда должен тебя ждать? Неси скорее мой обед.

Джон с присущей ему вежливостью поспешил к своим обязанностям.

Вслед за Джоном старик снова прокричал:

− Почему я всегда должен так долго ждать?

«Ждать, − подумал он. − Всегда ждать. Я всегда жду, до сих пор жду. Что, если бы тогда мой отец пришел пораньше? Если бы всего на пару минут раньше». Старика словно волной накрыли воспоминания. Они напомнили ему о том, насколько война разрушающая и жестокая.

«Тогда шел мокрый дождь. Именно мокрый. Я любил дождь. Но именно этот вечер изменил мое отношение к нему. Я ждал своего отца, ждал слишком долго. Казалось, что он забыл про меня. Прошло уже много времени, и мокрый мелкий дождь успел смениться проливным. А моего отца до сих пор не было. Мое терпеливое ожидание вдруг прервал грубый мужской голос, который доносился из-за угла жилого дома, возле которого я стоял. Этот голос, даже крик, до сих пор звенит у меня в ушах. Он заставил меня тогда вплотную прижаться к стене дома и судорожно ждать. Мысль о том, почему мой отец оставил меня, не давала мне покоя. А вдруг этот крик как-то связан с ним? Этот вопрос заставил меня подойти ближе к углу дома и взглянуть на происходящее хотя бы одним глазком. Лучше бы я тогда остался стоять на месте, − с сожалением подумал старик. − Я увидел, как солдат стоял с оружием в руках, а возле его ног лежал пожилой мужчина. “Вставай!!” − кричал он постоянно на этого старика. Одежда на нем была очень тяжелой и грязной. Она сильно напоминала бедность и нищету. Разве такой человек мог принести кому-то вред?

“Ты что, не слышишь, живо поднимайся!” − кричал солдат. Сделав небольшую попытку приподняться, старик тут же получил очередной удар. Упал на землю, и я понял, что он больше не встанет. Солдат направил на него свое оружие, и я сразу понял, что произойдет дальше. Рядом с ним стоял еще один человек. Я не разглядел его, так как он стоял спиной ко мне. Отвернувшись и зажмурив глаза, я стоял в ожидании чего-то ужасного. Страх так окутал мои ноги, что я просто не способен был бежать. И вдруг шум. Тот самый, пронизывающий до костей. Я почувствовал его всем сердцем. Было ощущение, что стреляли в меня. В одно мгновение я почувствовал боль другого человека. Человека, которого я не знал и теперь уже не узнаю никогда. Моя голова разрывалась от вопросов. Зачем? За что? Кого он мог обидеть? Убивать человека, который и так уже не способен встать. Лишать его последней надежды на жизнь. Как жалко, что тогда у меня не хватило мужества найти ответы на эти вопросы».

На самом деле это могло бы многое изменить в жизни старика. Ведь вопросы, оставленные без ответа сейчас, лишают нас возможности помочь самому себе в будущем.

«Я боялся. Страх обладает удивительной силой. Он способен давать защиту, если оправдан, и сковывать, если…

Мои мысли перебил заботливый голос отца:

− Сынок, беги ко мне.

Я увидел, как он подзывает меня издалека. Он был в черном пальто. Было темно, поэтому я не смог разглядеть его. Но узнал его по голосу. Ни с кем и ни с чем я не мог перепутать голос моего отца. Подбежав, я крепко обнял его. Мне так хотелось рассказать ему о том, что я видел. Но он опередил меня своим вопросом. Его голос звучал переменчиво и на редкость грубо.

− Что ты видел? − спросил он меня.

Я промолчал. Вдруг мне стало страшно говорить с ним. В одну секунду мое желание рассказать ему все переросло в полное нежелание делать это.

− Что ты сейчас видел? − Голос отца изменился.

− Ничего, − ответил я. Мне не хватило сил рассказать все отцу. Я был очень напуган. Но моего отца было трудно обмануть. Я понимал, чувствовал, что со мной что-то не так. Мы шли очень быстро, так, будто нас кто-то преследовал. Поэтому я постоянно оглядывался… Но никого. “Тогда куда мы спешим?” − подумал я. Думаю, отец знал ответ на этот вопрос. Но он молчал. Тишина − его лучший ответ. Мне тяжело было любить его за это. Я тоже решил молчать в тот вечер. Как молчу до сих пор, − подумал старик, оглядывая свое прошлое. − Почему тогда я молчал?! Что бы об этом сказал отец? Я так ему и не рассказал то, что увидел в тот вечер.

Каждый день я ждал следующего дня, чтобы рассказать ему об этом. Но вновь и вновь немой вопрос оставался в сердце. Почему?»

В сердце старика царило странное и непривычное чувство. Он, казалось, всегда знал ответ на любой вопрос, и в то же время многое осталось для него загадкой. Это заставило его провести половину своей жизни в тишине. Вы когда-нибудь видели человека, который любит тишину настолько, что любое ее отсутствие лишает его полноценной жизни? Такая тишина царила в комнате старика после долгого путешествия по его прошлому. Она была способна с лихвой наполнять пустоту, царившую в сердце старика. Но как все-таки тишина может заполнить пустоту? Вероятно, эту пустоту заполняло его стремление видеть в людях то, как ему казалось, чего не видели другие. По крайней мере, он считал, что его выводы строятся на собственном жизненном опыте, которым он так гордился. Хотя, как известно, лишь мудрые извлекают из времени опыт, а не время делает нас опытными.

Было поздно, и старику уже не терпелось уснуть.

Но ни один сон не мог успокоить сердце старика. Особенно последние несколько дней. Утром его разбудила приятная и удивительная трель клавиш пианино.

− Что это? − возмущенно спросил старик. − Джон! − засуетился он, сморщив максимально брови. − Что это за музыка?

Джон, подбежав к старику, поспешно ответил:

− Это классика, сэр.

− Выключи сейчас же, я не хочу это слышать.

Старик не успел подняться со своего места, как в комнате перестала звучать музыка. Старик давно уже не слышал музыку. Он не понимал ее. Она скорее напоминала ему его прошлое. С обиженным видом он сел возле окна.

− Джон! − недовольно произнес старик. − Иди сюда.

Больше никогда не включай это. Или как ты там ее называешь. Классика!

− Несомненно, сэр, − с удивительной вежливостью ответил он. − Если что-то понадобится, я буду рядом, − сказал Джон, и снова в комнату вернулась тишина.

Старик просидел возле окна немало часов. Со стороны казалось, что он ни о чем не думал. Но все его мысли вертелись вокруг той притчи, которую рассказал Джон. Ему было трудно понять, для чего он ее рассказал. Ему не терпелось узнать, чем эта история закончится. Но ему не хватало смелости спросить об этом Джона. Пока старик бродил в своих мыслях, жизнь за окном шла своим чередом. Те же люди. Та же жизнь. Та же суета. Вдруг старик стал понимать, что в его жизни нет ничего нового. Но, с другой стороны, он очень боялся нового. «Уже не то время, когда можно рисковать, − подумал старик. − Да и на что я способен?»

Вдруг мысли старика резко и без всякой жалости прервал образ в окне. Образ, до боли знакомый ему. На земле бездыханно лежало тело той самой женщины.

Выглядело это ужасно. Так, будто она − вещь, выброшенная на улицу. Для старика это был шок. Он ничего не мог сделать. Откуда ни возьмись, словно ливень во время засухи, в сердце старика появилось новое чувство. На самом деле он давно уже не испытывал никаких чувств. Старик отдышался. Положил руку на грудь и тихо проговорил:

− Хоть кто нибудь?

Равнодушие проходивших мимо людей вдруг стало возмущать старика. Спустя несколько минут возле нее не оказалось ни одной живой души. «Теперь она точно совсем одна», − переполошился старик. Он смотрел на нее и видел себя. Одна, никому не нужная. Один, никому не нужный − именно таким чувствовал себя старик в ту самую ночь.

«Я уже ложился спать и вроде успел закрыть глаза.

Я пытался отправиться туда, где мне всегда было хорошо. Именно там я пытался встретить ту реальность, в которой мне хотелось жить. Я любил сны. Но этой ночью мне так и не удалось встретиться со сном. Его прервал крик. Этот крик не был похож на некогда привычный. Это был не шум снарядов. Не шум свистящих пуль. Это был голос моей матери. Но мне казалось, что она кричала громче снарядов. Я тихо встал со своей кровати и подошел к двери. Через замочную скважину я видел только маму. Я пытался ее разглядеть, но она стояла спиной ко мне. Она размахивала руками и пыталась что-то объяснить. Но что именно, я не мог понять из-за ее крика. Он становился все громче и громче. Вдруг она стала бить посуду. И ломать все, что попадалось ей под руку. Но на кого она кричит? И чем же она так расстроена? Я был очень напуган, поэтому боялся выйти и посмотреть, что случилось. Чуть приоткрыв дверь, я увидел плечо мужчины, сидевшего на стуле. Трудно было не узнать этого человека даже со спины. Даже краем глаза увидев его плечо, я сразу понял, что это мой отец. Он сидел с опущенной головой и с очень виноватыми плечами. Он с удивительным терпением выслушал ее крики, робко, но уверенно встал с места и ушел… Мама бросила ему вслед тарелку. Она была глиняной и очень тяжелой. Вдруг я испугался, что она долетит до моего отца. Но, к моему счастью, мама промахнулась. От страха я побежал обратно в кровать. Меня от этого трясло. Я ничего не мог с этим поделать. Я не мог заснуть до утра.

Мне так хотелось рассказать кому-нибудь об этом.

Но кому? Рядом не было ни души. И меня новой волной захлестнули вопросы. Почему отец не проронил ни слова? Почему ничего не сказал? Эти вопросы оставили в моем сердце лишь злобу и недопонимание».

Чтобы быть выше этих чувств, чтобы победить их, старик считал, что лучше всего забыть об этом и больше никогда не вспоминать. Нет смысла искать ответы на вопросы, которые возникли в твоем сердце много лет назад. Так думал человек, чья голова была покрыта сединой, а ноги скованы тяжелым недугом. Грустное и пустое молчание сковало старика. Состояние, в котором человек хочет говорить, но весь его организм сопротивляется. Это когда вы знаете, что сказать, как сказать, но не можете ничего сделать. Старик вспомнил то одинокое чувство, которое испытал в тот вечер. Он вспомнил все свое детство, по крайней мере, ему так казалось. И оно было довольно одиноким.