Текст книги "На берегах реки Ждановки"

Основные улицы Петербургской стороны, в том числе и примыкающие к Тучкову мосту, формировались в середине XVIII века, когда здесь жила св. Ксения Петербургская. В этой связи любопытно читать исследования людей, чтящих святыни, но не слишком искушенных в истории и краеведении. Пытаясь установить, где жила блаженная Ксения, и погружаясь в рассуждения о том, что «деяния блаженной Ксении строги и будничны, как пейзаж Петербургской стороны» (имеется в виду, конечно же, современный пейзаж), они затем на основании архивных данных делают для себя неожиданное открытие: Петроградская сторона настолько изменилась за два века, что практически невозможно обнаружить никакого сходства с современностью.

Улица Андрея Петрова, где некогда жила св. Ксения (по мужу Петрова), ныне называется Лахтинской; ярко-желтые деревянные домики с приусадебными участками и бегающими по двору курами давно снесены; скользкие деревянные мостки Большого проспекта, только и спасавшие прохожих в слякоть, нам вообще представить сложно. Не существовало тогда еще никакой «очаровывающей Петроградской стороны», а была глухая окраина Петербурга с грязью на улицах и огородами возле невзрачных деревянных строений. Так, согласно плану П. Нейдгарда, составленному в середине XIX века, спустя пятьдесят лет после смерти блаженной Ксении, на улице Петрова по-прежнему не существовало ни одного каменного дома; не было их и на близлежащих улицах: Широкой, Шамшева, Ординарной.

Узнаваемость, преемственность могла бы придать местности церковь апостола Матфия, в которой, как предполагают, венчалась блаженная Ксения и где ее впоследствии отпевали, однако церковь не дожила до наших дней (ее снесли в 1932 году) и теперь лишь холм на углу улицы Ленина и Большой Пушкарской напоминает о ней.

Неизвестно точно, где находился дом св. Ксении. Некоторые историки утверждают, что она проживала до смерти мужа в доме, располагавшемся на месте нынешних домов №№ 2–4 по Лахтинской улице, однако архивные данные указывают на другое место: Лахтинская ул., 17. В ЦГИА имеется план участка по улице Андрея Петрова, датированный маем 1860 года. Участок принадлежал наследницам подполковника Андрея Николаевича Петрова. Деревянный двухэтажный дом с мезонином, службы во дворе, а сбоку сад с узорными клумбами – ничего особенного, так выглядела тогда вся Петровская улица. Важно, что в материалах Городской управы действительно фигурировала фамилия мужа св. Ксении. Хотя в житиях блаженной Ксении его именуют полковником, на самом деле он имел звание подполковника.

Матфиевская церковь на Большой Пушкарской улице, 35. Фото В.Г. Самойлова. 1914 год

Случайно это или нет, но именно на этом месте сейчас возводится церковь во имя блаженной Ксении. Не ясно, правда, в какой степени родства находились наследницы по отношению к безвременно умершему подполковнику Петрову – родные ли дочки, племянницы; предстоит выяснить также, в этом ли доме жила блаженная Ксения, или наследницы Андрея Петрова приобрели его позже. Но в любом случае ясно, подполковник Андрей Петров – реальная личность и его наследницы в третьем поколении проживали на Лахтинской улице, дом № 17, вплоть до начала ХХ века. Об этом свидетельствуют материалы Городской управы.

Дом наследниц подполковника Андрея Петрова по Петровской улице. Чертеж 1860 года

Можно предполагать, что муж блаженной Ксении был весьма известным человеком, раз улица называлась его именем. Впрочем, и это не диво: улицы тогдашней Петербургской стороны носили либо военные названия, либо имена офицеров и чиновников, проживавших тут. Не проявляя особой фантазии и удобства ради, улицам, поперечным Большому проспекту, дали имена Полозова, Шамшева, Петрова. Нужный дом, нужное должностное лицо таким образом найти было гораздо проще. Улица Петрова или, скажем, Колтовские поменяли со временем свои названия, но другие сохранились под прежними именами. Например, Бармалеева улица.

Долгое время развитие района ограничивало из стратегических соображений постановление, запрещавшее строительство вблизи Петропавловской крепости каменных частных домов. Считалось, что при ведении боевых действий они могут превратиться в оборонительный пункт вражеских войск. По этой причине вплоть до середины XIX века район представлял собой собрание деревянных одно– и двухэтажных домов с огородами и коровами на близлежащих пустырях. О купивших землю в этом районе говорили: «Купил кусок болота». А газеты пестрели курьезными случаями про то, как телега завязла в яме прямо на дороге и ее не могли вытащить, или как крестьянин провалился на мостках Большого проспекта и едва не утонул.

Интересные воспоминания о своей жизни на улице Андрея Петрова оставила Агриппина Ивановна Морщихина, в девичестве Куприянова. Ее отец, купец Иван Куприянович Куприянов, построил на Большом проспекте два доходных дома, один из которых располагается на углу Большого проспекта и Лахтинской улицы имеет № 60/1. Некогда на этом месте стоял двухэтажный деревянный дом, его и приобрел Куприянов, когда Агриппине было пять лет от роду (она родилась в 1876 году). Как вспоминает Агриппина Ивановна, их семья жила на втором этаже, а на первом – артель маляров человек пятнадцать, работавшая у Куприянова. В то время было принято использовать недвижимость с выгодой: либо сдавать под жилье и мастерские, либо селить своих же работников, как это сделал Куприянов. Сразу же стали строить каменный дом, для смачивания кирпичей во дворе вырыли колодец, и брат Агриппины Андрей во время игры упал в этот колодец. В бессознательном состоянии его вытащили и с трудом откачали; потом он часто кричал по ночам, что тонет.

Агриппина Куприянова. Фото конца XIX века

На Петербургской стороне в то время, по воспоминаниям Морщихиной, с утра до вечера не смолкали крики торговцев. Предлагали то рыбки живой – окуня, ерша, сига, неся на голове корзинку с рыбой и корзинку со льдом; то свежую землянику и малину, то голландские сыры. А парное молоко разносили утром и вечером, и оно никогда не пропадало со стола.

Коров пасли в конце нынешней улицы Ленина. Каждое утро трубил пастух, и набиралось порядочное количество коров, принадлежащих жителям Петербургской стороны.

Петровская улица вся была в садах, имелся он и у Куприяновых в глубине двора, где росла сирень, малина и смородина. Однако самое любопытное, что в конце XIX века в садах был и весь Большой проспект. Дети Куприяновых ходили в гости к богатой знакомой, имевшей особняк на углу Матвеевской (Ленина) улицы и Большого проспекта. Сад, как пишет Агриппина Ивановна, при этом особняке был от Большого до Пушкарской: «Как войдешь, направо – тенистая липовая аллея, средняя аллея – серебряных тополей, а крайняя аллея – полна малины. На Большой выходил цветник – пионы, флоксы и другие цветы росли на куртинах; между аллеями – яблони. Вдоль Пушкарской – аллея из барбариса, небольшой огородик вдоль Матвеевской и много ягодных кустов. Беседок в саду было много, были и китайские… В них устраивали спектакли и балы».

Не правда ли, хоть одним глазком взглянуть бы на такую Петербургскую сторону!

* * *

Самым глухим, или, говоря современным языком, депрессивным районом, являлось устье Ждановки. Примечательно, что таковым оно оставалось вплоть до начала XXI века. В 1720-х годах здесь находилось кладбище Тайной канцелярии, острог для заключенных, а в районе нынешней Новоладожской улицы располагалась упоминаемая выше Колтовская слобода.

Существовало целых восемь Колтовских улиц. Часть улиц в результате перепланировки исчезла, однако Большая Колтовская (Пионерская) и Колтовская набережная (наб. Адмирала Лазарева) просуществовали вплоть до середины XX века. Каким-то чудом до нынешних дней сохранила название Средняя Колтовская улица.

Предания свидетельствуют, что блаженная Ксения ночами уходила молиться, а иногда и ночевать в район нынешнего Чкаловского проспекта: здесь в то время были роща и луг, а за рощей уже до самой Малой Невки – только лес и болота.

На Петербургской стороне находилось в то время сразу несколько богаделен и приютов – где, как не на окраине города, устраивать подобные заведения? В частности, одна богадельня находилась возле церкви апостола Матфия, другая – в районе Введенской улицы, недалеко от церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы. Так что жертвовать «копеечку» было кому.

Архивы доносят до нас сведения и об обратной стороне жизни простого люда. В середине XVIII века на Петербургской стороне имелось аж тридцать кабаков. Наверное, больше, чем сейчас. В них продавалось «мелкими чарками вино, водка, пиво и мед для подлаго народу». Без развлечений солдатские слободы явно не оставались.

Обнаружили краеведы в старых адресных книгах и дома некоторых из людей, упомянутых в житии блаженной Ксении, в связи с творимыми ею чудесами. Дом Евдокии Гайдуковой (в девичестве – Беляевой) находился на улице Бармалеева за Малым проспектом. Известна Евдокия тем, что однажды, встретив на улице блаженную Ксению, услышала от нее странные слова: «Возьми пятак, тут Царь на коне. Потухнет…». Удивленная Евдокия поспешила к своему дому и увидела его в огне; но не успела она подойти, как огонь потух.

Дом Голубевых, как пишет в статье «Адреса блаженной Ксении в Петербурге» В. Синкевич, согласно «Атласу частей Петербурга» за 1849 год, находился невдалеке от дома Ксении – на Шамшевой улице. На семнадцатилетней дочке вдовы Голубевой сбылось пророчество блаженной Ксении, когда она во время обеда, обращаясь к ней, внезапно сказала: «Красавица, не вари кофе, когда муж твой жену хоронит на Охте. Беги скорее…».

Голубевы, почитая Ксению за угодницу Божию, послушались. На Охте хоронили молодую женщину. Когда закончилось погребение, и народ расходился, рыдающий вдовец без чувств упал на руки Голубевых. Завязалось знакомство, и через год юная Голубева стала женой доктора. Как и пророчествовала Ксения.

Архивы подтверждают и существование других личностей, соприкасавшихся со святой и упоминаемых в ее житии, таким образом, реальность событий, описанных в жизнеописании блаженной Ксении, находит ныне документальное подтверждение.

Скончалась блаженная Ксения предположительно между 1803 и 1806 годами. Но что примечательно: храмы в ее имя построены во многих городах России и даже за рубежом, но нет их в Петербурге, за исключением маленькой часовни на Смоленском кладбище. Воплотится ли замысел с возведением небольшой церкви на Лахтинской улице, где когда-то стоял дом блаженной Ксении? Если да, то возможно это побудит исследователей к детальной реконструкции местности и дальнейшему поиску адресов, связанных с земной жизнью петербургской святой.

История с поиском местожительства Ксении Петербургской свидетельствует о том, что читая сухие краеведческие материалы о датах постройки зданий, владельцах и архитекторах, не всегда представляешь, как выглядела описываемая местность, а вот когда связываешь ее с конкретным историческим персонажем и пытаешься взглянуть его глазами, картина оживает.

Герои романа «Петербургские трущобы» также обитали на Петербургской стороне и явно пользовались симпатиями автора романа Всеволода Крестовского. В «стране Колтовской» в 1864 году, когда писались главы романа, проживали семьи чиновников от коллежского асессора до надворного советника, то есть чиновники не самых высших, но и не низших степеней. Маленький домик с мезонином в три или пять окон, обязательный садик, да цепной пес во дворе – вот жилище подобного чиновника, и «куда не обернись, на что ни взгляни – все напоминает царство жизни мирной, тихой, скромной, семейственной и патриархальной». Это был уголок изолированный и дачный, явно милый писателю.

Обозначил В. Крестовский и местные достопримечательности: «Колтовской Спас – очень древняя деревянная церковь, дача с жестяным куполом и еще другая дача, ныне почти заброшенная, зато весьма блиставшая в первой четверти девятнадцатого столетия. Колтовские старожилы помнят еще необыкновенной вышины шест, принадлежавший этой даче». На шест, по словам писателя, в известное время выкидывался флаг, видимый даже с Дворцовой площади. Дача ко времени написания романа была уже сильно запущена, лишь старожилы помнили то время, когда, как пишет Крестовский, «гремела там знаменитая роговая музыка и с нею вместе вся страна Колтовская».

Колтовской Спас – это церковь Преображения Господня, располагавшаяся в конце Большой Спасской улицы (ныне – Красного Курсанта), снесенная в 1930-х годах, а вот дачи. Казалось бы, уже не установить их адреса и имена владельцев, однако, на удивление, это оказалось несложным делом, ибо планы участков сохранились в ЦГИА. Дача с жестяным куполом, которую, возможно, имел в виду Крестовский, находилась на пересечении нынешней Пионерской улицы и набережной Адмирала Лазарева; в то время она имела адрес Большая Спасская ул., 59. Когда В. Крестовский писал роман, дача принадлежала наследникам некоего господина Лемтюжникова. Судя по сохранившимся чертежам, она действительно выглядела весьма эффектно, особенно выделялся похожий на колокольню купол, пристроенный слева. По-видимому, купол – это попытка Колтовской стороны заявить о себе: пусть мы далеко от дворцов, но забыть о себе не дадим.

Дача с башней, где «гремела когда-то роговая музыка». 1863 год

Впоследствии дача принадлежала архитектору М. Львову, он построил здесь доходный дом, а в 1912 году участок перешел к акционерному обществу «Петербургского механического и литейного завода „Вулкан“». Завод избавился от всей мешавшей ему старины, а в настоящее время уже избавились и от самого завода. В окончании Пионерской улицы близ Лазаревского моста на бывшем участке Лемтюжникова расчищена площадка под грандиозное строительство.

Герои Достоевского тоже не раз оказывались на Петербургской стороне. Но в отличие от Крестовского писатель рисует малопривлекательную картину этой части Петербурга. В романе «Преступление и наказание» один из героев шел по Большому проспекту, «не раз обрываясь на деревянной мостовой», а на него «уныло смотрели, деревянные домики с закрытыми ставнями». В этих фразах и отношение самого Достоевского к местности, часто употреблявшего по отношению к окрестностям Большого слово «глушь». По воспоминаниям А.Г. Достоевской, писатель любил гулять к Тучкову мосту, на Петровский остров, но тяготился «бесконечностью Большого проспекта, тогда еще довольно пустынного и застроенного мелкими деревянными домишками».

Действие романов Достоевского происходит в середине XIX века, однако Петербургская сторона, судя по всему, мало отличается от той, что видела перед собой св. Ксения Петербургская. И все же изменения происходили. Причем менялся не столько Большой проспект или Большая Пушкарская улица, остававшиеся по-прежнему провинциальными, а район Большой Спасской улицы и Ждановской набережной. Здесь уже красовались возведенные Ф. Демерцовым здания Второго кадетского корпуса, а построенное по проекту Л. Руска здание экзерциргауза (место для военных упражнений) напоминало своим обликом языческий храм эпохи Древней Греции, неведомым образом занесенный на берега тихой Ждановки (Ждановская ул., 15).

На Колтовской набережной особняки соседствовали с ветхими сараями

Появилось на Большой Спасской и красновато-мрачноватое здание знаменитого Павловского военного училища. Сколько выдающихся офицеров выпустило это училище! Кадеты и юнкера встречались с барышнями в Мало-Петровском парке, где ныне стадион СКА, гуляли по Петровскому острову, а на Большой Спасской в ожидании клиентов стояли вереницы извозчиков. В Колтовском Спасе – новом пятикупольном храме, возведенном вместо деревянной церкви, всегда было много треб.

Обустраивается и Леонтьевский мыс. В устье Ждановки появляется небольшая фабрика, в середине XIX года она переходит к братьям Леонтьевым. С той поры устье Ждановки и именуется Леонтьевским мысом. Выдающийся экономист ХХ века, лауреат Нобелевской премии Василий Леонтьев – внук одного из фабрикантов Леонтьевых. Вспоминая детство, Леонтьев рассказывал, что комнаты большого дома его деда-старообрядца напоминали часовни – столько в них было икон. На этом доме по адресу Ждановская ул., 43, сейчас установлена мемориальная доска, хотя сам Василий Леонтьев утверждает, что свое детство провел в основном на Петровском острове, в городке Сан-Галли.

В конце XIX века в окончании Большой Спасской улицы неподалеку от Колтовского Спаса появляется сначала механический завод Сиверса, а потом «Первый русский завод керосиновых и газовых двигателей Е.А. Яковлева». Современники отмечали Яковлева, как большого подвижника и яркого изобретателя. И не где-то, а именно в «Колтовской стране», по утверждению историков автомобильного дела, сооружен первый российский автомобиль. Ему даже цену установили – 1300 руб. серебром; для сравнения лошадь стоила 50 руб. Увы, хотя немецкий автомобиль Бенца стоил в два раза дороже, покупали именно его, так что проблемы нашего автопрома, по-видимому, имеют глубокие исторические корни.

Начало ХХ века – время наиболее значительной перестройки всего города, в том числе Петроградской стороны. Так, если средняя «этажность» зданий в 1903 году составляла полтора этажа (как и сотню лет до этого), то в 1917 она выросла до четырех этажей. Красноречивые цифры, свидетельствующие о размахе строительства доходных домов! К этому времени относится интенсивная застройка Каменноостровского проспекта, значительную часть которого ранее занимали деревянные строения, огороды и пустыри, а также до этого почти сплошь одноэтажной Большой Пушкарской улицы. В это же время окончательно формируется и Большой проспект.

Если что-то меняется чрезвычайно быстро, ищи экономическую подоплеку и не ошибешься. Вот и изменения на рубеже XIX–XX веков имели экономические причины. Период с 1900 по 1913 год – время бурного промышленного развития России. В это время ее валовой национальный продукт увеличился более чем в два раза. О промышленном буме того времени подробно написано в воспоминаниях бывшего министра финансов С.Ю. Витте. Никогда с тех пор России не удавалось достичь подобных темпов развития.

Однако сам по себе экономический бум не мог привести к столь радикальному изменению города. Менялась и сословная картина общества, формировался обширный класс обеспеченных людей, которому требовалось удобное жилье. Вот почему доходные дома росли как грибы после дождя. В этом смысле начало ХХ века мало отличалось от хорошо знакомого нам начала ХХ1 века: те же протесты общественности по поводу срубленного сада или снесенного «исторического дома», те же сожаления о меняющейся Петербургской стороне, наподобие приведенного выше мнения В. Курбатова из очерка «Петербург». Но какие тут протесты, если строительство доходных домов превращалось в один из самых прибыльных видов бизнеса.

Кстати, и вторая за ХХ век серьезная перестройка города пришлась на 1960-е годы также неслучайно. Она связана с экономическим подъемом в СССР. Страна оправилась после войны и занялась благоустройством городов; перестраивался и застраивался новыми районами весь Ленинград, сообразуясь с представлением и вкусами тогдашних городских властей и архитекторов. Хрущевки – апофеоз строительного бума той эпохи.

Заканчивая тему взаимоотношения «экономика-строительство», следует отметить, что вялая строительная активность в Ленинграде 1925–1940 годов на фоне грандиозного преображения Москвы сводилась к банальному отсутствию средств. Ленинград, в отличие от Москвы, существенно недофинансировался и не по каким-то политическим причинам, как иногда утверждают. Нет, это был тот случай, когда «Боливар не мог вынести двоих», и все средства бросались на Москву. Экономика сыграла за нас, в противном случае Петербург недосчитался бы еще множества своих церквей и памятников.

Не в силах мы остановить и нынешнее изменение лица города, объясняемое опять-таки экономическим подъемом и приходом бизнеса в строительное дело. Каким-то будет город через пятьдесят лет?

Однако вернемся к нашим Мокрушам. Серьезно преобразилось устье Ждановки после того, как в начале ХХ века на Леонтьевском мысу построили завод «Вулкан». Глухая Колтовская слобода превращалась в индустриальный район, а «Вулкан» с его величественной водонапорной башней (опять башня в Колтовской стране!) стал символом района, красуясь на открытках того времени. Кстати, когда на Леонтьевском мысу на месте завода в 2005 году затеяли строить жилой комплекс, все корпуса разобрали, а башню оставили. Она теперь памятник архитектуры, хотя, по большому счету, весь завод следовало бы сохранить, отнеся к памятникам промышленной архитектуры. Построен в 1911–1915 годах по проекту инженера И.И. Герасимова и архитектора М.Е. Сунцова.

Машиностроительный завод «Вулкан» резко деградировал в 1990-х годах, когда продукция ВПК оказалась невостребованной, а в середине ХХ века тут разрабатывались образцы военной продукции. В 1950-х годах проходил практику на «Вулкане» и будущий первый космонавт Ю. Гагарин.

Рядом с «Вулканом» стояла величественная пятикупольная церковь, о которой говорилось ранее. Большая Спасская улица – это в честь храма. Вскоре после революции ее переименовали в улицу Красного Курсанта, однако, когда в 1990-х улицам в массовом порядке возвращали их прежние названия, Красного Курсанта сохранила «революционное имя»; вероятно, это справедливо, ибо Колтовскую церковь взорвали еще в 1930-х.

Параллельно с Колтовской слободой развивались и прилегающие районы. На Большой Спасской улице заработало акционерное общество «В.Н. Керстен», после революции превратившееся в фабрику «Красное знамя». На Петровском острове с вводом в 1911 году многоэтажного солодовенного корпуса (арх. А. Серк) в полную мощь заработал пивоваренный завод «Бавария»; в конце XIX – начале ХХ веков было расширено и перестроено «Товарищество канатной фабрики И. Гота» (Петровский пр., 20, 22). Рядом с канатной фабрикой развился городок рабочих, а на Петровском острове – городок Сан-Галли.

Место становилось оживленным и деловым. На Петровском острове существовала Лесная биржа П. Любищева, а на Ольховой (Ремесленная) ул., 1, работал Невский лесопильный завод Степанова. По Ждановке курсировали суда, подвозя материалы, лес, дрова, на берегах впритык стояли лодки. Поскольку река в то время была на десяток метров шире, плавающие склады леса вдоль ее берегов не мешали судоходству. Та Ждановка совсем не напоминала нынешнюю, одетую в гранит сонную речушку.

* * *

Несостоявшийся «проект века» – так можно охарактеризовать нереализованный план на застройку островов вблизи Тучкова буяна. Вернее сказать, наполовину несостоявшийся, ибо первая часть проекта по засыпке протоков и присоединению островов к материковой части Петербургской стороны была успешно выполнена. К 1912 году из шести островов на карте оставался только один – Ватный. Рваные, геометрически неправильные берега многочисленных проток исчезли, и можно было приступать к планомерной застройке образовавшегося берегового пространства.

Проект реконструкции территории Тучкова буяна И.А. Фомина

Общественность без восторга наблюдала за исчезновением «тихих каналов» в центре города, однако городские власти обещали не просто обустроить пространство между Кронверком и Тучковым мостом, но и сделать набережную Малой Невы красивейшей в городе. С этой целью в 1912–1913 годах прошли два архитектурных конкурса на застройку пространства: первый выработал планировочную идею; второй конкретизировал ее, являясь своего рода мостом к рабочему проектированию.

По плану предполагалось, что на территории вблизи Тучкова буяна разместятся дворец выставок, музей, парк, рестораны, развлекательные павильоны. Красивые аллеи лучами разрежут пространство, а в центре будут бить фонтаны. Кому позволяет воображение, может представить себе этот парк-музей на месте нынешнего «Юбилейного» и корпусов ГИПХа.

Существовал и альтернативный проект, не являвшийся, правда, фаворитом; он предусматривал строительство в этом месте стадиона и других спортивных сооружений. В этом случае пространство Тучкова буяна хотели увязать с Петровским островом, соединив их в единый архитектурный ансамбль.

Фрагмент проекта реконструкции территории Тучкова буяна М.Х. Дубинского

Пожалуй, наиболее интересными среди выдвинутых на конкурс проектов явились работы архитекторов И.А. Фомина и М.Х. Дубинского, выполненные в стиле неоклассики. «Дворец Бирона» А. Ринальди в проекте Фомина предполагалось сохранить, а в проекте Дубинского ему не находилось места. Впрочем, организаторы конкурса и не настаивали на обязательном сохранении исторического памятника, если тот будет нарушать архитектурную гармонию.

Чертежи и рисунки проектных работ, дошедшие до нас, подтверждают масштабность замыслов. Несомненно, в случае их реализации набережная от Биржевого до Тучкова моста стала бы центром культурной жизни города.

Скольких лет не хватило для воплощения замыслов в жизнь? Трудно сказать, может быть, лет пяти. Ведь работы над проектами не прекращались и в годы Первой мировой войны, а в печати активно обсуждались плюсы и минусы различных решений.

Революция 1917 года не поставила крест на идее обустройства Тучкова буяна, лишь отодвинула ее. Причем в итоге восторжествовала «спортивная концепция». В рамках этой концепции в 1925 году на Петровском острове строится стадион, а на территории от Кронверка до берега залива, то есть до западной оконечности Петровского острова, запланирован огромный парк площадью более 200 гектаров. Вот что писал по этому поводу один из авторов проекта, главный архитектор Ленинграда Н.В. Баранов: «Парк мощным зеленым стержнем пройдет по центру города. Зона вокруг Петропавловской крепости и вдоль Малой Невы против Биржевой стрелки будет носить пейзажно-регулярный характер. На Мытнинской набережной в ответ ансамблю стрелки Васильевского острова намечено создание парадной предмостовой площади, обрамленной зеленью. Территория парка на Петровском острове носит спортивный характер. Здесь строится новый стадион Судостроителей (авторы Н.В. Баранов, О.И. Гурьев и В.М. Фромзель), который легким ажуром аркад и стройной башней должен отвечать живописности зеленого массива…»

Ломают корпуса Института прикладной химии. Весна 2012 года

Увы, не повезло и этому проекту. В русле «спортивной концепции» построили только «Юбилейный». Но забор Института прикладной химии не позволил даже открыть для прохода набережную от Биржевого до Тучкова моста. Какой уж тут «единый зеленый стержень».

И вот новые планы – «Набережная Европы»! Конечно, лучше чем есть сейчас, но гораздо хуже, чем могло бы быть. Если в проектах 1910-х годов все пространство вокруг Тучкова буяна предполагалось отдать под общественные нужды, то сейчас основная доля построек – элитное жилье. Везде это жилье преследует горожан, как некая дань, которую они почему-то должны платить нынешнему капитализму, отдавая лучшие места своего города не под парки, не под музеи, а под жилье для ограниченного круга лиц!

* * *

Когда прибрежная часть Петроградской стороны избавилась от своего не слишком звучного псевдонима Мокруши? Случилось это в начале ХХ века. Засыпали русло Ждановки, проходившее вдоль Александровского проспекта, а также протоки между островами, после чего Тучков буян, а с ним еще три острова стали материком. В это же время несколько подняли уровень окружающих территорий. После проделанных работ риск подтопления стал даже ниже, чем на Каменном или Аптекарском островах.

Перестройка района начала ХХ века – лишь апофеоз борьбы со стихией; болото на Петроградской стороне уничтожалось планомерно с момента возникновения города. Считается, что с каждым поколением культурный слой увеличивается на двадцать пять сантиметров. В Петербурге за триста лет его истории сменилось уже пять поколений, а стало быть, уровень города поднялся на метр с лишним. Но это естественный прирост, а ведь город поднимался и искусственно, да еще как: засыпались низкие прибрежные места, поднимался уровень набережных. В итоге незначительные наводнения, коих в истории города было большинство, теперь Петербургу не страшны. В петровские времена каждое наводнение несло ущерб, а сейчас – нет! Ныне это чаще всего факт, о котором сообщили СМИ, – не больше.

10 января 2007 года, когда случилось очередное крупное, 302-е по счету наводнение в Петербурге, автор этих строк специально проехал на машине почти по всем потенциально опасным местам и убедился, что Карповка вышла из берегов, залив проезжую часть близ Ботанического сада; Каменный остров подтопило, Васильевский – тоже, а Мокруши стояли сухие. Никто теперь и не вспомнит того крестьянина, что в XVIII веке провалился на деревянных мостках Большого проспекта.

Так что не случайно слово «Мокруши» вышло из употребления, в память о нем остались лишь не засыхающие лужи в наиболее низких местах, таких как сквер напротив Князь-Владимирского собора. Да и те исчезли после реконструкции и подсыпки сквера в 2005 году.