Текст книги "Небо цвета крови"

Кар!.. Ар-ар-ар… Кар!.. Ар-ар-ар…

Когда я на минуту представил это – меня передернуло, кусок не лез в глотку. Невольно всплыл в голове один страшный случай, когда прошлой весной одна вот такая вот стая, пролетая над нашим домом, атаковала жену, мирно возившуюся в теплице. Не отпугивали ворон ни залпы из винтовки, ни даже понесенные с их стороны жертвы – они стоически рвались к кричащей Джин, прорывая своими твердыми клювами и когтями даже плотный материал, держащийся уже далеко не один сезон. Помог только взрыв последней оставшейся в доме гранаты, купленной у крупного оружейника в Гриме, что прогнал одержимых крылатых тварей прочь и до смерти перепугал дочку, все это время прячущуюся под кроватью в своей комнате. С тех пор жена, выходя на улицу, со страхом смотрит в небо, а маленькая Клер, начитавшись разных мифов и сказок о невиданных существах, прозвала их жутким прозвищем «костяные демоны» и теперь постоянно закрывает ладошками ушки, едва слышит вдали узнаваемое всеми картавое карканье.

– Ну что, пора в путь-дорогу?.. – задал себе риторический вопрос и, осушив до дна остатки чая, ощущая, как по телу разливается бодрящий жар, прикрутил крышку обратно к термосу, поставил на катушку рядом с пустой миской. И опять с тревогой, прокручивая в голове оставшийся маршрут, вздохнул: – Идти еще черт знает сколько. Как бы к ночи домой не вернуться. Из графика совсем выбиваюсь со всеми этими форс-мажорами, а мне в него надо уложиться кровь из носа.

Мысленно прикинув требующееся время на то, чтобы благополучно добраться до Кипящего Озера, отыскать там рюкзак База, переложить все к себе и вернуться обратно, – обомлел: в сроки, даже если мчаться, не слыша под собой ног, – поспеть нереально, а организовывать ночлег в незнакомой местности – пятикратный риск.

Быстро собрав рюкзак – взвалил на плечи, поднял оружие и, с какой-то особенной тоской взглянув на понемногу развеивающееся небо, открывающее мне свою вечную незаживающую рану, покинул временную стоянку.

Снаружи к тому моменту возобновился ветер. Быстро крепчая, он мигом взлохмачивал лежащий на земле, словно грязно-серый пух, пепел, поднимал ввысь, уносил то влево, то вправо, закручивал в невероятных вихрях, с пронзительным хрустом ломал замороженные ветви, стирал, будто щеткой, иней со столбов, фонарей, светофоров и рекламных щитов. За какие-то доли секунды видимость упала до нуля, над домами растянулась непроглядная седая кисея тумана, скрывающая дома, сверху обильно сыпалась зола, стало заметно холоднее, дышалось с трудом.

Гу-у-у-у… Гу-у-у-у…

Уйдя с территории складов через поваленные ворота, я вернулся к дороге, ведущей ровно на север, и осторожным, размеренным шагом пошел по ней, держа винтовку наготове. Уже очень скоро она повела вниз, по плавному склону, и мне пришлось держаться за свисающие со столбов оторванные провода, дабы ненароком не поскользнуться на скрытом под пеплом льду и не размозжить голову о бампер какой-нибудь машины, едва различимой во мгле.

– Мне вот интересно, как он в такую глушь-то лезть не побоялся?.. – кряхтя и чертыхаясь, спрашивал у самого себя, крепко-накрепко цепляясь за оголенные провода безо всякой изоляции. Спрыгнув с помощью них на крышу легковушки – отпустил и продолжил свой монолог: – Здесь мне-то идти непросто, хоть я и далеко не новичок в таких делах, а тут этот товарищ… – и спустился на асфальт. Под ногами хрустнул лед, лязгнул металл дорожного знака. – И вот хоть убейте меня, что-то мне подсказывает, что Баз – далеко не тот, за кого себя выдает… – а закончил уже не вслух: «Хотя кто его знает. Может, подфартило, такое зачастую бывает…»

Так, ступая с предельной осмотрительностью, и сам не заметил, как дошел до конца улицы. Ветер начинал терять свою разрушительную силу, прекращал терзать деревья, громыхать уцелевшей жестью балконов, тяжелыми баннерами, хлопать капотами автомобилей, катать по земле сорванные части сетчатых заборов. Вместе с ним развеивался и туман, мигом накрывший ближайшие дома, закончился пеплопад. Избавившееся от многочисленных разбухших облаков, как от непосильной поклажи, пунцовое небо ощутительно прояснилось, как-то повеселело, заиграло симфонией рыжих солнечных лучей. Они бесконечным потоком струились на землю, вытравленную за много лет, искрились в отражении не выбитых стекол, отсвечивали медно-золотым блеском ото льда и прогнивших остовов, играли на разный лад на снегу, наделяли красками даже ядовитый тлен.

«Эх, красиво-то как! – с восхищением подумал я и, поглядев на солнце, вздохнул: – Если бы небо опять прежним стало, глядишь, и день посветлее был».

Кар!.. Кар…

Перебежав через пешеходный переход с огромной застывшей лужей бензина и светофором, расколотым вдребезги от удара об дорогу, – спешно скрылся за оторванной цистерной бензовоза, высунулся. Возле третьего по счету дома, два потрошителя, выбеленные пеплом, доедали останки дворняг, смачно хрустя сухожилиями, а немного в стороне, грозно каркая, кучка костоглотов делила меж собой пожелтевший человеческий череп, то и дело роняла на лед, будто шар для боулинга. И все осложнялось тем, что обосновались они не где-нибудь в подворотне, а, как назло, именно возле высокого облупившегося забора парка, куда мне и нужно было попасть. А через него уже не составит никакого труда добраться до Озера – это приблизительно двадцать минут и еще где-то плюс-минус пять-десять сверху с учетом зарослей и сугробов. В общем-то, потеря во времени складывалась пустяковая, если учитывать вдобавок и знание точного места, где путник припрятал свой рюкзачок – под старым деревом у самого берега, но вот проклятые вороны могли с легкостью спутать все планы. И тогда выигранные, так сказать, бонусные секунды сгорят в мгновение ока, вынудив меня коротать время здесь не только до вечера – какого оставалось ждать недолго, – но и до поздних сумерек. Говоря иначе – дела складывались далеко не в мою пользу.

– Я хочу искренне надеяться, что этот рюкзак буквально ломится от припасов, в худшем случае проделанный путь окажется напрасным и домой вернусь либо с какой-нибудь ерундой, либо и вовсе ни с чем, – недовольно пробормотал я, уже начиная потихоньку сомневаться в искренности слов База – спасенный путник мог попросту обвести меня вокруг пальца, сыграв на любопытстве. – Что ж: поверим ему на слово. Ответ я получу лишь тогда, когда увижу все сам.

Минуты неуклонно тянулись, утекали сквозь пальцы. Солнце успело несколько раз спрятаться за тучами, плавно сместилось к западу, начало понемногу клониться книзу, завершая день. Небосвод медленно темнел, приобретая пурпурный оттенок, отбрасывал неяркий отблеск на потускневшую цистерну.

«Что ж делать-то, а?.. – начинал я нервничать. – Стрелять, что ли?..»

Вытащил магазин, посмотрел и вмиг передумал: в нем всего три патрона – больше не было ни с собой, ни дома.

Но тут ситуация приняла неожиданный оборот – вороны посягнули на добычу потрошителей и между ними вспыхнула жестокая грызня. Не желающие просто так отдавать свой хлеб каким-то жалким падальщикам, волки тотчас набросились на костоглотов, что потеряли всякий страх перед грозными хищниками. В ответ на них полетела целая туча костлявых пернатых, осыпая на конкурентов град острых, как стилеты, клювов. Послышались сдавленные вопли. Один потрошитель, не выдержав такого свирепого натиска, свалился, по-собачьи заскулил, поджал хвост и сразу же получил в лоб последний смертельный удар. Не успел он испустить дух – над телом мигом сгрудились костоглоты, стремясь как можно скорее выцепить себе самый вкусный и жирный кусок. Не дали унести лапы и второму потрошителю: едва тот надумал бежать за дома, как птичий рой насмерть заклевал прямо на бегу, не позволив даже завернуть за угол.

Побледнев от увиденной картины беспощадной расправы, я принял решение не затягивать с таким шансом и рванул к воротам. Перекинув через верх рюкзак – впопыхах пролез, подобрал вещи, с ужасом на лице оглянулся, наблюдая исступленное терзание костоглотами волков, перекрестился и на всех парах помчался вглубь парка. Уже через несколько минут бега ноги намертво вязли в густом серовато-зеленом снегу, зарывались едва ли не до бедер, и мне пришлось ступать, опираясь на приклад винтовки, как на посох, чтобы попросту не упасть. Мешались и кусты. Острые, окутанные льдом ветви царапали очки, драли куртку, чиркали по плотным лямкам рюкзака, а шипы, что пониже, играючи прокалывали штаны, резали и кололи в кровь руки, словно иглы дикобраза. И защититься от них никак не получалось: как ни закрывался руками, ни изворачивался – они тем не менее все-таки умудрялись вонзиться то в ладони, то в колени, доставляли массу хлопот.

– Разрослись же, суки такие… – отмахиваясь от ветвей, хлещущих по щекам не хуже бича, раздраженно проговорил я, – хрен пролезешь – всю рожу себе раздерешь!..

Колючая чащоба, запущенная без длительного внимания человека, выпустила из своих цепких объятий с большой неохотой. После долгих блужданий, весь уставший, ободранный, точно бездомный лесник, сидевший в самой глуши без еды и воды, – сумел-таки выбраться к заснеженному берегу небезызвестного Кипящего Озера, где практически сразу натолкнулся на искомое – высокое, скрюченное в серпантин дерево с толстыми промерзшими ветвями, буквально крошащееся от старости. А сразу под ним, у вздыбившихся дугообразных корней – заветный рюкзачок База, так и не доставшийся ни «Стальным Варанам», ни кому-либо еще. Само же Озеро, бесконечное, кипящее круглый год вплоть до крепких морозов, заковалось ярко-зеленым льдом, устелилось, словно пушистым одеялом, снегом и пеплом, мечущимся из стороны в сторону при каждом порыве ветра. И на самом краю, в густеющей темноте, за малюсенькими домами, горящими в пламени заката, догорало солнце, грозило вот-вот потухнуть.

«Добрались, слава тебе, Господи», – с невероятным облегчением помыслил я, а вслух сказал:

– Теперь надо все быстренько забрать и следы за собой замести, чтобы кто-нибудь за мной не увязался.

И, очистив рукавом винтовку, прислушиваясь к призрачному гоготу ворон, все еще резвящихся вблизи парка, – не спеша побрел к рюкзаку.

– Ну, сейчас и посмотрим, чем ты успел разжиться… – с какой-то недоверчивостью произнес я, не отдирая с него глаз. – Не разочаруешь ли ты меня?..

И только до рюкзака оставалась какая-то пара шагов – внутри как будто что-то зажгло, дыхание перехватило, а руки разом взмокли: тот – идеально чистенький, без крошки снега или золы. И это несмотря на то, что сравнительно недавно прошел пеплопад, а ветер у Озера вообще не перестает дуть ни на секунду!

«Что-то здесь явно не так… – засомневался я, – не может быть так, что на нем ни льдинки нет…»

В этот момент рядом со мной взорвались кучи примятого снега, на какие вначале даже не обратил внимания, и из них тотчас выскочили три человека в серо-белом камуфляже, вооруженные потертыми автоматами с потресканными штурмовыми прицелами и глушителями. Лица рассмотреть не удалось – спрятаны за респираторами с тонированными стеклами и прикрыты утепленными капюшонами. Снаряжение на всех выглядело далеко не дешевым, и у меня просто не осталось сомнений в том, кто бы это мог быть – «Стальные Вараны». Только этой фракции, состоящей преимущественно из бывших военных, под силу организовать такую продуманную и хорошо спланированную операцию на незнакомой территории, не поднимая при этом никакого лишнего шума.

– Засада… – успел обронить я, прежде чем один из «Варанов» – плечистый и крупный с виду мужчина – не дернул затвор и не велел мне жестом вставать на колени.

Я покорился, плавно плюхнулся в снег, пока не выпуская из рук оружия.

«Как же глупо, черт побери, а… – мысленно корил себя, – как непредусмотрительно, опрометчиво…»

– Пушку в сторону кидай! – пробасил все тот же налетчик. Остальные двое – по всей видимости, пешки – пока помалкивали, целились через прицелы – ждали, когда им будут отданы соответствующие приказы. – И рюкзак свой не забудь. И без глупостей – положим на месте!

После этих слов вся группа напустила на себя серьезности, внимательно следя за каждым моим действием.

Учитывая пожелания – без лишней суеты бросил в снег снайперскую винтовку, следом рюкзак, а сам стал смотреть за их реакцией. Но те почему-то не торопились забирать добытое, медлили, мялись, тянули время, словно начисто позабыли то, зачем, собственно, и вылезли из-под сугробов. Такие изменения в поведении мне хорошо знакомы еще с прошлого и могли означать только одно – они ждали вовсе не меня, а База.

Фраза, произнесенная, на мой взгляд, самым молодым «Вараном», стоявшим слева уже с трясущимися от веса автомата руками, лишь подтвердила мои догадки:

– Постойте-ка… – и повернул голову к другим: – Это же не он!

– С чего ты взял, что не он? – огрызнулся тот, что приказал разоружаться.

– Тот пониже был, в шапке… не помните, что ли, ни черта?..

– А этот тебе что, не подходит?

Молодой «Варан» повернулся ко мне, помотал головой:

– Я же говорю: тот был ниже ростом, одежда другая… потрепанный весь…

Пока они, словно стервятники, обсуждали мои внешние данные, сравнивая то и дело со своей главной целью – Базом, – приступил к действию.

«Разговаривайте-разговаривайте, – мысленно подзадоривал я, – только секунду мне еще дайте…»

Вскоре к разговору присоединился третий член группы – худющий, но высокий бандит, не проронивший до этого момента ни слова:

– Да какая разница, кому пулю в лоб пускать?.. Давайте его…

Костяной нож, со свистом разрезав воздух, сочно вошел в горло, так и не дав досказать, он всхлипнул, захрипел, уронил автомат и, схватившись за рукоять обеими руками, замертво повалился на снег, стремительно тающий от горячей крови.

Не теряя ни секунды, я с разбега ушел в кувырок, выдернул клинок из чужой шеи и очутился прямо перед лицом у второго опешившего «Варана», какой, скорее всего, и возглавлял группу.

– Ах ты ж… – растерянно бросил он, машинально направил автомат.

Ловко поставив на предохранитель – вытащил рожок, вонзил налетчику нож под подбородок и потянул на себя, закрываясь как щитом. Тот еще пока был жив, из-под респиратора слышалось бульканье, хрип, руки отчаянно пытались достать до меня. Не отпуская его, я обратился к последнему:

– У тебя еще есть шанс уйти. Слышишь?.. – и выглянул через плечо «Стального Варана»: молодой бандит будто окаменел, стоял, не шевелясь, испуганно дышал. Дуло автомата клонилось все ниже и ниже к земле. – Парень?..

– Н-не убивайте… – взмолился он, – я не хотел с ними идти – они заставили меня!

Твердо зная, что стрелять «Варан» уже не станет, – вынул нож, отбросил скончавшегося налетчика и сделал шаг вперед.

– Н-н-не надо!.. – заикаясь, повторил парнишка, непроизвольно подался назад. – Я никому не расскажу о том, что здесь произошло! Клянусь жизнью!

Я скривился, сощурился – бандита стало жаль.

– Тихо-тихо-тихо… – попросил я, не спуская с него глаз, обтер снегом костяное лезвие, – ты это… оружие-то от греха подальше выкинь в кусты. А то я свои слова назад живо заберу.

Тот мигом запульнул автомат в кусты, отошел вправо.

– Другое дело, – одобрил я, покрутил в руке нож. При виде этого нервы парня не выдержали, он в голос завыл, ноги подкосились. – Ну ты даешь… мужчина ведь…

Застыдившись своей же слабости, молодой «Варан» по-мальчишески закрылся руками, потом упал на снег, но рыдать не перестал.

«Вот что мне с ним делать? – мучился вопросом. – Отпущу вот так вот – задерут, а оружие дам – может и отмстить».

И заявил сурово, как какому-то новобранцу:

– А ну поднимайся! Кончай ныть!

Парень поспешно вскочил, затих. Подошел к нему ближе и заговорил:

– Завязывай с этим шоу. Я серьезно говорю: завязывай. Что за детский сад?

– Вы меня не убьете?.. – опять заладил тот надломленным голоском. – Обещаете?..

– Как вести себя будешь, – уклончиво ответил я, – все зависеть будет от того, как ты ответишь на мои вопросы…

И направился к рюкзаку База. Он – большой, туристический, очень вместительный, с целой кучей лямок, карманов и защелок. Приподняв – обрадовался: тяжелый, явно заполненный чем-то стоящим.

– Ты там уснул, что ль? – вновь обратился я к морально сломленному «Варану», стойко хранившему молчание, как на допросе. – Или язык отсох? Мне условия напомнить?

– Я помню… – мигом оживился парень, – что вы хотите знать?

– Ну, для начала – кого вы здесь дожидались и почему? – и вскрыл рюкзак: внутри – масса консервов, обоймы от пистолетов, магазины к винтовкам и автоматам, две пулеметные ленты, связка осколочных гранат и… деньги. Много, семь пачек, и все аккуратно завернуты в пожелтевшую газету. На одной из них имелась броская надпись: «СОБСТВЕННОСТЬ БАНКА ДАКО». Опешив, тихо пробормотал: – Нормально так… – незаметно пересчитал первые три пачки – сумма уже уходила за шесть нулей. – Вот же Баз, вот засранец… главаря обокрасть успел… – Потом подумал про себя: «Я как знал, что он не простачок! Прямо сердцем чувствовал!»

– Мы здесь должны были дожидаться человека по имени Баз… – начал, наконец, объяснять бандит, – он пренебрег правилами участия в турнире, взял в заложники одного из наших людей, пробрался сначала в арсенал, потом в банк и – бежал. Мы выследили, где он оставил свой рюкзак, и решили организовать возле него засаду, прекрасно понимая, что тот рано или поздно объявится и вернется за ним. А дальше…

– Ясно, – остановил я, – можешь идти. Слово свое я сдержу.

Бандит завертел головой, словно думая, куда бы побежать, засуетился на месте.

– Автомат свой не забудь. Без него до Грима не дойдешь, – присоветовал я и, кинув ему две банки консервов, продолжил: – На вот, подкрепишься, отсюда до него два дня пути, но в твоем случае – три, если не больше.

Парень сердечно поблагодарил:

– Спасибо! – и уже приготовился бежать, но я тормознул:

– Дорогу-то хоть помнишь?

– Найду.

– Ну, смотри…

«Варан» забежал в кусты, вытащил автомат и помчался в сторону Озера.

– Стой! – крикнул вдогонку. Тот резко остановился. – Если кому разболтаешь о том, что видел здесь, – больше не помилую. Тем более что я частенько заглядываю в Грим и много кого знаю лично. Ты меня понял?

– Понял… – обреченным, паническим голосом ответил паренек.

– Ступай.

Глядел вслед, пока он не скрылся за высокими деревьями парка. Потом порылся по карманам трофейного рюкзака, где нашел ПНВ[1]1
  Прибор ночного видения. – ПРИМЕЧ. АВТ.


[Закрыть] с комплектом батареек, два девятимиллиметровых пистолета и армейский бинокль.

«Настоящий клад! – отметил про себя. – За такую находку даже знакомые охотники в глотку вцепятся. Интересно, как к этому отнесется Джин?..»

И молча зашагал к своему рюкзаку, готовясь набивать добытыми консервами и патронами.

Воскресенье, 18 февраля 2014 года

С возвращением Курта дела семьи Флетчеров пошли в гору. Припасов он принес так много, что об охоте и вылазках в заброшенные дома можно было пока даже и не вспоминать. Впервые за долгие годы появились излишки боеприпасов и оружия. Дочка, никогда не евшая до этого времени никаких деликатесов и сладостей, с сияющими от счастья глазами кушала консервированные ананасы, персики и кукурузу. Супруга, варившая в основном одни супы из мяса, костей и хрящей волков, теперь по-новому привыкала к хорошо забывшимся бобам, фасоли и тушенке, спеша разнообразить ими донельзя приевшиеся блюда. Будто находившаяся в длительной спячке, кухня заблагоухала аппетитными запахами и ароматами, так и манящими своих жильцов к столу. Не сидел без дела и Курт. За четыре дня, проведенных дома, он отремонтировал тарахтевший старенький генератор, полностью починил крышу в сарае, заточил лопаты, заменил черенки, устранил все щели в стенах, отремонтировал пол и ветхую мебель, проверил и пристрелял все имеющееся в наличии вооружение. Находилось у него время и на жену, и на дочь, мог возиться с ней часами. Когда же никакой работы не намечалось – подолгу спал или, лежа на кровати, смотрел в окно, на красное небо, прикидывая, куда бы отправиться в следующий раз, где еще набрать припасов. Не покидала его навязчивая мысль о походе к супермаркету, примеченному еще несколько дней назад, но любые разговоры по этому поводу с Джин приводили лишь к ненужным ссорам и недопониманию. Оно и понятно: ей хотелось, чтобы муж оставался рядом с семьей, а ему – принести что-то в дом, накормить своих родных.

Однако к этим, в общем-то, повседневным проблемам прибавилась и другая – огромная сумма денег, оказавшаяся выкраденной из банка лидера фракции «Стальные Вараны», покровительствующего над всем Гримом. Их держание дома подвергало всех страшной опасности, от какой не найти уже никакого спасения. В любую минуту дня и ночи могли нагрянуть вооруженные люди, и тогда хрупкому миру, обитающему в этих стенах, пришёл бы печальный конец. Несмотря на все уговоры супруга оставить валюту в кладовке, где она будет лежать, пока тот не придумает, что делать дальше, Джин категорически настояла на том, дабы она хранилась не в доме, а в сарае – самом безопасном, по ее мнению, месте. Курт, в свою очередь, решил отложить этот разговор на потом, обещая вернуться к нему, когда все более-менее устоится.

Состоялся он утром, за завтраком. Убрав за Клер тарелку, Джин подождала, когда дочь отправится в свою комнату, села за стол и подняла старую тему:

– Курт, надо что-то делать с деньгами, оставлять их у нас опасно, – серьезно посмотрела на мужа. Тот, какой-то загруженный, задумчивый, мрачный, пока помалкивал, сосредоточенно шуршал вилкой по тарелке, собирая бобы в томатном соусе. Не увидев должной реакции – продолжила: – Те, кому они принадлежат, ни перед чем не остановятся, чтобы их вернуть. Ты ведь знаешь…

Курт глянул на нее исподлобья, нахмурил тонкие брови.

– Сначала еще пусть нас найдут! – слегка повышенным тоном отозвался он и задержал на глазах супруги свой пылкий взгляд. Те даже не мигнули, смотрели на него спокойно, смело, лишь в зрачках кружилась какая-то досада от такого ответа. – Не так-то это и просто! Да и следы я все перепутал, до дома специально шел окольными тропами.

– Откуда ты это можешь знать? – пытала вопросом жена. – Если ты сам говорил, что они этого База уже поджидали! Значит – и нас выследят!

Супруг молчал. Молчал долго. Потом ответил рассудительно, уверенно:

– Опытного следопыта сложно выследить, – и, посопев носом, филигранно подцепил вилочкой боб, макнул в соус, положил в рот, – это целое искусство, Джин. Среди тех, с кем я встретился на берегу Кипящего Озера, мастеров такого уровня не нашлось. Может быть, таковые есть в Гриме, но не уверен. Так или иначе, чтобы организовать грамотную слежку за кем-либо, пускай даже за простым охотником, нужно хорошо знать местность, уметь ориентироваться. Ко всему этому необходимо долго и упорно готовить, обучать, тренировать, а это – далеко не один год. Сомневаюсь я, что Дако будет так печься о своих людях, ему, в конце концов, не очень-то это и надо. К тому же дилетантов у него в строю и так мало, да и те быстро всему научатся. – Потом собрал остатки, доел, отодвинул в сторону пустую тарелку и закончил: – Ну и плюсом ко всему – Истлевшие Земли. Зимой, может, еще можно где-то бродить группами, а весной? Летом? Осенью? Да еще и хищники, рыскающие повсюду! Ты представляешь себе, как это опасно? Никто не станет жертвовать собой даже ради таких сумм! Таких сумасшедших просто не найдется!

Не выдержав напора мужа, Джин все же сдалась, устало выдохнула.

– Ладно, – ласково произнесла она, поверив словам, – пусть остаются у нас, – и, забрав тарелку Курта, сразу добавила: – Но у меня одно условие: ты должен сделать так, чтобы они никак не навредили ни мне, ни Клер. Ты их принес сюда – ты и разбирайся.

– Когда это деньги кому вредили? – захохотал Курт, но быстро угомонился: – Применение я им найду, можешь не переживать. И даже знаю какое: использую-ка их по назначению. Загляну вот на днях в Грим, кое-что прикуплю. Тебе и дочурке каких-нибудь платьев и юбочек подыщу, обувь опять же поменять надо – весна не за горами. Да и вообще посмотрю, что там новенького появилось. Правильно говорю? – не дав жене и рта открыть, решил: – Ну вот, так и поступим, значит.

Джин прельстилась такими речами, в глазах расцвела радость, щеки зарозовели.

– Ты такой заботливый у меня, Курт, – со всей нежностью обратилась она к мужу, на миг задумалась, улыбнулась чему-то своему и прибавила с сердцем, жалостливо: – Ты прости меня, если в чем-то бываю резка с тобой. Просто я переживаю за всех нас. И зачастую боюсь каких-либо перемен…

Курт взял ее за руку чуть выше запястья, проговорил чувственно:

– Ну что ты оправдываешься? – голос – одновременно и теплый, и серьезный. – Я же все прекрасно вижу, любимая. Вам с Клер не стоит ничего бояться – я всегда буду рядом с вами, что бы ни случилось. Мы же семья? Да?

Жена легонько коснулась его пальцев, погладила и ответила:

– Конечно, – и повторила тепло: – Конечно, семья.

Муж удовлетворенно кивнул.

– Вот и замечательно! – потом сощурил один глаз и по-хитрому позвал: – Иди ко мне.

Та проворно вскочила с табуретки, подошла. Курт заботливо обнял ее, слегка наклонил и поцеловал. От такой внезапности Джин замурлыкала, словно кошка, разомлела.

– У меня к тебе есть интересное предложение, – начал издалека Курт, не выпуская любимую женщину из тесных объятий.

– Какое же? – ластясь к нему, спросила Джин. – Что ты придумал?

– Может, потанцуем? Как в старые добрые времена, помнишь?

Джин, ничего не говоря, прижала Курта к себе, ностальгически вздохнула, перевела лучистый взгляд в окно, долго так смотрела в него, любуясь небом, вспоминала радостные, давно ушедшие мгновения.

– Помню, Курт… – протянула она, спустя некоторое время. Эти слова получились умиротворенными, цветущими. – Ты всегда красиво танцевал. Сколько раз ты мне, дурочке молоденькой, так голову кружил.

Курт захихикал.

– Готов и еще раз! – с охотой вызвался супруг. – Что скажете, миссис Флетчер?

– Я только «за», мистер Флетчер, – в тон ему ответила Джин.

Курт немедленно встал, прошел к невысокой тумбочке. На ней стоял магнитофон с несколькими потертыми поцарапанными упаковками от компакт-дисков, правее – две старые цветные фотографии в полустертой позолоченной рамке: одна свадебная, вторая – с задания. Возле них – обувная коробка с боевыми наградами, жетоном с личным номером, трофейной флягой, черным беретом.

Сглотнув – взял второе изображение, опечалился – на снимке изображалось семеро улыбающихся солдат в полном армейском снаряжении со штурмовыми винтовками наперевес. На заднем фоне виднелись тяжелые лопасти боевого вертолета. А ниже – длинная запись:

«Страна вправе гордиться вами! Вы лучшие!

Югославия, Косово, 15.04.1999 г.»

– «Черные Псы». Операция «Падение Звезды»… – поникшим голосом озвучил он, не отрывая глаз от фотографии, – как же мне не хватает вас, парни…

Незаметно подошла Джин. Приобняв мужа со спины – взглянула на изображение и спросила, подбирая нужные слова, дабы ничем не затронуть его чувства:

– Решил проведать старых друзей? – И поцеловала в шею.

Курт промолчал, засопел носом, горько вздохнул, поставил рамку обратно и повернулся к жене. Глаза повлажнели, потускнели, стали совсем невеселыми, металлическими.

– Да вот… решил взглянуть, – запоздало, как-то смущенно ответил он, вместе с супругой опять посмотрел на пожелтевший по углам снимок – воины на нем, застыв, словно ледяные изваяния, по-прежнему улыбались кому-то широко и приветливо. Потом Курт кивнул на человека с лицом, перепачканным сажей, стоящего рядом с последним, таким же, как и он, солдатом, и добавил с горечью в голосе: – Узнаешь своего мужа?

Джин смолчала – уже не раз отвечала на этот вопрос, но сейчас ей почему-то не хотелось что-либо говорить.

А супруг продолжил:

– Это первая и последняя фотография, где мы все вместе… – и, незаметно стерев скупую слезу, упавшую на волосатую скулу, произнес: – Пойду включу генератор.

Поцеловав жену – быстренько оделся и выскочил из дома.

Из детской вышла Клер.

– Папа уже ушел?.. – грустным голоском спросила она, расчесывая пальчиками соломенные волосы прокопченной кукле. Дочь смотрела на мать совсем не по-детски, осмысленно, ясные глазки горели.

– Нет, доченька, он сейчас включит генератор и вернется! – успокоила Джин.

– А правда, что он больше не будет так шуметь?

– Нет, зайка, папа его починил. Он теперь тихий-тихий.

Дочка обрадовалась, повеселела, нырнула в комнатку, как маленький зверек.

С улицы донесся негромкий гул – заработал генератор. Потом вернулся Курт. Обрадованный и повеселевший за время отлучки, он тотчас метнулся к прибитой к стене розетке, сунул вилку от магнитофона, вставил диск и заявил жене:

– Бензина подлил, можно включать – минут тридцать у нас есть.

Воодушевленная приподнятым настроением мужа, жена включила магнитофон, спящий до сего момента крепким сном. Полились неторопливые гитарные переборы.

– Прошу вас, мэм, – Курт протянул руку, приглашая на танец.

Когда Джин взяла ее, из иссаленных динамиков зазвучали звонкие слова, пробирающие с первых строк до мурашек:

 
Every time that I look in the mirror
All these lines on my face getting clearer
The past is gone
It went by like dusk to dawn
Isn't that the way
Everybody's got their dues in life to pay[2]2
  Aerosmith. Dream On.


[Закрыть]
 

Узнав их, Джин сильнее приникла к широкой груди Курта и затихла, вновь окунаясь с головой в давно пережитое время.

– Так и думала, что ты ее включишь, – с голосом, дрожащим от возбуждения, вызванного любимой песней, произнесла она, – я так давно ее не слышала…

– Знаю, – коротко ответил Курт, погруженный в танец.

Музыка все текла и текла, точно весенняя речка, пронизывала пару, наполняла истосковавшиеся сердца радостью, приятным волнением.

 
Yeah, I know nobody knows
Where it comes and where it goes
I know it's everybody's sin
You got to lose to know how to win
 

– Помню, когда я впервые увидела тебя, в вашей палате во время отбоя играла эта песня, – нарушила молчание Джин, направила осветленный взгляд на Курта. В глазах мужа блистали искорки, застыла улыбка. – Я хотела вам сделать выговор, чтобы не шумели, но потом увидела тебя и… передумала. Ты так смотрел на меня. Грудь перебинтована, сам бледный, а взгляд… смеющийся такой, веселый, какой-то живой, настоящий…

 
Half my life's in books' written pages
Live and learn from fools and from sages
You know it's true
All the things come back to you
 

– Не в лучшей я тогда форме был, – Курт засмеялся, – а ты такая хорошенькая, в белом халатике, на шее – стетоскоп, ножки стройные, глазки еще совсем наивные.

– Я еще тогда в медсестрах ходила, – добавила Джин, тоже засмеялась, – знаешь, как я вначале испугалась? Вас в одной палате десять человек! Десять взрослых мужчин!