Текст книги "Лекарство от смерти"

– Ну?! Что вы застыли, словно каменные?! – вновь подает голос госпожа Вармиш.

– А… да… сейчас, госпожа… – Тисаф выскальзывает из твоих объятий и бросается на кухню.

Госпожа Вармиш оглядывает тебя с ног до головы.

– Личными делами, юноша, должно заниматься в свободное время, – недовольно замечает она, вновь оглядывает тебя с головы до ног и уходит.

И ты тотчас о ней забываешь. Ты ни о чем не можешь сейчас думать, кроме Тисаф.

Ты едва можешь дождаться ночи. Все падает у тебя из рук. Дестину приходится трудиться за двоих.

«Она обещала… она придет!»

– Удачи, хозяин, – подмигивает тебе Дестин вечером.

Ты начинаешь ждать. Ждать… ждать…

«Неужто – не придет?»

Тихо скрипит нарочно оставленная незапертой дверь. Мечты начинают сбываться. Кто-то уверенно запирает твою дверь изнутри. Легкие шаги, гибкий девичий силуэт в темноте…

Она все-таки пришла!

Она проскальзывает под твое одеяло и набрасывается на тебя как тигрица.

– Какой хорошенький! – жарко шепчут тебе на ухо, и ты теряешь хоть какое-то подобие контроля над ситуацией. С тобой делают что хотят, и твои протесты никого не интересуют. А они очень скоро появляются, потому что происходящее…

«Да что с тобой, девочка?! Да разве так должны вести себя люди, которые друг другу… ну, хотя бы нравятся, что ли? Вряд ли я имею право на нечто большее с твоей стороны, но то, что ты сейчас говоришь и делаешь… а уж твой тон…»

– Это мне не нравится!

Звучит как удар хлыста. И вновь:

– Ты должен делать не так!

И снисходительное:

– Да-да… вот так вот! Может, из тебя еще что-то и выйдет…

И вновь презрительное:

– Нет, меня это не возбуждает!

– А так?

– Да, так вроде ничего. Продолжай, посмотрим.

И вновь:

– Шевелись детка! Ты что, хочешь, чтоб я уснула?

– Нет, теперь давай вот так!

– Как, хочешь сказать, что ты об этом не слышал?

Боги, кто бы мог подумать, что она такая опытная?! Ай да Тисаф!

Старик смущенно краснеет. О половине того, что требует от тебя эта красотка, он и слыхом не слыхивал… а молодой просто в шоке. Что ж, тело все равно наслаждается. Или нет? Кое-что из этого тебе просто неприятно. Но… нельзя же обидеть девушку… когда-нибудь потом ты объяснишь ей, что…

– Какой ты скромный! – вновь шепчут тебе в ухо. – Совсем еще молоденький…

Можно бы ей возразить, что она сама не намного старше, но… как-нибудь потом. И кто воспитал из нее такое? Этот капризно-требовательный тон… милая, веселая, солнечная Тисаф… это так на нее не похоже… Ты даже начинаешь сомневаться, но тут тебе наконец позволяют уснуть.

А утром ты хватаешься за голову. Потому что правильно ты сомневался! Потому что рядом с тобой вовсе не Тисаф, как ты, болван, надеялся все это время… рядом с тобой – госпожа Вармиш. Противная визгливая тетка. И это с ней ты всю ночь… и это она тебя… и… и…

«Как же это ты, со всем твоим жизненным опытом, не понял разницы?!» – возмущенно упрекает юноша старика.

«Думаешь у меня, калеки, было так уж много этого самого опыта?» – морщится старик.

«И что теперь делать?» – вздыхает молодой.

Госпожа Вармиш открывает глаза, обольстительно улыбается и подмигивает.

– Потрясающе, юноша… – шепчут ее губы.

Она рывком запечатлевает на твоих губах жаркий поцелуй, быстро одевается и выскальзывает из комнаты, прихватив свой черный зонтик. Ты так и не успеваешь ничего сказать. Да и что тут, собственно, скажешь?

Ты с удивлением отмечаешь, что у нее и впрямь потрясающая фигура, просто раньше ты этого почему-то не видел. Быть может, потому, что она все время скандалила и вопила? А ведь она совсем не такая старая, какой обычно кажется. Если бы не ее склочный характер, на нее бы многие заглядывались.

Ты тупо пялишься на дверь.

Потом задумчиво проводишь пальцами по губам, словно бы стирая ее последний поцелуй… и замечаешь на крошечном столике, что стоит у твоей постели, золотую монету.

«Кто пользуется, тот и платит? Гадина».

Вот теперь тебе и впрямь есть что сказать, но она все равно уже ушла. И вряд ли ее в самом деле интересует твое мнение, раз уж она тебе заплатила.

Что ж, это хорошо, что она оставила деньги, решаешь ты. Заплатила, обозначив тем самым ваши отношения, дав понять, кем она тебя на самом деле считает. По крайней мере в следующий раз ты можешь смело сказать ей, что товар не продается. И тебе не будет ее жалко.

«В дежурном меню трактира это блюдо, извините, не значится».

«Что я теперь скажу Тисаф?»

А вот это – гораздо более серьезный вопрос. Можно сказать – основной.

«А ведь она тоже приходила, – в панике соображаешь ты. – Обещала же, что придет!»

«Что, если она пришла чуть позже и…»

«Боги! Она стояла у двери и все это слышала! Убейте меня, кто-нибудь! Она ведь могла решить, что мне все это нравится! Что я все это нарочно!»

Умываешься, одеваешься и выходишь, терзаемый самыми недобрыми предчувствиями.

Самые недобрые предчувствия тотчас оправдываются. Тисаф поджидает тебя у входной двери.

«Сейчас она на меня набросится и просто-напросто оторвет голову!»

«Уж по морде-то – точно врежет!»

– Бедненький… – Она с жалостью обнимает тебя.

«Бедненький? И это вместо того, чтобы…»

Нет. Недобрые предчувствия все-таки не оправдываются.

Она прижимается к тебе, и ты понимаешь, что даже просто обнимать ее куда приятнее, чем все то, что происходило с тобой этой ночью. Гораздо приятнее. Потому что вот это – настоящее, а все то, что происходило этой ночью… такая гадость!

– Ты прости, – говорит она. – Самую малость я задержалась, а эта змеюка и проскользнула…

– Я думал, ты мне сейчас по морде дашь! – ошеломленно говоришь ты, глядя в ее чудесные глаза.

– А то тебе мало досталось! – тихонько восклицает она.

Припоминаешь подробности и содрогаешься.

– По самые уши, – искренне отвечаешь ты. – Добавка не требуется!

– Значит, это я виновата. Ведь если б я только пришла вовремя… а я, дура такая, все духи выбрать не могла!

– Считается, что мужчина сам виноват, если с ним случается подобная глупость, – говоришь ты. – И как я не понял? Да она даже целуется не так, как ты… ты должна бы на меня злиться…

– Я же старше… – Тисаф смотрит на тебя с таким горячим сочувствием, что даже неудобно делается. – Это я все знаю, а ты… так ли много у тебя девушек было?

– Кроме тебя – ни одной! – Юноша не врет. Старик задумчиво покашливает, но молчит. – А эта… эта гадина… я надеюсь, она не считается, ладно?

Вот тут самое время сделать виноватое лицо. Быть может, она отвлечется от своей вины и займется моей?

– Вот, – с горечью говорит она. – Я у тебя – первая… должна была быть… А вместо меня… эта… эта…

Не отвлекается. Девушка решительно настроена во всем обвинять себя.

– Она не считается! – решительно говоришь ты.

– Не считается, – согласно кивает Тисаф. – Но все равно это я виновата… из-за меня все…

Теперь твоя очередь обнять ее. И поцеловать. Потому что от настоящих поцелуев вина испаряется, как роса под солнцем, а тебе вовсе не хочется, чтоб эта чудесная девушка чувствовала себя виноватой.

– Это из-за меня она тебя…

– Это не ты, это она во всем виновата, – шепчешь ты Тисаф. – Она мне еще и деньги оставила, представляешь?!

– Вот сволочь! – шепчет Тисаф. На глаза ее наворачиваются слезы. – Гадюка! Убить ее хочется!

– Эта змея небось подслушала, как мы уговаривались, и пролезла… – шепчешь ты.

– Ты в следующий раз просто огня не гаси – и если она только посмеет… ты просто позови меня, и я ей последние волосы повыдеру! – жарко выдыхает Тисаф.

– Никакого следующего раза для нее не будет! – решительно заявляешь ты.

– А для нас? – улыбается Тисаф.

– А для нас – как ты скажешь, – отвечаешь ты.

– Значит – будет! – шепотом восклицает она.

– А… когда будет наш следующий раз? – тотчас спрашиваешь ты.

– Сегодня вечером, разумеется, – улыбается девушка и целует тебя.

Твоя собственная вина, огромная, как холодный Зимний Камень Бога Отчаянья, начинает потихоньку рассасываться, потому что если целуют, значит, любят, а когда любят – вина не имеет значения. Там, где есть любовь, нет никакой вины.

– Так! – из-за угла взъерошенный выскакивает Дестин. – Основу для пирога, – доброе утро, хозяин! – я за тебя приготовил. Первые блюда ранним пташкам, – доброе утро, Тисаф! – я за тебя разнес. Но я не знаю, что делать с пирогом дальше, и у меня плохо получается покачивать бедрами при ходьбе, посетители смеются… одним словом, если вы прямо сейчас займете свои рабочие места, я побегу чистить лук и успею вволю наплакаться до того, как меня отругает главный повар.

Он поправляет фирменную трактирную жилетку и криво ухмыляется.

– Дестин, я тебя люблю! – смеется Тисаф.

– И я – тоже! – присоединяешься ты.

Он ухмыляется, подмигивает и исчезает.

– Ну? Побежали?! – улыбается Тисаф.

– Побежали! – улыбаешься ты.

Иногда даже целоваться не нужно.

* * *

– Ну? И как прошла ночь? – интересуется Дестин, когда выдается свободная минутка.

Ты невольно содрогаешься, вспоминая все, что с тобой случилось.

– Что? Неужто все так плохо? – непонимающе смотрит он на тебя. – А мне показалось… тогда, утром, вы были такие довольные.

– Не довольные, – отвечаешь ты, – а счастливые. Потому что между нами и впрямь все хорошо, несмотря на то что я…

Ты оглядываешься по сторонам, а потом все же тащишь его в свою комнату. Тебе страшно не хочется, чтоб еще хоть одна живая душа, кроме Тисаф и Дестина, узнала о том, что с тобой случилось. Разве что господину Тэйну ты обо всем расскажешь. Но не сейчас. Сперва тебе нужно смириться с тем, что с тобой произошло.

– Во дает, стерва! – изумляется Дестин. – И ты ничего не понял?! До самого утра?!

Ты разводишь руками, чувствуя себя… а как еще ты себя можешь чувствовать в такой ситуации?

– И Тисаф тебя простила? – с надеждой спрашивает Дестин.

Ты киваешь. Ты вновь думаешь о том, что не мог не заметить разницы. Они ведь с Тисаф даже роста неодинакового, не говоря уже обо всем остальном. Госпожа Вармиш куда длиннее.

– Не мог ты их перепутать, – убежденно заявляет Дестин.

Ты вновь киваешь. И в самом деле – не мог. Но ведь перепутал же?

– Может, она чарами какими воспользовалась? – предполагает Дестин.

– Может.

Ты вдруг вспоминаешь, как она тогда на вас с Тисаф набросилась, когда вы целовались, вспоминаешь и то, чего ты ей в сердцах пожелал.

«Чтоб тебя Хозяин Подворотен полюбил!» – припоминается тебе.

– Кажется, это я сам дурак, – изменившимся голосом выговариваешь ты.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что только такой болван, как я, мог пожелать этой милой красотке госпоже Вармиш того, чего я ей пожелал накануне, – отвечаешь ты.

И рассказываешь.

Но Дестин никогда не был уличным мальчишкой, он ничего не знает о Хозяине Подворотен. Ты вкратце повествуешь ему об ужасном и загадочном существе, владеющем всеми подворотнями мира.

– Наверное, ему не понравилась моя идея, – говоришь ты. – И он решил, что я сам должен попробовать, прежде чем других посылать…

– Никогда больше не зайду ни в одну подворотню! – ужасается Дестин.

– Если это и впрямь его проделки – я еще легко отделался, – соображаешь ты.

А потом вы поспешно покидаете комнату, ибо дела не ждут. Ведь даже Боги и демоны отступают перед величием повседневных мелочей, а что уж говорить об обычных людях!

* * *

Великий магистр Ордена Охраны Зари отбросил в сторону перо. Только что он собственноручно подписал повеление о казни восьми магов Ордена и был раздражен чрезвычайно. А ведь среди этих восьми был один младший магистр и два подающих большие надежды боевых мага! Орден опять впустую потерял стольких бойцов! И ведь не удастся их потихоньку выкрасть и спрятать. Слишком велика вероятность того, что подобная акция будет раскрыта.

«Ох уж мне эти самозваные заговорщики, мешающие основному заговору!» – с усталым раздражением подумал Великий магистр.

Бесталанные выскочки не нашли ничего лучшего, как напасть на провинциальное отделение «Старших Братьев», и даже кого-то там успели убить! А теперь их придется показательно казнить, потому что если не казнить, то у Владыки Зари появятся вопросы, ответить на которые будет крайне сложно. А «Старшие Братья» и без того дышат в затылок.

«Проклятье!»

То настроение смутного недовольства существующим положением дел, которое Великий магистр столь тщательно культивировал в Ордене последние тридцать лет, давало, увы, не только положительные всходы.

Великий магистр в очередной раз с раздражением подумал, что наличие в человеке возможностей для обретения магической силы, к несчастью, не является непременным условием наличия в этом человеке мозгов. То есть какие-то мозги, конечно, есть у каждого, вот только то, на что их употребляют некоторые индивиды…

Придумать бы способ, чтоб отсутствие умения шевелить мозгами мешало обретению магических способностей!

Впрочем, от такой мысли – один шаг до ереси. Этак ведь захочешь, чтоб маги рождались только у магов, а направление их мыслей контролировалось изначально, при помощи эликсиров.

А это идет вразрез с доктриной, что каждый человек может… это возврат к истинным магам. Но как же достали эти пустоголовые ублюдки, понапрасну привлекающие внимание к Ордену!

* * *

А поздним вечером к тебе приходит Тисаф. Ты ждешь ее, знаешь, что она придет, и все равно радуешься ей так, словно это богиня, спустившаяся с небес. Да нет, какая там еще богиня?! Разве могут быть какие-то другие богини?!

– Тише! Тише! – смеется она, обнимая тебя. – Весь дом перебудишь, сумасшедший…

Ты пробуешь что-то сказать, но тебе затыкают рот поцелуем. И земля мигом уходит из-под ног. Кто это сказал, что мужчины должны всегда твердо стоять на ногах? Он просто никогда не любил, этот скучный урод! Хорошо, что постель недалеко, не то Тисаф бы тебя нипочем не удержала! Вот теперь ты и впрямь понимаешь, что до нее у тебя никого не было. Ни в этой, ни в той, прежней жизни… потому что никогда и ни с кем еще ты не ощущал, как пронзительно прекрасен, как удивителен мир… ничего ты не знал, потому что и не жил еще! А вот теперь – да. В самом деле – да.

Сильные девичьи руки обнимают тебя удивительно нежно. Бережно, словно ты хрустальный и можешь разбиться. Ну да, у тебя ведь все – в первый раз. И девушка просто не хочет тебя испугать.

Она просто не хочет оказаться похожей на ту…

Как бы ей объяснить, что ты – не хрустальный? Что у тебя уже – было?

Как бы объяснить так, чтоб не испугать? Чтоб поверила?

«А надо? – интересуется старик. – Лежи. Получай удовольствие. Успеешь еще лихость свою продемонстрировать».

И правда. Зачем куда-то спешить? Нет, ты не боишься, что Тисаф оттолкнет нищего старика и калеку, но… если все это рассказывать… в двух словах все равно не расскажешь… или расскажешь так, что не поверят, испугаются… а говорить больше двух слов, потратить эту невероятную сказку на какие-то там объяснения… вот еще!

Ты обязательно ей все расскажешь. Все-все. Ведь ты и в самом деле любишь ее, а любимым все рассказывают, даже самое горькое, даже самое странное, даже то, во что никто другой нипочем не поверит. Ведь на то они и есть – любимые. Если они нам не поверят, то кто же тогда?

Что ж, Тисаф с легкостью делает все за тебя. С ее точки зрения – все правильно. Ведь это у тебя все впервые, а не у нее, значит, она и есть главная. Как скажет, так и будет правильно.

– Чуть-чуть не так… – ласково шепчет она. – Да, любимый… вот так, да… вот так хорошо…

А потом огромная волна накрывает вас с головой, и ты забываешь, что у тебя все впервые, ты все на свете забываешь, впрочем, и Тисаф ни о чем не помнит, в этот миг вы не ведаете ни зла, ни добра, не помните никакой боли и никакого горя, в этот миг не существует обыденной жизни с ее проблемами, есть только чистая и жаркая радость, а больше ничего нет.

«С утратой девственности тебя!» – хихикает старик, когда волна спадает, оставляя вас на берегу.

«Сам дурак!» – огрызаешься ты.

«Поцелуй девушку! – подсказывает он. – Шепни ей что-нибудь хорошее…»

«Сам знаю», – откликаешься ты и тянешься навстречу своему дому.

– Любимая… как же мне с тобой хорошо… – шепчешь ты ей.

И дом раскрывает объятия.

Ты улыбаешься.

* * *

Дожди идут уже вовсю. Поздняя осень наконец наигралась разноцветными листьями и решила показать свой коварный норов. Посетители вваливаются мокрыми и с порога требуют подогретого вина с пряностями и медом. Зонты и плащи плохо спасают от сильного косого дождя с ветром, горячее вино у камина в уютном трактире – куда более действенное средство, о чем не устает напоминать своим посетителям господин Тэйн. Так что работы хватает. Впрочем, работать среди друзей и рядом с любимой девушкой…

Тебе так хорошо, что ты начинаешь бояться, как бы чего не вышло. Старик с тихим восторгом созерцает ровное пламя обычной жизни, своей собственной жизни, в которой он наконец-то здоров, молод, любим, окружен друзьями и счастлив. Вот бы еще перестала его грызть эта непрестанная неотвязная тревога, гадкий внутренний голосок, чуть что нашептывающий, что такое счастье не может длиться долго, обязательно что-нибудь случится…

Проходя за какой-то надобностью мимо комнаты Дестина, ты вдруг слышишь тихие голоса.

Дестин.

И господин Тэйн.

Ты уже собираешься пройти мимо, но, услышав свое имя, невольно останавливаешься. И хотя подслушивать нехорошо, страшно нехорошо подслушивать, старик решительно напоминает тебе это, но…

– Он меня спас, – заявляет Дестин, и ты холодеешь.

Дестин! Предатель! За что!

Ты просто не можешь поверить в услышанное. Ведь это же – Дестин. Тот самый Дестин, который сделал для тебя столько всего хорошего. Тот самый Дестин… лучший друг, почти брат!

– Он меня спас, – повторяет Дестин.

– Вроде бы это тайна, – в голосе хозяина легкая усмешка.

– Ну и что? – с вызовом отвечает Дестин. – А я все равно хочу, чтоб вы знали! Мой хозяин меня спас, а не что-нибудь там такое!

Вот и все. А ты еще надеялся, что твоя тайна останется тайной.

«Тайна, известная двоим…» Почему-то всегда надеешься, что к твоим лучшим друзьям это не относится. Уж кто-кто, но они-то… они никогда, вот!

А у тебя так давно не было никаких друзей вовсе… и оттого еще больней, еще горше…

Ты замираешь, не в силах двинуться дальше. Ты стоишь молча. Стоишь, ожидая последующих слов, словно приговора. Впрочем, в какой-то степени так ведь оно и есть… вот сейчас он скажет, и…

– Я топиться собирался, – говорит Дестин.

«Бедняга, – думаешь ты. – Вовремя же я тебя увидел».

И жалость застилает обиду и страх. Стирает их напрочь. Он был так близок к смерти. Быть может, ты остановил его в последнюю минуту.

В свое время ты не раз мечтал о смерти – храбрости не хватило. Что, если бы у него хватило? Теперь он предает тебя, но понимает ли он, что делает?

А сам ты – понимаешь? Почему ты считаешь, что господин Тэйн – враг? Разве он давал тебе хоть какой-то повод для этого? И даже если он узнает правду, почему ты считаешь, что это тебя погубит?

– Вы? Топиться?! С чего бы это? – недоверчиво переспрашивает господин Тэйн.

«Вот сейчас он скажет, и…»

– Мою девчонку за богатого отдали, – говорит Дестин, и у тебя отвисает челюсть.

«При чем здесь какая-то девчонка? Или он после этого и решил в маги податься? От полного отчаянья. Ну надо же! Одно несчастье к другому!

Вот же не везло парню. Девчонку за другого отдали, магом стать не вышло, здоровье потерял… тут не захочешь – топиться полезешь.

Так вот почему он ни на кого другого и не смотрит!» – решаешь ты.

Но продолжение тебя прямо-таки ошарашивает.

– Я ее так любил… – говорит Дестин. – Мне без нее и свет не мил показался. Вот я и того… полез в речку… А Кертелин меня оттуда вытащил. Откачал. Морду мне бил, орал на меня, кормил-поил силком, пока я в чувство не вернулся. Он меня жить заставил. А потом другом назвал. Вот я за ним и увязался. Та моя жизнь, она все равно что кончилась. Тот я – утонул. А в этой жизни я его друг и спутник. Он так хочет, чтобы друг. Вот только я ему все равно как слуга буду, потому как должен…

– Он вам потому и не велел говорить? – тихо спрашивает господин Тэйн.

– Он посчитал, видать, что для меня это будет… слишком больно, – отвечает Дестин. – И стыдно, наверное… взрослый же парень, а как маленький…

Ты стоишь неподвижно, словно какой-нибудь фонарный столб. Если кому и должно быть стыдно, так это тебе. Заподозрить друга в предательстве! А ведь он тебя защищает. Придумал эту нехитрую историю, не постеснялся себя полным болваном выставить…

Все ради тебя.

А ты?

* * *

Хорошо иногда просто пройтись по городу. Особенно когда вечер. Недаром ведь говорят, что красивей Тэрлина может быть только Тэрлин.

Это и в самом деле так. Один королевский дворец чего стоит! Да на него часами любоваться можно! Кажется, он весь соткан из того тайного очарования, коим иногда полнятся взоры красавиц. Из какого-то обещания чуда. А Коронационные Ворота? Древние, священные Ворота, по слухам, появившиеся едва ли не раньше дворца и даже города? Ворота, сложенные из неизвестного камня – а некоторые болтают, что и вовсе из одной чистой магии, навек застывшей в каменном величии. Ворота, которые открываются всего один раз в тысячу лет, приветствуя нового Владыку Зари…

Поздние осенние дожди отступили, унося в дырявых карманах нахальные ветры, Тэрлин полнится ожиданием грядущей зимы и снега. Ее неспешная, мягкая поступь уже слышна в подкрадывающихся ночных заморозках, в еще сильней придвинувшихся к земле небесах… «Я иду… иду!» – пишет она изморозью на стеклах. Еще два-три неслышных шага, и зима торжественно войдет в Тэрлин. Такая же юная и древняя, как и он.

Хорошо иногда просто пройтись по городу.

Особенно теперь, когда маги наловчились покрывать дома тончайшим полупрозрачным шелком. Древние, века назад построенные здания проступают сквозь этот зачарованный шелк, словно таинственные корабли, плывущие в бесконечность. Особенно потрясающе они выглядят – вот как сейчас – в сумерках, освещенные светом звезд и уличных фонарей.

Что ж, зато и денег эта красота стоит столь же потрясающих. Говорят, будто магов, умеющих как следует это творить, еще недавно было не так уж и много. И тут дело даже не в силе: кое-как завернуть дом в огромный кусок шелка, да зачаровать шелк, чтоб от дождя и снега не испортился, – много хитрости не надо. А вот сделать так, чтобы дом после этой манипуляции смотрелся произведением искусства, – тут и впрямь потребен не просто маг, но художник.

С этого все и началось. Раз это так дорого и мага нанять трудно, значит, это модно, престижно и все такое прочее… А раз это модно, престижно и сосед себе такое уже купил… столичные богачи положительно сошли с ума на драпировке своих домов.

Высоких лордов это, разумеется, не коснулось и не заинтересовало. Они были выше этой вульгарной роскоши для простолюдинов, а вот обычные богатые люди…

На сами дома ты, положим, уже насмотрелся, а вот посмотреть, как маги работают…

Их двое. Ученик, который, собственно, и работает и… старший ученик, который наблюдает и контролирует. Ученики, конечно, не тебе прошлому чета. Из тех, кто выдержал все эликсиры и уже проучился под надзором опытных наставников не один год. Но все равно ведь – ученики!

Ты в изумлении смотришь на двух учеников, которые без контроля старшего делают столь сложную работу. Один мальчишка аккуратно укутывает дом сумеречным сиянием, а другой смотрит, время от времени что-то указывая первому.

«Не может быть! – ошеломленно думаешь ты. – Два ученика! Два ученика, без какого бы то ни было контроля со стороны наставника!»

Тебе припоминается – так, словно это было лишь вчера, припоминается – все, чему тебя успели научить в школе магии, пока твоя полная непригодность к дальнейшему обучению не проступила достаточно ярко…

«Так ведь просто не бывает! Не может! Не должно быть! Два ученика! Без присмотра!»

«Увы, – вздыхает старик. – Все бывает на этом свете. Даже то, чего быть не может. Сам же слышал, что деньги за это платят совершенно сумасшедшие, настоящих мастеров не хватает, а богачи требуют. И платят. С ними ссориться себе дороже, а деньги есть деньги, они всем нужны, даже магам. Вот небось и посылают учеников, чтоб везде поспеть и управиться. А то ведь богачи, чего доброго, из-за границы магов выписывать начнут, а те приедут да и останутся. Подкупят во дворце кого надо, убедят Владыку Зари, что безопасны, – и порядок. А нашему Ордену такое не с руки. Этих мальчишек чему другому, может, и вовсе не учили, зато с шелком этим, должно быть, не каждый магистр так, как они, управится».

Дом медленно окутывается сумеречным сиянием. В свете уличных фонарей он особенно прекрасен.

У младшего ученика на лбу выступают капельки пота, внезапно ты ловишь его тяжелое дыхание. Он что-то говорит старшему.

– Что? – недовольно переспрашивает тот.

– Живот прихватило, – жалуется младший.

– Нашел время, – хмурится старший. – Заканчивай давай…

Неприятный холодок недоброго предчувствия пробегает у тебя по спине.

На какой-то миг ты переключаешь зрение и видишь чаруемый дом как руну.

Не заорать тебе удается с большим трудом.

Потому что чары вышли из-под контроля. Полностью вышли. Совсем. Потому что огромный трехэтажный особняк… особняк, в котором горят огни, играет музыка и шумно веселятся люди… небось гости хозяина, празднующие украшение дома… верхние два этажа все еще остаются каменными, а вот нижний… стены медленно тают, превращаясь в тот самый шелк, который их окутывает… еще несколько мгновений… несколько вдохов… несколько выдохов… последние песчинки истекающего времени с грохотом барабанят в двери преисподней… людей в доме уже не спасти… справиться с заклятьем мальчишка просто не сможет… не сумеет… он и в самом деле мастер, но еще слишком юн, чтобы терпеть боль, не теряя концентрации… а этот самоуверенный наглец рядом с ним… этот просто не успеет ничего понять… а потом будет поздно… поздно…

Все это, словно молния, проносится в твоей голове.

Все эти люди внутри… тебе нет до них дела… тебе вообще нет дела до богатых и знатных, ни один из таких, как они, тебе не помог, когда ты сидел с протянутой рукой…

И ведь нельзя же, чтоб маги тебя заметили… чтоб они поняли…

Все эти люди внутри… до которых тебе нет никакого дела… вот-вот умрут просто потому, что ты ничего не сделал…

Твоя левая рука уже лепит руну из воздуха, а правая достает из пустоты рунный нож.

Просто потому, что иначе нельзя! Просто потому, что эти веселящиеся богатые засранцы ни в чем не виноваты! Просто потому, что другого выхода нет!

Рунный нож скользит легко и бездумно, ты не смеешь ошибиться, не смеешь, не смеешь…

Младший ученик с отчаяньем смотрит на дом, его руки мечутся в бесполезном усилии, он что-то кричит старшему и получает в ответ подзатыльник, тогда он оборачивается и смотрит на тебя. Ты навсегда запомнишь этот жалкий и страшный взгляд, взгляд человека, уже считающего себя убийцей. Он смотрит на тебя с судорожной жаждой и пониманием… он знает, что ты можешь его спасти… если захочешь. Тебе становится жутко от этого внезапного понимания, но что-то менять уже поздно, да и нельзя ничего менять! Руна вылетает из твоей ладони и, кувыркаясь, летит к гибнущему дому. К беззаботно веселящимся, ни о чем не подозревающим людям…

«Ну же, родимая! Успей!»

Ты ощущаешь последние песчинки так, словно они камнями падают тебе на голову. Красновато мерцающая руна ударяется в стену, в стену, которая почти стала шелком… еще немного, и…

Если ты правильно прочитал руну дома, если смог правильно ее вылепить – дом не рухнет. Те, кто в нем, останутся жить. Если ты как следует ее вырезал… Если ты…

Дом не рушится. Он меняет цвет и слегка оплывает, словно свеча. Со стен исчезает благородная резьба, и ни следа от работы магов, разумеется, не остается. Все ж таки ты немного ошибся. Но не слишком. Дом стоит – это главное. Все, кто в нем, – живы.

Они даже не почувствовали.

Не заметили.

Не поняли.

И это хорошо. Вряд ли хозяин обрадуется, узрев, что стало с его домом, а ведь доказать и объяснить им что-либо ты все равно не сможешь. Правда, и они ничего не докажут. Не поймут. Не заподозрят. Главное – не орать во всю глотку о том, что всех вот только что спас, – и все будет нормально. Пятнадцатилетний сопляк, трактирный прислужник просто не может сотворить такого. Так что все претензии к господам магам!

Облегченно вздыхаешь. Вытираешь пот со лба. Оказывается, ты переволновался.

Напряженно глядя на дом, ты упускаешь из виду магов. А когда вспоминаешь об их существовании, уже поздно. Ошеломительный, основательно приправленный магией удар под дых настигает тебя совершенно внезапно, а затем резкая подножка валит тебя на землю.

– Лежать! Не двигаться! Руками не шевелить! – командует старший ученик мага, в руках у него маленький жезл, направленный тебе в лицо. – Шевельнешься – пеняй на себя! Файрет, вызывай команду задержания! Это же тот самый!

– Но дом… – все еще держась за живот, бормочет младший.

– Плевать на дом! – рявкает старший. – Этого типа знаешь как ищут?! Нам за него хоть десять таких домов простят!

– Кэймор, он же нас спас! – восклицает младший. – И нас, и тех, в доме…

– А мы скажем, что это он все и натворил, – возражает старший. – Ты, главное, повторяй за мной – и все будет нормально. Кто ж ему такому поверит?

Ты лежишь, пытаясь вылепить из воздуха еще одну руну, но почему-то ничего не выходит. В голове удивительно пусто. Даже страх и тот куда-то делся. Сейчас они вызовут команду задержания, и черные крылатые кони опустятся с небес. Нужно попытаться встать, обязательно нужно… вот только слабость и боль такие, что даже дышать с трудом выходит. А этот, он и еще раз ударит, если встать. А если не встать, тогда… тогда прилетят маги… и все. Учитель с ними не справился, а уж тебе и подавно не светит. С тебя и одного этого мерзавца вполне достаточно. Как же голова-то кружится…

«Собраться… вскочить… сбить с ног этого… с жезлом…

Не выходит! Не выходит! Не выходит… не могу встать, и все тут!

Да чем же это он в меня таким шарахнул?!»

От бессилия и обреченности ты сейчас просто разревешься…

Внезапно младший мальчишка распрямляется и отпускает свой живот… одним коротким отчаянным рывком младший выдергивает у своего старшего жезл. Выдергивает – и с отчаянным воем изо всех сил бьет его по лицу. Тот падает на колени, пряча лицо в руках, и младший с прежним воем ударяет его по голове. Старший ученик падает ничком, а младший, отбросив жезл, подбегает к тебе.

Его ладони касаются тебя, и боль уходит. В голове проясняется. Куда-то исчезает слабость.

– Ты в порядке? – ломким фальцетом спрашивает тебя мальчишка.

– Да, – поднимаешься на ноги ты. – А что ж ты себя-то не исцелил?

В твоем голосе недоумение и досада. Если бы этот обормот догадался себя исцелить, тебе не пришлось бы приходить ему на помощь. Ты бы просто полюбовался на их чары и пошел своей дорогой. И никого бы спасать не пришлось.