Текст книги "Шахта. Ворота в преисподнюю"

Его вторая жизнь

Его держали в привокзальной милиции до утра, рассчитывая, что кто-нибудь заявит о пропавшем мальчике, затем отвезли в больницу. Врачи быстро осмотрели его, присоединили разноцветные провода к голове и запястьям, заставили кружиться на месте и бегать по комнате.

– Никаких ушибов, повреждений нет, – сказал доктор. – Чрезвычайно странный случай амнезии.

Свят хорошо запомнил это новое слово. Потом его отвели в другой кабинет, с большим деревом, растущим в кадке у окна, и женщина-врач в толстых очках долго разговаривала с ним. Дерево, как уже потом, вспоминая все это, понял Свят, было фикусом, врач – психиатром.

Она спрашивала его, помнит ли он маму и папу, и Свят сказал, что не помнит, закусив губу. А помнит ли он какую-нибудь комнату, какой-нибудь дом? Нет. А собаку, кошку?

И так далее. Мало-помалу Свят понял, что женщина-врач настораживается, подозревая его во лжи, и что на самом деле он должен помнить из своей жизни хоть что-то.

Тогда Свят описал кошку, ту самую, которая жила у них в доме и пропала. Врач стала расспрашивать, где сидела кошка, что она ела, но хитрый Свят этого не помнил, что было на самом деле правдой: он забыл, что ела кошка.

– Хорошо. Кошку ты помнишь. А человека? Какого-то человека, любого, ты помнишь? – спросила женщина-врач.

Свят понял, что должен все же рассказать о каком-нибудь человеке и стал описывать дядю Бобу. Был у них в поселке такой дядя Боба, которого все любили. Он часто приходил в гости к ним в дом, сидел за столом и ел. Даже кошка любила дядю Бобу: она всегда прыгала к нему на колени и сворачивалась в клубочек под его большим животом, что был обтянут полосатым вязаным свитером.

– Дядя Боба был лысым? – спросила женщина-врач.

– Нет, – сказал Свят. – Дядя Боба был рыжим.

– Хорошо. А была у дяди Бобы борода?

И так далее. Свят хорошо помнил дядю Бобу, который, в отличие от других взрослых, которые всегда разговаривали только между собой, находил всякие добрые слова и для него. Теперь он чувствовал, что стоит на верном пути: врачу нравилось, что он помнит хотя бы дядю Бобу, и Свят уже совсем разошелся, описывая его полосатый свитер, его крупную рыжую голову…

Вряд ли доктора пришли какому-то определенному заключению, думал впоследствии Свят. Главное, они представить себе не могли, что такой маленький мальчик может лгать, да и зачем ему это?

Его перевели за город, в детский дом, там ему и дали новое имя, которое узаконили сначала в детдомовских ведомостях, затем – в отделе регистрации города. Его крестным отцом-нарекателем стал случайный человек – завхоз. Сестра-хозяйка спросила, когда надо было записать, на кого выписана подушка и постельное белье:

– Только вот, как его записать?

– Что ж тут думать? – сказал завхоз. – Пусть будет его фамилия Непомнящий. Хорошая фамилия и довольно-таки распространенная. А звать его будем…

Он внимательно посмотрел на Ивана.

– Мальчик белобрысый, голубоглазый. Явно русский. Пусть будет Святославом.

Так и появился на свете Святослав Непомнящий, сокращенно – Свят. Так он и стал теперь жить – Святом.

Многие дети имели родственников или даже родителей, но почему-то содержались в этом сиротском приюте, как и те, кто был совершенно один. Посетители приходили по воскресеньям, часто забирали детей с собой, и Свят оставался с бесхозными мальчишками и девчонками в пустом доме, где в выходные дни пахло хлоркой, а в широких коридорах было слышно эхо, и окна отражались в чистом полу, как в зеркале… Однажды пришли и к нему.

Когда нянечка сказала Святу, что во дворе его ждут, он не поверил своим ушам. Почему эти люди опять нашли его – с другим именем, в другом городе?

В голове немедленно сложился план очередного побега. Можно оттолкнуть нянечку и выскочить через окно. Но как он справится с нею, такой толстой? Женщина крепко держала его за руку, тянула:

– Идем! Тебя уже ждут!

Свят тащился по коридору, порой скользя сандалиями по натертому паркету. Как и тогда, нестерпимо захотелось в туалет…

Нет, страх не оправдался. Это была всего лишь старушка, та самая, что беспокоилась о нем на вокзале. Ее звали Анна Ивановна, и была она не такой уж старой: в том году ей исполнилось пятьдесят три, точно, как Святу сейчас.

Разыскать потерявшегося на вокзале малыша было не сложно, и вот она пришла навестить его. Недели через две Анна Ивановна пришла снова, затем стала приходить каждое воскресенье, а в начале лета, когда кончились занятия, и вовсе забрала его домой, оформив опекунство.

Так, у Анны Ивановны прожил он несколько лет, закончил школу, ушел в армию и вернулся. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом Анна Ивановна умерла, Свят унаследовал ее квартиру.

Он уже давно не вздрагивал, если кто-то произносил его настоящее имя, звал, скажем, на улице какого-то Ивана. Жизнь заставила его забыть о страшных событиях детства, да и не было рядом никого, кто знал об этом и мог бы напомнить ему.

Наверное, по этой причине и не обрел он настоящих друзей. Друг – это тот, кому доверяют тайны. У Свята же была тайна, которую он не мог доверить никому. Безмерным, космическим было его одиночество.

Впрочем, была одна попытка завести друга, рассказать ему все, но кончилась она плачевно. Витька слушал его, слушал, затем вдруг сказал:

– А мой дедушка на войне погиб. Как ты говоришь, тебя на самом деле зовут?

– Никак, – сказал Свят.

– А вот я расскажу всем, что ты не тот, кем называешься! Может быть ты – фашист, а?

Это было в пятом, что ли, классе… Конец шестидесятых. Близкое дыхание Великой Отечественной. Дети играют в войну, делятся на немцев и русских. «Фашист» – довольно часто употребляемое ругательство. Почти у всех воевали деды, чьи-то погибли, чьи-то пропали без вести. Были в поколении и такие ребята, у кого воевали отцы. Война проросла через обыденную жизнь, словно какая-то грибница. Витька почему-то сильно рассердился на Свята, ругался, в довершении заявил, что также было эхом Великой Отечественной:

– Вот начнется война, пойдем в атаку, и я тебя первого в спину убью.

Свят бросился на него с кулаками, крича:

– Сам ты фашист!

Обиделся Витька непонятно за что. Может быть, потому, что Свят со своей тайной стал неожиданно большим и значительным. Бывший друг рассказал тайну Свята одному, другому… Никто не поверил. Никто не обратил внимания, вскоре все это забылось. С тех пор Свят не делал попыток поделиться с кем-либо – ни с приятелями, ни с женщинами.

Шли годы, многие знакомые хоронили родителей, обретая то нелепое чувство крайнего, с которым Свят и так вырос на земле. У всех этих людей осталась от родителей какая-то память: вещи и фотографии. Свят тосковал по самому образу родителей: то ему казалось, что он ясно помнит их лица, то у отца, сидящего над свечой за столом, вместо лица дрожало желтое пятно.

Фотографии, конечно, были у тети, Свят сам видел их в альбоме. Казалось бы, чего теперь стоило: сесть в электричку и поехать в Курск? Название улицы и номер дома он помнил, но даже представить себе не мог, как заявится к ней и как объяснит то, что с ним произошло.

Иногда ему казалось, что ничего этого не было. Вернее, вся его история, возможно, была несколько другой: одни события действительно произошли, другие – существовали только в его воображении.

Какие-то люди ворвались в его дом и застрелили родителей на его глазах – отрицать это невозможно, а вот дальнейшее вполне можно поставить под сомнение. Был ли на самом деле в городе Курске человек-месяц, точно ли он сидел в машине? Была ли в детской коляске кукла, а не самый обыкновенный ребенок, в то время как по улице совершенно независимо ехала какая-то «Волга»?

Ясно, что всеми мыслями Свята в то время руководил страх, а страх может что угодно нарисовать. Даже незнакомца, который пришел забрать его из школы, тоже можно объяснить самыми простыми причинами. Допустим, тетя Шура в тот день по какой-то причине не смогла его встретить, а поручила сделать это своему другу, ведь мог быть у нее какой-то мужчина… Выполняя поручение, он решил назваться дядей, родственником – ведь разве отпустят первоклассника из школы неизвестно с кем?

В результате собственной галлюцинации Свят бежал из города, который приютил его, потерял свое имя, переместился в другую, совершенно новую жизнь.

Иногда Святу так и казалось: он совершил ошибку, просто совершил ошибку из страха. Никто не преследовал его. Никакой тайны не было, а в тот день в дом ворвались двое обыкновенных грабителей.

Ребенка, чья психика чем-то сильно травмирована, в наши дни берут под опеку врачи, его могут долго и бережно реабилитировать, особенно, если у родственников водятся деньги. Свята же просто взяла к себе тетка. Не справившись со своим ужасом, он попал под власть галлюцинаций и сбежал от нее.

Не было никаких преследователей. Вся его жизнь шла совершенно не так, как он ее мыслил. И он хотел во что бы то ни стало найти могилу своих родителей.

Постепенно это стало навязчивой идеей: Свят должен был поехать туда.

Проблема была только в одном: он понятия не имел, где расположен этот шахтерский поселок. Даже и близко, как говорится. Его малая родина с одинаковым успехом могла находиться в любом угледобывающем районе страны. То, что шахта была угольной, сомнения не вызывало: Свят помнил, как взрослые постоянно употребляли ласковое, жгучее слово «уголек» да и черная пыль была в доме повсюду, словно шахта дымила ею, и Свят рисовал пальцем на различных плоскостях – на подоконниках, на крышке сундука… И кончик пальца был черным.

Мучила Свята и еще одна загадка. Мальчика, не помнящего родства, обязательно должны были объявить в розыск: сначала по Орловской области, потом – во всесоюзный. В Курске в то же самое время не мог не начаться розыск со стороны тети: ведь мальчик просто ушел из школы и пропал. Рано или поздно у кого-то на столе должны были встретиться два дела, две фотографии: одна из Курска, другая – из Орла. Почему же этого не произошло?

Время было вполне благополучное, милиция спокойно, рутинно работала. Мало-помалу Свят пришел к выводу: тетя по какой-то причине не заявила его в розыск.

В принципе, мысль, что пришла ему в детстве, когда он шел по железнодорожным путям, отправляясь в неизвестность, в новую жизнь, была не такой уж безумной. Он тогда подумал, что и учительница, и тетя Шура – все они действуют заодно… Такое вполне реально: ведь могут же быть среди членов какой-то обширной преступной группировки или мистической секты и учителя, и чьи-то родные тетушки…

Новая логическая цепочка внезапно выстроилась в его голове. А что если причинно-следственная связь событий совершенно другая, попросту обратная?

Он почему-то решил, что Человек-месяц приехал за ним из шахтерского поселка в Курск. А почему не наоборот? Может быть, центр странной организации как раз и находится в Курске, и тетушка причастна к ней, и именно она и навела этих людей на сестру и ее семью… Они убили мать и отца, а его упустили. Тогда тетушка сама приехала за ним и забрала его в Курск, поближе к логову тайного общества.

Однажды Свят решил: он поедет в Курск. Собирался недолго. Сел на утреннюю электричку в первую же субботу.

* * *

Трамваи в этом городе по-прежнему давили кур, хотя прошло уже много лет с той поры, как он бежал отсюда. Городок ничем не отличался от Орла, только более глухой, какой-то тихий, провинциальный. Даже и речка – другая, но так же разрезающая город на кривые районы – была мельче и уже.

Дверь открыла взъерошенная школьница. В квартире были ее родители, угрюмые, полупьяные люди. Они обрадовались не Святу, а бутылке шампанского, которую он держал в руке. Он помнил, что у тети в холодильнике стояла бутылка шампанского…

Нет, они не знают, куда делись предыдущие жильцы из этой квартиры. Они получили ее по ордеру. Кто-то здесь умер, квартира отошла государству, они переехали из коммуналки. В каком году? Да, в девяносто первом. Успели. На следующий год уже началась неразбериха, развал Союза. Квартиры уже перестали давать. Хочешь – покупай. Шампанского давно уже не пили, с нашими доходами, кхе…

– А на каком кладбище похоронили эту женщину? – спросил Свят, уже вставая, чтобы уйти.

– Женщину? – удивилась хозяйка. – Да нет. Здесь жил и умер старик.

Заметив недоумение гостя, решили позвать пожилую соседку. Та прояснила ситуацию, и Свят понял, что на кладбище идти ему не за чем.

Старик не всегда был стариком. Въехал в эту квартиру еще вполне упитанным, трезвым мужчиной. Получил квартиру, после того, как пропала Шура, царствие ей небесное.

– Как пропала? – спросил Свят.

– Да просто. Не стала ее и всё. Сначала племянника обыскалась. Он дома не ночевал. Собралась идти в милицию заявить. Но в тот же день пропала и сама.

– Ее, конечно, объявили в розыск?

– Наверное.

– А племянника?

– Не знаю. Шура-то сетовала как раз, что фотографии его у нее нет.

Так вот оно что, – думал Свят уже по пути на вокзал. Выходит, он зря грешил на эту бедную женщину, обвиняя ее невесть в чем. Вот почему тетя не объявила его в розыск. Ее также убили. Может быть, из-за того, что она прятала его, а может быть – по другой причине… Свят вдруг подумал, что дело тут в родственной крови. Тетя была сестрой матери. Что если какие-то силы озабочены уничтожением определенного рода, его семьи, фамилии? Позже (много позже, через время, которое трудно вообразить в масштабах жизни одного человека) Свят вспомнил свою догадку, одну из многих, и удивился, насколько она была близка к истине…

Этого не могло не случиться

Это было последним происшествием, связанным со смертью родителей. Несколько десятилетий старая история никак не отзывалась в реальности человека, который носил имя Святослав Непомнящий.

Он был таким же как все и делал то же, что и все: учился и работал, женился и переехал жить в Москву, родилась у него дочь, развелся, когда девушке исполнилось двадцать лет и она ушла из дому к какому-то парню. Квартиру разделили на две, в разных спальниках столицы, бывшая жена считала, что Свят ограбил ее, откусив половину площади, она не пожелала продолжить общение с ним, «расстаться друзьями», дочь появлялась три-четыре раза в год, исключительно чтобы попросить денег.

Известный в узких кругах журналист, пишущий на индустриальные темы, в последние годы подвизавшийся на коттеджном строительстве. Печатался он под псевдонимом, хотя само по себе Святослав Непомнящий и выглядело каким-то вычурным вымышленным именем. Литературный псевдоним ему пришлось менять дважды. Боялся, что найдут, вычислят даже и под тройным слоем льда. Страх иногда возвращался, словно приступ застарелой болезни.

Будь он не просто обыкновенным, бывшим советским человеком, нынче – каким-то «россиянином», а полноценным героем романа, точно бы закончил горный институт, стал бы хорошим маркшейдером и вырвал бы у Хозяйки Медной горы ее мрачную тайну.

То, что все эти события были связаны с шахтой, уже давно не вызывало сомнения. Никаких особенных сведений, никаких теорий – просто чувство и все. Чувство шахты. Ее глубокое, полное ровного гула молчание.

В мире исчезало множество людей. Исчезало бесследно, будто и впрямь сквозь землю проваливаясь. Чаще всего это списывалось на козни инопланетян. Вряд ли, – думал Свят. – Козни, может быть, и существуют, но здесь что-то другое…

Он пытался вычертить карты, чтобы связать эти точки с местами расположения шахт, но вскоре бросил свою затею. Во-первых, сведения о пропавших были скудны и противоречивы, а во-вторых, вся кора планеты была просверлена шахтами, будто мы живем на каком-то муравейнике.

Годы сделали свое дело: перевалив за пятидесятилетний рубеж, Свят уже и не каждый день вспоминал историю своего детства, своих несчастных родителей, свою мрачную тайну. Да и приступы страха становились все реже.

Мир изменился круто, драматически. Ушла в небытие страна, где он родился, вырос и возмужал. В старость свою он вступил уже совсем в другой реальности, мало ему понятной, враждебной и наглой, как ватага уличной шпаны. В быт вошли компьютеры и сотовые телефоны, всеобщая матерщина и навязчивый рекламный сервис. С телеэкрана сладко пели, что ты самый лучший, что ты чего-то там достоин, а думают о тебе не родные и близкие, а некая Тефаль. Все это было ложью. Он был один во всей вселенной.

Путешествуя по интернету, Свят набрел на сайт, где общались дети-сироты, детдомовские дети. Были там и молодые, и не очень, люди разных взглядов и поколений, но все они несли в себе нечто общее – глубоко скрытое, безмерно доброе, хотя многие и бравировали своей озлобленностью на весь мир. Свят хорошо знал истинную цену этой бравады, она была способом защиты, и он легко нашел общий язык с несколькими посетителями сайта.

Он проводил вечера в бесконечных беседах, тихо постукивая клавишами, и было ему здесь легко и комфортно… На Анастасию, Настю он поначалу не обратил внимания: слишком шикарная женщина, Свят пролистал ее личные страницы с грустью, подумав, что не было у него и теперь уж никогда не будет такой вот красавицы. Все взорвалось внезапно, неожиданно. Читая ее последнюю запись, Свят не верил своим глазам и в то же время думал, что да – он всегда знал: нечто подобное с ним рано или поздно произойдет.

«Я никогда никому не рассказывала эту историю, – писала Анастасия, – но здесь я вижу теплое отношение друзей. Все мы выросли без родителей. Все мы хлебнули горя. У кого-то родители рано умерли, кого-то они бросили. А моих родителей убили. На моих глазах…

Вот как это было. Мне было восемь лет, когда это произошло. Мы поехали всей семьей на пикник, на речку, на круглую полянку. Мама, папа и я. Вдруг появились какие-то двое мужчин и начали стрелять. Они не сказали нам ни слова, просто начали стрелять и всё…»

Свят отвел глаза от монитора и откинулся на спинку стула. Он хотел и не хотел читать дальше этот довольно длинный пост. Всю свою жизнь он провел наедине с тайной. Готов ли он к тому, что тайна будет раскрыта через несколько минут?

«Есть в жизни моменты, когда я могу быть готова на любой, даже самый отчаянный поступок! – продолжалась запись, безыскусная в стиле и грамматике. – Я бросилась с обрыва в речку, хотя очень плохо умела тогда плавать. Течение там было сильное, в воде торчали коряги. Я зацепилась за одну и спряталась за ней. Эти двое стояли на обрыве, смотрели. Потом один сказал другому: ясно, что девчонка утонула.

Но это еще не всё. Я долго сидела в холодной воде, держась за корягу, сидела, пока не стемнело.

Ночью я дошла до окраины поселка и обратилась в отделение милиции. Вместе с ними я приехала на берег, где всё это произошло, но там не было ничего, только потухший костер. Мне сказали, что похоже на этом месте действительно веселились какие-то люди, но они просто ушли и всё. Как всегда, намусорили и ушли. Менты не поверили мне. Обозвали фантазеркой.

Я пришла домой. Ключей от квартиры у меня не было, и я влезла через балкон соседей. Соседи меня успокаивали, говорили, что родители еще вернутся. Но я-то знала, что этого не будет.

Под утро кто-то стал открывать дверь ключом. Я увидела через зеркало, из своей комнатки, что в квартиру вошли те двое, что были на берегу. Я опять забралась на балкон соседей и спряталась там.

Они что-то искали, открывали шкафы, заглядывали под кровати. Вскоре я поняла, что искали они просто-напросто меня, потому что услышала, как один из них сказал:

– Девчонка утонула. Зря мы сюда пришли.

– Тогда надо найти ее труп и привезти хозяину, – сказал другой.

Я вдруг с ужасом поняла, что им нужны были трупы, не люди, а трупы зачем-то. И что тела моих родителей они уже куда-то доставили. Какому-то хозяину.

Потом со мной происходили другие странные вещи. И они были связаны со смертью моих родителей».

На этом запись заканчивалась. Свят написал на странице этой женщины, что и с ним произошло нечто подобное, просил ее отозваться. Вероятно, она не часто заглядывала на свой ресурс, поскольку ответ появился лишь через неделю.

«Дорогой Свят, здравствуйте! – говорила Анастасия. – Я была малолетней, поэтому меня взяла к себе жить семья дальних родственников. Я переехала в другой город, к ним. Но эти люди появились снова. Каким-то образом они нашли меня. Я не понимаю, зачем это им было нужно и не могу это объяснить. Простите. что ответила не сразу: я в интернете редкий гость».

Свят спросил, где произошло нападение на родителей Анастасии, что это за город, была ли в этом городе шахта? Ответ был таким, какой Свят и ожидал: шахтерский поселок в Украине. Был ли этот поселок на холме, на котором стояли дома с садами? Да, точно так. Теперь Свят знал, где он родился, где стоял его дом, где были убиты отец и мать.

«Вы помните кого-то из этих людей? – спросил Свят во время очередного сеанса связи в чате, – Какие-то характерные черты? Я, например, одного из них хорошо помню. Про себя называю его Человек-месяц».

Странно, но Настя сразу поняла, о ком говорит Свят.

«Человек-месяц? – переспросила она. – Верно. Один из них был точно такой».

Один из убийц. Она очень хорошо помнила его профиль: острый подбородок, лоб, нависающий над маленьким носом. Она видела его ясно, словно чеканку на монете.

«А еще я помню рыжего дядю Бобу».

«Я тоже знаю дядю Бобу! – ответил Свят. – Но я просто встречал его на улице, да и домой к нам он заходил. Не думал, что он причастен ко всему этому».

Дальнейшая их переписка проходила уже не на страницах сайта, не для всеобщего обозрения. Свят поведал незнакомке то, чего не говорил никому на свете – открыл свое настоящее имя. Впрочем, она по-прежнему называла его Святом, сказав, что так ей больше нравится. А он называл ее Настей. Слово за слово, они договорились о встрече. Настя теперь жила в Киеве, и Свят решил поехать туда. Главной целью был все же Первомайский – так назывался шахтерский поселок, где все произошло. Наконец-то он вырвет у времени тайну всей своей жизни. Иначе не успокоится, иначе вся его жизнь просто-напросто растрачена зря.

Настя была на год младше Свята, но выглядела гораздо моложе. Никогда не была замужем, не имела детей, поэтому и сохранилась. Иногда он думал о ней с замиранием сердца: ему казалось, что между ними вполне могла бы возникнуть любовь. На склоне лет. Последняя любовь.

Она продолжала свою историю. Тогда ее взяли к себе жить днепропетровские родственники матери. В этом городе у нее появились новые друзья и подруги, пережитый ужас медленно забывался. Однажды она обнаружила, что за ней следят.

Это открылось случайно: какой-то человек с газетой сидел в сквере напротив школы, она заметила его один раз, другой… Где-то она его уже видела, откуда-то она его знала, но память сыграла с нею недобрую шутку: лица и события, которые были в ее жизни до того страшного дня, теперь казались едва различимыми, будто сквозь мутную воду. Вот почему Настя и беспокоилась. Рассуждала она так: если этот человек ей отчего-то знаком, то значит – он из прошлой жизни, из шахтерского поселка, больше неоткуда…

Едва подумав об этом, девочка узнала его. Это был на весь поселок известный весельчак, который никогда не упускал возможности остановить кого-нибудь на улице и потрепаться. Все звали его дядя Боба.

Как дядя Боба оказался в Днепропетровске? Почему дядя Боба облюбовал себе именно эту лавочку, именно в то самое время, когда у Насти заканчивались уроки? А может быть, это и не дядя Боба вовсе, а просто похожий на него человек – ведь шахтерского дядю Бобу она знала не очень хорошо, видела не часто и не близко, узнавала издали лишь по шарообразной рыжей шевелюре.

На другой день Настя с опаской выглянула в окно школы, прежде, чем выйти на улицу. Дядя Боба сидел на лавочке, как и вчера. Вдруг мимо него прошел высокого роста мужчина и бросил что-то ему на колени, не останавливаясь, как это делают шпионы в кино. Дядя Боба поспешно спрятал предмет за пазуху. Это был серебристый пистолет.

Она хорошо помнила: оружие в руках убийц на берегу было точно такое же – маленькие серебристые пистолеты.

Настя вышла из школы через столовую, не вышла даже, а опрометью выскочила, прибежала домой и все рассказала Григорию Петровичу – человеку, в семье которого жила.

Он доводился ей троюродным братом, хотя по возрасту годился в отцы. До революции русские семьи были многодетными, чуть ли не каждую мать по стандартам советских времен можно считать «героиней», и разница между старшими и младшими достигала порой многих лет. Так и вышло, что младший брат деда Анастасии зачал ребенка уже в преклонном возрасте, этим поздним ребенком и был Григорий Петрович.

К счастью, в местной милиции служил его знакомый, и он, в отличие от своих коллег в шахтерском поселке, внимательно выслушал девочку. Как рассказал потом Григорий Петрович, к школе выехала машина с оперативниками, и подозрительный субъект был задержан.

Что произошло с ним дальше, Настя не знала, потому что на любые расспросы Григорий Петрович отвечал хмурым молчанием. Просто не хотел говорить.

– За тобой больше не следят? – наконец, спросил он на очередной вопрос девочки.

– Нет, не видела, – сказала Настя, – хотя всегда смотрю, оглядываюсь…

– Так и не оглядывайся! – строго сказал Григорий Петрович. – Он не вернется никогда.

Так оно и было. Ничего подозрительного Настя не замечала, вскоре и вовсе перестала думать о рыжем человеке, который был похож на дядю Бобу. Через год Григорий Петрович умер от сердечной недостаточности, и Настя так и не узнала, что сделала днепропетровская милиция с ее странным соглядатаем.

* * *

И вот, теперь, впервые в жизни она встретила человека, который сможет ей что-то объяснить. Иногда ей казалось, что она заочно в этого мужчину влюбилась…

Правда, переписываясь с новым знакомым, Настя рассказала ему не все. Например, она никак не могла начать тему «лисы». Вдруг Свят просто сочтет ее за сумасшедшую?

«Оба нападения произошли в нашем поселке, – писал Свят. – Разница между нападениями два года. Это значит, что тогда в поселке действовала какая-то группа людей, которым были нужны трупы. Причем, трупы целых семей в составе».

«Почему только в нашем несчастном поселке? – отвечала Настя. – Может быть, это вообще – мировой заговор. Огромная гидра с множеством щупальцев. Наша малая родина – всего лишь одно из них».

«Нет, исключено. Я сейчас объясню, почему. Дело в том, что у этих людей явно существовали связи в местной администрации, милиции… Но не в учреждениях других городов.

«Ты уверен?» – спросила Настя (они уже несколько дней, как перешли на ТЫ).

«Более, чем. И тебя в Днепропетровске, и меня в Курске они нашли не сразу. Появились спустя какое-то время. Это значит, что им было лишь приблизительно известно, куда отвезли детей. В поселке у них были свои люди. Убийцы получили информацию – названия городов, имена родственников, не более. Дальше действовали самостоятельно, думаю, через адресные столы. Как фамилия твоих родных, в Днепропетровске?»

«Матешко».

«Ну вот, правильно! Матешек на Украине множество. А у моей тетки, Сидоровой, в Курске – так и еще больше полных тезок. Они следили за адресами, проверяли каждый. То есть, по утрам кто-то должен был сидеть у дома, что ли, наблюдать – не выйдет ли тот мальчик или та девочка. Если это были один-два человека, то процесс довольно долгий».

«Точно! Дядя Боба ведь и у школы сидел».

Свят довольно долго молчал. Они беседовали в режиме чата, она чувствовала, что где-то далеко, в инет-пространстве, о чем-то размышляет мужчина, которого она никогда в жизни не видела, но который ей стал ближе всех людей на свете. Наконец, от него пришли слова:

«Да. Они вполне могли сидеть у школ. Ведь вовсе и не обязательно, что в поселке были известны фамилии родственников. Только города. И впрочем, у этих людей и вовсе могло не быть никаких связей в местной администрации. Просто, по слухам от соседей было известно: забрали родственники в Курск, родственники в Днепропетровск».

«Так значит, нет никакой всемирной корпорации…» – разочарованно нащелкала Настя, будто чувствуя, что над этими словами далекий друг понимающе усмехнется.

«Конечно, хотелось бы ощущать свою мировую значимость, но… По всему видно, что ЭТО – чисто местное явление. Да и дядя Боба наш – обыкновенный человек. Всякие глобальные проекты, козни вездесущих инопланетян отметаем сразу».

«Люди могли быть завербованы ими на службу», – не сдавалась Настя.

«Безусловно. Но не в нашем районе», – пошутил Свят, и Настя будто услышала акцент, с которым прошла по мировой паутине эта цитата из «Кавказской пленницы».

«Почему нет?» – серьезно спросила она.

«Инопланетяне, – разъяснил Свят, – и в самом деле были бы глобальным явлением».

«ТАК ЧТО ЖЕ ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ?» – повысила «голос» Настя.

«Очень многое придется отмести, каким бы заманчивым оно ни казалось. Спецслужбу – тоже. КГБ нашло бы нас в один день. Как и любая другая государственная структура – военные там или всякие научные исследователи… Я прихожу к выводу, что здесь действовал некий одиночка. Опасный. Может быть – безумный. Недаром же твои упоминали какого-то хозяина. А Хозяином в народе зовут медведя».

От этих слов по спине Насти прошел легкий холодок. Она вдруг представила себе, что за всем этим стоят не люди, а… животные. Мысль была абсолютная дикая, ничем не подтвержденная. Хотя…

Вот тут-то она и вспомнила про «лису» и чудо! – на другом конце связи Свят задал близкий вопрос:

«Настя, а у вас тогда… Незадолго до того, что случилось на реке, не пропала кошка?»

«Нет, у нас не было кошки. Но мы держали кур в сарае. И в то лето лиса повадилась в курятник…»

«Ты видела эту лису?» – спросил Свят.

«Нет, конечно! Но кто же еще может таскать кур?»

После долгого молчания от Свята пришло следующее:

«Представь себе, что в те годы в поселке действовала некая секта. Ее основал безумец, конечно. Где-нибудь в начале шестидесятых годов, когда мы были маленькими. Секта – это всего несколько человек, они фанатично преданы своему делу. Они поклоняются некоему тотемном животному. А людей приносят ему в жертву. Равно как кошек, кур и прочую домашнюю живность. А обитает это животное где-нибудь в заброшенной шахте».

«Представила», – отозвалась Настя.

Она действительно сидела с закрытыми глазами, ясно воображая то, что он говорит. На этом они простились, но Настя не переставала корить себя за то, что не до конца рассказала Святу правду.

Никакой лисы она не видела. По той простой причине, что кур у них тогда таскала вовсе не лиса.