Текст книги "Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 09"

Сергей Саканский
Автостопом по восьмидесятым. Яшины рассказы 09

Арабатская стрелка: мы рождены, чтоб сказку сделать былью

На самом деле, сказку сделать былью нельзя, равно как и Арабатскую стрелку пройти – невозможно. Но родиться на свет Божий ради этого стоит.

Двигаясь по Арабатской стрелке, мы с Серегой первые три дня будем выпивать примерно по литру спирта в сутки. Потом – граммов по семьсот. С какого-то момента установится крейсерская скорость порядка полулитра в день.

Само собой разумеется, что прежде чем бухать на крейсерской скорости, надо сначала разбухаться, подобно тому, как могучий авиалайнер тратит гораздо больше горючего на подъеме в лазурную высь, чем в свободном полете над голубыми просторами нашей родины.

И вот, пришла нам в голову спасительная идея. Серега сказал:

– Яша. А что, если нам сэкономить тяжесть разбухивания и нести по Арабатской стрелке облегченный вариант креста? Для этого нам надо отделить розбух от буха.

Суть предложения была в следующем. Первые три дня, на розбухе, мы не будем идти по Арабатской стрелке, а будем сидеть и лежать в Геническе или в Валке, а вот когда выйдем на крейсерскую скорость, и нам уже будет надо всего по поллитра в сутки, тогда и выступим.

Я сказал:

– Действительно. Ведь мы можем отстрелить розбух, словно ракета ступень, и оставить его в Геническе или даже в Валке. Более того, мы можем поделить розбух на две ступени, и отстрелить одну в Геническе, а другую – в Валке, еще ближе подойдя к Арабатской стрелке.

Длина Арабатской стрелки километров сто. Причем, он Валка до Ленина это будет всего 70 километров. Таким образом, делая в день по 14 километров, мы пройдем Арабатскую стрелку всего за 5 дней.

Это значит, что нам будет нужно нести на своих горбах маленькие рюкзачки, всего по 2,5 килограмма каждый.

Подумали мы, посчитали и поняли, что и это будет не совсем то. Все равно остаются рюкзачки. Вот, если бы кто-то плыл параллельным курсом, слева, по Азовскому морю, или справа, по Сивашу, и время от времени подплывал к нам и даже эти маленькие рюкзачки – все равно нам подносил.

Как такое осуществить? Должна быть яхта или катер. Где взять яхту или катер? Купить. Как заработать деньги? Надо стать бизнесменами. А как бизнесменами стать. Надо трусами трясти, усмехаясь в пшеничные усы.

Серега сказал:

– Нет. Не пойдет.

Сказав так, Серега умер и уснул, как Гамлет, и я вскоре тоже, и приснился нам сон, счастливый и солнечный сон о том, как мы в первый раз бухом ехали.

Как мы в первый раз бухом ехали

Как известно, летом 1980-го года, совершив первый в своей жизни стюп, мы образовались в городе Туле, в ближайшем к вокзалу тульском пивняке, и взяли по три кружки пива. Кроме того, спустя час, немного освоившись в географии города Тулы по рассказам туляков, мы сбегали в ближайший гамазин и взяли прицеп – два бутилена Золотой Осени по 0,7.

Это был тот самый год, когда в Москве отшумела Олимпиада-80, и умер Высоцкий. Жители этого тульского пивняка с большим вниманием слушали наши рассказы об олимпиаде и Высоцком, и за последующими прицепами ходили уже не мы, а они.

Когда пивняк закрылся, мы образовались где-то поблизости от железнодорожных путей, в окружении нескольких внимательных тульских слушателей, а затем, незаметно для себя, возникли на третьих полках какого-то плацкартного вагона.

Было раннее утро, весь вагон спал. Положение восходящего солнца показывало, что мы едем на юг. Наличие пирамидальных тополей на лесополосах говорило о том, что мы уже изрядно продвинулись в этом направлении.

Хотелось сделать пфиу, абпруа и даже небольшого, чисто символического Джуманияза. Судя по некоторым признакам, замеченным мною как на второй, так и на первой полке, где, сразу под Серегой, с головой замотавшись в одеяло, лежали какие-то пассажиры, Серега уже своего Джуманияза сделал.

Я растолкал Серегу и указал ему на Джуманияза. Серега понял, что нам лучше покинуть этот вагон, пока на нижних полках не возник неудобняк.

Поезд стал тормозить и вскоре остановился. Мы прошли мимо проводника, оглядевшего нас недоуменным взглядом. Это был Харьков. Над железнодорожными путями нависал массивный путепровод. Мы еще не знали тогда, что это улица Свердлова и есть – улица, по которой нам еще только предстояло идти и идти.

В тот год Еня Алини еще не был офицером и не служил в Харькове, не знали мы и Джуманияза, а называли его просто ввелом, так что, с моей стороны не вполне корректно было сказать, что Серега со своей третьей полки на нижних пассажиров, завернутых в одеяла, Джуманияза сделал. Ввел он на них сделал, а не Джуманияза.

Но так исторически сложилось, что рассказывая этот Яшин рассказ, мы обычно говорим, что Серега именно Джуманияза сделал. Почему мы так говорим, одному Богу известно.

Серега сказал:

– Если этот проводник столь недоуменно смотрел на нас, когда мы из его вагона выходили, то это может значить только одно: он видел нас впервые в своей жизни.

Я сказал:

– Точно. Получается, что мы с тобой из этого вагона вышли, но никогда раньше в этот вагон не входили.

Данная тайна разгадке не поддавалась, тем более что, по утреннему времени, ни гамазины, ни пивняки еще не работали. Мы вошли в здание вокзала, сели на лавочку, положили друг другу головы на плечи и заслипили до лучших времен.

Исчезая, Серега сказал:

– Этот способ перемещения предлагаю назвать бухом.

Я сказал, также исчезая на дружеском плече:

– Это самый простой и безопасный способ перемещения. Достаточно сидеть где-нибудь неподалеку от железнодорожных путей и бухать. И автоматически мы образуемся в поезде, а поезд, на своем автопилоте, непременно принесет нас в какой-нибудь Харьков.

Как мы Еню Алини в Бахчисарае кинули

Как-то раз, ворвавшись в Харьков, мы решили снова с собой Еню Алини в Гурзуф взять, поскольку в первый раз ему до Гурзуфа добраться не удалось. Еня сначала отнекивался, ибо ему как раз должны были скоро очередное звание присвоить, и он опасался, что в пути его свинтит военный патруль.

Серега сказал:

– Еня. А почему тебя в прошлый раз патруль свинтил, ты знаешь?

Еня сказал:

– Знаю. Потому что я с собой свою офицерскую ксиву взял и даже форму в крокодиловом портфеле взял.

Серега сказал:

– Правильно. А вот теперь ты с собой свою офицерскую ксиву и форму в крокодиловом портфеле не бери.

Я сказал:

– И тогда, дорогой наш товарищ, тебя не военный патруль, а просто менты свинят.

Но Еня всё равно не хотел с нами в Гурзуф ехать. Подумали мы с Серегой и решили:

– Пусть тогда Еня с нами бухом поедет.

Сказано – сделано. Разбухался Еня и даже не заметил, что давно уже в электричке Мелитополь-Симферополь сидит и бухом в Гурзуф едет.

На сей раз мы решили войти в Гурзуф с севера, через бахчисарайскую трассу. Суть была в том, что мы хотели сначала сверху на Гурзуф посмотреть, стоя над краем Крымских гор и на обрыве побухивая, и уж потом – в Гурзуф спуститься.

Вот почему в Симферополе мы и пересели на Севастопольскую электричку, которая нас до Бахчисарая и довезла.

В Бахчисарае мы сразу ринулись смотреть Бахчисарайский фонтан. Глянь: пипл мелочь в фонтан кидает, и такая уже куча денег на дне лежит, что можно несколько Золотых Осеней взять.

Серега сказал:

– Интересно, кто и когда эту мелочь выгребает?

Я сказал:

– Наверное, ее здешний сторож каждый вечер выгребает и бухать идет.

Еня сказал:

– Давай и мы кинем в фонтан нашу мелочь.

Денег у нас осталось так мало, что даже на кружку пива не хватило бы. Вот мы и выкинули всю свою последнюю мелочь в фонтан, чтобы когда-нибудь, по известной пипловой примете, снова вернуться в эти места.

Дальнейший наш путь пролегал в Гурзуф, но электрички по этому направлению не ходят, поскольку, как заметил Набоков, великий русский писатель, в Ялте нет вокзала.

Вокзал-то в Ялте иногда появляется, что каждому известно, но чаще он все же исчезает, и в среднем его, конечно же, нет.

И вот, выступить дальше мы могли только по бахчисарайской трассе – стопом, естественно. Но кто ж стопом втроем едет? Вот и решили мы разделиться.

Посадили мы Еню на первый стоп и строго наказали ему у метеостанции Ай-Петри сойти, и там нас ждать. И потом, когда мы сами туда приедем, то мы все вместе у туристов на Ай-Петри аск сделаем, в буфете вайна наберем, тогда и будем ходить побухивая по краю Крымских гор и вниз, на Гурзуф посматривать.

На тот же случай, если нас почему-то не приедет на Ай-Петри, пусть Еня сам в Ялту спускается, а там двадцать копеек аскает, на троллейбус садится и в Гурзуф едет. И пусть он тогда по всему Гурзуфу ходит и Головня кричит.

Стоим мы на трассе, стопа ждем. Вечереет уже, холодает, нападает на нас вечерний бодун.

Серега говорит:

– Яша. Давай-ка мы к Бахчисарайскому фонтану вернемся и мелочь оттуда выгребем?

Я говорю:

– Давай. А потом мы побухивая за Еней Алини поедем.

И вот, не подвела нас пипловая примета: вернулись мы к фонтану. Залезли в фонтан и стали из него мелочь выгребать. Днем это казалось простым делом, а сейчас ничего не вышло. Вылезли мы из фонтана мокрые, синие, сидим на его краю и ногами болтаем.

Тут сторож подходит, пьяный в пелвис, и говорит:

– Мелочь выгрести хотите?

Мы говорим:

– Хотим.

Он говорит:

– А я ее уже выгреб.

Мы говорим:

– Тогда пошли с нами бухать.

Он говорит:

– Я не могу, я должен на посту оставаться.

Мы говорим:

– Тогда давай мы сами за бухлом сходим.

Он говорит:

– Давай.

Сторож нам всю фонтанскую мелочь отдал, мы пошли в гамазин и взяли Болдинской.

Серега сказал:

– Давай эту Осень прямо тут, за гамазином бухать начнем.

Я сказал:

– Давай.

Серега сказал:

– А как же сторож?

Я сказал:

– Да ну его в пелвис.

Возбухали мы с Серегой Золотую Осень и пошли на вокзал греться. Там-то нас, наконец, и свинтили менты.

Проснулись мы утром с бодуна, лежим рядом в ментарне, на нарах. Я забыл, что мы Еню в Гурзуф отправили и спрашиваю Серегу:

– А е Ея?

Серега говорит:

– Ае? Ея – о ееау аи.

Это мы специально так сказали, на нашем языке, чтобы никто вокруг не догадался. А вокруг, конечно же, много всякого пипла на нарах лежало. На русский же язык наш разговор переводился так:

Я спрашиваю Серегу:

– А где Еня?

Серега говорит:

– Как где? Еня – он черепаху фачит.

Вышли мы из ментарни, сделали аск и взяли пивка. Тут я вспомнил, куда мы вчера Еню дели, и сказал:

– Серега. Нас Еня в Ялте на вокзале ждет.

Серега сказал:

– В Ялте нет вокзала.

Я сказал:

– Знаю.

Серега сказал:

– Яша. Поехали-ка лучше обратно в Москву.

Я сказал:

– Поехали.

Серега сказал:

– А как же Еня?

Я сказал:

– Да ну его в пелвис.

Так мы и сделали. Рассказывают, что Еня Алини нас целые сутки на метеостанции Ай-Петри ждал и даже с метеорологами подружился и забухал. Потом он в Ялту с горы спустился и в Гурзуф выступил. И долго-долго ходил Еня по Гурзуфу и Головня кричал, пока не свинтили его менты и не передали прямо в военный патруль, несмотря на то, что у него ни офицерской ксивы не было, ни формы в крокодиловом портфеле.

А всё почему, спрашивается? Да потому, что когда стали Еню винтить, он сам и сказал ментам, что является офицером из Харькова, а в Гурзуфе – по спецзаданию находится.

* * *

Дальше:

Как Головня кричали

Как Головня умер

Как Головню хоронили

Как мы в Гурзуфе с самой Ниной подружились