Текст книги "Отчуждение"

Бандиты на Северном Кавказе почему-то считают воином любого человека, взявшего в руки оружие. Это их роковая ошибка. Просто иметь оружие, и даже уметь им сносно пользоваться – это лишь маленькая толика общего умения воина. У нас, например, в спецназе ГРУ, когда солдат сносно выполняет свое дело, его дополнительно и жестко учат делать это дело только на «отлично». Так достигается результат. Несколько часов назад в банде эмира Магомета Арсамакова было на четыре человека больше, чем у меня во взводе. Но мы атаковали банду без сомнений, сами потерь не понесли, однако за счет умения владеть оружием, знания тактики боя и вообще всех боевых атрибутов сумели уничтожить как минимум с десяток бандитов. Сколько их уничтожено выстрелом «Вампира» в расщелине скалы, точно неизвестно, но я считаю, что минимум трое. Раненый, которого пытались затащить в расщелину, и, по крайней мере, двое тех, кто его затаскивал. Одному было бы не под силу так быстро «задернуть» раненого в убежище. Все это пришло мне в голову вовсе не для самоутверждения и обретения уверенности, которой я и без того не терял. Просто такими подсчетами и размышлениями я подводил себя к мысли, что эмир Арсамаков не рискнет снова ввязаться в бой с моим взводом. Но захватить летчиков он может попытаться.

Мы шли уверенно и быстро, насколько позволяли условия лесистого хребта. И в тот момент, когда мы перевалили его и начали спуск, в небе снова раздался уже знакомый нам свист. Все остановились, задрали головы. Картина предыдущей схватки повторялась. Мы не знали, те же это летательные аппараты участвуют в воздушном бою или другие. Конструкция одного и другого была вроде бы та же самая, и тактика боя была повторением предыдущей. Но детали конструкции могли быть одинаковыми для всех представителей одной стороны. И тактика точно так же могла быть схожей, поскольку тактика диктовалась наличием того или иного вида вооружений.

Я снова достал «планшетник», включил видеокамеру и начал снимать воздушный бой, хотя все, что происходило на наших глазах, было нам уже знакомо по первому бою. Но съемку я начал вовремя, потому что тут же над нами раздалась новая порция свиста, и в мониторе «планшетника» я увидел еще одного космического «монстра», ворвавшегося в поле зрения объектива моей камеры. Он был точно таким же, как один из дерущихся в воздухе. И сразу начал атаковать остроносого своими огненными плевками. Остроносый едва успевал отбивать плевки крыльями, и приходилось ему достаточно туго. Но тут в небе, и опять ниоткуда, просто из чистого и ясного пространства вылетели два белых луча, каждый из которых достался одному из «монстров». Они не загорелись, как загорались перед этим российские самолеты, а как-то сначала сникли, будто воздушные шарики спустились, и рухнули на горы. Легкое землетрясение это все же вызвало. Но, похоже, без сильных разрушений. Только лес на склонах загорелся. Причем не только там, куда «монстры» рухнули, а в разных местах. Но тут же из той же точки, откуда вылетали белые лучи, вылетел фиолетовый и ударил точно в спину остроносому «монстру». Что-то диким зверем взревело в воздухе. Так громко, что даже деревья закачались от этого пронзительного звука, и у меня, как, наверное, и у моих солдат, завибрировали все внутренности. «Монстр» вышел в горизонтальный полет, покачал крыльями и стал стремительно снижаться. Сначала казалось, что он пикирует прямо на нас. Видимо, он старался удержать высоту, в последний момент я понял, что он пролетит над нами и над гребнем хребта, который мы только что покинули, и должен врезаться в соседний хребет, примыкающий к плато, где шел наш бой с бандой Магомета Арсамакова. Куда-то туда, где располагался горный лабиринт, спасший банду. Если только не вытянет высоту до конца. А он, похоже, вытягивал. Я успел ухватить взглядом его крылья с задранными почти вертикально вверх рулями. Когда «монстр» летел на нас, я сделал шаг назад, споткнулся о камень, через который незадолго до этого перешагнул, и упал на спину. Но у меня в руках оставался «планшетник» с включенной камерой. Съемка продолжалась. И я умудрился снять самый критический момент. Гранатометчик младший сержант Сережа Рахметьев за долю секунды поднял на плечо уже заряженный гранатомет «Вампир» и произвел выстрел. Он был точным. Я отчетливо увидел, как в блестящем металлическом брюхе «монстра» образовалась черная дыра размером с тарелку, которая тут же затянулась, словно ее и не было, но еще через пару секунд, когда он уже пролетел над нами, «монстр» взорвался, так и не долетев до лабиринта. Останки неизвестного летательного аппарата, оставляя за собой дугообразный инверсионный след, упали вниз, в ущелье, как раз, должно быть, туда, где пробегал то ли большой ручей, то ли маленькая речушка. Но значительная часть свалилась прямо на склон, по которому мы несколько минут назад прошли.

Я не забыл о том, что являюсь еще и оператором. Вскочил на ноги и в два прыжка достиг вершины хребта, откуда продолжил съемку. Летающий «монстр» упал как раз туда, где я и ожидал его увидеть. Внизу и на склоне что-то горело и дымило, и даже искрилось, как искрится при поджоге алюминиевая пудра. Это искрение образовали несколько горящих ярко-белым светом столбов.

Взвод в полном составе вышел на хребет, хотя я такой команды не давал, солдаты последовали за своим командиром, интуитивно выполняя старый принцип «Делай как я!». Только передовое охранение скорее всего еще не успело подняться, Но боковое охранение могло смотреть с флангов основного состава взвода с того же хребта.

– Посмотреть бы, что там такое! – сказал заместитель командира взвода старший сержант Коля Камнеломов.

Передо мной встала дилемма. Не перед взводом, а именно передо мной, лично передо мной, потому что взвод примет мою волю, каковой бы она ни была. С одной стороны, я должен был продолжить поиск летчиков. Во-первых, потому, что получил такой приказ, во-вторых, потому, что они были моими соотечественниками и такими же, как я, офицерами, попавшими в беду, в-третьих, я обязан был опередить эмира Магомета Арсамакова, в случае если он решится сам искать летчиков, чтобы захватить их в плен. При этом и меня самого, и всех моих бойцов, в противовес приказу, снедало жуткое любопытство. Хотелось посмотреть на останки летающего «монстра», хотя это, возможно, было и опасным делом. Но к опасности нам не привыкать. Кто и когда видел подобное на земле? По моим сведениям – никто и никогда. А кто и когда сумел снять подобное? Тоже – никто и никогда. И хотелось продолжить съемку, понимая всю уникальность подобных кадров. Нет, меня не жажда славы обуяла. Просто я отчетливо понимал, какой интерес для всей земной науки могут иметь мои видеоматериалы.

Но я не знал, как поступить правильно. И именно в момент раздумий, словно отвечая на мои вопросы, меня вызвал на связь начальник штаба.

– Старший лейтенант Троица, слушаю вас, товарищ майор…

– У тебя опять что-то произошло, Власаныч? – спросил начальник штаба, и я понял, откуда «растут ноги» у этого вопроса. Я представился необязательной формулировкой корреспондент Семьсот сорок первый, а своим действительным званием и своей фамилией. И майор уловил момент моей растерянности.

– Так точно, товарищ майор. Как раз думал с вами связаться для получения дальнейших инструкций.

– Докладывай…

– Над нами опять произошла схватка двух «монстров» неизвестной принадлежности. Потом прилетел еще один, и вдвоем они атаковали противника. Но тут из чистого неба снова вылетело два белых луча, и пара «монстров» была уничтожена. Они не загорелись, а сдулись, как воздушные шарики, и упали. И только после этого взорвались. Было легкое землетрясение. А после этого, почти из того же места, в небе вылетел фиолетовый луч и подбил оставшегося. Тот планировал над нами, пытался полет выровнять, но мой гранатометчик успел ему в брюхо из «Вампира» выстрелить. «Монстр» упал недалеко от нас на дно ущелья и там взорвался.

– На видео снять сумел? – как у штатного оператора спросил начальник штаба.

– Так точно, товарищ майор. Место падения и взрыва прямо передо мной. Вот думаю, что для земной науки это редчайшая возможность. Хотел у вас спросить, обследовать мне место падения или продолжать поиск летчиков.

Таким образом, я сбросил со своих плеч решение сложной задачи. Пусть майор решает. Майор решил:

– Летчики сами – не дети. Отстрели несколько ракет. Увидят, в вашу сторону двинутся. А сам пока обследуй место падения. И про видеосъемку не забывай. Это для всего человечества важно. Короче говоря, беру ответственность на себя и своим приказом меняю тебе задание. Пока перешли мне сюжет, который уже снял.

– Я понял, товарищ майор. Сейчас, пару минут подождите. Я только запасной аккумулятор поставлю и перешлю вам файл. У меня на «планшетнике» аккумулятор сдыхает…

– Жду.

Я присел на круглый, как мяч, камень, сменил на «планшетнике» аккумулятор и сразу отправил начальнику штаба видеосюжет. При этом удивился, отчего так быстро у меня сел аккумулятор. Не должен он был так быстро садиться. Видимо, в горах какое-то влияние идет. То ли от горных пород, хотя я не слышал, чтобы они на аккумуляторы могли повлиять. На качестве связи – это часто, но не на питание. Возможно, события, происходившие у нас над головами, как-то повлияли? Этого я не знал. Но на всякий случай через коммуникатор «Стрелец» выложил свои соображения майору Ларионову. Это на тот случай, если связь совсем пропадет. Сам же снял с клипсы крепления свой коммуникатор и проверил на нем заряд системы жизнеобеспечения и боевого обеспечения экипировки «Ратник». И не зря это сделал. Там заряд тоже упал почти до предела. Я включил внутреннюю связь, автоматически заблокированную звонком майора Ларионова, и объявил голосом, предполагающим обязательность исполнения:

– Всем срочно поставить запасной аккумулятор «Ратника». После этого спускаемся к месту взрыва. Вести себя крайне осторожно, руками ничего не лапать. Есть возможность без рук остаться… Не наступать куда не следует… Если что-то заметите интересное, зовите меня. Посты охранения, все три, к взводу! Прежний маршрут отложен до лучших времен.

Я встал и стал ждать, когда подойдут к взводу посты охранения, которые меня, конечно, слышали по связи, и последними завершат смену аккумуляторов. После этого, ни слова не говоря, как воздух рукой рубанул, показал направление движения и пошел первым.

История с севшими аккумуляторами мне совсем не нравилась. Не должны были аккумуляторы так подсесть. Тем не менее это произошло. Но к вечеру я рассчитывал вернуться со взводом на базу, там мы все аккумуляторы за ночь подзарядим, и все будет в порядке.

Спускались мы даже не так быстро, как поднимались. На склоне нам часто попадались какие-то маслянистые пятна, под которыми выгорела трава. Несколько раз такие же пятна встречались на стволах деревьев, на еловых лапках. Я вытащил из кармана, что пристегивается к бронежилету вместо стандартной армейской «разгрузки», перчатки, тоже входящие в комплект оснастки «Ратника», надел их. Вообще-то носить перчатки сейчас было не по сезону. Лето было в разгаре, но перчатки эти предназначены не для того, чтобы пальцы греть. Они для согревания слишком тонкие и позволяют без проблем стрелять, не мешая засовывать палец в спусковую скобу. Эти перчатки сшиты из особой ткани, как и весь костюм «Ратника», который скрывает тело от инфракрасных и тепловизионных приборов наблюдения и оптических прицелов.

Я взял двумя пальцами, большим и средним – сработала привычка беречь палец, которым нажимаешь на спусковой крючок, – сгоревшую маслянистую хвою с еловой лапки, тут же почувствовал ожог. Руку я отдернул и встряхнул, а пальцы тут же потер о землю, вытирая эту самую маслянистость. И только после этого посмотрел на руку. Перчатка на двух пальцах была прожжена. Но ожог, судя по ощущениям, был холодным. Наверное, и травы, и ветки деревьев точно так же обжигало холодом, хотя, сняв перчатку и приблизив ладонь к очередному жирному пятну, я холода не почувствовал. А что за вещество может нести такую низкую температуру, которую перчатки не выдерживают, я не знал. Я знал, что существуют в природе вещества, которые в жидком состоянии дают супернизкую температуру. Кажется, жидкий водород имеет температуру минус двести пятьдесят девять градусов с чем-то. Но жидкий водород и выкипает при небольшом повышении температуры. А сейчас в воздухе было жарко. Любой водород давно бы превратился в пар и улетучился. Что это было, я сказать не мог, поскольку в вопросах криогеники[3]3
   Криогеника – наука о сверхнизких температурах.


[Закрыть] плавал с мастерством топора в бассейне.

– Внимание всем! – Я поднял руку, показывая свои дырявые перчатки. – Жирные пятна опасны. Это похоже на какую-то ледяную кислоту. Прожигает сразу. Наверное, и подошву прожжет, если наступишь. Под ноги смотреть внимательнее! Если кому-то жить не хочется, предупредите сразу, я помогу. Но советую расставаться с жизнью в привычном земном варианте…

В этот момент справа от меня, метрах в пятнадцати, сначала что-то блеснуло, потом раздался гулкий, но не резкий взрыв, и ввысь, метров на тридцать, устремился сияющий огненный столб. Такой яркий, что, увидишь такой ночью, и на несколько часов ослепнешь. Он даже в дневное время ослеплял. И брызги летели в стороны. Огненные брызги. Но мне почему-то и они казались холодными. Обжигающе холодными.

Я среагировал моментально, как только что-то блеснуло, и еще до момента взрыва дал от пояса автоматную очередь, срезавшую несколько еловых лап. Откуда-то появилась уверенность, что этот яркий огненный столб – вовсе не ответ на мою очередь. Он возник сам по себе, без внешней причины. А если и была причина, то это вовсе не я и не бойцы моего взвода …

Стрелял я от пояса. Обычно у нас во взводе автоматы носят на груди так, что приклад почти примыкает к самому плечу. В такой позиции не требуется терять доли секунды на прижимание приклада в упор. Только ствол куда надо повернуть. То есть два действия заменяются одним. Но у меня велась съемка на «планшетник», который я себе на грудь повесил. И потому автоматный ремень пришлось с шеи снять и нести оружие в руке. Стрелять от пояса я умею, конечно, не так точно, как с плеча, тем не менее неплохо. Причем при такой переноске оружия есть даже свое преимущество – могу стрелять и справа, и слева. Это все, конечно, вопрос тренировки, но я тренировками никогда не пренебрегал, всегда тренировался сначала вместе с солдатами, которых обучал, а в дополнение еще и отдельно с офицерами. И это сказывалось в деле.

Только успел столб догореть и погаснуть, как я шагнул к месту, из которого он исходил. Раздвинул кусты, за ними было скопище камней разного размера. Но ни на листьях, ни на траве, ни на камнях – нигде не было никакого следа нагара. А пламя было такое мощное, словно исходило из сопла двигателя космического корабля или боевой ракеты – и то и другое я видел только по телевидению, но воображение подсказывало именно такую аналогию. И в месте я точно не ошибся – это было слишком близко от меня. Однако никаких следов найти не удалось.

– Товарищ старший лейтенант! Слева… – подсказали мне по связи.

Я посмотрел в указанном направлении. Слева, на склоне, валялось что-то большое.

– Не подходить никому! – приказал я, а сам направился туда.

Раздвинув кусты, я увидел искореженный профилированный металлический лист. С одной стороны к нему были припаяны какие-то провода и два ящичка с непонятными мне приборами. Определить металл визуально я не смог, но по цвету и внешнему виду это был кусок внешней обшивки космического «монстра».

Я посмотрел на свою целую перчатку, которую еще не снял, и этой рукой потрогал лист. Он был слегка теплый. Но лишь настолько, насколько металлический лист может нагреться на солнце, хотя лист этот лежал не на солнечной поляне, а в кустах, в тени, то есть от солнца скрытый еще и густой хвоей ближайшего дерева. И занесло его сюда, как я подумал, взрывом, когда «монстр» развалился на части. Что его развалило, я знал точно. При взгляде с хребта в ущелье, в том месте, где это позволяли деревья, была видна только большая воронка, медленно наполнявшаяся водой из ручья. Самого «монстра» видно не было. Да и взрыв мы все слышали. Мощный, разрушительный. Чтобы что-то уцелело после такого взрыва… Я, человек военный, даже предположить такого не могу…

Я внимательно рассмотрел лист и даже «планшетник» повертел, чтобы все снять вблизи, под разными ракурсами. Металл меня заинтересовал. Я попробовал согнуть его пальцами – углы поддавались силовому давлению. Тогда я снял с липучек за плечом нож вместе с ножнами, соединил нож и ножны, образовав ножницы. Вообще-то эти ножницы предназначались для обрезки телефонного кабеля или не слишком толстой колючей проволоки. Но я рискнул попробовать порезать лист. Он поддался. Мне требовался совсем небольшой кусочек – для анализа металла, который должны будут провести специалисты военных научных институтов. Я хотел быть полезным отечественной военной науке и потому старался быть аккуратным. Справившись с задачей, я тем же прочным ножом с толстым каленым лезвием отломал оба ящичка, что крепились к листу непонятным образом и недостаточно крепко для армейского ножа. Один из ящичков имел короткий хобот, выходивший наружу. Пришлось и хобот ножом выковырнуть. Убрав все это себе в рюкзак, я вернулся к взводу. В это время в наушниках прозвучал короткий негромкий вызов. Сигнальная лампочка на коммуникаторе показывала, что со мной снова пытается связаться наш начальник штаба майор Ларионов. Не понимает товарищ майор, что мне сейчас не до него! Но субординация есть субординация, и никто ее в армии не отменял.

– Корреспондент Семьсот сорок один. Слушаю вас внимательно, Сто пятнадцатый…

– Как дела, Власаныч? – задал Ларионов совсем уже неуместный вопрос.

– Стараемся, товарищ майор. Рассматриваем…

– А что ничего не сообщаешь?

– У меня вертолета в наличии, товарищ майор, нет. Говорят, на взвод выделять накладно. Не выделяют. А без вертолета мы даже со склона спуститься не успели. Докладывать, кроме несущественных мелочей, нечего…

– Понятно, Семьсот сорок первый, понятно… Повнимательнее там. Я вот что звон… Отставить… Я вот что на связь вышел! У тебя как сейчас финансовое положение? Не в конкретный момент, не то, что ты в кармане носишь, а вообще. Дома, так сказать?

– Как у всех командиров взводов. За звание платят, за должность платят, за командировки платят чуть больше. Но в целом всегда хочется еще. Сказать, что я финансово обеспечен, язык не поворачивается. Каждый месяц до жалованья занимать приходится…

Голос начальника штаба понизился до шепота, но наушники его все равно улавливали и выравнивали до нормальной речи:

– Мы тут тебе приработок хороший нашли… В долю возмешь?

– Сувениры, что ли, с собой принести? – спросил я, вспомнив, как читал в Интернете, что проданных по объявлениям частиц Челябинского метеорита по массе столько, что на добрый астероид хватит. На такой, который нашу планету при столкновении на куски бы разворотил.

– Это сможешь, думаю, частным порядком, без нас… – Майор Ларионов, мне показалось, поморщился от своих слов.

– Вы, товарищ майор, как я понимаю, не один? – невинно поинтересовался я, соображая, как я могу на своем положении заработать, и кто еще, кроме Ларионова, пытается ко мне примазаться.

– Да. Предложение исходит от начальника антитеррористического штаба республики. У генерала есть связи на крупных американских телеканалах. Журналисты несколько раз приезжали, он с ними общался – интервью давал, позволял с пленными бандитами поговорить, доставлял для беседы родственников убитых. Оставили координаты. Он предлагает продать твою видеозапись за границу. И уже созванивался. И переслал им первый видеосюжет. Нам предложили за запись сто тысяч долларов. Гарантия, что оплатят, стопроцентная. Если обманут, тогда мы продадим другим остальные, более интересные записи вместе с первой. Делиться это должно на троих, если ты не возражаешь против посредников.

Я кое-что слышал о манерах штабных офицеров и командования антитеррористического штаба. И потому решил взять начальника штаба «на пушку»:

– Товарищ майор, у меня есть родственные связи через жену с французскими телеканалами. Я ей недавно звонил. Она уже связалась с Францией. Там предлагают за запись сто тысяч евро… Это без всякой торговли. А ведь можно еще поторговаться! Это, даже при моих слабых математических способностях, все равно получается гораздо больше, чем сто тысяч долларов, и ни с кем делиться мне не придется. Извините уж, но я обойдусь в таком деле своими силами.

– Даже так?! – удивился майор. Он мою жену не знал, и вообще, вероятно, ничего не знал о моей семье, и рассчитывал, как я понял по тону, поживиться на халяву. – Ладно, я позже тебе позво… Отставить… Позже с тобой свяжусь… А ты, кстати, материал жене отослал?

– Я напрямую тестю отослал, – снова соврал я, и, кажется, весьма правдоподобно. – Он у меня журналист-международник. А его сын от первой жены, сводный брат моей половины, на каком-то французском телеканале новостями заведует.

Насчет тестя я сказал правду. У тестя первая жена была француженка, и сын остался во Франции. Правда, он не журналист, а, насколько я знаю, какой-то профсоюзный деятель левого толка. Но это все начальнику штаба знать необязательно.

– Как же ты с такой родней в ГРУ служишь? – Ларионов удивился, хотя удивляться здесь было нечему. В ГРУ любят, когда их офицеры имеют родственные связи за границей. Это прямая возможность этими связями воспользоваться.

– А почему же нет! – не удивился, а возмутился я. – Я свои связи не скрывал, они во всех анкетах указаны. И могут при каких-то условиях оказаться полезными для службы.

– Понятно. Ладно. Ты новые сюжеты снимаешь? А то я постараюсь договориться о повышении цены. Мы тоже имеем возможность торговаться. Это, мне кажется, вполне реально.

– Конечно. Кстати, мой «планшетник» записывает и наш с вами разговор. Но я его вырежу. У меня здесь установлена программа видеомонтажа. Все, что мне не нужно, я удаляю. И что нельзя за границу отсылать, тоже.

– Значит, третий репортаж готовишь?

– Готовлю. Третий будет, как я понимаю, самым интересным. Он, по крайней мере, что-то покажет с близкого расстояния. И должен зрителя впечатлить почти так, как нас впечатлил. Познавательный… Как первооткрытие… Это для телевидения, как я понимаю, важный момент. И текст я наложу отдельной дорожкой.

– Постарайся, по крайней мере, чтобы текст был без мата…

– Я, товарищ майор, вообще никогда не матерюсь и солдатам не разрешаю.

– До связи, Семьсот сорок первый, – Ларионов был предельно холоден – расстроился, видимо, из-за моего желания самому определиться с иностранными телеканалами…

– До связи, товарищ Сто пятнадцатый…