Текст книги "Стальная улика"

Глава первая. Старший лейтенант Сергеев. Новое назначение

После возвращения взвода из Дагестана прошли две с половиной недели.

Старший лейтенант Сергеев отправился на рейсовом автобусе в штаб бригады, чтобы твердо истребовать для себя положенный отпуск, который по какой-то причине все никак не давали. В штабе батальона Сергееву объяснили, что задержка вызвана каким-то особым мнением штаба бригады.

– Кому-то там ты, похоже, дорогу перешел… – сказал начальник штаба батальона майор Косолапов. – Колись лучше сразу, с кем повздорил. Может, я сумею за тебя слово замолвить.

– Да вроде бы ни с кем не ругался… – пожал плечами командир взвода.

– Короче говоря, мой рапорт относительно твоего отпуска давно уже в штабе бригады лежит. Если что, можешь прямо на меня ссылаться. Отпуск тебе после твоей боевой командировки положен по закону однозначно. Будем настаивать… Удачи!

Штаб бригады – большое бюрократическое образование. И старший лейтенант даже не знал, к кому ему следует в первую очередь обратиться, и потому сначала зашел к дежурному по штабу.

Дежурный офицер с погонами майора рылся в кипе каких-то бумаг, наваленных на его столе позади высокой стойки. Но стоило старшему лейтенанту назвать себя, как у дежурного загорелись глаза.

– Ну вот… На ловца, как говорится, и зверь бежит.

– Я, вообще-то, не зверь, а человек, офицер к тому же… – тихо возразил Сергей Николаевич, но дежурный его не слушал. Старший лейтенант знал, что есть самовлюбленные люди, которые только себя и слушают и при этом обычно много говорят сами. Майор был, видимо, как раз из таких.

– А мне приказали срочно тебя найти. Я только собрался звонить к вам в батальон. Номер вот искал. Короче, иди напрямую к начальнику штаба, он тебя ждет. Я сейчас ему позвоню, предупрежу… И еще – потише с ним, лютый он сегодня чрезмерно.

Из-за стойки дежурного старший лейтенант вышел в легкой растерянности, лихорадочно пытаясь вспомнить, что он такого натворил, что его сам начальник штаба бригады вызывает, однако ничего предосудительного за собой не вспомнил и быстрым шагом стал подниматься вверх по ступенькам лестницы.

Начальник штаба бригады спецназа военной разведки – полковник Добровольский, офицер предпенсионного возраста, был в полном соответствии со своим возрастом и званием, которое, как он сам считал, многое ему позволяет, ворчливым человеком. И об этом в бригаде знали все военнослужащие. Даже солдаты срочной службы, которые старались лишний раз не попадаться ему на глаза, потому что полковник всегда находил, к чему придраться. Одного писаря он, как рассказывали, заставил трижды перечищать берцы, а потом заставил чистить берцы всей комендантской роте, чтобы знал, как в следующий раз ходить в грязной обуви. А писарю до демобилизации оставалось служить, как он сам рассчитывал, неделю, но эта неделя растянулась волей начальника штаба на два месяца. И вот этот полковник Добровольский, будучи сегодня лютым, как предупредил дежурный по штабу, жаждал увидеть у себя в кабинете старшего лейтенанта Сергеева. Жила в старшем лейтенанте надежда, что полковник не заставит его чистить берцы всему отдельному взводу, что находился в его подчинении.

На третьем этаже Сергей Николаевич постучал в дверь приемной, потом вошел. За компьютером на приставном столике сидел и набирал какой-то текст адъютант командира бригады в таком же звании, как и Сергеев. Адъютант – не боевой офицер, но тоже носил, не снимая, наколенники и налокотники. И даже, как поговаривали другие офицеры, неплохо умел стрелять из пистолета, что доказывал, когда офицеров вывозили на автобусе в гарнизонный тир. Правда, с автоматом адъютант справлялся гораздо хуже и на общем стрельбище не всегда даже попадал в мишень. А в боевых условиях офицерам чаще приходится иметь дело с автоматом, чем с пистолетом. Короче говоря, Сергеев относился к адъютанту без симпатии. Тот отвечал командиру отдельного взвода той же самой монетой.

– Меня начальник штаба вызвал, – сказал Сергеев.

Адъютант только плечами пожал.

– Проходи… – И через плечо показал оттопыренным большим пальцем на правую дверь, обитую дерматином.

Сергей Николаевич сначала постучал, хотя знал, что дверь двойная и его стук, скорее всего, не будет услышан туговатым на ухо в силу возраста полковником. Потом вошел в промежуток между дверьми и постучал снова – теперь уже во внутреннюю дверь, услышав приглашение, хотя и не разобрал самих слов, вошел, и сразу же, вытянувшись по стойке «смирно», доложил:

– Товарищ полковник, старший лейтенант Сергеев по вашему приказанию прибыл.

– Заходи, старлей, присаживайся, – полковник указал на стул. Предупреждение дежурного по штабу о том, что полковник сегодня лют, оказалось ложным, и на сердце Сергея Николаевича сразу стало легче. Впрочем, он мог быть лютым по отношению к кому-то другому, но появлению Сергеева почти обрадовался, как показалось самому старшему лейтенанту.

– Короче, старлей, дело у нас такое. Тебе когда очередное звание получать?

– Через месяц, товарищ полковник. – После этого вопроса Сергеев уже почувствовал, к чему идет дело. Но дело пошло дальше его ожиданий.

– Ну, месяц – это по большому счету вовсе и не срок. Ты в курсе, что произошло с капитаном Варфоломеевым?

– Так точно. Мы вместе прилетели из Дагестана. В одном самолете. А до этого в одном вертолете летели. – Про пьяные выкрутасы капитана Сергей Николаевич предпочел полковнику не рассказывать, хотя в самолете старшине Кондратенко пришлось пересесть в свободное кресло на другом ряду, поскольку его оказалось сильно подмоченным водкой Варфоломеева – не вся бутылка, видимо, пролилась сквозь карман для столика. Полковник Добровольский вообще относился строго к любой пьянке, даже обоснованной, как в случае в капитаном.

– А как ты сам, старлей, к Варфоломееву относишься?

В глазах полковника на какую-то секунду промелькнуло любопытство, но оно не осталась незамеченным старшим лейтенантом. И он решил сказать то, что думал:

– Толковый боевой офицер. Мы с ним вместе в Сирию летели, одним бортом, вместе и в плен к бандитам угодили. Воевали рядом. Жалко его. Что же теперь с капитаном будет…

– Что заслужил, то и получил. Его, грубо говоря, характеристика начальника штаба сводного отряда выручила. Трибунал учел заслуги капитана и его боевые награды, хотя сначала думали его разжаловать в рядовые и уволить из армии. Но прямо на заседании трибунала была зачитана характеристика, в результате чего капитана только понизили в звании и должности, разжаловали, стало быть, в старшие лейтенанты и оставили на службе. Сам приговор трибунал только на днях зачитает. Но мне уже решение сообщили. И теперь ты, старлей Сергеев, будешь командовать ротой вместо Варфоломеева, а он будет командовать у тебя в роте взводом. Возьмешь себе офицера с судимостью?

– Так точно, товарищ полковник, возьму, – радостно воскликнул Сергеев, но радовался он не столько за себя, за свое повышение по службе, сколько за Варфоломеева, который так легко отделался. На радостях старший лейтенант забыл даже о поводе, который привел его в штаб бригады, то есть о своем отпуске.

– Приказ по бригаде уже готовится, а звание тебе Москва даст. Это не наша прерогатива, – сообщил полковник. – Все. Можешь идти…

* * *

О своем отпуске и даже о том, что уже звонил домой родителям с сообщением о предстоящем приезде, старший лейтенант Сергеев вспомнил только тогда, когда уже сел в рейсовый автобус, чтобы ехать к себе в батальон, а автобус тронулся с места. Возвращаться снова в штаб не хотелось – примета нехорошая возвращаться. Будь он на своей машине, он вернулся бы, но машина стояла в гараже, а Сергей Николаевич из-за недостатка времени утром не пожелал делать круг, чтобы добраться до гаража. Он вообще изначально не планировал поездку в штаб бригады. Это его начальник штаба батальона майор Косолапов подбил, словно заранее знал о ждущем старшего лейтенанта сюрпризе. Но, вполне возможно, майор и заранее знал о повышении Сергеева, о чем говорили его хитрые взгляды, время от времени бросаемые на старшего лейтенанта. Кроме того, наверняка начальник штаба бригады запрашивал мнение своего коллеги из батальона о Сергее Николаевиче и тот был в курсе изменений в карьере своего подчиненного.

Но, по крайней мере, стала понятной задержка с отпуском. После боевой командировки, где срок службы исчисляется как «день за три», отпуск офицеру предоставляется, как за полтора года службы вне зависимости, участвовал ты в непрерывных боевых действиях, или же только по селам разъезжал, документы у местных жителей и их дома проверял в поисках кого-то из прячущихся бандитов, или же нес дежурство на административной границе двух республик, предотвращая межэтнические столкновения между жителями. Но даже проверка регистрации порой заставляла спецназовцев применять не только силу, но и хитрость. Обычно подобная операция называется «проверкой паспортного режима». А предотвращение межэтнических беспорядков вообще требовало немалых дипломатических способностей. Потому эти действия и приравнивались к боевым. И такой длительный отпуск, естественно, нарушает планы командования по формированию боеспособного подразделения. Вскоре должна вернуться из командировки разведрота, и новому командиру, естественно, следует принять ее не у старого командира, а самостоятельно, что в реальности гораздо сложнее. Но Сергеев рассчитывал, что он сначала поможет Варфоломееву (который уже прибыл в батальон и пока в ожидании приказа находился в резерве батальона) быстро освоиться в разведроте, а уж потом будет добиваться отпуска. Или же соединит два отпуска в один, то есть отслужит еще год, а уж потом поедет домой к родителям на два с половиной месяца. Отец с матерью будут только довольны… И в хозяйстве можно успеть им помочь. Частный дом в деревне требует хлопот и мужских рук, а отец уже стар.

Вскоре рота вернулась.

Без своего командира она была в командировке только половину обычного срока. То есть три месяца вместо шести. И командование в Москве решило не менять командира роты на месте. Может быть, из опасения, что подобная практика может стать традицией, может быть, в Генеральном штабе кто-то воспротивился новому назревшему назначению.

После оглашения приговора военного трибунала сам бывший командир роты был просто счастлив, что отделался так легко, и вместо обещанного уже разжалования в рядовые и увольнения из армии лишился только одной звездочки на каждом погоне и должности. Рад был этому и Сергеев, поскольку Варфоломеев активно помогал ему знакомиться с ротой. Более того, тот, даже не спросив согласия самого Сергея Николаевича, провел собрание офицеров роты, где доходчиво объяснил командирам взводов то, что они должны были знать и понимать и без его слов – все они служат в армии и подчиняются только приказам сверху. И раз командование решило, кого назначить командиром роты, то дело офицеров подчиниться этому приказу. И рассказал в нескольких словах о том, как старший лейтенант Сергеев спас его из плена в Сирии. Говоря по правде, Сергеев больше всего опасался как раз нежелания офицеров принять нового командира разведроты, когда старый оказался не у дел, хотя и находится здесь же. Конечно, он понимал, что его приказы будут выполняться, но подозревал, что выполняться они будут с откровенной ленцой и с прохладцей, что можно охарактеризовать как саботаж. К Варфоломееву в роте привыкли, его даже любили и офицеры, и солдаты. И новый командир роты мог бы почувствовать неприязненное отношение к нему воинского коллектива. Но сам старший лейтенант Варфоломеев, сняв по лишней звездочке с каждого погона, уже на следующий день после заседания военного трибунала как мог помогал Сергееву, хотя тот не торопился передать Варфоломееву свой взвод.

Так, после серьезного разговора с офицерами роты, Варфоломеев сообщил новому командиру:

– Все нормально прошло, не переживай, – и он дружески потрепал Сергея Николаевича по плечу. – Единственное, о чем хочу тебя предупредить, осторожнее со старшим лейтенантом Алексеем Севастьяновым. Вообще-то он, честно говоря, парень неплохой. И как офицер – тоже толковый. Это он, кстати, весь штаб бандитов расстрелял. Вместе с главой сельской администрации.

– Так ты ему приказал именно всех расстрелять или нет? – спросил Сергеев.

В ответ Варфоломеев только плечами пожал и отошел в сторону, не желая дальше продолжать разговор.

Сергеев уже знал, что командир взвода связи старший лейтенант Севастьянов должен получить звание капитана, в то время как командир роты, тогда еще капитан Варфоломеев, должен был получить звание майора и уехать в другой батальон на должность начальника штаба, и Севастьянову уже была обещана должность командира разведроты, скорее всего, командиром бригады, который, как поговаривали, приходился дальним родственником жене Севастьянова. И Севастьянов получил бы эту должность, не вмешайся Москва…

И тогда уже не могли помочь все родственные связи и командира бригады полковника Осипенко, и начальника штаба бригады полковника Добровольского. Однако Сергеев сразу вбил себе с голову, что Севастьянов расстрелял заложника намеренно, чтобы убрать командира разведроты, понимая, что обвинят в преступлении именно того, кто отдал приказ о расстреле, и занять его место. И убедить нового командира роты в непричастности Севастьянова к этому делу было сложно. Сам Варфоломеев вернулся к разговору только некоторое время спустя.

– Помнишь, пару дней назад ты спрашивал, отдавал ли я приказ расстрелять главу сельской администрации?

– Помню… – отозвался Сергей Николаевич. Он действительно помнил свой вопрос, потому как не понимал, как мог такой опытный командир разведроты отдать подобный приказ, и мысленно много раз к этому вопросу возвращался.

– Я ночами спать не могу, все пытаюсь вспомнить. На следствии Севастьянов сказал, что это я однозначно приказал всех расстрелять. Всех… И потому он отдал такой приказ солдатам. Но я не помню своих слов. Не помню, хоть убей, формулировку «всех», хотя мог так сказать, имея в виду одних бандитов. Однако мы до этого вместе с другими офицерами обсуждали ситуацию с заложником. При Севастьянове, кстати, обсуждали. Размышляли, как его спасти. Он должен был слышать. Он же даже какие-то реплики вставлял. Советы давал. Ведь от взвода связи осталось только название. Сам знаешь, связь давно уже совсем другая. Это солдаты к нам приходят после «учебки» радистами, а офицеры – они же чистые спецназовцы. Стопроцентные…

– Ты на следствии это сказал? – поинтересовался Сергеев.

– Передо мной стоял выбор. Или полное чистосердечное признание, или попытка свалить вину на другого, что вызовет и недоверие, и непонимание членов трибунала. И новое следствие, новую возню, которая может ничего и не дать. Но я это только что вот осознал. Раньше как-то не задумывался. В итоге получилось, что я просто не подумал, что заложника могут держать в одной из комнат штаба. И именно в этой комнате его и застрелили… Так это в трибунал в виде протокола допроса и ушло. Дескать «с моих слов записано верно», и так далее… Хотя я сам протокол, честно говоря, и не читал. Только в трибунале и ознакомился.

– Зря ты так подставился. Протокол, как и любая фраза, имеет и начало, и конец. И многое зависит от того, как что читать. С какого конца. Я вот даже протоколы временных подчиненных читаю. Или их самих заставляю вслух перечитывать.

– Дело вкуса. Вот лично я вообще рукописный текст плохо разбираю. Да и следователь мне попался сочувствующий, понимающий… Не хотелось его против себя настраивать. А с «капризами» относительно протокола точно бы против себя настроил.

– Приговор не следователь выносит, а трибунал.

– Тем не менее приговор вынесли очень мягкий. Я думаю, это заслуга следователя.

– Или майора Одуванчикова, который на тебя такую характеристику накатал, что хоть завтра в маршалы тебя производи… Это он мне лично так сказал. А ведь он сам, насколько мне известно, на испытательном сроке находится. И не побоялся, рискнул…

– Я отдаю должное майору Одуванчикову. Его характеристику на заседании трибунала зачитывали. Я даже сам не знал, что я такой хороший. Еле сдержался, чтобы не усмехнуться.

* * *

А на следующий день после этого разговора Варфоломеев не вышел на службу. Сергеев ждал его, намереваясь представить своему бывшему отдельному взводу нового командира. Правда, от взвода осталось всего ничего, чуть больше половины прежнего обстрелянного состава – только контрактники, ибо солдаты-призывники уже должны дома быть и водочку за праздничным столом попивать. А на их место Сергеев уже успел набрать новый состав призывников и надеялся, что новый командир сумеет их обучить так, что с ними не страшно будет пойти в бой.

Сергей Николаевич пытался дозвониться Варфоломееву домой, но никто не отвечал ни по городскому телефону, ни по сотовому, который вообще оказался отключенным, о чем сообщал робот оператора сотовой связи. Офицеры роты говорили, что обычно Варфоломеев службу не прогуливал. Даже когда он внезапно заболел, то пришел на службу с температурой, и в медсанчасти батальона, куда он заглянул только за таблетками от головной боли, его отправили домой с требованием вызвать врача на дом. Однако в тот раз он чувствовал ответственность за роту.

Старший лейтенант Севастьянов дал Сергееву номер сотового телефона Ларисы Николаевны, жены Варфоломеева. Сергей Николаевич достал мобильник, чтобы позвонить ей, но в это время его телефон сам зазвонил. На дисплее высветился номер мобильника начальника штаба батальона майора Косолапова. Старший лейтенант ответил на вызов.

– Сергей Николаевич, ты на машине? – с ходу начал начальник штаба.

– Так точно, товарищ майор.

– Я к тому спрашиваю, что мог бы выделить тебе дежурную машину, если своей под рукой не окажется. Короче, тебя полковник Добровольский вызывает. Срочно. Он слово «срочно» два раза повторил. Поезжай, может, что в самом деле срочное. Не знаю уж, что там такое стряслось… Он вообще-то любит это слово «срочно» употреблять. Уважь уж старика… Это я про полковника, не про себя.

Себя майор Косолапов в свои сорок с небольшим лет тоже частенько называл и стариком и причислял к «старой гвардии» и «старой школе», но это, как понимал Сергеев, от желания выглядеть солиднее.

На этом майор отключился связь.

Пришлось звонок Ларисе Николаевне отложить и быстро ехать в штаб бригады. Благо быструю езду старший лейтенант любил и ездить быстро умел. По дороге он обгонял другие машины и даже без проблем обогнал «уазик» командира бригады, хорошо помня о том, что полковник Осипенко тоже любит быструю езду и даже держит у себя в качестве водителя бывшего таксиста из сибирского города Черемхово как раз за то, что тот любит и умеет быстро ездить. Но «Мицубиси Паджеро Спорт» намного превосходит по своим скоростным качествам «уазик». Так что Сергеев не слишком гордился тем, что обогнал машину командира бригады.

В штаб он не вошел, а буквально ворвался, на ходу сообщив дежурному по штабу, что командир бригады полковник Осипенко едет следом за ним. Дежурный капитан сидел за своим столом со множеством телефонных аппаратов, положив обе ноги на свободный стул перед собой, и спокойно дремал, но после сообщения Сергея Николаевича вскочил как ошпаренный, словно Осипенко шел следом за Сергеевым. Нрав комбрига, как и нрав начальника штаба, был известен всем офицерам штаба, и никто не желал нарываться на долгие нравоучения любого из полковников.

– Я к начальнику штаба, – сообщил Сергей Николаевич, уже подойдя к лестнице.

– Хрен редьки не слаще, – ответил дежурный негромко, но Сергеев услышал.

Уточнять, что эти слова значили, старший лейтенант не стал, хотя догадаться было нетрудно.

Он легко поднялся на третий этаж, в приемной застал адъютанта комбрига примерно в той же позе, что и дежурного по штабу. Повторил свое сообщение о скором прибытии полковника почти слово в слово, что и адъютанта тоже взволновало и заставило быстро повернуть офисное кресло к компьютеру и включить его.

Сергей Николаевич открыл первую дверь в кабинет Добровольского и постучал во вторую, после чего вошел.

– Эк тебя… – почти недовольно сказал полковник, – только недавно вроде бы вызвал, а ты уже здесь. Десяти минут еще не прошло.

– Современная мобильная связь, товарищ полковник, и современные средства передвижения сказываются…

– Да, – ворчливо произнес Добровольский. – Только мы, старики, никак к этому привыкнуть не можем. Все по-старинке живем… А давно пора бы уже привыкнуть. Как-никак, служим там, где жизнь сама к разным новинкам располагает. Как сейчас в Москве говорят, обязаны или адаптироваться, или на пенсию уходить. Я вот для себя последнее выбрал. Пора уже вам, молодым, дорогу уступать. Я вот что тебя вызвал, Сергей Николаевич…

С одной стороны, старшему лейтенанту было приятно, что начальник штаба бригады помнит его по имени-отчеству, но, с другой стороны, было в интонации Добровольского и что-то неприятное, слегка слащавое, подобно конфетке, размокшей в банке с солеными огурцами.

Начальник штаба взял со стола два листа бумаги. На верхнем старший лейтенант сумел, несмотря на расстояние, разобрать свой мелкий почерк и понял, что это его заявление на отпуск. На втором листе был, видимо, рапорт начальника штаба батальона майора Криволапова на ту же тему. А Добровольский продолжил, подтверждая наблюдательность Сергеева:

– У меня вот тут твое заявление на отпуск лежит и рапорт начальника штаба твоего батальона. Ты роту принял?

– Так точно, товарищ полковник. Принял.

– Так вот, в отпуск поедешь сразу после того, как поймаешь мне бывшего командира роты. Он теперь твой подчиненный, ты за него и отвечать должен. Опыт сотрудничества со следственными органами у тебя есть, судя по отзывами из Дагестана…

– Что значит «поймать бывшего командира роты»? Он, правда, сегодня на службу не вышел, но еще вчера он ни от кого не прятался.

– Так ты не в курсе дела, что ли?

– Никак нет, товарищ полковник. – Старший лейтенант вытянулся по стойке «смирно» в готовности выслушать пояснение начальника штаба. – А что случилось?

– Твой Варфоломеев человека убил, а потом сбежал из-под стражи. Разберись… Вот тебе телефон начальника следственного отделения в райотделе полиции. С ним свяжись, выясни все обстоятельства дела, потом мне доложи. Майор Инокентьев какой-то… – Полковник написал фамилию и номер телефона на чистом листе бумаги и отдал его старшему лейтенанту.