Текст книги "Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества"

Глава 5

Император всех французов пребывал в самом скверном расположении духа, и развеять дурное настроение не мог даже шумевший и искрящийся неподдельным весельем бал. Или хандра наступила именно из-за этого бала, даваемого в честь очередного прибытия в Париж посланника русского царя? После каждого разговора с хитрым одноглазым фельдмаршалом Наполеон чувствовал себя обманутым и обокраденным. Кутузов с видимым удовольствием принимал участие в устраиваемых празднествах, в неимоверных количествах употреблял коньяк с шампанским, волочился за женщинами с неизменным успехом, убивал на дуэлях ревнивых рогоносцев и все обещал, обещал, обещал…

Совершенно правильно, обещал все что угодно – признание русским престолом законности французского императорского титула, совместный поход в Индию, помощь в войне с Австрией и всеми государствами Священной Римской империи, поддержку десанта в Англию… Слова, ничем и ни к чему не обязывающие слова! Хотя, по чести сказать, очень даже обязывающие! Но… И в этом «но» кроется самое неприятное: русские требуют денег. И не просто требуют, а делают это со столь наглой бесцеремонностью, что поневоле начинаешь сомневаться в их благородном происхождении. Ибо не пристало человеку столь высокого положения торговаться за каждый сантим, подобно венецианскому или тосканскому банкиру.

Подумать только, признание титула стоит двадцать два миллиона рублей. Именно русских серебряных рублей, потому что иные деньги они принимать отказываются. Вернее, берут, но по весу, что получается чуть ли не на четверть дешевле. Причем эти миллионы – лишь малая часть в предоставленных фельдмаршалом расценках.

Наполеон чертыхнулся и ударил кулаком по листу бумаги, переданному несколько часов назад министром Талейраном. Тем самым Шарлем Морисом Талейран-Перигором, чьи знания и умения по сравнению с деловой хваткой Кутузова выглядят ужимками не слишком умного воспитанника какого-нибудь провинциального монастыря. Глупейший список… Вот как понимать слова «Каждый направленный в помощь Франции солдат и офицер подлежит обязательному страхованию со стороны французского государства»? Ага, дальше пояснение: «Гибель – сто тысяч рублей в русскую казну и столько же на пенсию семье погибшего. Ранение с увечьем – пятьдесят тысяч и сто для пенсии соответственно. Тяжелое ранение или контузия – пятьдесят тысяч единовременно. Легкое ранение или пищевое отравление – десять». Да таких солдат не в бой посылать надо, а в музей поставить за стеклянную витрину как величайшую драгоценность и пылинки сдувать с исключительной осторожностью! Стрелять во врага отлитыми из золота пулями выйдет гораздо дешевле. Нет, царь Павел точно ведет происхождение от чухонских пожирателей салаки, ничего крупнее копейки в руках не державших.

– Ваше Императорское Величество, давайте же веселиться! – Несмотря на то что Россия еще не признала титул Наполеона, русский фельдмаршал именовал повелителя французов именно так. – Улыбнитесь, Ваше Величество, иначе вино скиснет прямо в бокалах!

Многие в зале смотрели на Кутузова с завистью: в эти-то годы умудриться сохранить столько здоровья, сил и энергии! И большинство, узнав истинный возраст фельдмаршала, категорически отказывалось в это верить. Особенно прекрасные дамы, испытавшие на себе юношеский пыл и… хм… Но не будем же смущать прелестниц, скрывающих за веерами стыдливый румянец, проступающий сквозь толстый слой белил и пудры. Да, не будем… Но какой, право слово, он затейник! И слава завзятого дуэлянта дополнительно щекочет нервы! Шарман, тре бьен шарман!

«Хренушки тебе, собака, а не второй фронт!» – Мишка Варзин, натура которого настолько органично вписалась в характер и сознание Михаила Илларионовича Кутузова, смотрел на сидящего за столом Бонапарта сверху вниз и с трудом сдерживал желание разбить тому морду.

Фельдмаршала возмущало послезнание об Отечественной войне двенадцатого года (более поздние времена его не интересовали), а красноармеец не мог простить французам осаду Севастополя, Бизерту и участие в интервенции. Сам Варзин историей раньше не интересовался, но из рассказов Павла Петровича уяснил точно: если англичане являются предшественниками фашистов, то наполеоновская Франция представляет собой что-то среднее между белофиннами и Италией Бенито Муссолини.

– Да вы веселитесь, князь! Позволите называть вас так попросту? – через силу улыбнулся император.

– Сколько угодно, Ваше Величество!

Мишка недавно присвоенному титулу никакого значения не придавал, но с некоторым удивлением отметил произведенное на парижский высший свет впечатление. Принц, говорите? Пусть будет принц[5]5
  Князь по-английски и по-французски – princе.


[Закрыть].

Проводив взглядом фельдмаршала, утащившего танцевать Жозефину Богарнэ, Наполеон вернулся к листку с расценками. Нет, они действительно сумасшедшие, но в данный момент предложения русского царя лучше рассматривать как приглашение к торгу, а не злую насмешку. Несмотря на некоторые успехи в европейских войнах, Франция еще не в том положении, чтобы обойтись без союзников. Кто кроме России не проявляет откровенной враждебности? Разве что Пруссия, заявившая о своем нейтралитете. Но и она, потеряв Кенигсберг с восточными землями, вздрагивает от любого окрика из Петербурга и вряд ли может рассматриваться как самостоятельный игрок большой политики.

Бавария? Это скорее проститутка, чем королевство – только и думает, как бы подороже продаться сильнейшему. Батавия? Все их победы и доблесть в прошлом, а сегодня умеют лишь солить селедку, пойманную тайком от англичан, да выращивать тюльпаны. Тем более это скорее французская провинция, чем государство.

Датчане? Те с упоением присоединились к разделу шведских владений, и если точат зубы на Англию, то предпочитают делать сие русским напильником. Совместными усилиями превратили Балтийское море во внутреннее озеро, находящееся в совместном же пользовании, и попытки иных стран завести собственный флот пресекают беспощадно. Под иными подразумевается все та же Пруссия.

Нет, нужно что-то делать. Попробовать уговорить императора Павла Петровича дать пинка под зад цесарцам, в данный момент алчно поглядывающим на «итальянский сапог»? Сколько он запросит за переход своих армий через Днестр? Турки, скорее всего, не будут возражать против прохода русских войск по своей территории. Или будут? Опять траты… Что дешевле: заплатить султану за согласие или царю за то, чтобы не обращал внимания на обиженные вопли из Константинополя? Наверное, второй вариант надежнее: Блистательная Порта настолько привыкла к получаемым от России побоям, что предпочтет не заметить марширующие в сторону Вены дивизии.

– Шарль, – негромко позвал Наполеон.

– Я здесь, мой император! – Талейран, как всегда находившийся поблизости, отвесил изящный, отточенный опытом многих благородных поколений поклон.

– Вам нужно немедленно обсудить с князем Кутузовым вопрос значительного уменьшения страховых выплат.

– Конечно, мой император! Сразу после бала я приглашу его на приватный ужин.

– Я сказал – немедленно!

Министр посмотрел в ту же сторону, что император, и понял причину его поспешности: на лице танцующей с фельдмаршалом Жозефины явственно читались все ее желания и мысли. А также планы на ближайшие несколько часов. Нужно срочно вмешаться: императорская корона плохо держится на развесистых рогах!

* * *

– Ах, Мишель! – Прекрасная креолка ловко убрала изящную ножку в атласной туфельке из-под опускающегося фельдмаршальского сапога. – Вы так забавно неуклюжи, Мишель! Кто вас учил танцевать?

– О, мадам! – нисколько не смутился Мишка Варзин. – У нас в России есть замечательная пословица, объясняющая причину неловкости плохих танцоров. И если на то будет ваше желание, нынче же ночью готов обсудить ее со всеми подробностями.

– Так уж и со всеми?

– Я постараюсь, мадам! В этой пословице столько разнообразных нюансов и оттенков, столько смыслов!

Звуки вальса, лишь недавно признанного приличным, звали и манили. Близость красивой, хотя не слишком молодой, женщины горячила кровь, а осознание того, что она – жена французского императора, приятно возбуждало и добавляло пикантности. Если бы еще не мешал диалог в голове, происходивший на повышенных тонах…

«Миша, я еще раз повторю: ты болван!»

«Илларионыч, не зуди, а? Тут такая краля на шею вешается, а ты под руку…»

«Во-первых, Миша, тут вовсе не рука понадобится, а во-вторых… Поверь, гвардеец, триппер – это немного не то, что стоит привозить домой на память о Франции».

«Ваша светлость, ты ханжа. Кто в двенадцатом году возил с собой переодетую в мужское платье молдаванку?»

«То, что случится через десять лет, не может служить оправданием провалившемуся сегодня носу. Этого хочешь?»

Варзин поежился и мысленно принялся подсчитывать количество неких штучек, сделанных из рыбьего пузыря. Вроде бы оставались, но не забыл ли положить в карман? Проверять прямо среди бальной залы как-то неудобно…

– Вам холодно, Мишель? – удивилась Жозефина и томно повела обнаженным плечиком.

– Меня бросает в дрожь от вашего присутствия, мадам! – галантно ответил фельдмаршал. И тут же удивленно вскинул брови, заметив кривую улыбку императрицы.

– Что вам угодно, господин министр?

Кутузов остановил скольжение вальса и обернулся – сияющий, как новенький наполеондор, Талейран сделал приглашающий жест:

– Князь, я хотел бы поговорить с вами по неотложному делу.

– Разве у нас есть неотложные дела?

– Тем не менее прошу пройти в кабинет.

«Что, Миша, сорвалась рыбка с крючка?» – с некоторым злорадным выражением прокомментировал голос в голове.

«С моего не сорвется!»

«Напомню, товарищ гвардии рядовой, что крючок у нас общий, один на двоих, и потому беречь его нужно вдвое».

«Ой, не учи ученого, светлость золотопогонная», – отмахнулся Варзин и церемонно поклонился Жозефине:

– Могу ли я надеяться на продолжение танца, мадам?

Ответить императрица не успела – покатился по паркету лакей, сбитый с ног распахнувшейся дверью, и гвардейский капитан Акимов, адъютант Кутузова, громко произнес во внезапной тишине:

– Последние новости из Тулона, Ваша Светлость! Французская эскадра атаковала русский торговый конвой!

Средиземное море. Фрегат Его Величества «Геркулес»

– С Богом, Федор Иванович! – перекрестился полковник Тучков.

– Оно, конечно, так, – согласился Толстой. – Но тут как бы совсем наоборот нужно.

У старшего лейтенанта были все поводы сомневаться в богоугодности своих действий – как раз в этот момент он руководил погрузкой сэра Чарльза в шлюпку. Одурманенный опием англичанин с большим трудом понимал, для чего его подняли в такую несусветную рань, и вяло сопротивлялся. Попытки бунта пресекались хоть и с чрезвычайной осторожностью, но предельно твердо.

– Вы же видите, сэр… – Иван Лопухин едва сдерживал желание двинуть упрямца прикладом под ребра. – Всех капитанов срочно вызывают на флагман.

– Да? – Винсли безуспешно пытался сосредоточиться. – Что от меня нужно этому выскочке?

– Какому выскочке, сэр?

– Горацио! – Сэр Чарльз захихикал и похлопал по карманам. – Симмонс, черт тебя побери, где моя трубка?

Подскочивший Толстой ухватил капитана за руки:

– Не стоит сейчас курить, сэр.

– Почему?

– Адмирал не любит табачного дыма.

– Он негодяй.

– Да, сэр.

– И выскочка.

– Вы это уже говорили, сэр.

– Когда?

– Только что.

– Да? А где моя трубка?

– Возьмите сигару.

– Зачем?

– Закурите на «Виктории».

– А она кто?

– Флагманский корабль, сэр.

– Ты тоже негодяй, сержант.

– Почему, сэр?

– Потому что не увидишь, каково будет лицо адмирала, когда я закурю самую вонючую сигару. И ты мне ее дашь.

– Конечно же, сэр. – Толстой согласился бы и звезду с неба достать, лишь бы капитан поскорее покинул палубу.

Звезда не понадобилась – Винсли тут же забыл о своей просьбе и решительно ступил на брошенный с борта трап. На полпути остановился и поднял голову:

– Я расскажу адмиралу, что ты негодяй, Симмонс.

– Конечно, сэр! – согласился Толстой и тихонько пробормотал: – Вахтенному черту у сковородки будешь рассказывать.

– Что? – остановился Винсли.

– Я говорю, сэр, что нужно поторопиться, адмирал и так будет недоволен опозданием на сутки.

– Да пусть его морской дьявол сожрет со всеми потрохами! Кстати, а почему мы опоздали, сержант?

– Но, сэр, вы же сами приказали править к берегу.

– Зачем?

– Мы высаживали Джима Салливана, отправленного вами в Англию с письмом к сэру Питту-младшему.

– Не помню, – вздохнул капитан и наконец-то спустился в шлюпку, где его бережно приняли и осторожно усадили.

Федор Иванович не обманывал – письмо действительно было написано сэром Генри под диктовку полковника Бердяги, матрос Салливан, найденный спящим в капитанской каюте, оказался счастливчиком, миновавшим трюмы «Забияки». Не убивать же его теперь? Тем более это живой свидетель того, что безумное по содержанию письмо принадлежит перу капитана Винсли. Доставит по адресу, куда денется…

Из-за этой задержки «Геркулес» присоединился к эскадре только вчера, пропустив, к сожалению, бой с русским конвоем. Надо сказать, что боя как такового не получилось – вырвавшийся вперед «Роял Соверен» хотя и нес французский флаг, но противной стороной был воспринят недоверчиво и подвергся обстрелу с дальних дистанций. Едва успев сделать один залп, линейный корабль неизвестным образом получил пробоину в подводной части и затонул в течение пяти минут. Спасенные моряки впоследствии утверждали, будто видели быстро приближающийся со стороны крохотного корвета плавник не то акулы, не то касатки… Но кто же в наш просвещенный век верит в сказки про неведомых чудовищ, пожирающих мореплавателей? А русские ускользнули в Тулон, издевательски отсалютовав холостыми залпами.

А что сейчас задумал хитрый адмирал? Он явно не оставит попыток поссорить Петербург с Парижем. Впрочем, через час все точки над «i» будут окончательно расставлены…

– Иван Дмитриевич, вы твердо уверены, что это адское устройство сработает вовремя?

Полковник Бердяга, присматривавший за вскрытием извлеченных из трюма ящиков, с сомнением пожал плечами:

– Вы знаете, Александр Андреевич, имея дело с учеными, никогда нельзя быть уверенным наверняка. Но господин Ловиц клятвенно заверял в надежности взрывателя.

Тучков хотел привычно плюнуть на палубу, но воздержался в последний момент: теперь, когда на корабле не осталось ни одного англичанина, это выглядело бы несколько неприлично. Но его мнение о цене обещаний Товия Егоровича полностью совпадало с мнением гусарского полковника. Одно дело – изобретения графа Кулибина, механика как-то ближе пониманию военного человека, и совсем другое – химия, наука, объяснению и разумению не поддающаяся. Вот какая может быть связь между раздавленным стеклянным пузырьком на поясе капитана Винсли и ожидаемым через час взрывом? На первый взгляд – никакой. А она есть!

Еще пояс этот… Чем его начинили? Неизвестно… Но писанная от руки четким каллиграфическим почерком пояснительная записка требовала чрезвычайной осторожности при обращении и исключительной внимательности после приведения в боевое состояние. Потому-то отчаливший в шлюпке капитан оказался зажатым между двумя морскими пехотинцами, не дающими совершать лишних движений. Вот поднимется на борт «Виктории», а там хоть в пляс пусть пускается, козел.

Впрочем, от этого козла немного молока да получится. И Александра Андреевича нисколько не смущали нерыцарственные способы ведения войны. Вот как ни искал в душе угрызений совести, так и не нашел. Совсем не нашел, лишь некоторое злорадство от того, что бомбу на английский флагман принесет англичанин, и малую толику разочарования: очень уж хотелось самому свернуть шею сэру Горацио Нельсону. Взять нежно двумя руками за глотку и…

– Гусар Нечихаев! Мишка, ирод, куда лезешь? – Голос полковника Бердяги отвлек Тучкова от мечтаний о праведной мести. – Положи ракету на место!

– Что случилось, Иван Дмитриевич?

Вместо ответа гусарский полковник схватился за сердце, а юный воспитанник полка, с преувеличенным усердием возившийся около установленной на треногу длинной трубы, вскинулся с нешуточной обидой:

– Первый выстрел мой! Вы же обещали! За маму…

* * *

Время течет медленно. Вообще показалось, что за четверть часа ожидания прожито еще пятнадцать жизней – по одной за минуту. За невообразимую вечность. Успела вернуться отвозившая капитана шлюпка. Успели изготовиться превратившиеся в артиллеристов гусары. Ну… ну где же он?

– Господи, помоги, – шепчет Тучков, не отводя глаз от часов. – Уже лишнего…

Греховная молитва о помощи в убийстве дошла до адресата – на трехдечной красавице «Виктории» из орудийных портов выплеснулись бездымные языки пламени, взлетели кверху выбитые ударом изнутри доски палубы, а следом полыхнул черно-красным поднявшийся до неба чудовищно великолепный цветок.

– Эх, е-е-е… – протянул восхищенный зрелищем Александр Андреевич, но тут же опомнился. – Огонь!

Первыми солидно рявкнули двадцатичетырехфунтовки опер-дека, мгновением позже к ним присоединились пушки калибром поменьше – будто бы свора дворняжек поддержала грозный рык цепных кобелей. Еще залп одновременно с двух бортов… Результатов не разглядеть из-за густого дыма, укрывшего фрегат не хуже знаменитого лондонского тумана. Да, ничего не видно, но когда до цели можно добросить старым башмаком, не стоит беспокоиться о выпущенных вхолостую ядрах.

– Ракетницы приготовить! – Крик полковника Бердяги никто не слышит, но многочисленные тренировки в Кронштадте не прошли даром – гусары считают залпы. Третий… четвертый… пятый… По местам!

Совсем рядом с бортом рушится в воду чья-то мачта. Кто там был справа? Уже неважно, он горит, что хорошо видно даже сквозь дымовую завесу. Ответных выстрелов пока нет, не так быстро это можно сделать. Обычно всегда есть время подготовиться. Но не сегодня!

– Поднять марсели и брамсели! – Пушки смолкли, и голос лейтенанта Зубкова, усиленный жестяным рупором, пробивается сквозь звон в ушах. – Не трогай грот, придурок, пожгут нахер!

Забегали по вантам прибывшие на «Забияке» балтийские матросы, и «Геркулес», поймав ветер верхними парусами, выскочил из дымного облака. Нет, не зря все утро совершали странные на взгляд непосвященного человека эволюции, выбирая самую выгодную позицию. И ее преимущества не замедлили сказаться – вот они все, как на ладони. Теперь осталось размахнуться и… и прихлопнуть!

– Иван Дмитриевич, вы обещали! – Мишка смотрел на командира полка с надеждой и затаенной болью. – Иван Дмитриевич, ну…

Бердяга кивнул:

– Миша, давай!

Нечихаев встал, широко расставив ноги, и вскинул на плечо трубу с пистолетной рукоятью и небольшим щитком.

– Сзади!

Хвост пламени ударил куда-то за спину, а воющая в полете ракета клюнула ближайшего англичанина в борт. Дубовая обшивка, которую не каждое ядро возьмет, выдержала попадание, но разлетевшиеся капли «кулибинского огня» оставили здоровенное горящее пятно, а вот уж ему просмоленная древесина пришлась по вкусу.

Мишка бросил использованную трубу и схватил следующую.

– Выше бери!

Вторая упала на неприятельскую палубу точно у грот-мачты. Наверное, у грот-мачты, потому что, как человек сугубо сухопутный, гусар Нечихаев не разбирался в морских терминах.

– Сзади!

Теперь Мишкина очередь прижиматься к фальшборту, чтобы не попасть под струю дальнобойной ракетницы. Залп одновременно с восьми треног… еще один… Эти, в отличие от ручных, не одноразовые. За спиной вопли слаженно работающего пожарного расчета:

– Эй, на помпе, заснули? Быстрее качайте, господа гамадрилы!

– Гусары!

– Да какая разница? Качайте!

Это не ответная вражеская стрельба – то здесь, то там на палубе «Геркулеса» вспыхивали небольшие пожары от ракетных пусков. Плевать, зато англичане попадут в свой английский ад уже готовыми к употреблению. Соль с перцем пусть черти сами добавляют по вкусу!

Фрегат набрал ход и шел сквозь неприятельскую эскадру. Так шпага, скользнувшая между ребер, бьет точно в сердце. Нет, немного не так… Какая, к дьяволу, шпага? «Геркулес» похож на осиновый кол, с силой вбитый в… неважно, куда вбитый, но рвущий чужие кишки небрежными зазубринами острия. Еще чуть-чуть, и пронзит насквозь, выйдя над ключицей злодея весь в крови. Чужой крови…

Вышел? Нет, не вышел – ядра опомнившихся англичан поднимают водяные столбы по обе стороны от корабля, а самое удачливое заставляет смолкнуть ретирадную пушку. Поздно! Ушли, огрызаясь дальнобойными зажигательными ракетами. Кто хочет потягаться в скорости?

– Нас без хрена не съешь! – Тучков в азарте растерял напускную командирскую рассудительность. – А хреном тем подавитесь!

Полковник Бердяга старше возрастом, потому более сдержан:

– Одно дело сделано, что дальше?

– Дальше? Идем к Мальте, мать ее за ногу! Зубков…

– Да, Александр Андреевич?

– Поднимайте английский флаг – веселье продолжается!

И оно продолжилось. Продолжилось буквально через пару дней, когда «Геркулес» встретил близ острова Гоцо «Забияку». Корвет, ныне тоже путешествующий под английским флагом, как раз заканчивал бомбардировку небольшой крепостцы на берегу, оправдывая свое название. Установленные на нем пушки позволяли оставаться вне досягаемости старинных орудий крепости, самому младшему из которых было никак не менее ста лет.

– Толку-то от этой бомбардировки, – проворчал полковник Бердяга, рассматривая укрепления в подзорную трубу. – Разве что зубцы посшибают…

– Не скажите, Иван Дмитриевич. – Тучков расположился с чашкой кофею в глубоком кресле, принесенном на палубу из капитанской каюты. – Тут же главными являются не точность попаданий и нанесенный противнику ущерб, а сам факт обстрела английским кораблем английского же гарнизона. В нем вся суть.

– Возможно, – не стал спорить Бердяга. – Наше дело телячье: покажут, кого забодать, мы и забодаем.

– Напрасно самоуничижаетесь, Иван Дмитриевич.

– Да это я так, по-стариковски, Александр Андреевич, – рассмеялся гусар. – Вы же не пускаете нас десантом на Мальту?

– В данный момент? Категорически против. – Тучков с самым серьезным видом показал рукой в сторону моря: – Вы же не пойдете до нее пешком?

Документ

«Из Лондона от 21 января 1803 г.

Выставлен на аукцион гроб, сделанный из главной мачты французского линейного корабля “л’Ориан”, взлетевшего на воздух во время сражения при Абукире. Сей гроб изготовлен по приказу повешенного недавно лорда Нельсона, каковому в приличных похоронах отказано».