Электронная библиотека » Сергей Шведов » » онлайн чтение - страница 1

Текст книги "Родить Минотавра"


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 11:12


Автор книги: Сергей Шведов


Жанр: Юмористическая фантастика, Фантастика


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Сергей Владимирович Шведов
Родить Минотавра

Хоронили вождя. Раскалённое добела светило нещадно обжигало обнажённые спины наёмных плакальщиков, подхлёстывая их не хуже бича на новые подвиги скорби по ушедшему в сады Иллира величайшему из живших – Доху-о-доху. Погребальная колесница, влекомая парой вороных коней, торжественно катила по каменным мостовым Эбира мимо горестно притихших горожан, вышедших из-под жидких навесов и солидных крыш, чтобы проводить в последний путь лучшего из вождей. Во всяком случае, именно так величали его глашатаи, объявляя горестную весть народу. Никто с ними не спорил: ну, била власть по наглым мордам и непокорным спинам, так ведь била она всегда, а не только при благословенном Доху-о-доху. И засухи были, и моры, и неурожаи, и военные походы не всегда оборачивались удачей, но ведь от подобных неприятностей никто не застрахован. А что касается почившего вождя, то в последние годы он вообще никому особенно не докучал, даже собственным жёнам, которые сейчас обливали слезами эбирскую мостовую.

Барабанщик Элем, отстукивающий на своём священном инструменте Великую Песню Печали, в искренность двадцати пяти вдов вождя не верил. Женщины были как на подбор, красавицы из красавиц, молодые и полные сил, поэтому чахнуть под крылом ослабевшего плотью мужа им, надо полагать, не доставляло удовольствия. Если бы Элему выпал жребий наследования Доху-о-доху, то он непременно выбрал бы вон ту темноволосую вдову с широкими бёдрами, чуть прикрытыми куском прозрачной материи, и ничем не прикрытой грудью. Мысли Элема слишком откровенно проявились на обожженном солнцем лице, и потому, видимо, глава эбирских барабанщиков, знатнейший муж Салем бросил на него зверский взгляд.

Преемник великого Доху-о-доху благородный Фален шёл следом за посыпавшими голову специально припасённым пеплом плакальщиками, и на лице его, к радости всех собравшихся горожан, была написана скорбь. Конечно, радоваться на похоронах глупо, но с другой стороны, скорбь на лице вождя-преемника означала, что ушедший был человеком приличным, и люди, преданно ему служившие, репрессиям подвергаться не будут.

Благородный Фален, которому сегодня предстояло стать великим Фаленом-о-фаленом, являлся абсолютно законным наследником Доху-о-доху, и то, что он на пути к власти свернул шею десятку-другому столь же законных наследников, никого особенно не волновало. Всем было хорошо известно, что Доху-о-доху так долго просидел на троне только потому, что его ближайшее окружение никак не могло выдвинуть из своих рядов достойного претендента. Но слава Огусу, тяжёлые времена выборов уже позади, и благородный Фален, мужчина крепкий и суровый, делает сейчас последние шаги к славе и величию.

Барабаны печали смолкли, и наступила тишина. Элем вытянул шею, чтобы лучше видеть, как высохшее тело старого вождя волокут на костёр. В конце концов, вождей хоронят не каждый день, и если судить по надменной осанке Фалена и по притихшей в отдалении знати, то оплакивать его будут не скоро. Элем к тому времени уже состарится, и его просто выкинут из городских барабанщиков, которые, как предписывал устав, должны быть молоды, высоки, стройны и мускулисты. И будет он простым солдатом глотать пыль военных дорог вдали от родного Эбира, несчастный, голодный и никому не нужный.

Доху-о-доху настолько истаял на этом свете, что почти не чадил на тот, и Элем уже начал сомневаться, что пепла из его останков хватит для погребальной урны. Всё-таки как грустно, что умирают даже великие, бросая на произвол судьбы не только чад своих, но и жён.

А темноволосая очень хороша и, наверное, девственница, поскольку Доху-о-доху в последние годы было не до женщин. Элем почему-то был уверен, что Фален выберет именно эту вдовушку с широкими бедрами и большими грудями, но у нового вождя были совсем иные пристрастия, и он остановил свой выбор на светловолосой и узкобедрой блондинке, ничем особенно не выделяющейся из общего ряда жён. С этой худышкой Фалену и предстояло слиться в религиозном экстазе во славу божественного быка Огуса, доказывая мужественность народу.

Барабанщики тут же задробили Великую Песнь Любви и Ликования во славу Огуса и его будущего избранника. Элем, слегка огорченный выбором багрянородного, барабанил особенно усердно. Очень может быть, что это его усердие и было отмечено будущим великим вождём эбиреков, хотя, не исключено, что это была просто случайность, а точнее, неслыханная, немыслимая удача, на которую простой барабанщик даже надеяться не смел. Тем не менее, она свалилась на его голову: именно Элему Фален вручил каменную пластину, дающую право на одну из вдов великого вождя Доху-о-доху. Таких пластин было двадцать пять, по количеству вдов, но остальные предназначались знатнейшим людям племени, и только одна выделялась простому горожанину. Наверное, в эту минуту Элем должен был умереть от счастья, но он почему-то не умер и даже счастья не испытал, объятый страхом. Потому что мало быть избранным, надо ещё суметь достойно пронести по жизни свалившуюся на тебя ношу удачи.

Новоявленного наследника почившего Доху выдернули из строя барабанщиков и кинули в хвост свиты претендента, где ему отныне надлежало играть роль избранника судьбы.

Толпа эбирцев подвывала и пела, барабаны Огуса не умолкали ни на минуту, а Элем, обливаясь потом, тащился среди достойнейших и знатнейших, стараясь казаться как можно менее заметным. Но именно к его рослой фигуре были прикованы сейчас взгляды возбужденного простонародья, именно на него показывали пальцами, именно ему завидовали, именно ему не могли и не хотели прощать незаслуженно выпавшей удачи. И самое ужасное, они были правы. На их месте Элем и чувствовал и вёл бы себя точно так же, потому что не было за ним никаких заслуг ни перед будущим вождём, ни перед божественным быком Огусом, за которые следовало бы награждать, а были только обычай да почти шулерское счастье. Процессия в строгом порядке двинулась под своды храма Огуса, куда простому народу хода не было. На миг Элему показалось, что сердце вот-вот разорвётся в стеснённой груди, но всё, кажется, обошлось. Оказавшись внутри Храма, он вдруг почувствовал облегчение и вновь обрёл способность видеть и слышать. Но увидел он в первую минуту всего лишь большие карие глаза, смотревшие на него не то, чтобы с ненавистью, но с большой долей презрения. Глаза эти принадлежали той самой брюнетке, о которой он тайком вздыхал подле громогласного барабана. Вблизи эта вдова Доху-о-доху смотрелась куда старше, чем издали. Вероятно поэтому, она досталась барабанщику Элему, когда её более молодых товарок расхватали знатные и могущественные наследники почившего вождя.

Один за другим наследники великого Доху-о-доху на пару с обретаемыми жёнами восходили на ложе и сливались с ними в религиозном экстазе во славу божественного быка. Как водится, не всё шло гладко, кое у кого жажда богатства и почестей не соответствовала физическим возможностям. Осрамившихся тут же предавали позору – срывали одежды и бичами гнали из Храма на потеху улюлюкающей толпе.

Неудачников сегодня было многовато, и Элем сообразил, что таким вот странным образом новый вождь Фален избавляется от престарелых сподвижников Доху-о-доху. Конечно, если ваши годы не молодые, а скорее наоборот, то, простояв целый день под палящими лучами солнца, вы теряете и тот скудный запас сил, который у вас должен был вроде остаться.

Девятнадцатая пара, которую составляли почтенный Салем, мужчина грузный, но далеко ещё не старый, глава городских глашатаев, непосредственный начальник Элема, и рослая красавица с выточенными талантливым резцом грудями, не вызывала вроде бы сомнения в расположении к ним божественного Огуса, но увы. Толстое лицо уважаемого Салема покрывалось потом, вызванным не столько трудами, сколько отсутствием оных. В мгновение ока гроза Эбира, взгляда которого страшилась городская чернь, перестал быть почтенным и уважаемым, превратившись во всеобщее посмешище. Неблагодарная толпа встретила его появление столь дружным улюлюканьем, что это не могло не навести на мысль об изначальной порочности рода человеческого. Падение столь значительного лица повергло Элема в трепет, а дикие, разом осоловевшие, глаза Салема надолго запечатлелись в его памяти.

– Не осрамись, – жарко прошептала на ухо Элему стоящая рядом брюнетка.

В глазах её уже не было презрения, а был испуг перед предстоящим испытанием и готовность сделать всё, чтобы избежать публичного позора и рабства. Двадцатая пара с грехом пополам справилась с заданием, а с двадцать первой опять вышел конфуз.

– Перестарался Фален, – негромко произнёс кто-то за спиной Элема. – Чернь может решить, что его избрание не угодно Огусу.

Видимо и сам Фален был того же мнения, поскольку лицо его становилось всё мрачнее и мрачнее, тем более, что двадцать третья пара тоже осрамилась, и народ встретил её уже не улюлюканьем, а глухим ропотом. – Идём, – брюнетка взяла Элема за руку, и он шагнул вслед за ней к ложу Огуса. – Ну здоров же ты спать, Резанов.

Несколько мгновений Резанов ещё балансировал на грани сна и бодрствования, но всё-таки вынужден был подчиниться тормошившей его властной руке.

– Иди, умывайся, – Ксения продолжала энергично размахивать руками и гнуть из стороны в сторону своё теряющее стройность тело. – Сейчас я закончу, и пойдём завтракать. Лентяй.

Как ни странно, барабаны Печали, совместно с флейтами и свирелями, продолжали наигрывать нехитрую мелодию, и Резанов не сразу сообразил, что Ксения занимается под музыку. Музыку, между прочим, она могла бы выбрать и поприличней, не столь раздражающую ухо.

Вставать Резанову не хотелось, а главное – жаль было эротического сна, из которого его выдернули самым бесцеремонным образом. Он почему-то был уверен, что выдержал бы испытание на ложе Огуса. Хотя всё могло случиться, конечно. Вдруг сказалась бы ночь, проведённая бок о бок с Ксенией, которая не имела привычки щадить партнёра и норовила выдавить из него все соки. И, тем не менее, Резанов вновь прикрыл глаза в надежде припомнить лицо своей несостоявшейся жены из прерванного сна и с огорчением убедился, что помнит только недовольное лицо Ксении.

– Идём, – Ксения протянула руку, которую он и взял в замешательстве. – Нет, ты совсем обнаглел, Серёжа, даже шевелиться перестал.

Это точно была Ксения и к тому же не на шутку рассерженная. Резанов, недовольный насилием, всё-таки приподнялся на локте и провёл по заспанному лицу ладонью. И что за дурацкая манера у этой женщины будить его ни свет, ни заря. Хорошо ещё, что она не каждую ночь проводит в его постели, а тратит свой пыл на работе и в семье, оставляя на Рязанова лишь крохи.

Чистить зубы Резанов не любил с детства, эта ежедневная процедура вызывала у него раздражение. К сожалению, вся наша жизнь состоит из процедур не всегда приятных до такой степени, что и собственное тело иногда бывает в тягость. Резанов поспел в кухню как раз вовремя. Благодаря его героическим усилиям завтрак был спасён, и появившаяся в этот момент на сцене легкомысленная кухарка только руками всплеснула.

– Сон видел, – сказал Резанов, присаживаясь к столу. – Эротический. – Ну и… – в глазах Ксении было неподдельное любопытство. – Ты меня разбудила на самом интересном месте.

Ксения любила слушать вольные пересказы Резановсних снов, но для хорошего пересказа Резанову сейчас не хватало вдохновения, и поэтому он отложил эту процедуру на более располагающее к эротике время, пообещав не упустить ни одной подробности.

Ксения на него слегка обиделась и от обиды, видимо, демонстративно уткнулась в газету. Резанов против повышения культурного уровня любимой женщины не возражал, тем более, что и сам непрочь был иной раз почитать за обеденным столом, соединяя приятное с полезным.

– Нет, каков негодяй! – Ксения не удержалась от комментариев, нарушив тем самым процесс Резановского пищеварения. – Какой-то Неразов и тоже, между прочим, Сергей. – Не думал, что тебя интересует оппозиционная пресса. – Этот Многоразов ведёт с тобой самую настоящую войну. – Неразов, Ксюша, – поправил Резанов. – Не надо походя оскорблять оппонента, это неблагородно.

Ксения возмущённо зафыркала и даже отбросила прочь газету: – Ты почитай, что он пишет, этот негодяй, он же тебя с грязью мешает. Он всех нас облыжно обвиняет чёрт знает в чём, чуть ли не в сатанизме. И это, по-твоему, благородно. Если у меня есть счёт в банке и пятикомнатная квартира на троих, так я уже и сатанистка. Нет, ты почитай, может быть найдёшь, что этому мерзавцу ответить.

Возмущение Ксении было совершенно искренне, и столь же искренне оно Резанова забавляло. И вообще ему нравилось смотреть на Ксению, когда та сердилась. Глаза у неё начинали блестеть как после рюмки хорошего коньяка, а щёки розоветь. Ксения в такие минуты становилась похожа на обиженную девочку, что чрезвычайно Резанова трогало.

– Я не только читал всё это, моя хорошая, – я это писал.

Ксении следовало бы удивляться почаще, глаза у неё в этот момент становятся большими и глубокими, как чёрные омуты. Кажется, у неё даже зрачки расширяются.

– Неразов – это анаграмма фамилии Резанов, ты могла бы и сама догадаться. – Догадаться?

Вот этого Резанов в ней как раз и не любил, а точнее, терпеть не мог, поскольку кричала она на какой-то особенно визгливой ноте, вся мелодичность её голоса куда-то пропадала, и появлялась ужасающая дисгармония, действующая на нервы. – Вы послушайте его, этого двуличного Януса, этого… – Если двуличный, то не Янус, – успел вставить Резанов. – А если Янус, то двуликий.

Ксения смотрела на Резанова в некотором обалдении, но первую волну праведного гнева он всё-таки сбил, и тембр её голоса стал близок к нормальному. – Двуликий, двуличный – что ты мне голову морочишь, Серёжа. Тебе что, денег не хватает, если ты продаёшься этим…

– В моём доме попрошу не выражаться, – остерёг рассерженную даму Резанов. – Деньги здесь совершенно ни при чём. Да и какие могут быть деньги у оппозиционной газеты? И в статьях, подписанных Резановым, и в статьях подписанных Неразовым я совершенно искренен, даже если мне пришлось писать их в один день. – Но ведь есть же убеждения.

– Убеждения не меняют только идиоты. Какая разница, меняются взгляды с периодичностью в пять лет или в течение пяти часов, всё равно они меняются,

– Но позволь, – Ксения растерянно смотрела на Резанова, жующего, как ни в чём не бывало, слегка пригоревший омлет. – Это же полный абсурд: менять взгляды и убеждения в течение пяти часов, это всё равно, что вообще их не иметь. Это же самый настоящий цинизм. – Цинизм предполагает корысть, а я бескорыстен или почти бескорыстен, поскольку кое-какие гонорары получаю и от тех и от других.

Ксения так рассердилась, что принялась мыть посуду, не в силах, видимо, иным способом перебороть раздражение. Резанову представилась возможность вволю налюбоваться её спиной. Всё-таки Ксении мало помогала её физкультура. Толстой её, конечно, назвать нельзя, но сдобной очень даже можно. Пять лет назад она была стройнее, во всяком случае, бёдра не столь вульгарно выпирали из-под халата.

Ксения закончила уборку и присела на диван рядом с Резановым, вид у неё был не то, чтобы расстроенный, но какой-то озабоченный и задумчивый. – Между прочим, сегодня ровно пять лет, как я объяснился тебе в любви. – Браво, Резанов, в первый раз за сегодняшний день ты меня приятно удивил.

Свёрток Ксения разворачивала с неподдельным интересом, но и разочарование было вполне искренним. Разочарование быстро переросло в обиду, хотя обиду попытались скрыть.

– Это же обычная галька. – Там на обратной стороне рисунок.

Резанов уже решил, что его подарок так и не будет оценен по достоинству, и приготовился к оправданиям, но рисунок Ксению заинтересовал и даже в большей степени, чем он мог предполагать.

– Этому рисунку несколько тысяч лет.

Картинка действительно была примитивной, со свойственным всякому примитивизму пристрастием к деталям, которые люди цивилизованные стараются не выпячивать. Была в этом высеченном древним художником быке какая-то первобытная сила, быть может, поэтому такой покладистой и покорной смотрелась под ним корова.

– Симпатическая магия, – пояснил Резанов. – Наши предки не бросали зёрен в борозду, не окропив её предварительно собственным семенем.

– А бык здесь при чём? – Бык олицетворяет силу, мужское начало. – А это не подделка?

– Кто его знает, – пожал плечами Резанов. – Не исключено, что кто-то повторил в точности древний рисунок. Но дело это не меняет – с таким энтузиазмом мог творить только очень наивный человек, твёрдо верящий, что его работа даст быстрый практический результат. Кстати, я думаю, мой сон был навеян именно этим рисунком.

Слушательница Ксения была благодарная и неизменно вдохновляла Резанова на самые безудержные фантазии, но в данном случае ему придумывать ничего не пришлось, поскольку сон сам по себе был достаточно забавен. Камень Ксения зажала в кулачок и подпёрла тем кулачком щеку. Сейчас Резанов готов был поклясться, что именно Ксения в его сне исполняла роль старшей жены умирающего вождя Доху-о-доху, а в роли барабанщика Элема выступал он сам.

– А почему же старшая? – обиделась Ксения. – Не такая уж я старуха. – Извини, дорогая, – развёл руками Резанов. – Другие там были значительно моложе. – И значит, по случаю пенсионного возраста мне и подсунули оборванца Элема. – Во-первых, почему же оборванца, – возмутился Резанов. – Можно сказать, лучший среди барабанщиков Эбира. А во-вторых, этим Элемом был я.

– А я почему-то решила, что ты, это новый вождь Фален-о-фален. Если бы мне снились сны, то я непременно была бы в них королевой, а уж никак не барабанщицей. – Вот поэтому тебе сны и не снятся. Слишком уж завышенные претензии.

Ксения действительно не помнила своих снов или, точнее, помнила совершенно несущественные детали, которые никак не хотели складываться в красивую мозаику. Укол Резанова она приняла с обидой – человек, в конце концов, не властен над своими снами.

– А как меня звали? – Понятия не имею. Я ведь всего лишь простой барабанщик, мне воспитание не позволило расспрашивать знатную даму. И вообще ты смотрела на меня поначалу с презрением, но потом, когда стали терпеть фиаско самые знатные эбирские мужи, взгляд твой значительно потеплел. Я думаю, что ты просто испугалась бича.

– Какого ещё бича? – Всех, потерпевших неудачу, жрецы бичами гнали из храма Огуса и выставляли на продажу.

– Какой ужас. – Раньше им рубили головы или бросали на растерзание леопардам за оскорбление божественного быка, но в последнее время нравы мягчают даже в моих снах. – Ты-то хоть не подкачал?

– Не могу знать. Ты разбудила меня на самом интересном месте. – Жаль, – вздохнула Ксения. – И почему мне не снятся сны?

Резанов перехватил её взгляд, но только на секунду, поскольку Ксения тут же вильнула глазами в сторону. Впрочем, выражение её лица не позволяло усомниться в искренности только что произнесённых слов, а тело под Резановскими руками расслабилось для самых рискованных предложений.

– Мы могли бы с тобой завершить сон наяву, – сказал он, склоняясь к её лицу. – Благо все компоненты налицо. – А как же бичи?

– Бичи не понадобятся, – уверил её Резанов. – Побережём твои ягодицы.

Ксения засмеялась, но на слишком продолжительное веселье ей уже не хватило дыхания.


Резанов не ждал от сегодняшнего утра подлянки, но, как всем давно и хорошо известно, человек предполагает, а судьба в это время роет ему глубокую яму. Не успел он перешагнуть порог своей редакции, как его стремительно завернули в кабинет главного редактора, не дав расслабиться и выпить чашечку кофе. Резанов успел посетовать на жизнь попавшемуся навстречу Булыгину, но тот лишь вздохнул да расстроенно поправил очки. Похоже, Николаша был уже в курсе ожидающих развесёлого журналиста неприятностей. – Паленова убили.

– Это, который Паленов? – не сразу врубился Резанов. – Твоя статья об этом юном пионере отечественного бизнеса в позавчерашнем номере напечатана.

– Ты смотри, что делается, – слегка посмурнел лицом Резанов. – Бьют ихнего брата, чем ни попадя.

– В этот раз из снайперской винтовки, прямо на выходе из родного подъезда. – Круто, – согласился Резанов. – За что же его так? – Я тебе говорил, чтобы ты с этим типом не связывался. – Это ты о Паленове?

– Нет, это я о Лёшке, – рассердился Николаша. – Тот ещё налим. – А в чём дело? – удивился Резанов. – Ну, убили и убили, нам-то что? Я этого Паленова в глаза не видел.

– Это ты прокурору будешь объяснять, – зловеще прокаркал Булыгин. – Вот там, в прокуратуре, и пошуткуешь. Там тебя оценят, там любят шутников.

Выдав серию мрачных пророчеств, Николаша покинул впавшего в беспокойство Резанова. Вот ведь сукин сын Лёха! А ведь клялся, что Паленов чистейшей души человек. Хочу, мол, дорогому шефу подарок ко дню рождения сделать. Резанову даже статью писать не пришлось. А если быть ещё откровеннее, то он её толком не читал. Пробежал вскольз глазами, памятуя о том, что Алексей Астахов профессионал высокого класса и сумеет облизать начальника с чувством собственного достоинства. И, в общем, насколько помнил Резанов, так оно и было. Статья казалась скорее суховато-строгой, чем слюняво-восторженной. Под таким опусом подписываться было не стыдно. Но тем более тогда непонятно, за что же так осерчал на добродетельного журналиста Резанова грозный редактор Селезнёв Василий Викторович.

А то, что осерчал, видно и по строго поблескивающим глазам и по сумрачному лицу. Редакторская доля, что во времена прошлые, что времена нынешние, не сладкая. Но тут уж вольному воля: хочешь покоя, не берись за гуж.

– Писал бы ты, Резанов, лучше об эротике, – выдохнул давно видимо заготовленную фразу Селезнёв. – Оно хоть и порочно, но безопасно.

– Эротика не может быть порочной, – запротестовал было Резанов, но Селезнев в его сторону только рукой махнул. – Звонили мне вчера, – сказал он глухо. – Ума не приложу, откуда они телефон тёщи узнали? Если бы ко мне на квартиру, то ещё куда ни шло.

– А при чём здесь тёща? – удивился Резанов. – Посоветовали включить телевизор и послушать городские новости, – продолжал всё тем же бесцветным голосом редактор. – Я, было, заикнулся – а в чём, собственно, дело? Но мне в весьма невежливой форме посоветовали заткнуться. Из теленовостей я узнал, что Паленов убит. – Ну и… – не выдержал Селезнёвских пауз Резанов. – Сказали, что и меня не минует чаша сия, – вздохнул Василий Викторович. – Слишком-де много знаю и плохо держу язык за зубами.

– Это из-за статьи, что ли? – поразился Резанов. – Там ведь нет ничего особенного. – Чёрт его знает, – поморщился Селезнев. – Я статью раз десять прочитал. Ну, ничегошеньки в ней нет такого, за что на нас можно обидеться вплоть до убийства, да ладно бы журналиста, а то сразу главного редактора.

У Селезнёва было своеобразное чувство юмора, не всегда стыкующееся с Резановским, но сейчас он, кажется, не шутил. Да и несмешно совсем человеку, обременённому семьёй, когда ему грозят карами за невесть кем свершённый грех.

– А мне чем грозили? – Четвертованием, – порадовал любопытствующего журналиста главный редактор. Так и сказали: на куски порвём гада.

– По-моему, шпана какая-нибудь, – усмехнулся Резанов. – Серьёзные люди так себя не ведут. А за Паленовым серьёзные люди стоят. Можно сказать, наша элита. Пришить они, конечно, могут, но попусту балаганить не будут.

– Твоими устами да мёд бы пить. Но с Астаховым ты поговори. Узнай, чем они занимались, из статьи-то ни черта не видно.

– Зато какие характеристики, – глянул краешком глаза на разложенную на столе газету Резанов. – И деловой, и активный, и, само собой, талантливый. Жалко терять такие кадры.

– Вот-вот, – серьёзно отозвался на Резановское ерничанье Селезнёв. – Расспроси, за что делового и талантливого человека, с прекрасной репутацией, отправили на тот свет.

Сам Резанов о Паленове знал мало. Никто из знакомых журналистов тоже ничего худого о покойном не писал. Что, разумеется, ни о чём ещё не говорило. В оппозиционных газетах Паленова, правда, пинали, но пинали в общем ряду, а на классовую ненависть у нас ныне обижаться не принято. Во всяком случае, Паленов не обижался. Более того, если верить осведомлённым источникам, не отказывал в субсидиях антилиберальным партиям в период избирательных компаний и в промежутках между оными.

О связях Паленова с оппозицией Резанов узнал от давнего своего знакомца, партийного активиста Володи Чижа, который выдал сию тайну под большим секретом и чуть ли не на конспиративной квартире, куда затащил собеседника чаю попить. Резанов любил Чижа за информированность и компетентность в вопросах классовой борьбы, а также редкостное гостеприимство. Чиж, хоть и считал Резанова контрой и соглашателем, однако отдавал должное его таланту и склонности к философскому осмыслению действительности.

– Сволочью он был, конечно, большой, – сказал Чиж, отхлёбывая чай из пиалы, – но человеком – вполне приличным.

Такая двойственность характеристики не показалась Резанову странной, поскольку он тут же сделал поправку на классовое чутьё Чижа и слегка даже удивился столь тёплому его отношению к покойному. – У одного нашего товарища ребёнок сильно захворал, так Паленов дал деньги без всяких условий и более о них не заикался. Согласись, как человека это его характеризует с положительной стороны. Ну а деловая репутация у него, сам знаешь. Я его даже не сужу. В том смысле не сужу, что коли в дерьмо полез, то чистым уж точно не останешься.

– А вашим он деньги подбрасывал? – Спонсировал, – подтвердил Чиж. – Но тут деловые отношения. Паленов в губернаторы собирался и намыливал где только можно. Многим наверху это не нравилось. Там своя бодяжка. Паленов круто пёр, ни с кем и ни с чем не считаясь. Школы политической борьбы у него не было.

Чиж Паленову сочувствовал. С человеческих, естественно, позиций, а не с классовых. Было здесь ещё и то обстоятельство, что Паленов никогда в партии не состоял, следовательно, отступником его считать было нельзя. А Чиж как раз лютее всего ненавидел номенклатуру, которая, сделав совершенно немыслимый для рядовых партийцев кульбит, чуть не в полном составе оказалась во главе либеральных реформ.

– Ренегаты, – подтвердил Резановские подозрения Чиж. – Ну, ты скажи, как же можно за таких голосовать?

Резанов с Чижом согласился на все сто процентов и даже заверил, не покривив душой, что никогда за номенклатуру не голосовал и голосовать не будет. Собственно, Резанов за все годы демократических реформ так ни разу и не удосужился добрести до избирательного участка, но признаваться в своей пассивности он не стал. Чиж подобного поведения не одобрил бы, поскольку после честности превыше других качеств ставил политическую активность. Сам он буквально бурлил энергией, занимая своей небольшой плотно сбитой фигурой больше пространства, чем превосходящий его и ростом и весом Резанов.

Надо сказать, что обитал Чиж не в хоромах, и конспиративная квартира, куда он привёл Резанова, кроме функций политических выполняла ещё и функции чисто житейские. И кроме Чижа здесь проживали его сердитая половина и трое их отпрысков, переходного или близкого к тому возраста.

– Жениться тебе надо, Серёжа, а то путаешься абы с кем.

Резанову совет не шибко понравился, а потому чуткий и деликатный хозяин сменил тему разговора.

– В этом деле мне одно непонятно: как это твой Селезень так опростоволосился? Ведь налим из налимов, пересидевший уйму начальников, а тут нате вам, печатает статью главного конкурента своих покровителей.

– Моя вина, – покаялся Резанов. – Договорился с дежурным редактором и поменял в последний момент свою статью на Астаховский опус.

– Не знаю, не знаю, – покачал головой Чиж. – Но не исключено, что Астахов обратился к тебе за помощью с тайным расчётом. Ему твоя фамилия нужна была и именно в связи с этим Паленовым. – Ну, ты скажешь, – усмехнулся Резанов. – Не такая уж я важная персона, чтобы вызвать сотрясение пусть даже и местного масштаба.

– Зато твоя пассия персона довольно крупная и со многими влиятельными людьми связанная.

– Насколько мне известно, Ксения с Паленовым никаких дел не имела. – Много ты о её делах знаешь, – нахмурился Чиж. – По моим сведениям, твоя дама сердца содержательница номенклатурного общака, и через её банчок сомнительные операции прокручиваются. И уж конечно все заинтересованные люди осведомлены, с кем она встречается, и кто спит в её постели. – Выходит, я этой статьёй не только Селезня, но и Ксению подставил? – Кое-кто мог расценить статью как альянс между Паленовым и Ксенией, очень осведомлённой дамой.

– Вот сволочь, Лёха, – выругался Резанов. – Не думал я, что он меня так по-гадски подставит. – Волчьи нравы, – согласился Чиж. – Тебе следует быть поосторожнее и пассию свою предупреди. Сдаётся мне, что Паленов не последняя жертва в этом конфликте. Опять кто-то что-то делит и, по нашему обыкновению, в средствах не стесняется. – Спасибо за чай и информацию, – сказал Резанов, поднимаясь со стула. – Пойду, потрясу дорогого друга.

– Бог в помощь.

То ли атеист Чиж своим неуместным пожеланием сглазил, то ли по какой-то другой причине, но Лёшка на зов жаждущего встречи друга не отозвался. На работе его не было, дома тоже. И если на службе к отсутствию Астахова отнеслись равнодушно, то домашние были, похоже, не на шутку взволнованы.

– Его нет уже два дня, – отозвалась на Резановский вопрос Агния. – Прислал телеграмму с дороги. Дурацкая, прямо скажу, телеграмма, но вполне в Лёшкином духе. – Мне нужно с тобой словом перемолвиться, как насчёт чашечки кофе? – Пусть будет кофе, – легко согласилась Агния.

С Агнией Резанов не виделся более года, но никаких перемен в её внешности не обнаружил. Выглядела она весьма элегантно в синем деловом костюме, очень выгодно подчёркивающем её ещё нерасплывшуюся фигуру. Хотя юбка, по мнению Резанова, была слишком длинна и скрывала то, что прятать преступно – красивые ноги. – Ты тоже ничего смотришься, – улыбнулась на Резановский комплимент Агния.

Кафе, куда он её пригласил, было пустовато по причине то ли дороговизны, то ли безвременья – обедать было уже поздно, а ужинать рано. Появление в зале новых посетителей не вызвало переполоха среди обслуживающего персонала, кажется, их поначалу не заметили, а заметив, ничем существенным не порадовали. Во всяком случае, Резанов предложенным меню остался недоволен – за что боролись, спрашивается!

– Тебе, Серёжа, ни одна экономическая формация не в состоянии угодить. Дабы перевести разговор в нужное русло, Резанов полюбопытствовал, как у собеседницы обстоят дела на трудовом фронте. О работе Агния распространяться не стала, сказала только, что жаловаться не приходится. – Не всем везёт, как тебе, – вздохнул Резанов.


Страницы книги >> 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации