Текст книги "Марсианская роза"

Некоторое время неподалеку кружила небольшая остроносая акула, сопровождаемая двумя полосатыми лоцманами, которые бесцеремонно подплыли к Брызгину, потыкались в него носами и, вернувшись к хозяйке, доложили, что добыча ей не по зубам. После этого акула потеряла всякий интерес к купающимся и поплыла по своим неотложным делам, напоминая рассудительного охотника, впереди которого бегут два глупых и азартных пса.

Вторую половину дня Брызгин и Джефферс провели в каюте, наслаждаясь микроклиматом. Они много вспоминали о друзьях и случившихся когда-то событиях, рассказывали друг другу о своей работе, при этом Том Джефферс делал это так увлекательно, что Брызгин почувствовал мимолетную зависть к товарищу.

– Представляешь? – рассказывал Джефферс. – На глубине пятисот метров и светло. Вокруг зеленоватая мгла, в которой вспыхивают искры каракатиц, и вдруг из этой зеленоватой тьмы выплывают мачты. Парусов, конечно, не сохранилось, но дерево стало камнем. Умели строить когда-то!

На второй день мы нашли пролом в днище и попали в трюм.

Темнота беспросветная, мерцают фонарики, а потом в луч фонаря попадает статуя крылатого змея. Конечно же Кецалькоатль, пернатый бог майя, я это сразу понял. Ты представляешь, Андрей, на его золотых одеждах аквамаринами были выполнены облака, а рубинами – кресты.

И еще мы нашли тот самый крест, о котором упоминалось в рукописи Борджиа, крест этот был сделан из единого куска прекрасной яшмы. На нем драгоценными камнями был выложен бог, причем, ты представляешь, лицо его было выполнено из черной яшмы. Вот и думай, откуда он у майя взялся, кто крест в Центральную Америку впервые принес?

Брызгин ничего не слышал о рукописи Борджиа, мельком слышал о пернатом боге древних индейцев, но рассказ Джефферса вызывал у него живой интерес. Может, все дело было в рассказчике, но, скорее всего, слушая Тома, Андрей отдыхал от своих пространственных забот. Рассказ Джефферса был как уголек в камине после кипучего и наполненного событиями трудного дня.

Вместе с тем какое-то странное беспокойство жило в душе Брызгина, и Андрей никак не мог понять причин этого беспокойства.

Ближе к вечеру они вновь выбрались на палубу.

Жара спала.

Море по-прежнему оставалось спокойным.

Огромный красный диск солнца уже коснулся краем поверхности океана, окрашивая воду в свинцово-черный цвет. В небе повисли первые звезды. Здесь, у экватора, они были особенно ярки. На западе, там, где располагались многочисленные и обжитые острова, неожиданно вспыхнула огромная россыпь разноцветных огней.

– Фейерверк, – сказал Джефферс. – Жители Акваграда отмечают столетие со дня основания города.

3.

Черную дыру невозможно увидеть, на наличие дыры реагируют приборы, а еще о самом существовании ее можно догадаться по излучению падающего на нее вещества. Чем больше вещества, тем мощнее рентгеновское излучение, выбрасываемое невидимым источником. После вспышки Сверхновой образуется черная дыра, если только гравитация пересилила давление газа. В противном случае получился бы белый карлик или нейтронная звезда.

– Еще в двадцатом веке, – сказал Деммер, – Гриндлей и Гурский пришли к выводу, что в центре звездного скопления № GC 6624 находится массивная черная дыра. И они оказались правы.

Теперь можно спросить, какова возможность случайного образования этой черной дыры? И мы должны прямо сказать – в галактике идет война. Трудно определить, скорее даже невозможно сказать, кто и с кем воюет, мы наблюдаем только безжалостные последствия этой войны. Гибнут миры, но ничего нельзя сделать. Человечество бессильно. Это все равно, что бороться со Вселенной.

Мы могли бы сделать прекрасные наблюдения, которые могли бы что-то прояснить нам в механизме оружия, которое применяется в звездных битвах, но некоторые перестраховщики не дали нам этого сделать.

Камешек был в огород капитана Дымова, но он благоразумно промолчал.

– Энергия, – сказал Деммер. – Сами понимаете, вот это и есть главное, для чего мы здесь собрались. Барьером для развития человечества являются энергетические уровни, а если говорить проще, то мы можем ровно столько, сколько нам позволяют запасы энергии, которыми владеет человечество. Эксперимент необходимо продолжить. Мы можем гасить и зажигать звезды, но для этого нам надо перешагнуть сегодняшний энергетический барьер.

– Кто-то их уже гасит, – мрачно сказал астрофизик Цагерт. – И как гасит!

Алексей Дымов не был специалистом, специфические термины профессионалов были ему непонятны. Он знал одно: как только прекращается процесс сжигания водорода, звезда начинает стремительно сжиматься, и снова внутри звезды начинают возрастать давление, плотность и температура. При определенных условиях, после того как звезда израсходует вслед за водородом гелий, включаются термоядерные реакции, при которых сжигается углерод, водород и кремний, а рождаются тяжелые элементы. Звезда становится нестабильной, и когда нестабильность превосходит все разумные пределы, она находит конец в грандиозном взрыве. В пространстве вспыхивает Сверхновая. От звезды остается выгоревшая сердцевина, которая продолжает сжиматься, и звезда превращается в белый карлик.

Однако для белого карлика существует предельная граница – давление вырожденных электронов, уплотненных до предела, называемого принципом запрета Паули, может поддерживать вещество мертвой звезды, если она не превышает в своей массе сто двадцать пять процентов солнечной. Звезды массой до двух солнечных сжимаются до пределов, когда электроны, вдавленные внутрь атомных ядер, соединяются с протонами и рождают нейтрино. Давление вырожденных нейтрино также останавливает дальнейшее сжатие звезды, и она становится нейтронной.

Но солнца еще более массивные, такие, как Аристема, не могут стать белым карликом или нейтронной звездой. Ее масса превышает предел Чандрасекара. Не может она стать и пульсаром, ведь ее масса слишком велика, чтобы ее могло выдержать давление вырожденного нейтронного газа. Направленная вовнутрь сила не встречает достойного сопротивления. Нарастает искривление пространства времени, и наступает момент, когда сжатая до поперечника в несколько километров звезда сворачивает пространственно-временной континуум и исчезает, оставляя вместо себя черную дыру.

Неизвестный враг пользовался оружием, позволяющим ускорить процессы превращения звезды в черную дыру. Физики лишь разводили руками: они не знали никаких сил, которые смогли бы поддерживать вещество звезды, превращающейся в черную дыру. Они были бессильны оказывать сопротивление агрессору.

– Мы даже не можем представить себе существ, которые подобным оружием пользуются, – удрученно сказал Цагерт. – Если бы не живущий во мне скептицизм, я бы полагал, что мы столкнулись с деятельностью богов-демиургов. То что происходит во Вселенной, более согласовывается с этой гипотезой.

– Тогда пусть кто-нибудь мне объяснит, почему эти боги делают объектом своего внимания определенные типы звезд? Какая им разница, станет ли звезда черной дырой, белым карликом или нейтронной?

– Выходит, разница есть, – сказал Цагерт, не обращая внимания на колкость и язвительность слов собеседника. – Если это боги, то что мы знаем о целях, которые они ставят перед собой.

– Мертвые звезды, – сказал Даммер, покачивая головой. – Вселенная должна стремиться к самопознанию, в таких условиях само существование мертвых звезд лишено смысла.

Они посидели, задумчиво глядя на наполненные рюмки.

– Ты говоришь – новый энергетический уровень, – сказал Цагерт.

Русоволосый, плечистый, спортивно подтянутый, как все швейцарцы, выросшие на горных склонах Альп, Цагерт внушал уверенность, тем более странно было слушать то, что он говорил. – Надо сначала определиться в целях человечества, а уж потом брать вставший перед ним барьер. Для чего человеку энергия?

Для того чтобы совершенствоваться дальше.

Дымов скорее согласился бы с Цагертом. За стремлением идти вперед должно что-то стоять. Само движение никогда не может быть самоцелью. Даже если будет возможным гасить и зажигать звезды, прежде всего надо хорошенько уяснить, для чего их будут зажигать или гасить. Он сказал это вслух, и естественно, что разговор вернулся к врагу, так непонятно объявившемуся на галактических просторах. О целях его говорить было трудно, мог ли этот враг зажигать звезды, тоже никто не знал, но вот гасить звезды – это идущий по галактике агрессор мог даже слишком хорошо.

– Нет, погасить звезду мы еще не можем, – сказал Деммер. – А вот зажечь заново вполне возможно. Если мы научились создавать вращающиеся керровские черные дымы и обозначили их как возможный новый источник для человечества, то и с задачей создания новых солнц мы можем справиться. Достаточно выбрать черную дыру точкой тахиарда и до определенного уровня бомбардировать сингулярность массой, тогда при достижении предела Хогланда черная дыра взорвется и вновь превратится в звезду.

– Хорошая работа – зажигать звезды, – улыбнулся капитан Дымов. – Рождение всегда лучше смерти.

Глава третья

1.

Брызгина разбудил грохот прибоя.

Джефферс уже не спал. Обрамленное шкиперской бородкой лицо его выглядело озабоченным.

– Кажется, у нас неприятность, – торопливо сказал он. – Хорошо, что ты проснулся, Андрей. Я уже собирался тебя будить. Надвигается шторм.

– Разве были предупреждения? – Брызгин неторопливо поднялся, натягивая костюм.

– Не понимаю, – Джефферс торопливо и беспорядочно швырял в мешок все, что днем послужило для их отдыха. – Спутники отметили возмущения только сейчас, до этого Информ пребывал в безмятежности. Никто даже не подозревал, что возможен шторм. Помоги мне собраться, Андрей, на нашем катамаране мы будем в большей безопасности.

– Вот тебе и Служба погоды, – язвительно сказал Брызгин. – Правы те, кто утверждал, что метеопрогноз подобен гаданию на кофейной гуще – порой даже говорят, что результаты гадания более точны.

Автомат отвел катамаран от опасного берега.

Луна в разрывы низких стремительных туч высвечивала черный океан и при слабом свете ее было видно, как ветер швыряет белый катамаран, время от времени накрывая его шипящими волнами. Волны постепенно становились все выше, кипя белыми шапками, они накатывались на островок, заливая его, и откатывались назад журчащими струями. Порывистый шквальный ветер заставлял шумно трепетать листву пальм, время от времени слышался твердый стук о песок сорванных ветром кокосов.

– Обещают двенадцать баллов, – озабоченно крикнул Джефферс. – Это много, Андрей. Это очень много! И это очень плохо! Боюсь, наша «Рыбка» не сможет подойти к атоллу. Слишком велика вероятность получить повреждения.

– Вызовем спасателей? – хладнокровно предложил Брызгин.

Ситуация не казалась ему слишком опасной. По крайней мере в космосе он сталкивался с более серьезными угрозами. Да и чего было бояться на обжитой старушке Земле, если в любой момент на помощь могли прийти спасатели из Акваграда, откуда до атолла было не более семи минут лету. Спутники всепланетного Информа наверняка уже засекли сигналы браслетов и сообщили в Службу спасения о ситуации, в которой оказались двое незадачливых отдыхающих. Теперь только деликатность и уважение к личности не позволяли спасателям прийти этим отдыхающим на помощь без предварительного вызова с их стороны.

Похоже, нечто подобное ощущал и Том Джефферс. На вопрос Брызгина он отрицательно покачал головой.

– Ни в коем случае, Андрюша. Яне хочу стать посмешищем в своем коллективе. Скажут, что Джефферс уписался при первом сильном порыве ветра и принялся звать на помощь. Справимся сами!

Снова дунул порывистый ветер, прижимающий людей к песку.

Послышался треск и дробный стук бьющихся о песок орехов.

Где-то далеко на востоке полыхнула зарница, луна вновь скрылась в низких лохматых тучах. Над атоллом вновь пронесся пронизывающий шквал, словно огромный великан дул в попытке смести с острова все, что на нем было.

Катамаран маневрировал у берега.

Автоматы судна не были способны на риск, они удерживали яхту у опасного берега и маневрировали, выжидая безопасного момента для причаливания. Но его просто не было.

– Придется вплавь, – хрипло сказал Джефферс. Глаза его неестественно и оживленно блестели в царившей на острове полутьме.

– Том, у тебя все нормально с головой? – крикнул Брызгин. – Да нас унесет раньше, чем мы достигнем катамарана!

– Что ты предлагаешь? – перекрывая ветер, крикнул Джефферс.

– Надо вызывать спасателей! Я понимаю, безумство храбрых, и все такое! К черту, Том! Это уже не трусость, это всего лишь разумная осторожность! Вызывай Службу спасения!

Джефферс лег на песок.

Лунный свет высвечивал его бледное бородатое лицо.

– В данном случае мы подвергнем неоправданному риску других, – сказал он. – Сюда еще надо добраться, Андрей! Идиот! Ну какого черта я потащил тебя на эту прогулку!

Ветер все усиливался, он сгребал в клубящиеся горсти песок и швырял им в пальмы и людей. Катамаран, который не мог уйти от острова, на котором еще оставались хозяева, продолжал маневрировать близ острова, ревя двигателями на предельных оборотах. Неожиданно высокая черная волна с белыми водоворотами пены по кромке подхватила судно и понесла его прямо на пальмы. Раздался треск. Брызгин закрыл глаза.

«Доигрались, – подумал он. – Нет, Том прав, мы – идиоты!»

Постепенно светлело.

Где-то на востоке, невидимое за тучами, всходило солнце. Рассвета не было видно, но тьма, окружающая их, начала заметно блекнуть.

Одна часть разорванного надвое катамарана повисла на пальмах. Вторая – чернея трюмом, который обнажила огромная рваная дыра, валялась на песке. Бортовые огни катамарана еще помигивали – уцелевшая станция продолжала давать искалеченному судну энергию.

Брызгин не раз попадал в неприятные и даже опасные ситуации. Но это происходило в пространстве! Он и предположить не мог, что подобная опасность может настигнуть его на Земле. На мгновение страх охватил его. Это только дураки ничего не боятся, нормальный человек всегда страшится смерти, особенно если угроза ее становится вполне реальной, а приходит к человеку именно в тот момент, когда он меньше всего ждет ее.

Яростно ругаясь, Джефферс подбежал к останкам катамарана.

Брызгин хотел закричать, чтобы Том был осторожнее, но не успел – пальмы, на которых повисли останки судна, с треском легли на песок, и металлическая громада накрыла археолога.

Брызгин на мгновение закрыл глаза, потом рванулся к останкам катамарана, которые накрыли друга.

Джефферс был жив.

Андрей с натугой приподнял мятый металл, освободил Джефферса из-под обломков. Тот тяжело и со стонами дышал. Но он был жив, и можно было надеяться, что живущие в его крови микрокибы сделают все возможное и спасут археолога.

Отбросив прежние условности, Брызгин вызвал Службу спасения.

Спасатель, выслушав Брызгина, неодобрительно покрутил головой, но читать нравоучения не стал – понимал, что в этой ситуации время, как никогда, дорого.

Через пятнадцать минут над атоллом завис купол станции, еще через пять спасатели поили Брызгина горячим чаем.

Тому Джефферсу Служба спасения уже ничем не могла помочь. Повреждения внутренних органов оказались столь велики, что даже всемогущие ассамбляторы не могли спасти человека.

Джефферса еще успели доставить в клинику Калькутты.

Там он и умер – прямо на операционном столе.

Смерть человека на Земле в результате катастрофы была редким явлением, не удивительно, что она стала предметом рассмотрения в Службе спасения. Представители ее к Брызгину отнеслись с вниманием, понимали, что пережил человек совсем недавно.

Сам Брызгин в смерти Тома Джефферса винил только себя.

Еще столь недавно так привлекательные пейзажи Земли поблекли в глазах Андрея. Тоска была столь велика, что Брызгин не задержался бы на Земле ни на один час, если бы его поспешный отъезд не походил на бегство.

Он не отвечал на звонки.

Видеть кого-либо в эти тяжелые дни Андрею абсолютно не хотелось. Поэтому появившееся на экране лицо Армстронга он разглядывал с откровенной неприязнью, хотя старик меньше всего был виноват в случившемся. Но он жил, а Тома Джефферса в живых не было.

– Надо встретиться, – сухо сказал Нейл Армстронг. – Кажется, я нашел решение нашей проблемы.

Некоторое время Брызгин с возмущением разглядывал старика, пытаясь найти в его лице черточки самодовольства, но морщинистое лицо оставалось спокойным и невозмутимым.

– Сегодня я не могу, – пересилил себя Андрей. – У меня горе, Армстронг! У меня погиб друг.

Старик пожал плечами.

– Даже смерть близких не отменяет работы, – сказал он. – Тем более что в нашем случае следует поторопиться. Неделю назад взорвалась М-3241, и я, кажется, знаю, какая звезда будет следующей.

«Сухари, – с раздражением подумал Брызгин. – Даже не посочувствовал, не спросил, что произошло. И все их поколение такое, за работой они ничего не видели. Только работали, работали, работали, и плевать им было на то, что творилось рядом».

Раздражение его было несправедливым.

Нейлу Армстронгу надо было отдать должное – за короткое время он смог нащупать что-то очень важное, если с такой уверенностью заявил, что решил проблему. Но быть великодушным Брызгин не мог, он слишком презирал себя сейчас, а потому не мог быть справедливым и понимать других.

2.

Кр-хи принял от Дымова подарки и тут же принялся украшать паутину.

Надо сказать, что разноцветные стеклянные шарики в мохнатой багровой паутине смотрелись фантастически красиво. Оказалось, что мощные лапы Кр-хи могли быть и бережными. Стеклянные шарики, покачиваясь в родовой паутине аборигена, издавали мелодичный певучий звон.

Сев рядом с астронавтом, Кр-хи с удовольствием оглядел паутину всеми двенадцатью глазами и почесал брюхо.

– У Кр-хи лучшее гнездо, – хвастливо сказал пауканин. – Кр-хи умен. У Кр-хи умный друг.

– С чего ты взял, что умен? – подначил Алексей.

– Кр-хи знает с кем дружить. Друг знает, какие нужны подарки, – объяснил пауканин. – Кр-хи знает, как украшать гнездо. Погребальная паутина должна быть праздничной.

– Кр-хи хочет сказать – родовая паутина? – уточнил Дымов.

И получил неожиданный ответ.

– Рода нет. Теперь каждый пауканин готовится к смерти. Все паутины на Яркане погребальные. Родовых уже нет. Никто не сможет продолжить жизнь на Яркане. – Кр-хи подумал и злорадно добавил: – Даже мокрые не смогут быть беззаботными. Трудно жить в горячей воде.

– С чего ты взял, что вода станет горячей? – спросил капитан.

– У колдунов нет глаз? – удивленно шевельнул жвалами Кр-хи. – Пусть друг посмотрит в небо. Внуки Звездного паука уже завязали свои узелки. Скоро они начнут оплетать своей паутиной солнце.

– У меня только два глаза, – примирительно сказал капитан. – У Кр-хи их двенадцать. Расскажи мне о внуках Звездного паука.

– Сначала искупаемся в лагуне, – сказал пауканин. – Внукам Звездного паука предстоит долгая работа, а Кр-хи хочет есть.

– Я принес тебе много еды, – возразил Дымов.

Пауканин выдвинул два верхних глаза на длинных стебельках. Капитан Дымов знал, что таким образом паукане выражают свое удивление. О человеке в такой ситуации можно было сказать, что у него глаза на лоб полезли. У паукан они лезли в буквальном смысле слова, но не на лоб, а на верхнюю часть головогруди.

– Ты приносишь много вкусной еды, – сказал пауканин. – Кр-хи доволен и радуется. Но сегодня ему хочется живой рыбы, пусть даже малька. Пойдем, поплаваем и попробуем поймать настоящую еду.

Даже в воде пауканин чувствовал себя словно на паутине. Движения его были резкими и стремительными. Воздушный мешок у брюшка надулся и стал прозрачной полоской. Лапы обрели жесткость и слаженно двигались подобно веслам. Стремительными нырками Кр-хи исследовал дно бухты, где между рифов и камней у него были сплетены хитроумные ловушки, но все его ловушки оказались пустыми.

– Ненавижу мокрых, – сказал Кр-хи. – Почему они не пускают рыбу в лагуны? Потому что они ненавидят нас. Но голодный пауканин ненавидит их больше. Если у них есть ум, для чего они не дают пауканам быть сытыми? Но если они заставляют паукан голодать, значит, ума у них нет. Колдуны ошибаются, ихтиоры не могут быть умными. Они даже не видят звезд!

Вытянув лапы, он распластался на песке.

В густой черной шерсти блестели капельки воды.

– Хочу сока малька, – сказал Кр-хи.

– Я поймаю тебе малька, – пообещал Дымов, подставляя тело солнцу. – Я даже поймаю тебе большую сочную рыбу, если ты расскажешь мне о внуках Звездного паука.

– Они уже пришли, – сообщил Кр-хи. – Они завязали три узелка и начали плести боевую паутину. Когда они сплетут паутину, солнце будет в коконе. Ему будет очень тесно в нем, оно будет биться и стараться выбраться. Но паутина будет прочной, и тогда солнце распухнет. Оно станет большим и заберет в себя Яркан. Паукане не могут жить в огне. Мокрые не могут жить в огне. Даже колдуны не могут жить в огне. Колдунам тоже надо плести погребальную паутину, – сказал Кр-хи и, подумав, добавил: – Если они не улетят домой.

– Ты уже и нас хоронишь, – усмехнулся капитан. – Но ты еще не сказал, где живет Звездный паук и откуда пришли его внуки.

Пауканин шумно встряхнулся.

– Вселенная за пределами Яркана похожа на паутину, – сказал он. – В центре паутины в невидимом коконе живет Звездный паук. Откуда прийти его внукам? Но ты обещал мне большую сочную рыбу…

– Погоди, погоди, – остановил его Дымов. – Будет тебе рыба. Так ты считаешь, что они пришли из центра галактики? Но зачем? Для чего?

Пауканин качнулся на мохнатых лапах, принял молитвенную стойку и закрыл глаза.

– Тысячи лет каждый пауканин плетет свою родовую паутину, – сказал он. – Почему колдуны никогда не интересовались, для чего мы ее плетем?

– Ну, это уже очевидно, – засмеялся капитан. – Вы ведь даже в молитвах это произносите. Паутина кормит, паутина держит, паутина воспитывает, паутина поет. Пока жив последний паук, да не кончится в его железах слюна, чтобы ткать паутину. Зачем расспрашивать про очевидное?

– Тогда зачем ты спрашиваешь про родовую паутину Звездного паука? – спросил Кр-хи. – Единственное ее отличие от нашей – она значительно больше. Хватит, Дымов! Я хочу сочную рыбу!

Капитан Дымов встал, нащупывая в боковом кармане антиграв.

– Колдун сказал, колдун сделал, – засмеялся он.

Глаза пауканина покраснели.

– Плохой колдун – плохой друг, – довольно проскрежетал он. – Глупый выберет плохого колдуна. Глупый колдун не думает о животе. Глупый колдун всегда старается набить голову. Кр-хи умный. У него умный колдун. Потому Кр-хи сейчас будет есть сочную рыбу.

– Подхалим, – проворчал Дымов. – Только скажи мне еще одно: почему ты думаешь, что Вселенная похожа на вашу овальную паутину?

– Кр-хи ошибся, – пауканин почесал брюшко. – Ты тоже думаешь, как набить голову. Когда ты сыт, хочется тебе искать добычу?

– Не хочется, – признался Дымов.

– А когда ты узнаешь что-то новое, тебе хочется узнать еще?

– Обязательно.

– Тогда ты должен понимать, – важно сказал Кр-хи. – В знаниях сытости не бывает. Много знать – значит быть печальным, потому что понимаешь, всего знать нельзя.

– Екклезиаст! – восхитился капитан Дымов.

– Новое имя, – удивленно отметил Кр-хи. – Это обидное имя? Колдун меня плохо назвал?

– Так звали земного философа, – смеясь, объяснил Дымов. – Когда-то давно он сказал, что во многих знаниях есть много печалей.

Пауканин расцвел малиновыми пятнами – похоже, от удовольствия.

– Очень рад, – сказал он. – Я думал, колдуны только и задают вопросы. Оказывается, среди них тоже бывают мудрецы.

– И все-таки, – повторил свой вопрос Дымов. – Ты не ответил, Кр-хи!

– Все мы живем на паутине, – сказал Кр-хи. – Только мы это уже поняли, а колдуны пока еще нет.

– Нет, братец, высокомерия у тебя на всю галактику хватит, – сказал капитан Дымов, высматривая стайку ихтиоров.

А к кому он еще мог обратиться на Яркане за свежей рыбой? В конце концов, не самому же ее ловить?

3.

Над Сумеречью висела маленькая правильная луна.

С одной стороны она была ярко освещена, другой ее стороны лучи Солнца и свет Земли не касались, поэтому с этой стороны луна казалась маленьким полумесяцем, словно над ноздреватой, испещренной кратерами поверхностью Луны повис ее маленький глобус. К лунной копии стягивались правильными светящимися трубами потоки микрокибов, которые по тем же световодам уходили вниз выполнять новые объемы запрограммированных работ.

Луна преображалась.

На ней уже вырос промышленно-энергетический комплекс, а в Сумеречье сейчас стремительными темпами возводилась верфь, на которой предстояло монтироваться космическим кораблям. Земля в такой верфи нуждалась. Время одиночных героических экспедиций подходило к своему завершению, теперь в космос уходили флотилии, которые решали задачи, непосильные одиночным кораблям.

Лунные поселения энергетиков и промышленников насчитывали уже восемь миллионов человек, и пока еще всем из них на Луне работы хватало, ведь Луна была центром космической индустрии, и именно с лунной орбиты уходили в Дальний космос космические корабли. Луна давала Земле энергию, и это тоже было немаловажным, теперь уже каждый понимал, что энергия – это средство достижения новых высот.

Глаза Нейла Армстронга блестели живо и молодо, его можно было понять, тот, кто прожил долгие годы в напряженной космической работе, не мог не радоваться встрече с пространством.

До старта корабля оставалось еще около двух часов, и Нейл решил прогуляться по лунному плоскогорью. Кратеры и цирки, которые на этом участке луны громоздились едва ли не друг на друге, напоминали Армстронгу его молодость. Старик шел уверенно и даже рискнул перепрыгнуть через пару широких расщелин, вызвав неодобрительные взгляды Брызгина, который, однако, против этих вольных экспериментов старого астронавта не протестовал – понимал, что тем движет.

Земля висела по левую сторону дымным голубоватым шаром. Звезд вокруг нее не было видно, а алые и зеленые горошины многоцелевых автоматических спутников, повисших на гелиоцентрических орбитах, за звезды принимать было просто неудобно – все-таки не туристы гуляли, а старожилы открытого космоса.

Прогулочным шагом дошли до обелиска, поставленного на месте высадки на Луне первых людей. Нейл Армстронг с некоторой неловкостью прочел на обелиске свои имя и фамилию, хотя ежу было понятно, что надпись на обелиске касалась однофамильца и тезки.

Прямо у обелиска кто-то посадил и накрыл колпаком лунный кактус, редкое растение, которое иногда встречалось на дне глубоких кратеров и цирков, еще сохраняющих подземное тепло и подобие атмосферы. Видно было, что за кактусом у обелиска ухаживали – колючие листья свои кактус разбросал едва ли на на семь футов и к тому же цвел мелкими малиновыми цветочками, усеивающими верхнюю ложношейку.

От обелиска повернули обратно.

Брызгин не переставал удивляться старику. Для своих лет Нейл Армстронг шел очень прилично и никаких признаков усталости, вроде затрудненного дыхания в динамиках, пока не слышалось и не наблюдалось.

В первые минуты их встречи Брызгин довольно сухо и невежливо поинтересовался у старого астронавта, каким образом тот решил поставленную перед ним задачу.

– Разве задача заключалась в том, чтобы найти способ предотвращения взрывов звезд и их превращения в черные дыры? – удивился Армстронг. – Думаете, что Даниил хотел услышать от меня, почему та или иная звезда взрывается и чем она отличается от соседних звезд? Андрей, вы его просто не поняли. Даниил ждет не разгадки тайны, он ждет решения проблемы. А я эту проблему решил. Но расскажу я все лишь Даниилу. Кто-то из древних сказал, что во всяком знании много печали, и он был прав, Андрей. Я получил разрешение на полет. И мы полетим. Не думайте, что я высказываю вам недоверие, напротив, я оберегаю вас от излишнего знания, у вас ведь впереди не один год жизни, а с годами некоторые тайны становятся просто непосильными.

– Решили в последний раз воспользоваться своим авторитетом и прокатиться в дальний космос? – безжалостно съязвил Брызгин.

Некоторое время Армстронг холодно разглядывал молодого коллегу, и в тот момент, когда тот уже изнывал от неловкости момента и готов был расписаться в собственной бестактности, Нейл неожиданно согласился:

– Именно так, молодой человек, именно так. Захотелось в последний раз увидеть Вселенную со стороны. Тем не менее у меня есть разгадка тайны, а у вас ее по-прежнему нет.

И надолго замолчал, держась по отношению к Брызгину с некоторым отчуждением и заставляя того жалеть о вырвавшихся обидных словах.

Через семь часов они вылетели на Плутон, где загружались транспортные корабли, идущие в систему Аристемы. Лететь предстояло семьдесят два часа, и Брызгин надеялся, что за это время наступит перемирие. Пожалуй, его оценки поведения старика были несколько резковаты, но ведь и поведение Армстронга не уступало в резкости этим оценкам!

Лежа в своей каюте и анализируя случившееся на Земле, Брызгин приходил к выводу, что в смерти Джефферса виноват именно он. Почему он не поинтересовался прогнозом погоды, после того как Том поймал золотую макрель и сказал, что обычно эти рыбы поднимаются из глубин в ненастье? Почему не обратил внимания на извечный признак шторма – скопления медуз? А главное, он обязан был пресечь эту детскую самостоятельность, надо было самому вызвать спасателей, а не добиваться, чтобы это сделал Джефферс! Странное дело, до происшествия на атолле Андрей считал себя человеком решительным, а теперь оказалось, что слабый он человек. Смерть Тома Джефферса выбила Брызгина из колеи и лишила прежней уверенности. А Брызгин всегда хорошо работал. Если был уверен в себе, даже самоуверен.

Может быть, именно поэтому он никак не мог понять, что именно нашел старый Нейл Армстронг в тех данных, которые Брызгин ему доставил. Многие искали в них смысл, только так его и не нашли.

Уже у Сатурна Брызгин выбрался из своей каюты.

Зрелище колец гиганта было достаточно экзотическим, чтобы обязательно на него его посмотреть.

На обзорной палубе стоял Нейл Армстронг.

Развернувшиеся над его головой переливы колец, разноцветными полосами пересекающие кремово-желтый с темными прожилками диск Сатурна, делали полуосвещенного астронавта похожим на памятник самому себе. Нейл Армстронг был погружен в размышления, поэтому Брызгин, хотя ему и не терпелось задать своему спутнику несколько вопросов, не решился его побеспокоить.