Текст книги "Записки «черного полковника»"

Сергей Трахимёнок
Записки «черного полковника»

Посвящается Б.Н.

Предисловие от автора

Между собой мы никогда не называли его по имени отчеству. Для нас он был либо Б.Н., либо «черный полковник». Правда, второе прозвище использовалось редко, поскольку оно принадлежало не только ему. Просто всех нас, прибывших в восемьдесят первом году на Высшие курсы КГБ СССР, сразу поразило большое количество полковников в форме войск связи: в фуражках с черными околышами и черными бархатными петлицами.

И хотя канты и просветы на погонах у них были красными, черный бархат, безусловно, доминировал. Спецмедобследования, собеседования, тесты проходили под их руководством, и все почему-то улавливали в их внешнем облике, прежде всего, эту деталь.

«Черные полковники»… Уже впоследствии мы узнали, что все спецслужбы мира легендируют своих сотрудников под форму войск связи – самого нейтрального рода войск, присутствие которого всегда оправдано во всех соединениях, частях и даже подразделениях.

Но это было потом. А тогда этот цвет поразил и мгновенно объединил нас, поскольку каждый выделил его в первую очередь. Значило это, что мы смотрим на мир одинаково, а следовательно, являемся представителями одной профессиональной группы.

Б.Н. пришел к нам в первый же день. Был он сух, поджар, говорил неторопливо, представился «классной дамой», а нас назвал «благородным собранием».

По возрасту он принадлежал к поколению наших отцов, был на фронте с первых дней войны и к сорок третьему командовал батарей. Потом его тяжело ранило, он долго восстанавливался и только после этого ушел в контрразведку. Он иронически относился к коллегам, которые не хлебнули окопного лиха, особенно, если те пытались судить о войне с позиций теории.

– Что с них взять, – говорил он, – они всю войну за Уралом фронт искали.

Б.Н. вел у нас одну из спецдисциплин контрразведки, но запомнился не этим. Чаще всего на разборах тех или иных учебных ситуаций он откладывал в сторону задачу и говорил: вы ребята грамотные, во всем этом можете разобраться сами. А вот то, что я вам сейчас расскажу, вам никто не расскажет. И он говорил о тех операциях, в которых ему приходилось участвовать в послевоенной Европе. Обращал наше внимание на ошибки в их проведении, нестыковки в планировании и реализации, психологию участников, предлагал самим сделать выводы.

Но, самое главное, он всегда обращал наше внимание не на результат, который был достигнут той или иной акцией, а на её долговременные последствия…

В те времена было модным делить подрывную деятельность на непосредственный подрыв и идеологические диверсии. Как-то, выслушав решение одной из учебных задач, он сказал группе:

– Ваши выводы сводятся к одному: все изложенное – результат халатности или безалаберности, присущей большинству тех, кто живет на данном пространстве. Но если бы сейчас рухнул государственный строй, то у всех ваших «халатностей» мгновенно появились бы организаторы и исполнители, которые стучали бы себя в грудь и кричали: это я совершил, это я сделал, и требовали бы себе награды.

Жизнь подтвердила правильность его слов…

В нашей группе, как в большой семье, были и волевые ребята, и интеллектуалы; были будущие рабочие лошадки оперативной работы и, так называемые, блатные. Спустя четверть века видно, что диапазон их профессиональных достижений разбросан от самого высокого карьерного взлета, до откровенного предательства. Так, моим одногруппником был Нартай Д., ставший руководителем спецслужбы одного из государств СНГ, а в США остался другой одногруппник – Сергей П.

А между ними – два десятка других судеб, удачливых и менее удачливых по отношению к профессиональной работе и карьере, среди которых я хотел бы отдать дань уважения человеку, с одной стороны, имевшему самый высокий IQ на курсе, а с другой стороны, менее всего приспособленному к войне – Володе Минееву, расстрелянному боевиками в Грозном во время второй чеченской войны.

Все они были чуть выше других, потому что прошли фильтры отбора по ряду качеств. И эти качества позволили им участвовать в той большой игре и противостоянии Содружества социалистических государств с их тогдашними визави.

Однако эта книга не о них, а об их предшественниках. Она реквием по тем, кто, не обладая ни технической, ни финансовой мощью смог противостоять половине сытого и технически оснащенного мира, который почему-то считал, что все остальные должны жить по его правилам. Реквием по тем, кто сумел сохранить планетарное равновесие, позволившее почти на полвека отодвинуть Третью мировую войну…

Предупреждение (вместо эпиграфа)

Автор просит не беспокоиться сотрудников аналитических подразделений разведок, упомянутых в романе: возможные совпадения имен и фамилий в тексте случайны. Сюжетные линии также являются вымыслом автора, и никогда не существовали в действительности, как не существовало Великого противостояния разведок в центре Европы во второй половине двадцатого века, а также войны со странным названием «холодная».

Б.Н. История первая

Карлхорст, 1956 год.

В кабинете три телефонных аппарата. Два оперативных, один городской сети.

Первый оперативный звонит достаточно редко. Он напрямую связан с Уполномоченным аппарата МВД при МВД ГДР. Вывеска эта не соответствовала названию этой же структуры в СССР, но дело было не в конспирации. Просто реорганизации службы безопасности в СССР в конце сороковых – начале пятидесятых были настолько часты, что закордонные структуры с одной стороны не успевали за ними, а с другой – не хотели вводить в некоторую растерянность зарубежных коллег.

Второй телефон связан со всеми оперативными подразделениями, но чаще всего им пользуется начальник отдела.

Уполномоченного за глаза зовут дядя Женя, начальника отдела – дядя Миша, правда, тоже за глаза и только сотрудники отдела. А так первый – Евгений Петрович, а второй – Михаил Федорович.

Только что закончилась ежедневная утренняя оперативка, и можно было посмотреть сводки о происшествиях за ночь, полистать немецкие газеты, да и осмыслить задачи, которые перед тобой только что поставило руководство. Именно это и делают все сотрудники, да и начальники отделов, и поэтому оперативные телефоны утром чаще всего молчат. Ну а уж если они звонят, то сие не предвещает ничего хорошего. Особенно когда звонит телефон Уполномоченного. Он обычно связывается с начальниками отделов, а те потом «озадачивают» сотрудников. Но если Верховный звонит напрямую…

Тогда ты, как говорят старожилы и остряки аппарата Уполномоченного, готовься долго не мыть руку, которую он пожмет тебе в знак благодарности.

Итак, смотрим, что случилось за ночь на границе Западного и Восточного Берлинов…

Все как обычно: несколько попыток преодоления границы с обеих сторон. Правда, попыток и переходов с нашей стороны всегда больше. В 1948 году американские визави исследовали обстановку в английском секторе и были удивлены количеством дезертиров и перебежчиков в Восточную Германию. Они сделали вывод и поставили, в общем-то, случайные явления на плановую основу, постепенно наработав методику подталкивания неустойчивых элементов к переходу границы.

Смотрим просто происшествия и исследуем фамилии их участников, потом сверяем их с данными на установленных разведчиков и агентов. Вроде никого из списка, который у нас имеется…

Теперь газеты. Но тут звонит оперативный телефон под номером один, газеты побоку:

– Слушаю, товарищ Уполномоченный…

– Зайдите к Михаилу Федоровичу, ознакомьтесь со справкой по РС, а потом я вас жду у себя.

Лаконично и одновременно информативно. Пока иду к начальнику отдела, соображаю, что потребность во мне у дяди Жени возникла уже после оперативного совещания.

Открываю дверь кабинета начальника, затем открываю рот, чтобы изложить цель своего визита. Но делаю это медленно, давая ему возможность остановить меня.

Так и происходит, он коротко кивает, мол, не до расшаркиваний, проходи.

Сажусь за приставной столик.

– Евгений Петрович только что позвонил мне.

Начальник снова кивает головой и протягивает мне листок:

– Ознакомься.

Начинаю читать. Информации не так много.

Справка о деятельности радиостанции «“Свободная Россия” – РС»

Существует с декабря 1950 года. Создавалась Закрытым сектором НТС на средства фонда Н (см. приложение 1).

Материальная часть (см. приложение 2).

Мощность первых использованных передатчиков – 38 ватт.

Модернизирована в 1953 году якобы на пожертвования соотечественников (использованы средства фонда Н). Увеличена мощность, создана станция для выработки собственной электроэнергии, в два раза увеличен штат сотрудников. Разделены радиостанция и редакции, появились новые программы, возросло количество радиопередач.

Во время массовых беспорядков в Восточной Германии в июле 1953 года и венгерского путча вела работу круглосуточно. Кроме подрывных пропагандистских передач давала информацию о предстоящих событиях, силах и средствах, участвующих в них, координируя, таким образом, деятельность путчистов. Передачи осуществлялись на двух языках (венгерском и русском), провоцируя дезертирства со стороны советского военного контингента.

Постоянного места дислокации не имеет.

Агент «Бразилец» посещал РС 24 февраля 1956 года. Согласно его сообщению, лиц, не работающих постоянно, на станции привозят с соблюдением правил конспирации. Станция представляет собой участок в лесном массиве, огороженный забором и колючей проволокой, охраняемый по периметру сторожевыми собаками. Неподалеку от станции на холме находится так называемый контрольный пункт, с него осуществляется контрнаблюдение за подходами к станции и борьба с глушителями.

Во время передач с контрольного пункта приходит информация в виде двух групп цифр. Первая группа обозначает волну, на которой осуществляется глушение, вторая – показатель делений шкалы, на которые необходимо переместить вещание.

В ночное время охрана объекта усиливается.

Из бесед с сотрудниками станции установлено:

– все сотрудники работают на станции ежедневно, проживают в населенных пунктах неподалеку. На станцию доставляются специальным транспортом;

– искренне считают, что их работа направлена на благо тех, для кого они осуществляют вещание;

– почти все сотрудники приводят в качестве показателя эффективности работы фразу о том, что «они заставляют зря тратить ресурсы Советов, так как каждый глушитель, чтобы заглушить передачу, должен быть в 10–12 раз мощнее станции, которую он глушит;

– контрольный пункт оснащен оборудованием высокого технологического уровня. Это так называемые телевизоры, на их экранах можно видеть изображение несущих волн радиопередач, а также видеть волны глушителей. При создании помехи операторы дают команду о перемещении волны в наиболее удаленный участок экрана;

– корректировщиками передач являются многие перебежчики;

– плохую слышимость передач в Европе сотрудники объясняют тем, что они имеют приоритетную направленность в глубину Советского Союза. И это якобы подтверждают перебежчики.

Поднимаю глаза на начальника.

– Все остальное тебе скажет Петрович, – говорит он, – иди.

Спускаюсь на второй этаж. В приемной Уполномоченного референт, он просит меня подождать, так как в кабинете Петровича находится очередной докладчик.

Знаю, что это недолго. Петрович вполне мог посоревноваться со спартанцами из местности Лакония. Да и вообще он личность известная и легендарная. В Берлине работает с пятьдесят третьего. После войны он – самый молодой генерал в системе органов государственной безопасности, заместитель министра государственной безопасности. В октябре пятьдесят первого Сталин отдает распоряжение арестовать группу чекистов, среди которых был и Петрович. Говорят, что вождь при этом заметил:

– У чекиста есть два пути: один на повышение, другой – в тюрьму.

В Лефортово Петрович написал письмо на имя вождя, но не с просьбой об освобождении, а с предложениями о реорганизации разведки и контрразведки, понимая, что о таком письме обязательно доложат.

Так и произошло. Однако многие писали Сталину, но их письма либо не дошли до него, либо были оставлены без внимания. Это письмо было исключением из правил только потому, что Сталин лично знал Петровича. Однажды в отсутствие руководителя ведомства Петрович был у него на докладе и понравился вождю своей лаконичностью и точностью в суждениях.

– Такого толкового человека не следует держать в тюрьме, – сказал вождь.

Вскоре он был освобожден и вместе с группой руководителей ведомства разработал проект слияния разведки и контрразведки в единое Главное разведывательное управление. Именно такая концентрация должна была, по мнению Сталина, эффективно противостоять мощному разведывательному сообществу западных стран. Но с уходом из жизни вождя ГРУ МГБ так и не было сформировано…

Дверь кабинета Уполномоченного отворилась, и оттуда вышел незнакомый человек. Впрочем, кадры в аппарате менялись часто. А интересоваться их установочными данными не было принято, если, конечно, они сами тебе не представлялись.

– Прошу вас, – сказал референт, – Евгений Петрович вас ждет.

Но тут загорелась лампочка на его столе, и он попросил меня задержаться.

Лампочка свидетельствовала о начавшемся телефонном разговоре Уполномоченного. А в разведке не принято присутствовать при телефонных переговорах не только начальников, но и коллег.

Но вот лампочка погасла. Референт указал тыльной стороной ладони на дверь Уполномоченного, и я оказался в кабинете самого большого ведомственного начальника органов безопасности за кордоном…

Расим

Мягко светит сентябрьское солнце. Пляжи еще полны, потому что осень в Анталии – бархатный сезон, и он не менее популярен, чем летний.

Если не жариться на солнце в средине дня, а отдаться ему только утром и вечером, почти пропадает ощущения пребывания на юге, несмотря на все его атрибуты: голубое море, желтоватый песок пляжей и пальмы.

Там, где он родился, не было пальм, моря и такого чистого просеянного песка. И в те времена, когда он рос и учился в школе, ему и в голову не приходило, что когда-нибудь он станет завсегдатаем этих мест.

Впервые он попал сюда три года назад, началось это с того, что его бывший школьный приятель создал турфирму, в которую пригласил работать Расима.

Но с этого ли все началось? Нет, скорее всего, все началось гораздо раньше, все началось с Ахундова[1]1
  Мирза Фатали Аху́ндов (Ахундзаде́) – азербайджанский писатель, философ.


[Закрыть]. Точнее, с реферата об Ахундове, который он написал, будучи студентом филфака БГУ. Было это в 1985 году. В стране началась перестройка, все ждали, что вот-вот придет «социализм с человеческим лицом». Ожидание продлилось шесть лет, до развала Советского Союза. А после никто не говорил о социализме, все бросились превозносить капитализм, который изначально имел человеческое лицо и должен был облагодетельствовать всех, но почему-то не торопился делать этого…

В этом же году он, как будущий аспирант, поехал в Баку на студенческую конференцию, где выступил с докладом «Ахундов и смерть Пушкина».

 
Пушкин всех певцов, всех мастеров глава…
Чертог поэзии украсил Ломоносов,
Но только Пушкин в нем господствует один.
Страну волшебных слов завоевал Державин,
Но только Пушкин в ней державный властелин.
Он смело осушал тот драгоценный кубок,
Что наполнял вином познанья Карамзин…
Вся русская земля рыдает в скорбной муке, —
Он лютым палачом безжалостно убит.
Он правдой не спасен – заветным талисманом —
От кривды колдовской, от козней и обид
Кавказ сереброкудрый
Справляет траур свой, о Пушкине скорбит…
 

Он читал с трибуны конференции по-восточному цветистые строчки, правда, в переводе русского поэта.

Его заметили, в Белоруссию он вернулся с дипломом и массой адресов будущих коллег, исследователей восточной литературы.

Однако в аспирантуру он не попал. Пока был на военных сборах, его место в аспирантуре заняла какая-то девица.

– Ничего страшного, – сказал научный руководитель, – на следующий год поступишь.

Он ушел работать в школу, но через год его перетянули в районо, потом он возглавил центр народных ремесел. Потом развалился Советский Союз, и он остался без работы. Но один из его бывших коллег стал хозяином туристической фирмы и предложил возить детей состоятельных родителей в Анталию.

Расим согласился, потому что оплата была вполне приличной, а группы небольшими, не то, что в его педагогическом прошлом, когда приходилось возить группу в сорок учеников с двумя педагогами.

Побывав с группами в Анталии, ему вдруг захотелось смотаться туда одному. Он взял отпуск на десять дней и улетел чартерным рейсом к Средиземному морю.

В одном из отелей Анталийского побережья он неожиданно столкнулся с Фаруком. Удивительно было не то, что они встретились, а то, что Фарук узнал его. Ведь после единственной встречи прошло двенадцать лет, и им было уже почти под сорок. Но Фарук помнил конференцию в Баку, помнил прогулки по набережной, проживание в гостинице «Апшерон», запах Каспийского моря вперемешку с запахом нефти. А главное – стихи, которые читал в актовом зале Расим.

 
Вся русская земля рыдает в скорбной муке, —
Он лютым палачом безжалостно убит…
 

Эти строки Фарук произнес на русском, когда лоб в лоб налетел в вестибюле отеля на Расима. Русский он знал хорошо, правда, иногда путал падежи. Фарук не был турком. Он приехал в Анталию из Каморканы, соседки Турции, которая тоже имела свои пляжи и участок Средиземного моря, но жители ее предпочитали отдыхать в Анталии.

– Это чем-то напоминает финнов, – сказал Фарук, – которые когда-то ездили оттягиваться в Ленинград, потому что в Финляндии был сухой закон.

– Ты путаешь падежи, – ответил ему Расим, – но одновременно знаешь сленг, который знает не каждый русский.

– Склонению по падежам меня учили турецкие профессора славянской академии, а сленгу я научился у русских друзей. Тебе бы тоже не мешало освоить арабский, ты же мусульманин.

– Я уже стар, чтобы осваивать арабский.

– Ну, тогда на худой конец турецкий. Это европеизированный арабский. Он не такой трудный, как английский. Русские даже не знают, что постоянно говорят по-турецки, – произнес Фарук и засмеялся. – Например, стакан по-турецки – бардак, остановка – дурак, а ухо – кулак. Представляешь, как ты показываешь русскому на ухо и говоришь: «Кулак». Он тебе тут же по просьбе туда кулаком и въехает.

– Въедет.

– Что въедет?

– Нужно говорить въедет или на худой конец заедет, а не въехает.

– Да какая разница! Ты же понял, о чем я говорю, и этого достаточно, – произнес Фарук. – Кстати, у вас есть слово «баян», а в турецком это слово – приставка к женским именам, например, Лили баян, то есть госпожа Лили. Как у тебя зовут жену?

– Сейчас никак.

– Почему сейчас?

– Потому что мы с ней развелись.

Потом они пили сладкое вино в номере Расима. Фарук не хотел, чтобы земляки видели его употребляющим алкоголь. Впрочем, его трудно было назвать пьющим по русским или белорусским меркам. Но, видимо, и такие дозы были предосудительны на его родине в Каморкане.

На следующий день они поехали в Анталию. Время двигалось к вечеру, и было не так жарко. Машину Фарука оставили на парковке и пошли бродить по старому городу. Побывали на причале. Посмотрели развалины крепостной еще константинопольских времен стены. Посетили этнографический музей, в котором купили обереги в виде глаза.

Потом сфотографировались у подножия большого минарета, выложенного из красных кирпичей, и решили пошляться по рынку. Но перед этим заглянули в один из обменных пунктов. И тут вышла незадача. Усатый обменщик взял стодолларовую купюру Расима, посмотрел ее в синем свете, затем встал со своего стула и ушел в подсобку. Его не было минут пять, наконец он появился и протянул купюру обратно Расиму.

– В чем дело? – спросил Расим Фарука.

Но тут чья-то рука опустилась Расиму на плечо. Он обернулся и увидел двух полицейских.

Его и Фарука отвезли в полицейский участок. Там обыскали, изъяли все имеющиеся лиры и доллары, осмотрели их, запечатали в конверт и куда-то унесли.

Потом Расима отвели в камеру, какую в Беларуси и России называют обезьянником. А Фарук успел сказать ему напоследок, что пока ничего сделать нельзя, потому что все начальники уже ушли домой. Но завтра он утром приедет к нему.

– Что ты сможешь сделать? – спросил Расим.

– Сейчас не знаю, но у меня есть земляк, он большой босс, попрошу его, может, чем поможет…

Всю ночь Расим не спал и забылся только под утро. Но его бесцеремонно разбудили и повели по какому-то длинному и незнакомому коридору. Потом некий полицейский стал на русском языке читать его прегрешения. Полицейский произносил много слов, но Расиму почему-то сразу стало понятно, что он в Турции, где ворам отрубают руку, а фальшивомонетчикам заливают в глотку жидкий металл.

Полицейский, исполняющий роль кади, указал рукой куда-то за спину Расима. Расим обернулся и увидел большую треногу, на цепях которой висел котел, под котлом горело несколько поленьев. Аналитический ум Расима осознал, что такое количество топлива не может нагреть металл до жидкого состояния. Но металл в котле булькал. Наверное, его нагрели раньше, подсказал тот же ум.

А действие между тем разворачивалось. Кади в форме полицейского зачерпнул непонятно откуда взявшимся ковшиком жидкий металл и направился к Расиму.

«А вот уж хрен», – подумал Расим, намереваясь выбить ковшик из рук кади, но чьи-то руки крепко схватили его сзади, и он понял, что не сможет вырваться из этих объятий.

– Калк, – произнес полицейский, и Расим проснулся.

Два полицейских открывали замок обезьянника. Точнее, открывал один, а второй внимательно смотрел на тех, кто в нем находился. А в нем кроме Расима были еще два обитателя.

Оба полицейских зашли в камеру и произвели некую процедуру, выражавшуюся в демонстративном пересчитывании всех, кто был в обезьяннике. Из чего Расим понял, что один дежурный передавал смену другому дежурному. Значит, наступило утро. Он ждал Фарука, но того не было, зато пришел полицейский и препроводил его в кабинет к человеку, который был одет в гражданский костюм.

– Сабитов Расим? – произнес этот человек.

– Вар, – ответил Расим, одно из немногих слов, которые он знал по-турецки.

Тогда мужчина сказал что-то по-турецки, и в комнату вошел другой человек, который на хорошем русском языке объяснил что он – адвокат и будет вести дело его, Расима.

– И в чем меня обвиняют? – спросил Расим.

– В фальшивомонетничестве, – сказал адвокат, – статья серьезная в любом государстве.

– Да уж, – согласился Расим.

Далее адвокат рассказал, какие сроки тюремного заключения могут быть по данному преступлению. Причем делал он это лихо, пользуясь не столько юридическими терминами, сколько полублатным русским жаргоном, из которого Расим наиболее четко понял только два словосочетания: «чалиться по статье» и «париться на нарах».

В это время в дверь постучали, и на пороге появился Фарук и еще один мужчина постарше.

Расим представил, как выглядело бы это в Беларуси. Возможно, гражданский выпроводил бы вон и Фарука, и его спутника, но здесь все было иначе. Гражданский словно ждал их прихода. Он подобострастно указал им на стулья за спиной Расима, затем что-то сказал «адвокату», тот кивнул головой и вышел из кабинета…