Текст книги "Универсальное средство (сборник)"

Комариная история

Парк был чист. Я обошёл все аллеи и не нашёл ни одного вампира. «Может, я слишком рано пришёл?» – подумал я, присаживаясь на скамейку у реки и глядя на ночную струящуюся воду. – Да нет, время вроде обычное. Неужели я уничтожил всех вампиров в городе? Тогда придётся переселяться. Или они поняли, в чём дело, и теперь будут готовить на меня покушение? А это значит, что вампиры не работают в одиночку, у них есть организация… может, даже партия… или государство…"

И снова толкнуло в память воспоминаниями, и чей-то глухой голос – может быть, даже и мой: я никогда не слышал себя со стороны, даже на магнитофоне, и потому не могу ни за что ручаться – произнёс: "Не организация, не государство – мир. Мир вампиров…" И потянулись одна за другой картины мрачных полей, лесов, рек – под тусклым пасмурным небом, сквозь густую пелену облаков которого никогда не проглядывало солнце; городов и деревень, столь же тёмных и мрачных и сплошь населённых вампирами. И каким-то образом они могут проникать к нам, в наш мир… и в другие миры – чтобы попить тёплой, живой, свежей крови, которая может быть лишь у людей, что видят солнце. Всё равно любому организму – человечьему или вампирьему – требуется солнце. Вампиры пытаются таким образом возместить его отсутствие – пия кровь людей, которые видят солнце. Но люди не могут смириться с тем, чтобы поддерживать чужую жизнь, теряя собственную. Вампиры – паразиты, а с паразитами надо бороться…

Проходящая мимо парочка прервала несущуюся у меня перед мысленным взором цепь мрачных картин.

– Комаров что-то много сегодня, – произнесла девушка, звонко ударив себя по щеке.

– Должно, к дождю, – густым баритоном отозвался парень.

Процокали и затихли каблучки – наверное, сели на соседнюю скамейку. Мысли мои потекли в другую сторону. Комары. Естественные мини-вампиры, к которым люди привыкли. Но комары включены в экологическую цепочку – ими питаются птицы… Интересно, какие у комаров отношения с вампирами? Согласно теории борьбы видов за существование, должны конкурировать друг с другом. Ненавидят ли вампиры комаров? А может, наоборот, у них симбиоз – комары могут отвлекать внимание жертвы… Комары – это домашние животные вампиров… И дальше мои мысли понеслись в этом направлении – я дал волю фантазии – есть ещё слепни, оводы… В воде – пиявки. И летучие мыши-вампиры, что пьют кровь человека и других домашних животных.

Я представил себе приусадебное хозяйство престарелого вампира, который встаёт рано вечером, выпускает из хлева летучих мышей-кровопийц, тучи слепней, оводов и комаров, потом подходит к садку с пиявками, после чего выходит в сад пропалывать кровожадную росянку…

Мимо меня пролетел комариный рой. Всё ещё находясь под воздействием собственных мыслей, я машинально проводил его полёт затуманенным взором – рой скрылся за ближайшей купой деревьев – и тут меня словно наэлектризовало, я даже привстал. Комары – роем? Я принялся лихорадочно вспоминать, летают ли комары роем… Кажется, только комары-плясуны, да и то лишь днём над навозной кучей…

Второй комариный рой пролетел мимо и скрылся в том же направлении. И тут уж я вскочил и бросился в погоню. Они летели быстро, но я мог идти ещё быстрее. Единственной серьёзной помехой на моём пути была аллея роз – не желая помять цветы, жалея их, я некоторое время бежал вдоль, потом решительным скачком перелетел через, и помчался за комарами, сокращая расстояние.

Немногие встречающиеся парочки бросали на меня недоумевающие взгляды – часть я долго ощущал затылком – и никому, ни единому человеку не пришло в голову, что комары-то роем не летают, а уж если и произошло такое событие – значит, оно является лишь прелюдией к другому событию, а может, событиям. Я чувствовал, что такое скопление мелких кровопийц не случайно. Да и, к тому же, если мне сегодня нечего делать, почему бы и не проследить за комарами?

Комары летели по прямой, а мне приходилось выписывать зигзаги, обегая препятствия, которые нельзя перепрыгнуть, и перепрыгивая те, которые нельзя обежать. Как раз пошли индивидуальные коттеджи, и мне пришлось – как я ни не хотел – пересекать цветочные клумбы, грядки с петрушкой и сельдереем, морковкой и луком, перцем и картошкой. Хорошо ещё, что никого из хозяев не было рядом с грядками, и меня сопровождал разве что лай случайных собак, напуганных моим внезапным появлением. Но я уже не видел, вспыхивают ли в ответ на лай окна домов и выбегают ли из них с двустволками в руках взъерошенные заспанные хозяева.

Бежать пришлось долго – до самой дальней окраины. И домик-то там стоял не очень казистый – так, избушка лесника. Или сторожка сторожа – наверное, когда строили коттеджный поселок, тут находились сторожа – чтобы стройматериалы не растаскивали. Да так и оставили, не снесли.

Маленькое окошко в домике было раскрыто, и комариный рой влетел туда. Я осторожно подобрался к другому окну, справа, побольше, и заглянул внутрь.

Внутри был вампир. Он лежал на высокой железной кровати с блестящими никелированными шарами, в которых тускло отражался слабый свет одинокой свечи, стоящей на грубо сколоченном деревянном столе. Лежал, широко разинув рот и сложив руки на огромном брюхе. А над ним вились комары.

Зрелище было необычайным: комары выстраивались в цепочку и на бреющем полете проносились над широко раскрытой пастью вампира. И каждый сбрасывал в неё капельку крови. Когда уровень крови чуть не сравнялся с зубами, и она почти потекла из углов рта, вампир длинно глотнул и снова раскрыл окровавленную пасть.

А мимо меня прогудел новый комариный рой.

"На поток поставили! – восхитился я. – Конвейер…" – И тут же настроение моё переменилось: "Чужими руками… то есть хоботками кровь загребает!"

Ярость тёмной волной поднялась во мне, и я почти не помню – до того всё произошло быстро, – как разбил стекло, проник внутрь сторожки и пронзил вампира, не успевшего подняться с кровати, осиновым колом.

И только после проведенного возмездия заметил то, чего не смог увидеть из окна: в комнате стоял блестящий хромированными деталями электронный прибор, ощетинившийся антеннами, на верхней крышке которого перемигивались красные и зелёные светодиоды.

Прежде чем вылететь из комнаты, все комары несколько раз облетали вокруг прибора. То же проделывали и комары, влетавшие в окно. Над прибором поэтому крутились две серые спирали: одна по часовой стрелке, вторая – против.

"Сам сделал, что ли? – подумал я. Но отделка смотрелась явно заводской, да и на табличке под тумблером включения виднелась надпись, выполненная на непонятном мне внеземном языке. "Вот и весточка оттуда", – подумал я, и, протянув руку и щёлкнув тумблером, выключил прибор.

Комары, словно избавившись от злого наваждения, победно запели – их тоненький звон тотчас наполнил комнату, – и радостно вылетели в окно, навстречу свободе.

В этом мире хочется жить

Розовый нектар сочился из венчика цветов. От благоуханных запахов кружилась голова.

Золотые солнечные лучи преломлялись маленькими радугами в частых капельках росы, жемчужно усеивающих нежно-зелёные листья.

Веселый звон ручьёв доносился с земли, а из-под облаков спускались звонкие трели порхающих в вышине птах.

Лёгкий тёплый ветерок бережно качал ажурные листья, убаюкивая сидящих на них разноцветных бабочек и прозрачнокрылых стрекоз.

– В этом мире хочется жить! – прошептала Марыля. – Какой он замечательный!

– Этот мир создан специально для тебя! – прошептал ей в ухо тихий ласковый голос.

И тотчас же прекрасная музыка полилась неведомо откуда, ничуть не заглушая пенья птиц и журчания ручьёв, но лишь дополняя и усиливая их звучание, словно включая в свой загадочный оркестр.

– Для меня? – удивилась Марыля.

– Да. Ты ведь мечтала о таком?

– Всегда!

– Ты хотела, чтобы вокруг было много цветов, чтобы от них струились приятные ароматы?

– Да, да, да!

– Я услышал твои мечты и сделал в точности всё так, как ты хотела.

– А здесь есть реки, текущие молоком и мёдом? – спросила Марыля.

– Есть. Только они немного подальше. Если хочешь, мы пойдём вместе с тобой, и ты посмотришь…

– Потом, потом! Тут так хорошо!

– А будет ещё лучше! Здесь всё будет так, как ты захочешь. Стоит тебе пожелать что-нибудь – и ты получишь всё! И даже больше…

– А здесь есть маленькие ласковые зверушки?

– Сколько угодно! Они очень забавные и весёлые. И у них такая гладкая шёрстка, что хочется гладить и гладить их, не отрываясь.

– Я хочу! Хочу их увидеть!

– Не торопись. Ты хочешь вернуться домой?

– Нет. Что мне там делать? Я там никому не нужна… Там плохо. Там слишком много людей, и они мешают друг другу. И… там грязно! Все пачкают, и никто не убирает.

– Бедное дитя, – прошептал голос. – Значит, ты согласна остаться здесь навсегда?

– Да… Но… а когда я вырасту, этот мир изменится?

– Этот мир не меняется никогда. И ты не вырастешь. Ты останешься такой, как сейчас.

– Всегда бродить по лесам и полям, питаться сладкой манной, пить из рек молоко и мёд… – прошептала Марыля.

– Ты хочешь остаться?

– Да…

– Тогда выпей нектар из этого цветка. И мир навсегда станет твоим. Он не может существовать сам по себе. Всегда должен быть кто-то, кому он понравится и кто захочет остаться здесь… Только так и можно поддерживать его существование… и моё…

Марыля уже не слушала голос. Она поднесла ко рту чашечку цветка, полную густого ароматного нектара, от которого струился неземной аромат, и отхлебнула. Самую малость.

И тут же рухнула наземь, бездыханная.

– Да, – с горечью прошептал голос. – В этом мире хочется жить. Но нельзя.

Глобальный сервис

Джонабилл Хьюсбергсон проснулся и нажал кнопку.

Тотчас его тело исчезло с занимаемого роскошного ложа и материализовалось… Кто знает, где оно материализовалось? Может, за миллионы и миллионы километров от этого места, а может, в соседнем здании. Точный адрес знает только Служба Специализированного Сервиса, а она умеет держать в тайне своё местонахождение, равно как и местонахождение многочисленных вспомогательных служб. Клиенту знать это совершенно необязательно. Зачем? Достаточно того, что он получает все предусмотренные договором услуги в полном объёме. Детали же ему знать не следует, поскольку многие являются профессиональными секретами и коммерческими тайнами.

Итак, едва Джонабилл Хьюсбергсон очутился… там, где положено, его первым делом окружили аппаратами для дефекации, деуринизации и депиляции. Сделать это самостоятельно клиент уже не мог – но не по причине немощности и дряхлости, а вследствие отсутствия каждодневной самостоятельной практики.

После совершения главного дела, работник Службы Специализированного Сервиса включил ещё несколько агрегатов и устройств, которые последовательно (а то и одновременно) подстригли у сэриньора Джонабилла волосы в носу и ушах, отполировали и покрасили все имеющиеся ногти, провели интенсивный трёхмерный глубокоуровневый массаж и перешли к работе на тренажёрах.

О нет, то были не обычные биоэлектрические нейростимуляторы с обратной связью на уровне третьей сигнальной системы! То были новейшие темпоральные биотренажёры, оснащённые полиходовыми передачами с девяносто девятью степенями свободы в каждом из двухсот тридцати шести известных к тому времени измерений, с перманентной корректировкой сплошности временного потока и синхронизацией сознания клиента с Мировыми линиями псевдоструктуры Коллективного бессознательного.

За тренажёрами подошла очередь водных процедур: душ Шарко, ионный душ, эфиромасляный душ с ультразвуковым диспергированием, изотопный душ, обливание полированными тахионами…

Соображения экономии заставляли создавать крупные Службы Специализированного Сервиса. Техника усложнилась настолько, и стоимость её возросла столь высоко, что лишь самые крупные компании могли себе позволить купить один или максимум два аппарата. А в ССС оборудование использовалось наиболее эффективно. К тому же содержать в штате узких специалистов могли далеко не все компании. А время широких специалистов давно миновало: досконально усвоить все правила пользования и обслуживания сложнейшей техники один человек был попросту не в силах.

Вы спросите: а где же работал Джонабилл Хьюсбергсон, что так неспешно принимал вышеперечисленные процедуры?

Неужели вы думаете, что человек, который может себе позволить подобное, должен где-нибудь работать?

Идентифицируйтесь!

Мужик бормотал что-то непонятное. Пьяный? Не похоже. Руки не дрожат, и глаза не посоловели. Сумасшедший? Маловероятно: взгляд не безумный. Тогда что происходит?

Виталий тряхнул головой и попытался сосредоточиться на голосе. Тьфу ты! Да это же англичанин: речь, как будто сквозь горячую кашу. Что он бормочет?

– Мистер, подскажите, пожалуйста, как пройти…

– No problem!.. – и Виталий объяснил попавшему в затруднительное положение англичанину, как тому скорее оттуда выбраться. На чистейшем английском языке. Хотя у самого англичанина проскальзывали уэльские интонации.

Твердый горох незнакомых терминов рассыпался по бетонным плиткам тротуара. Виталий прислушался, пытаясь определить область науки, включающей данную дисциплину, но стайка студенток уже миновала его, и включиться в разговор не удалось. Тем более что они спешили на экзамен.

О! А вот это интересно: два кота выстроились друг перед другом в наглядной демонстрации собственного преимущества. Но здесь включиться намного легче: видно, кто ведёт диалог, и поэтому проблем с трансляцией не возникало. Виталий постоял минуту, надеясь услышать хоть что-то новое для себя, но, кроме традиционных ругательств и поношений, коты ничего не отпускали.

Разочарованный, Виталий продолжил путь. Хотя бы пару эпитетов! Да, звери намного примитивнее людей, много у них не возьмешь.

То же самое относилось и к пересвистывающимся стрижам: погода, кормёжка, усталость – вот, собственно, и всё. Это давно известно.

Стоп! Снова этот шёпот. Уже который день, а то и ночь, подряд. Откуда он берётся? Невозможно определить источник. То ли идёт снизу, и тогда может быть чем угодно – начиная от попыток подземной цивилизации связаться со своими надземными собратьями, переговоров чертей в пекле или даниилоандреевских обитателей инфрамира – и вплоть до шёпота самой Земли, которую многие полагают живым существом.

А если сверху – то шёпот звёзд, в котором некоторые пытаются уловить голоса неведомых пока инопланетных существ. Впрочем, снизу тоже звёздный шёпот может проходить, сквозь землю.

А может, шёпот голосов потусторонних, параллельных миров – эти могут находиться бог знает где: и справа, и слева, и сверху и снизу. Или же он представляет собой вообще нечто невообразимое. Откуда, из каких измерений он доносится? Виталий не знал, и, значит, не мог идентифицировать шёпот. А поскольку не мог соотнести хоть с чем-нибудь более-менее известным, то не мог и понять, что шепчут.

А понять хотелось. Вдруг шёпот предупреждает о чём-то? Или хочет поведать важную тайну? Сообщить грандиозное открытие? Рассказать о минувших веках, или, наоборот, о будущем?

Виталий давно открыл в себе свойство понимать всё, что слышит, если мог разобрать звуки, определить, с чем можно соотнести услышанное, идентифицировать его. Если он слышал звуки незнакомой речи, и знал, что говорят, к примеру, на хинди, у него в мозгу что-то щёлкало – и он начинал понимать всё, о чём говорится. Если улавливал из разговора, что речь идёт о проблеме в области офтальмологии, или сепарации газов, то свободно мог поддержать любую беседу, обсуждение любой проблемы. Причём на таком уровне, что говорившие обязательно признали бы в нём коллегу. Когда знаешь, о чём говорят, поддерживать разговор не сложно.

И это не было чтением чужих мыслей: мысли у Виталия всегда возникали свои. Достаточно оригинальные, свежие и новые. Причиной тому была хорошая память и умение логически объединять два любых, казалось, совсем не связанные между собой понятия, вроде циклона над Ямайкой и автоаварией в Южном Бутово. Он воспринимал мир как единое целое, оттого связи между отдельными элементами мира виделись ему достаточно отчётливо.

Он мог находить утечку газа из подземных магистралей, выводя её из недовольства тех же котов, которые, морщась, ругались, что "воняет!".

И чем больше он узнавал, тем легче становилось понять новое, тем легче идентифицировать увиденное и услышанное. Ведь объём знаний увеличивался, следовательно, расширялась и зона поиска: было, из чего выбирать.

Для него не составляло проблем прочитать египетские иероглифы или фестский диск, узелковое письмо майя или рукописи на санскрите. Он легко разгадывал самые сложнейшие шифры, если знал наверняка, что послание зашифровано.

И всё же главная загадка оставалась: шёпот… Он не давал Виталию покоя. Главное, не было уверенности, что удастся когда-либо её разгадать.

Виталий ударился в изучение древних языков, хотя понимал, что никогда не сможет услышать их звучание. Но возможности изучать инопланетные языки до сих пор ни у кого не появилось. А так хоть оставался малюсенький шанс: вдруг удастся узнать что-то ещё, что позволит древним языкам зазвучать? Хотя бы по аналогии с известными.

Ведь, читая египетские иероглифы, Виталий сразу переводил прочитанное, не озвучивая надпись на том языке, на котором она делалась. Невозможно из вида начертанных значков вывести звучание древнего языка. Во всяком случае, пока невозможно.

Виталий сравнивал иероглифы нынешних японского, корейского, китайского языков с произношением, пытаясь вывести зависимость знака от звука. Он проделывал аналогичные операции со всеми современными языками… но ничего не получалось.

А желание разгадать тайну неслышимого шёпота оставалось. Ведь если звучит голос, значит, существует и его носитель. А поэтому, рано или поздно, удастся с ним встретится.

Сколь много ни знай, а всегда останется во Вселенной что-то непознанное…

Кривые спины

Когда-то, очень давно, жили-были в одной стране сильные и смелые люди. Они ходили не горбясь, гордо выпрямив спину.

Но вот однажды появился в стране князь. То ли сам откуда-то пришёл, то ли его люди позвали, потому что считали всех вокруг равными и не могли подчиняться кому-либо из своей среды. А тут вроде посторонний, ему подчиняться незазорно, пусть правит, пусть царствует. То бишь, княжит.

А князь оказался жутко честолюбивый. Да это не беда, а беда то, что не терпел он, когда кто-то ходит с прямой спиной. То ли потому, что сам был маленького роста, то ли рост его измерялся не в метрических мерах. То есть имеется в виду рост психологический. Мелковат оказался князь для народа.

Словом, начал князь потихонечку пригибать людей к земле. Одни оказались способны согнуться – была в них достаточная гибкость спины, а другие не смогли, и сломались. Всё шло строго по закону статистического распределения, согласно эволюции: она даёт полный спектр живых организмов, а выживают лишь наиболее приспособленные к конкретным условиям.

А князь всё гнул и гнул – не нравились ему прямые спины. И, в конце концов, добился своего: ни одного человека с прямой спиной в его королевстве – позже оно стало называться королевством – не осталось.

Князь, гордо выпрямившись, озирал море склонённых перед ним спин, мечтал как-нибудь пробежаться по ним из конца в конец, и тихо радовался. А может, и громко, но его никто не слышал: когда человек наклоняется, кровь приливает к ушам, и слух ухудшается. И зрение людей с кривыми спинами ухудшилось: склонённые могли рассматривать разве что носки ботинок. Ну, и ещё два-три метра вокруг. Ни о какой перспективе и речи идти не могло.

Но так продолжалось недолго: увидели враги, что все люди в стране ходят склонёнными, взяли да и напали на неё. И убили князя, ведь он в одиночку не мог обороняться от скопища врагов.

А люди с кривыми спинами так ничего и не заметили. Им было всё равно, перед кем склоняться.

Небесная твердь

«Аэропорт закрыт. Ремонт неба», гласила надпись.

– Тьфу ты, чёрт! – ругнулся остановившийся чтобы прочитать написанное, мужичонка в соломенной шляпе, долгополой свитке, пестрядевых штанах, да берёзовых лаптях с онучами. Под уздцы он держал чалую лошадь, запряжённую в дровяную телегу. – А я хотел к брату съездить, на день рождения!

– А брат далеко живёт? – спросил вышедший из ворот другой мужичок, неспешно плевавший семечки. Одет он был почти так же, только вместо лаптей на ногах имел смазные сапоги. Впрочем, видавшие виды и потому украшенные не одной заплаткой.

– В соседней деревне.

– Тогда поехали. Моя лошадь засеклась, а городская полоса ещё не отремонтирована. Подвезёшь?

– Что за разговор? – обрадовался мужичонка. – День рождения не перенесть!

– Заезжай! – вышедший из ворот распахнул обе створки.

Телега въехала во двор аэропорта.

– Тебя как зовут-то? – спросил распахнувший.

– Крисп. А тебя?

– А меня Бэвлин.

У ворот на лужайке мирно паслась саврасая лошадь, и лишь когда пыталась сделать шаг, чтобы подобраться к особо вкусному пучку травы, становилось видно, что лошадь хромает.

– Убегалась Савраска, – вздохнул Бэвлин, снимая с выкрашенной синей краской телеги здоровенную бочку со шлангом, закачивающимся садовой лейкой.

Он перегрузил бочку на телегу Криспа. Тот суматошно отодвинул свёртки с подарками. Бэвлин уселся рядом и приказал:

– Трогай! Дорогу-то знаешь?

Крисп дорогу знал: ездил к брату прошлым летом, помогал в сенокосе. Но на всякий случай спросил:

– По синей? Ничего не поменялось?

– А что может поменяться? – удивился Бэвлин, устраиваясь поудобнее. – В соседние деревни – синяя полоса, в город – зелёная, в столицу – красная.

– А к иноземцам – коричневая, – добавил Крисп, желающий показать, что и он что-то знает.

– Эге ж, – согласился Бэвлин.

В стороне оставалась ещё одна полоса, белая. Крисп, кажется, и не заметил её намедни. Да и что можно заметить, когда едешь в самый первый раз, и главной задачей считаешь правильно заехать, куда укажут. Тут не до гляделок по сторонам. Да ещё переживал, боялся свалиться… А сейчас можно спросить:

– А эта куда? – указал он кнутовищем на белую.

– Не знаю, – вздохнул Бэвлин. – И никто не знает.

– А пробовали хоть по ней ездить? – поинтересовался вконец расхрабрившийся Крисп.

– Запрещено, – коротко ответил Бэвлин и привалился спиной к бочке. – Давай, смелее!

Телега покатила к синей полосе.

– Ты где живёшь-то, любопытный? – спросил Бэвлин, поглядывая на побледневшего Криспа, примеряющегося, как лучше заехать на синюю полосу. – Правь, не бойся! Лошадь сообразит, куда ступать.

– На краю света, у самой Бездны, – ответил повеселевший Крисп и отёр пот со лба.

– А-а. Ну, тогда многое знаешь. Не придётся долго объяснять, как баранам с Центральных гор.

– Да уж… – неопределенно отозвался Крисп.

Он неотрывно смотрел на синюю полосу перед собой, и всё беспокоился, как бы не сошла с неё лошадь. Но Чалая чутко ощущала край, и потому держалась самого центра полосы и лишь изредка испуганно косилась на проплывающие мимо облака. Но облака вели себя смирно.

– Слушай, – вдруг произнёс Бэвлин, – а может, я тебя найму? Заработать хочешь?

– Кто же не хочет, – сдержанно отозвался Крисп.

– У твоего брата сегодня день рождения? – поинтересовался Бэвлин.

– Завтра…

– Во! Тогда давай, покатаемся сегодня малость. Подремонтируем небесную твердь.

– А сколько заплатишь? – недоверчиво спросил Крисп.

– Десять золотых.

– Ух, ты! – вырвалось у Криспа.

– Что, много? – усмехнулся Бэвлин, радуясь, какое впечатление произвёл на Криспа.

– Такие деньжищи! – покрутил головой Крисп.

– Тогда поехали веселей! – распорядился Бэвлин.

Крисп шевельнул вожжами и причмокнул. Лошадь недовольно дёрнулась, но прибавила ходу.

Крисп уставился в голубую даль, куда уходила синяя полоса.

Десять золотых! Да у них в деревне и за месяц столько не зарабатывают! А тут за день. А пусть даже за полтора! К брату если завтра к обеду поспеет, то и замечательно.

Крисп перевел взгляд вбок, за край полосы. Но там смотреть было не на что: земля ушла, и внизу распахивалась Бездна, укрытая, как всегда, мутной пеленой тумана. Да ещё лёгкие белые облачка, которые обычно парили в вышине, теперь оказались под ними, под синей лентой, по которой они сейчас ехали, под копытами лошади. Вот и вся разница.

Лошадь остановилась.

– Ты чё? – Крисп потянулся за кнутом, пристроенным где-то в передке телеги, но Бэвлин остановил его:

– Погоди, – он спрыгнул с телеги и зашёл вперёд. – Умная у тебя лошадь, однако! Поди сюда, глянь.

Крисп слез со своей стороны и зашёл за лошадь. И остановился: в синей полосе зияла дыра. Таковая, что туда, пожалуй, ухнула бы вся лошадь, вместе с телегой.

Бэвлин уже тянул к дыре шланг с леечным наконечником.

– А что в бочке? – поинтересовался Крисп.

– Твердь, – сосредоточенно отозвался Бэвлин. – Отойди, не мешай!

Крисп не обиделся. За десять золотых можно позволить и не такое.

Бэвлин принялся поливать края дыры прыскающей из лейки жидкостью. Падающие капли притягивались к краям и намертво прилипали. Вскоре на месте дыры бледнела свежая заплатка.

– Поехали? – спросил Крисп.

Бэвлин покачал головой:

– Не спеши. Надо выждать, покуда посинеет. Иначе провалимся.

Белое пятно медленно наливалось синевой от краёв к центру. Синева проступала изнутри, становясь всё гуще и гуще, сливаясь с общим фоном полосы.

Скоро на месте большого белого пятна осталось малое окошко, затем белая звёздочка, а затем и она исчезла.

– Можно ехать, – объявил Бэвлин.

Крисп осторожно подал лошадь вперёд. Та, как ни в чём не бывало, бодро затопала копытами по синей полосе, в которой не осталось ни малейшего следа от случившейся дыры.

– Здорово! – вырвалось у Криспа.

– Так и работаем, – скромно согласился Бэвлин.

– А дыра откуда взялась? – решил уточнить Крисп.

– Звёздный камень, – пояснил Бэвлин.

– Черти швыряются? – сдвинул брови Крисп.

– Может, и черти, – согласился Бэвлин. – Только я их никогда не видел.

– А камни видел? – с жадностью спросил Крисп.

– И камни не видел. Они вниз падают. В Бездну, или ещё куда…

– А на землю – бывает?

– Бывает, и на землю, – усмехнулся Бэвлин. – Так что тебе их проще отыскать, чем мне. Я при аэропорте.

– Хоть бы разок посмотреть на камень! – вырвалось у Криспа. – Бают, на соседнем острове упал один… золотой.

– Случается и золотой, – спокойно произнёс Бэвлин. – Но чаще обычные. От простых и не отличишь почти. Поди, угадай, с неба он или с ближней скалы.

– Вот бы найти золотой! – вздохнул Крисп.

– Найдёшь… – Бэвлин прикрыл глаза и откинулся на бочку. – Если сильно захочешь…

– А вдруг опять дыра? – испугался Крисп.

– Лошадь у тебя умная, – не открывая глаз, произнёс Бэвлин. – Остановится. Не продашь? Я бы купил…

– Ты что! – всполошился Крисп. – Крестьянину без лошади…

– Шучу, шучу… – успокоил его Бэвлин.

Синяя полоса пошла под уклон. Приближался соседний аэропорт. Бэвлин сел и открыл глаза:

– Внизу переедем на зелёную полосу. Надо её посмотреть.

– А… а красную? – с замиранием сердца спросил Крисп. Всё же красная полоса вела в столицу.

– И до неё время дойдет.

– А почему красную не в первую очередь? – хитро сощурился Крисп.

– Почему, почему… – усмехнулся Бэвлин. – Потому что я её одиножды проверял. Там-то Савраска и засеклась. Торопился очень. Хотелось по-быстрому сделать. Королевский гонец собирался проехать. Мы туда напоследок ещё заглянем, для верности. Вдруг…

– Понятно… – пробормотал Крисп. А он-то думал…

Показались скалистые края соседнего острова. Ровные серые стены уходили вниз в Бездну, скрываясь в густом тумане.

– Локтей девяносто, – на глаз определил Крисп. – Поднялся малёхо.

– Как поднялся, так и опустится, – лениво отозвался Бэвлин. – Посевов не коснётся?

– Овсы подмокнуть могут, – поджал губы Крисп. – Ежели роса поднимется, да ветром не отдует.

– Солнышко светит, не должно бы росе быть, – отозвался Бэвлин.

– Ты смотри! – поразился Крисп. – Ты и в крестьянских делах понимаешь?

– Так я до того, как смотрителем аэропорта стать, тоже крестьянствовал. Но далеко отсюда, там, – указал рукой Бэвлин. – На севере. Там тоже Бездна вокруг островов.

– А что ещё может быть, кроме Бездны? – удивился Крисп.

Бэвлин усмехнулся:

– Увидишь… Когда до столицы ехать придется. Али в иноземщину…

Съехали на травку аэропорта. Лошадь потянулась попастись.

– Пусть пощиплет чуток, – согласился Бэвлин.

Он снял бочку с телеги и отнёс в сарай.

– Помоги! – крикнул оттуда Криспу.

Тот вошёл внутрь. Бочки стояли рядами, слева и справа от прохода.

– Тут пустые, – хлопнул Бэвлин рукой слева. – А эти – полные. Одному тяжеловато. Будь здесь моя телега… Но я не стал перепрягать: лошадь привыкает к упряжи. Да и ты – согласился бы оставить телегу?

Крисп промолчал и взялся за бочку:

– Эту?

– Давай, – согласился Бэвлин.

Вдвоём они легко перекатили бочку на телегу.

– Совсем не тяжело, – удивился Крисп.

– Небесная твердь такая, – кивнул Бэвлин. – Лёгкая да прочная. Другой не бывает, иначе полоса рухнет. Но самому всё одно несподручно.

Теперь кивнул Крисп.

Они поехали по зелёной полосе, забираясь всё выше и выше.

– Стой! – остановил лошадь Бэвлин.

С его стороны край полосы был обломан почти до половины.

– А как тут? – озадаченно почесал голову Крисп. – Дыру – понятно, она зарастёт к центру. А как сделать ровным край?

– Ну, особая ровность ни к чему… – начал было Бэвлин, подтаскивая воронку к пролому. – А, смотри сам!

Он принялся поливать обломанные края зелёной полосы. Белая полоска разрасталась.

Крисп заметил, что Бэвлин не наступает на белое, а удлиняет, вытягивая, рукоятку распылителя. И на всякий случай отошёл подальше. И заметил: то ли Бэвлин был искусным поливальщиком, то ли зелёная полоса сама влияла на разбрызгивание, но край полосы получался идеально ровным, как по линеечке.

Подождав, пока свежая заплатка позеленеет, Крисп послал лошадь дальше.

По пути они ещё два раза останавливались, ремонтируя выкрошенные края зелёной полосы.

– А почему в синей дыра была посередине, а в зелёной – всё время по краям? – спросил Крисп.

Бэвлин рассмеялся:

– Это случайность. Если бы звёздный камень упал ближе к центру, то и в зелёной сделал бы посередине. Но они упали близко к краям. Я много раз латал дыры и посреди зелёной полосы. Но ты прав: такие легче заделывать: проще обойти вокруг.

Когда они вновь спустились в аэропорт – на этот раз городской, с асфальтированной площадкой перед зданием аэровокзала, – Крисп заметил у ворот (ещё сверху, поскольку сверху лучше видно) небольшую очередь из выстроившихся телег, бричек и повозок.

– В столицу собрались, – намётанным взглядом определил Бэвлин. – Придётся сейчас проехаться и по красной: видишь, не дают отправления. Ты бывал в столице? – повернулся он к Криспу.

– Не приходилось… – поёжился тот. – Боязновато…