Текст книги "Души нечаянный порыв. сборник"

Души нечаянный порыв
сборник
Сергей Вишняков

© Сергей Вишняков, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Любовная лирика

«Твои глаза мне снятся по ночам…»

 
Твои глаза мне снятся по ночам.
И где бы мне ни быть, куда б ни деться,
За миг счастливый все на свете дам,
Чтоб мог я в них без устали глядеться.
 
 
К чему бесцветные, игристые слова,
Когда не в силах счастьем насладиться?
Как стоя над ручьем, взглянув едва,
Нельзя к нему спуститься и напиться.
 
 
За эти ясные, лучистые глаза,
За миг вдвоем, за позднее свиданье,
Я повторяю глухо, с запозданьем,
Что, право боже, все б на свете дал!
 

«Я слушаю, как пью, твой звонкий голос…»

 
Я слушаю, как пью, твой звонкий голос,
Смотрю в твои прекрасные глаза
И взглядом – будто глажу мягкий волос,
А ты куда-то смотришь в небеса…
 
 
Смотри, какие славные пичужки!
Какая яркая и звонкая весна!
Ох эти мне веснушки-конопушки —
Опять меня вы сводите с ума!
 

«Тебе уже минуло девятнадцать…»

 
Тебе уже минуло девятнадцать,
А мне еще семнадцати-то нет.
Но не могу я, не могу я разобраться, —
Опять в твоих глазах ищу ответ.
 
 
Не нахожу… Что делать мне – не знаю.
Хожу как тень, не сплю, не ем порой.
И ночью лишь тебя я вспоминаю —
Все мысли заняты тобой одной.
 
 
Опять мой взгляд тебя в толпе отыщет.
В который раз себя на том ловлю.
Хоть не взаимно, хоть и безнадежно,
Но все же я люблю тебя. Люблю!
 

«Что ж это, что происходит в обыденном мире? —…»

 
Что ж это, что происходит в обыденном мире? —
Нету для счастия в нем даже маленькой ниши.
Может и бродит оно по просторам планеты,
Только вот наших призывов как будто не слышит.
 
 
Мне же ведь много не надо – лишь только бы рядом
Было б любимой лицо, и в движении плавном,
Голос чтоб слышать ее, и изредка взглядом
Встретиться с нею бы мог. И то было б славно.
 

«Вот уж месяц я словно в бреду —…»

 
Вот уж месяц я словно в бреду —
Сам себе невпопад отвечаю.
Я себя от тебя отлучаю,
Но, боюсь, что опять не смогу.
 
 
И вскипает, и пенится кровь.
Видно чувство засело глубоко.
Я его подавляю жестоко,
А оно пробивается вновь.
 
 
Почему так в груди горячо?
И нежданной, внезапной любви
Я кричу, я молю – уходи!
А душа тихо шепчет – еще…
 

«Сквозь разлуку и сквозь года…»

 
Сквозь разлуку и сквозь года
Слышен твой переливчатый смех.
Быстрой рыбкой – уплыв в никуда
Ты ушла, молвив – буду в четверг.
Встреча с радостью – это не грех!
Как весна, как полет, словно чудо!
И я жду этот рыбный четверг,
Как гурман вожделенное блюдо!
 

«То ли встал, увы, не с той ноги…»

 
То ли встал, увы, не с той ноги,
То ли недоспал вчера совсем немного,
Только мы с тобой как будто бы враги —
Смотрим странно один на другого.
 
 
Нет, вину мне пивом не залить.
Либо пива надо слишком много.
Дернул же черт правду говорить,
Ты же, ведь, ждала совсем другого.
 
 
И опять за старые грехи.
Только ошибаясь вновь и снова
Я готов был прочитать тебе стихи,
Хотя хочешь ты совсем другого.
 
 
Боже! Зачем людям говорить?
Ведь в словах так много наносного.
Можно душу и без слов излить.
С губ же вновь слетает это слово…
 

«На вечеринке у друзей…»

 
На вечеринке у друзей,
Где в суете мелькают лица,
Вы были в платье без затей,
Хотя, и я там не был принцем.
 
 
Безбожно путаясь в словах
Я как мальчишка, по-пацански,
Мой с вашим взгляд соединив
Вам передал бокал с шампанским.
 
 
И в окруженьи сотен блюд,
Что всех не вспомнишь по названьям,
Мою пустую болтовню
Вы слушали с большим вниманьем.
 
 
Кто б мне сказал, что я влюблен, —
В лицо смеялся бы ему я,
Но этот скоротечный сон
Скреплен был жарким поцелуем.
 

«Я смотрю на тебя, от меня ускользает причина…»

 
Я смотрю на тебя, от меня ускользает причина.
Мысль шальная никак из главы не идет:
Я сознательный, в полном расцвете мужчина
Почему-то готов созерцать тебя день напролет.
 
 
Сказки бабии вроде последнего чувства
Я гоню,… в них поверить совсем не готов.
Но вдали от тебя мне как будто немножечко пусто.
Смыслом все лишь с тобой наполняется вновь.
 
 
Что в глазах мне твоих или легком неспешном движенье
Есть такого, чего у других не найдешь?
Как мальчишка тайком урываю мгновенья
И вкушаю опять эту сладкую терпкую ложь.
 
 
Я смотрю на тебя, от меня ускользает причина.
Мысль шальная никак из главы не идет:
Я сознательный, в полном расцвете мужчина
Почему-то готов созерцать тебя день напролет.
 

«От встреч случайных иногда…»

 
От встреч случайных иногда
Мы остаемся в легком шоке,
В душе все кружится легко
Как в сладкой дымке, в поволоке.
 
 
Ведь что-то вызвало у нас
Неуловимое стремленье. —
Не глаз, не рук, не тел, не губ,
А просто душ соединенье.
 
 
Пусть мимолетны, скоротечны,
Но все ж прекрасные мгновенья,
И я благодарю тебя
За этот выброс вдохновенья!
 

«Треньканье последнего трамвая…»

 
Треньканье последнего трамвая
По холодным улицам пустым,..
То ли легкие клубы тумана,
То ли водной пыли легкий дым.
 
 
Скрадывает мелкий-мелкий дождик
Тусклых фонарей размытый свет.
У оконных рам на крест похожих
Я молчу, и ты молчишь в ответ.
 
 
Хоть душа рвалась тебе навстречу,
Я стоял спокойствие храня.
То, что ты шептала мне в тот вечер
Очень туго доходило до меня.
 
 
И немного затаив дыханье,
Ты прижалась к моему плечу.
Тихо, мирно дремлет мирозданье,
Сквозь него на волнах счастья я лечу!..
 

«Как забеги на стометровке…»

 
Как забеги на стометровке
Сумасшедший поток в метро.
На глухие московские пробки
Грустно смотрим через окно..
 
 
Взгляд столицы самоуверенной…
За стеной от ее суеты
Чей-то голос звучал размеренно…
Что-то мне говорила ты.
 
 
На столе не стояли свечи,
Не плескалось в бокале вино, —
Было в этот осенний вечер
Просто тихо и хорошо.
 

«Видно из-за жизни нашей бешеной…»

 
Видно из-за жизни нашей бешеной
Реже стала Муза посещать.
Нету во мне этой сумасшедшинки —
Меньше стал я чувствам доверять.
 
 
И слова приходят больше бранные —
Больше все на —ять, на —еть, на —ить.
А стихов идут обрывки рваные,
Ничего из них мне не сложить.
 
 
Стал я замечать, что уж не юноша,
Что степенней надо быть мне впредь.
Меньше замечать досужих кумушек.
Видно потихоньку стал взрослеть.
 

Пейзажная лирика

«Громада серая из неба давит хмарь…»

 
Громада серая из неба давит хмарь,
Что краски тюбик.
Как жалко, но осенний тихий дождь
Никто не любит.
Из частой сетки капель-светлячков,
Фонарной сыпи,
Вокруг столбов – феерия цветов
Узорной нити.
По мелкой ряби придорожных луж,
Зеркал-колодцев,
Плывут скелеты скрюченных кустов,
Домов-уродцев…
Навстречу мелкой дождевой стене
Трамвай несется,
И к месту у холодного окна
Никто не рвется.
Стекает капля с потного стекла
Слезой на глянце,
А осень проплывает за окном
В безумном танце.
По парку листья желтые ковром
Ложатся густо.
И кто сказал, что пустота в душе —
Мне просто грустно…
 

«Удержаться не могу —…»

 
Удержаться не могу —
Ритмы —
Будто инеем узор
Выткан,
Как по снежной целине
Снова
Вдаль, вперед, за горизонт
След.. подковы.
Снежно-чист простор степной
Тишиною.
Соскочить с седла в сугроб,
В снег спиною.
Упиваясь высотой —
Неба морок
И безбожной красотой
Звезд-иголок.
Отсвет в легких облаках
Лунной ртутью…
Я вдыхаю красоту
Полной грудью.
Мягкость бархатных небес
Дивно-пышно
И движенья ветерка
Еле слышно;
Звезд упавших с неба ниц
В изголовье,
И степи звенящей тишь,
И безмолвье…
 

«Кто сказал, что не похожи…»

 
Кто сказал, что не похожи
День на день.
Зябко, слякоть, мелкий дождик —
Канитель.
У подъезда снова лужа,
Как всегда.
И с зонта прямо за ворот
Льет вода!
Мысль рисует в тихом замке
Уголок,
Треск огня в камине, кресло,
Теплый грог…
Только явь куда банальней
И мрачней:
Дом панельный, дверь стальная,
А за ней
В глупой верности собачьей
Целый день
Терпеливо и с надеждой
Ждет кобель.
И опять сырые ноги
Трут бетон,
Совершая ежедневный
Моцион.
День пролился в вечер серый,
Моросит.
Время, будто дождь осенний
Прочь бежит.
День на день как брат похожий
Напролет.
То ли вечер непогожий,
То ли год…
 

Осенняя радость, осенняя грусть…
(пер с нем. Д. Лилиенкрона)

 
Блеклым солнцем освещенные
Астры поздно расцвели.
И стоят как обреченные
В ожидании зимы.
 
 
Крутит листья темно-карие
Ветерок на пустыре,
И, как будто в синем мареве,
Луг и лес в покойном сне.
 
 
Розы вялые роняю
В чашку фруктов… Ну и пусть!
С журавлями провожаю
То ли радость – то ли грусть…
 

Лирика

Роман дописан…

 
Тень подвальная переулка арбатского
Пляшет в отсветах на стене.
Строки те, что в тетради вывел я
Ангел, черт ли нашептывал мне?
 
 
Душу вывернул мне наизнанку
Тот Евангельский старый роман!
Не в глазах изменяется бытность, —
А в сознаньи плывет туман…
 
 
Сквозь века – та ж людская помойка,
Мой уход в себя как протест!
Войлок стен да стальная койка —
Вот он мой, настоящий крест!
 
 
Образа, из под пера выходящие
Разверзли мой персональный ад.
Сжечь бы прошлое, прочь настоящее…
Вот только рукописи не горят…
 

Муки творчества

 
Красивая фраза неделю сидит в голове как заноза.
Как вдруг, вдохновенье раскинет свое покрывало,
Но мысли, что странно, сбиваются в бренную прозу.
И кто-то в душе усмехается – то лишь начало!
 
 
И ловишь один за другим скоротечные ритмы,
Пытаясь на них нанизать поцветистее фразы,
С трудом сопрягая мужскую и женскую рифмы,
А стих рассыпается звоном расколотой вазы.
 
 
И снова, и вновь кропотливый подбор словоформы.
Вот звуки подобраны, рифма удачно подбита,
Но что-то упорно торчит как заноза в раскрытой ладони —
Алмаза искали? Не хватит ли вам фианита?
 
 
Сбивая неровную грань за неровною гранью,
В трудах и стараньях все ближе к тому идеалу,
К которому так прорубался уверенной дланью,
Вот только выходит не то, что хотелось сначала.
 
 
В корзину листочки и клацает кнопка «делита»
Ритм рваный и рифма не та, что могла быть в начале,
И мысль потерялась, точнее совсем не развита,
Но муза ушла, лишь мерцает курсор на экране.
 
 
И вновь сортируются фразы и все по порядку
Одну за другой, доверяя зачем-то бумаге беспечно,
Колонками стройными вносим в простую тетрадку,
Чтоб шкаф поглотил ее вновь и теперь уж навечно.
 

О стихах и о том, что от них останется

 
Мне мысль одна уже немало лет
Мой ум без устали и варварски терзает:
Какой после себя оставим след? —
Ведь просто так ничто не исчезает!
 
 
Не знаю даже – что это со мной,
Что задаю подобные вопросы.
Ведь то, что мы зовем «Культурный слой»
Чаще всего – обычные отбросы!
 
 
Ведь столько светлых чувств со всей земли
Куда-то безвозвратно исчезают.
И что бы мы по жизни не несли —
Кто знает, что потомки откопают?
 
 
И чтоб не ворошить мои грехи
И не трясти бельём не самым светлым,
Когда помру – сожгите все стихи
И в гроб мне опустите банку с пеплом!
 

«Карты разлетаются по кругу…»

 
Карты разлетаются по кругу,
Молча жму монеты в кулаке.
Чувствую, что вновь придется туго —
Ведь тузы опять не в той руке.
Нет картинок, цифр – батальоны.
И в который раз твержу – я пас.
В жизни тоже ходят миллионы,
Только почему-то мимо нас.
Вот легли неплохо – я вистую.
Вроде бы и неплохой подбор,
Только это хлопоты впустую
Потому, что снова недобор.
Наша жизнь – партейка преферанса —
Все решает выгодный расклад.
Нет марьяжа – значит, нету шанса,
Значит, вся игра пойдет не в лад.
 

«Я живу в тех местах из которых не будет возврата…»

 
Я живу в тех местах из которых не будет возврата.
Если ж кто-то убёг, то не стоит об этом жалеть.
Для оставшихся здесь то не слишком большая утрата
И не стоят того, чтоб за них нам душою болеть.
 
 
Над родной стороной вороньё уже гнёзда посвило.
Чем-то нравится им нашей жизни пьянящий туман.
Этот жизненный воз время прёт как гнедая кобыла,
Продолжая играть затянувшийся скучный роман.
 

«Заливая земной горизонт расплавленной медью…»

 
Заливая земной горизонт расплавленной медью,
Величаво светило начинает божественный путь.
Я со дна мирозданья, укрытый небесною твердью,
Все пытаюсь, букашка, на промысел божий взглянуть…
 
 
Когда ветер в ветвях тополей еще еле слышен
Я в выси голубой ищу то, что не мог потерять.
Все пишу и пишу эти постные грубые вирши,
В праздной тщете пытаясь, порядок вещей осознать.
 

Хандра

 
Еще не кончен бой,
Еще труба не спела,
Но почему-то ты
Плетешься кое-как,
Хотя твои полки
Еще идут на дело,
Противник же еще
Не бросил белый флаг.
 
 
Еще не кончен бой,
И мы ведь не разбиты,
И наши впереди
Опять кричат – Ура!
Но что же за беда?
И кто тому причина,
Что у полковника
Тяжелая хандра?
 
 
Еще не кончен бой.
А помнишь как бывало,
Мы мчались впереди
С клинком наперевес?
Так что ж с тобой теперь?
Тряхни былую славу!
И пусть в тебя опять
Младой вселится бес.
 
 
Тряхни-ка стариной.
Забудь про эполеты.
Представь, что ты опять
Корнетом юным стал!
И в гущу. А в руках —
Палаш и пистолеты…
Лекарство от хандры —
Мальчишеский запал.
 
 
Не думай о судьбе! —
Живем лишь раз единый.
И что нам до дорог,
Коль мы опять с тобой.
С кряхтеньем на печи
Чесать свои седины —
Ужель это для нас..
Пока не кончен бой?
 

«Лучик солнечный ласково греет опушку…»

 
Лучик солнечный ласково греет опушку,
Светом ярким сверкает роса на кустах.
Лес прилизанный, вымыли словно игрушку.
Только странное что-то в эльфийских лесах…
 
 
Эльфам не применить уж былого уменья.
Нет забавы уж больше для луков тугих.
Лес, пожалуй, лет триста стоит без движенья.
Эльфы тихо спиваются в чащах глухих.
 

«Из глубин души, из седых веков…»

 
Из глубин души, из седых веков
Слышу.
Что-то мы, певцы, не о том поём-
Пишем.
Иль с самим собой мы всегда с добром
Ладим?
Но не много ль мы славных дел своих
Славим?
Иль своим родным языком уже петь
Тяжко?
Для своих, родных, слов уж не нашел
Бедняжка?
Или в тяжком сне мне приснились где
Эти будни.
Слов простых уже не найдешь нигде —
Только блудни.
Как запел, так вдруг, либо «пиджит» прёт,
Либо «чайна».
Чем же жив певец, коль слова его —
Для всех тайна?
Да и в песне той не душа поёт —
Кишки тянут.
А от слов иных (где мы их берём?)
Уши вянут.
Да и что душа, коль мотив у них
Жуткий —
То ль телеги скрип, то ль орут в пруду
Утки.
Где ж напевный лад, где же мёд речей?
Или
Все труды дедов, и напевность слов
Позабыли?
Из глубин души, из седых веков
Слышу.
Что-то мы певцы не о том поём-
Пишем.
 

«Нет, конечно, все понятно! —…»

 
Нет, конечно, все понятно! —
Вдохновенья нет и нет.
И уходит безвозвратно
Все, что долго, аккуратно
Собиралось многократно
В зарифмованный букет.
 
 
Этот сплин – он как предатель.
А к перу опять зовет
Ваш, пусть даже не приятель,
Пусть совсем не обожатель,
Но взыскательный читатель.
Он от вас чего-то ждет!
 

«Стою пред зеркалом и дума трет мозги…»

 
Стою пред зеркалом и дума трет мозги:
Что там за силуэт в проеме брезжит?
Ну что за рожа наглая там смотрит из доски?
Во так и дал бы в рог, но что-то смутно держит.
 
 
Хотя, попристальней вглядевшись – ничего,
Как будто бы и недурна мордашка!
Да что там – набрехали на него,
Не парень – просто блеск, очаровашка!
 
 
Чего ты там стоишь – иди сюда!
Что не идешь? И что так размахался?
Не ты меня, а я зову тебя.
И что ты… дзинь… – простите, обознался.
 

«Сижу, пускаю самолетики…»

 
Сижу, пускаю самолетики
Из недописанных стихов.
В глазах как рифмы пляшут чертики —
Я раздражен. Я нездоров.
 
 
Сижу, страдаю. Делать нечего.
Вернее есть, но не хочу.
Тетрадный листик покалеченный
Бездумно ручкою черчу.
 
 
А на столе немым упреком мне
Заказ вчерашний – напиши!
Но вместо слов – лишь лист заляпанный —
Я в нем не чувствую души.
 
 
Писать не трудно – трудно выдумать
Нечаянный души порыв.
На строчки нитку рифм нанизывать,
На горло музе наступив.
 
 
Издать брошюру – не осилю я
Таких финансовых оков.
Вот и ваяю эскадрилию
Из неудавшихся стихов.
 

Будить ли русского медведя?

 
Кому Россия – тяжкий сон, —
Кому – железные оковы.
А мы, представь себе, живем
Да и не ищем жизни новой.
 
 
Мы не спешим – наш мир таков.
Впрягаем долго – быстро правим.
И сотни разных языков
В горниле всенародном плавим.
 
 
Ко всем добры. Но иногда,
Когда в наш дом идут подраться,
Мы сдюжим, выдержим всегда.
Прогнуться можем – не сломаться.
 
 
Но если нас сломать хотят,
В долгу не будем оставаться.
От нашей поступи хрустят
Хребты чужих цивилизаций.
 
 
Мы самый дальний край Земли
И пуп ее одновременно.
Могли б шутя ее пройти
И править этим миром бренным.
 
 
Но тихо дремлет наш народ.
И наш совет шальным соседям —
Сто раз подумать наперед —
Будить ли Русского медведя?
 

Молитва

 
Душа порою тяжко стонет,
Ей же-ей,
Молитвою старозаветною:
Не оскудей!
Не оскудей для всех без разницы
Без лиц и каст,
Не оскудей рука дающего,
И Бог воздаст.
 
 
Не затуманивай чело раздумием:
Чего б подать?
Не оскудей на милость божию,
На благодать.
Страна родная! Сердечной ласкою
Нас обогрей.
Теплом души, своим участием
Не оскудей.
 
 
Кто нам такую долю выдумал,
Что мы кругом
Куда б ни шел, куда б ни кинулся —
Все под ярмом?
И кто судьбу такую вытянул
Для нас с тобой,
Что каждый день готовы к подвигу —
Как будто в бой.
 
 
Но не на слезы и не на жалобы,
Не боль людей —
На сострадание и соучастие
Не оскудей.
Не оскудей на твердость в голосе
Для всех для нас,
Чтоб не дрожал бы он предательски
В урочный час.
 
 
Не оскудей заслуги каждого
При жизни счесть:
Кому-то плеть, кому-то памятник —
По делу – честь!
Не оскудей рука дающего.
А уж за сим
Коли не Бог, то обязательно
Мы воздадим!
 

«Из года в год я жду как продолжение…»

 
Из года в год я жду как продолжение
Чудесных снов невидимую нить.
Приходит как мираж, как наваждение
Неистребимое желание творить.
 
 
Обеспокоен чем? Что впало в душу мне? —
Хочу трудясь, не покладая рук,
Построить памятник людскому равнодушию.
Смотри – сколь матерьяла есть вокруг.
 
 
Глазницами пустыми смотрят в души нам.
Навес бровей и липкий подлый страх.
Я вижу в мраморе людского равнодушия
Улыбку кислую, кривую на устах.
 
 
И сроку и судьбе своей покорен я.
Не надо только время торопить.
Ваяю памятник людскому равнодушию…
Не дай мне бог, его при жизни завершить!
 

Курск

 
Четвертые сутки мы спать не ложились.
Четвертые сутки – по горло в воде.
Четвертые сутки часы с батарейкой —
Единственный лучик в кромешной тьме.
Отсек на три четверти полон водою
(Надолго ли хватит нас – трудно сказать),
Соленой, холодной водою морскою,
И та продолжает еще прибывать.
Нас сколько осталось – никто уж не знает —
Кто умер, кто дышит, а кто в забытьи.
Лишь помню я только, что после взрыва
Нас было здесь около тридцати.
Ребята! Я слышу, что за переборкой
По корпусу кто-то металлом стучал.
И вновь тишина над подводною лодкой,
Лишь всплеск еле слышный – кто-то упал.
Четвертые сутки… Уж руки немеют,
От воздуха спертого горло дерет.
Вода подступает все ближе и ближе…
Ну где ж ваша помощь? Чего не идет?..
По мирным отсекам, безмолвия полным
Ни крики, ни стоны уже не слышны.
Неспешно проходят последние волны,
Вещая матросам последние сны.
 

Ян Гус

 
– Куда, старуха? По своим делам?
Зачем дровишки тянешь? – лето вроде.
Бросай их, да пойдем – вон, слышишь, там,
На площади вершат казнь при народе!
 
 
– И что за казнь, зачем все это мне?
Давно не молода, чтобы скакать вприпрыжку.
Старушечьи дела – поближе к огоньку,
Да к чаю чтоб испечь помягче пышку.
 
 
– Брось, бабка, – зрелище не всякий день в году.
Пойдем. Оно понравится тебе.
Такое чувство – побывал в аду,
Когда увидишь аутодафе!
 
 
– И кто ж несчастный, что вас веселит?
Ведь на костер шагнул – отнюдь не трус.
– То узник императорской тюрьмы!
Да наш же, местный, по прозванию Ян Гус.
 
 
– А судьи кто? – Архиепископ новый.
И нынче точно Гуса песня спета.
– И немцу верить вы уже готовы?
– Поп говорил, что он бандит отпетый…
 
 
– А ведь не минул год – любому сумасброду
Готовы были вы намять бока,
И говорили – за него в огонь и в воду.
А ныне, что? – остыла голова?
 
 
Или утихла боль?
– судья так говорил
О всех его несметных пригрешеньях
Противу короля… – И вас он убедил?
И в вас ничуть не закралось сомненье,
Что то не ваш король? А наши что?
Где ж наша родовая знать?
Или в защиту чеха-славянина
Уже им было нечего сказать?
 
 
– Да нет, пытались, только толку мало.
В защиту мало прозвучало голосов.
Его ватага против знати выступала
Без наций и различий языков.
 
 
– И всеж-таки негоже отступать,
Ведь он роднее вам, чем эти немцы-судьи.
– Но он против законов выступал,
А немцы – что? Такие точно люди.
 
 
– Вас ловко хитрый немец обманул,
Суля свободу, равенство и братство.
Сперва свободу вашу умыкнул,
Затем сравнял вас всех, забрав богатство.
 
 
А уж от братьев отвернулись вы когда,
Носы вы к немцам вдруг поворотили,
Разрушив братство этим навсегда.
Вы немцам не нужны – своих забыли!
 
 
Сказала так и прямо сквозь толпу
Свой хворост пронесла в руках как знамя,
В глаза при том не глядя никому,
И бросила в сердцах вязанку в пламя.
 
 
– О, боже! Мать, за что? – воскликнул бедный Гус. —
Ужели мне от немчуры досталось мало?
Так нет же и свои мне добавляют мук!
– Неужто с этих дров и жарче стало?
 
 
– Опомнись, мать, я – сын! И ведь за вас терплю!
– Да знаю все. И что теперь такого?
Тушить нельзя – так хоть потороплю
Твое восшествие во Царствие Христово!
 
 
Ты думал, будто я, придя сюда
Почувствую себя последней стервой?
Иль ожидал, что буду голосить? —
Тогда припомни – твой костер не первый!
 
 
Возможно, ты в забавах позабыл,
Как из гнезда родного вылетали?
Что братья были, и отец твой был
И грабежей в дому не допускали.
 
 
Но где же то гнездо? Где родовая твердь?
Покинуто, разорено, разбито.
Там, где кормились раньше сотни душ,
Там ныне воронье одно лишь сыто.
 
 
Играясь в битвы доброты со злом,
Все будто сгинули – в селах деды и внуки.
Все запродали немцу в белы руки.
И ладно б в битвах – в шинке, за столом.
 
 
Чуть взгляд ни брось – все стало не свое.
Ни дома отчего, нигде родного храма!
Ушли, оставив только воронье,
Приблизив царствие бесчувственного хама.
 
 
Так кто ж кому судья? Кто сделал так,
Что Чехия мне нынче – как чужбина?
Ты говоришь, что я плохая мать? —
Я злая мать, но я достойна сына!