Текст книги "Пожинатель горя"

Действо третье
Галкин «Миллениум» посещает и…

Единственное деревце, росшее под окнами моего «офиса», точно елка новогодними игрушками, было усыпано разместившимися на ветвях котами. Они завывали на разные голоса, и их нестройная песнь будила меня по утрам. Я взглянул на часы и понял, что спал непозволительно долго: уже давно надо было ехать на встречу с Ланенским и доводить до его сведения неутешительные результаты своей ночной прогулки. Странно, почему он до сих пор не позвонил мне сам?

Я соскочил с продавленной раскладушки, а так как спал в одежде, тут же прошествовал в соседнее с моим кабинетом помещение – маленький закуток, где находилась раковина и унитаз. Закончив с утренним туалетом, вернулся назад, поозирался в поисках съестного, впрочем заведомо зная, что не найду ничего. Из-за отсутствия холодильника еды в «офисе» я не держал, предпочитая перекусывать в дешевых кафе и общественных столовых. Стало быть, я готов к выходу в люди.

Торговый дом «Миллениум» был выстроен в рекордно короткие сроки и отвечал всем европейским стандартам. Шесть этажей, на которых стекла и мрамора ушло больше, чем кирпича, несколько эскалаторов, камеры видеонаблюдения, огромный бар, комнаты отдыха, подземный гараж. Правда, все это я знал с чужих слов, так как ни разу здесь не был.

Уже издалека я увидел большую оживленную толпу перед входом, чему нисколько не удивился – опять презентация или розыгрыш призов, – но по приближении почувствовал, как свинцом стали наливаться ноги, последние шаги делал, прилагая такие усилия, будто тянул следом за собой пудовые гири. Толпу оцепляли люди в милицейской форме, парковочную площадку занимали не привычные «вольво» и «мерседесы», а скромненькие автомобили с голубыми полосками на бортах. Расспрашивать о чем-либо зевак не имело смысла – одни слухи и эмоции, поэтому я выделил в толпе группу людей с камерами и микрофонами и направился к ним. Разумеется, не каждый журналист будет делиться своими сведениями с посторонним, скорее всего заподозрив в нем репортера из конкурирующей компании; здесь главное – не ошибиться в выборе информатора и расположить его к себе. Я обратил внимание на двоих: худого, длинноволосого оператора явно похмельного вида и юркую остроносую девицу, держащую микрофон.

– Припекает, – безразлично бросил я, приблизившись к ним. – По такой погоде самое милое дело – холодное пиво.

Надо сказать, что солнце действительно жарило в прозрачном голубом небе, и безобразные ледяные наросты на крышах домов проливались вниз радужным звенящим дождем.

– Издеваешься, – хрипнул парень. – Кабы не это… – он коротко кивнул в сторону торгового дома, – я бы давно в пивнушке разминался. Конечно, репортаж может быть что надо, но здоровье дороже.

– Не ты один, – вставила девица. – Вместе же пили. А я даже больше.

– С наличкой, что ль, напряженка? – поинтересовался я.

– Да «хрустов» хватает, – отмахнулся парень. – Отлучиться не можем. Вдруг кто-то из нужных людей выйдет. Здесь и уголовка, и прокуратура, и РУБОП до кучи.

Я не стал торопить события с вопросами и отбыл до ближайшего ларька. Купив им пива, а себе минеральной воды, вернулся обратно. За время моего отсутствия ничего не произошло. Длинноволосый оператор и остроносая репортерша не могли сдержать восхищения. Заправски опорожнив бутылки, они стали рассказывать наперебой все, что знали.

– Здесь вот ведь какое дело… У нас рация в машине на ментовскую волну настроена, и вдруг такое сообщение: «Миллениум» грабанули. А это, сам понимаешь, не ларек какой-нибудь занюханный, здесь такие бабки крутятся! Дуем на всех парах сюда. Немного не успели, мусора вперед прибыли. Разумеется, на вопросы отвечать отказываются, да мы тоже не лыком шиты, отыскали одну бабульку. Она здесь уборщицей работает, она же милицию и вызвала. А дело как было… Приходит к шести утра с двумя другими, как обычно, полы мыть, в дверь звонят, охрана не открывает. Поначалу не особо напугались, такое частенько и раньше бывало, перепьются на смене и дрыхнут без задних ног. Звонили, значит, стучали, дверь автоматически дернули, а она поддалась. Это уж вовсе ни в какие ворота! Мало того что напоролись до отключки, так еще и не закрылись. Вошли наши бабули, ау-ау, мальчики, вставайте, заглянули в комнату охраны, а там, мама родная!.. Лежат охраннички в количестве трех, то есть в полном составе, рядком на полу, у каждого пулевое ранение под сердцем и рты от уха до уха располосованы, как у…

– Лягушек-квакушек, – подсказала девица.

– Точно, – кивнул парень. – Или клоунов.

– Клоунов, – механически повторил я. Лоб покрылся липкой испариной, я вспомнил, как эту кличку упоминал сегодня ночью шантажист Коля и какой ужас она у него вызвала.

– Две бабули сразу в обморок грохнулись, – продолжали рассказывать возбужденные телевизионщики. – А третья, с которой мы беседовали, покрепче оказалась. Призналась, что всю жизнь в морге проработала, там такого насмотрелась, что здешние жмурики – цветочки невинные. Она и своих подружек в чувство привела, и милицию вызвала, и… Любопытство у старушки взыграло, решила посмотреть, что же такого ценного душегубы унесли? Прошлась по этажам, странно, все павильоны закрыты, пломбы не сорваны, приблизилась к хозяйкиному кабинету, а дверь-то распахнута, сейф в углу раскореженный. Не иначе как взрывчаткой рванули. Внутри, разумеется, пусто. Тут как раз милиция подъехала, бабульку взялись допрашивать, следом опергруппа, пальчики всякие, собачки служебные, а потом уж большое начальство. Пока ему докладывали, что да как, про старушку совсем забыли. А ей еще в одном месте убираться нужно, вот она и улизнула. Как раз нам в объятия.

Шло время. Толпа зевак перед торговым домом начинала рассасываться. Остались лишь самые стойкие и еще те, кому совсем нечего было делать. Тележурналисты терпеливо ожидали появления высоких официальных лиц. Если служители СМИ находились здесь с шести утра, то их вынужденный простой затянулся на пять часов. Трупы вынесли через задний ход, убыли всевозможные эксперты, на широких дверях «Миллениума» теперь красовалась наскоро написанная табличка: «Закрыто по техническим причинам».

– Наконец-то! – В группе вооружившихся телекамерами и микрофонами людей пронесся вздох облегчения.

Вышел низкорослый лобастый прокурор, замахал руками: «Никаких комментариев», нырнул в кожаное нутро служебной «Волги». За ним шагал помощник, мой давний знакомый, сделавший стремительную карьеру из рядовых следователей благодаря тому, что помог выпутаться из одной скандальной истории ныне действующему мэру. Звали этого недоброго приятеля с внешностью киношного супермена Константин Ремизов. Одевался он по последнему писку моды, разъезжал на престижных иномарках и частенько появлялся на всевозможных светских раутах с ослепительными красавицами из когорты актрис и моделей, млеющих от его физических данных и белозубой улыбки. Зная его веселый нрав и повышенную общительность, телевизионщики ринулись ему навстречу, окружили, стали засыпать вопросами. И тут произошло непредвиденное. Хмуро выслушав первую порцию: «Что, на ваш взгляд?..» и «Какие шаги предпринимаются?», Ремизов вдруг изменился в лице, побагровел, рявкнул:

– Пошли вы все!

Корреспонденты отхлынули. Помощник прокурора прошел мимо них, наткнулся взглядом на меня, узнал, хотел даже что-то сказать, но передумал, направился прямиком к своему шикарному автомобилю.

Появлялись и другие начальствующие лица, ограничивались ничего не значащими репликами, уезжали. Чувствовалось, что репортажи о происшествии в торговом доме будут основаны лишь на досужих домыслах журналистов.

На этого человека я обратил внимание сразу. Выйдя из «Миллениума», он не пытался спасаться бегством, очень спокойно, если не сказать равнодушно, дожидался приближения репортеров, и не просто дожидался, а еще достал из кармана маленькую серебряную фляжку и пару раз приложился к ней. При сухопаром, поджаром теле у него были очень широкие плечи и мощная грудная клетка, длинные жилистые руки висли вдоль туловища как плети. Телосложением незнакомец напоминал орангутанга. Голова его была выбрита наголо, а огромные зеркальные очки скрывали половину лица.

Остроносая девица задала ему первый вопрос. Выслушав его, мужчина неожиданно добро улыбнулся полными обветренными губами, заметил:

– А вам только ужасы подавай: типа чикатилы, джеки-потрошители… Взяли за моду людей пугать…

– Не прослеживаете ли вы здесь некий след? – обратился другой репортер.

– След? – удивился незнакомец. – Будьте добры пояснить.

– Ну как же! – завелся собеседник. – Для широких масс не секрет, что по городу прокатилась волна подобных зверских убийств. Когда жертвам от сих до сих полосовали рты. Наверняка это действует какой-то неуловимый маньяк. Причем его жертвами становились и обыкновенные граждане, и… преступные авторитеты.

– Неуловимый, говорите, – усмехнулся бритый субъект. – Так вот, заявляю с полной ответственностью: находиться на свободе ему осталось недолго.

– Не хотите ли вы сказать, что знаете, кто он? – взвизгнула остроносая репортерша.

– Конечно, – коротко ответил мужчина колоритной наружности и, потеснив обступавших его журналистов широким плечом, пошел к микроавтобусу, в котором сидели такие же здоровые, сурового вида люди.

– Эти посерьезнее будут, РУБОП как-никак, – оживленно заговорили вокруг.

Вскоре площадка перед «Миллениумом» опустела. Ланенский, если он, конечно, приезжает на работу на своем лупоглазом сокровище, так и не появился. Я винил себя, что не взял у него ни домашний адрес, ни номер сотового телефона. Но потом разом успокоился. Черт с ним! Черт с его делом! Черт с его деньгами и благими мыслями о капитальном ремонте! Если расследование сразу началось со стрельбы и нескольких обезображенных трупов, ничего хорошего в будущем ждать не приходится. Я уже готовился отбыть в свой «офис», как вдруг черный сверкающий автомобиль, ласково урча мотором и шурша широкими шинами, въехал на кромку тротуара. Из просторного салона грузно выбрался генеральный директор торгового дома. С напускной важностью он обошел машину, выставив впереди себя окладистую угольно-черную бороду и огромный, вываливающийся из штанов живот. Приоткрыл дверцу, протянул мясистую розовую пятерню, в которой тут же исчезла хрупкая белая ладошка. А потом появилась и ее обладательница – миниатюрная фигуристая девушка исключительно кукольной внешности.

При первом взгляде на нее невозможно было понять – живой это человек или искусно изготовленный манекен. Прическа каре, больше напоминающая парик. Тонкие темные волосы, схваченные лаком, отливают красным деревом. Красивое лицо неестественно бело от пудры. На нем, как на белом ватмане, казалось, нарисованы зеленые глаза в хищной кошачьей подводке, стрелообразные черные брови, густые тени на веках, влажный сексуальный рот. Девушка не удостоила меня взглядом, с таким же ленивым безразличием смотрела она и на своего более чем упитанного кавалера. Наконец Виктор Евгеньевич заметил меня и тихо обратился к спутнице:

– Инга, дорогая, я покину тебя на минуточку, мне необходимо побеседовать с этим человеком.

В голосе этого зажравшегося, самоуверенного хама отчетливо слышались робкие, просительные нотки! В какой-то момент я возликовал, но тут же устыдился своего мелкого мстительного чувства, мало того, мне стало немножко жаль толстосума: вот что делает с человеком безответная любовь!

Инга пару раз хлопнула накладными ресницами, недовольно скривила вишневые губки, вяло разрешила:

– Только недолго, Викто́р.

Ланенский, отдуваясь, подошел ко мне, навис громадной мясной тушей, зашипел, опасливо оглядываясь на Ингу:

– Какого дьявола вы приперлись сюда?

– Вы уже знаете, что произошло этой ночью? – спросил я, вместо ответа.

– Знаю, черт побери! – выплюнул он визгливо. – Мы намеревались превосходно провести уик-энд за городом, я снял прекрасный дом, отключил мобильник, чтобы нам не докучали всякими мелочными разговорами, и вот… Стоило мне включить его, чтобы сделать несколько важных звонков, в том числе и вам, как получил сообщение. Полный бред! Налет, какие-то трупы! До сих пор не укладывается в голове, до сих пор не верю!

– А помните, для чего нанимали меня? – прервал я истерику генерального директора. – Шантажист достаточно ясно дал вам понять, что ваша несговорчивость обернется крупными неприятностями. И он не шутил. Он знал о готовившемся нападении.

Мои ноги оторвались от земли. Ланенский, ухватив меня за воротник куртки, вздернул вверх и начал трясти, как тряпичную куклу. Я испугался, что, войдя в раж, он может швырнуть меня о стену или просто свернуть шею ковшеобразной лапищей. Но в следующую секунду он сник, сдулся, перехватив брезгливый, уничижительный взгляд Инги. Мои ступни коснулись красной брусчатки.

– Так почему же вы не помешали ему?! Почему же не выведали всего вовремя?! Я бы увеличил охрану! Здесь бы… Здесь бы дежурил взвод ОМОНа! – сокрушался Виктор Евгеньевич.

– Мне не в чем себя винить, – ответил я. – Выполняя ваше поручение, я рисковал жизнью. В меня стреляли. Шантажист желал говорить только с вами и только при наличии десяти тысяч долларов. Мне бы он все равно ничего не сказал.

– Так где же он теперь? – ядовито спросил Ланенский. – Разумеется, вы его упустили. И никто не докажет, что вы ходили на встречу с ним, а не прогуливали мои деньги.

– Неправда, – сказал я. – Этот человек сейчас находится в больнице в критическом состоянии. С ним произошел несчастный случай. И тому есть свидетели. Со своей стороны хочу узнать: мне продолжать расследование или на этом моя миссия завершена и остальным будет заниматься милиция?

– А как вы думаете?! – вновь взревел пузан. В гневе его широкий потный лоб бугрился многочисленными складками. – Мне харкнули в лицо, как какому-то… И теперь с подачи газетчиков все серьезные партнеры станут поминать мое имя… Человек, который не в состоянии защитить свой бизнес, – это… ничтожество! Я не потерплю такого отношения, слышите, вы, ищейка? Я гарантирую щедрое вознаграждение любому, кто доставит мне этих отморозков! У вас есть еще какие-нибудь вопросы?

– Просьба, – сказал я, слыша негодующий клекот в глотке генерального директора. – И не бойтесь, денег я пока не попрошу. Всего лишь вашего содействия. Мне необходимо поговорить с вашими подчиненными. Я частный детектив, и они очень легко могут отказаться от разговора. Но если надавите вы…

Породистое самонадеянное лицо Виктора Евгеньевича стало вдруг каким-то унылым.

– Я не имею здесь абсолютной власти, – отводя взгляд, ответил он. – Я здесь наемный управляющий. «Миллениум» – полная собственность Друзиной Алевтины Семеновны. Но я думаю, что тут наши интересы совпадут.

Первое, что бросилось мне в глаза, когда я зашел в комнату охраны, – это очерченные белым мелом силуэты трех тел. Кровь была уже замыта, но влажные темные пятна на бетонном полу не оставляли сомнений в том, как много ее вытекло. Кругом рассыпан черный порошок, с помощью которого ищут отпечатки пальцев. Помещение не проветривалось, в застоявшемся воздухе явственно ощущалась примесь густого приторно-сладкого аромата – так пахнет на бойне или в мясных павильонах, где разделывают туши. Из-за стола мне навстречу поднялся плотный невысокий мужчина лет шестидесяти, как упругий каучуковый мячик, перекатился через комнату на коротких кривоватых ногах. Его некрасивое, словно вырубленное топором широкоскулое лицо, некогда решительное и грозное, с возрастом стало оплывать, появился второй подбородок и жировые складки на шее. На обвисших щеках проступал нездоровый багровый румянец, испещренный тонкими фиолетовыми прожилками капилляров.

– Давление, – на ходу бросил он. – Башка который день раскалывается.

Однако наполовину выпитая бутылка водки, которую он даже не удосужился убрать в ящик стола, и запах, источаемый мужчиной, навели меня на мысль, что причина недомогания совершенно иная.

– Выпил, что ж с того? – с неожиданной агрессией ополчился на меня багровый субъект. – Троих моих людей положили, как баранов освежевали, какие ж нервы тут нужны, чтобы не сорваться?! Говорил мне о вас Ланенский, ментов ему мало, ищейку со стороны нанял. И заплатить пообещал? Ну, этого вам долго ждать придется, Карабас за лишнюю копейку удавится. Показывайте лицензию, с самозванцами говорить не желаю. – Он долго рассматривал мои корочки, чуть ли не вплотную приблизив их к отекшим слезящимся глазам, вернул небрежно, возвратился за стол, ничуть не стесняясь постороннего, выпил, занюхал рукавом камуфлированной куртки. – Фирсов Владимир Михайлович, – только тогда представился он. – Начальник службы безопасности «Миллениума». Теперь, по всей видимости, бывший начальник. Плевать! Еще выпью. Вам не предлагаю, вы ж на работе, а я уже… того…

– Как такое могло произойти? – спросил я.

Мужчина, вливая в себя новую дозу, поперхнулся:

– А так и произошло, что студентиков на работу наняли да салаг сразу после армии. Карабас на всем экономит, да и этим зарплату задерживал. Ему лишь на шлюху свою денег не жалко. Тыщу раз говорил Алевтине, хозяйке нашей, что следует нанять путевую охрану, военных бывших или ментов, да она, баба глупая, под дудку Барабаса пляшет, во всем ему потакает, а этот гад понимает, что серьезным людям серьезные деньги платить надо, вот и допрыгались с экономией. Спрашиваешь, как могло произойти? Да элементарно! Открыли посторонним, и все!

– Но ведь имеются какие-то инструкции…

– Угу, бумажек ворох, зато в мозгах ничего. И кнопки сигнальные у пацанов были, и камеры на всех этажах. Бывает, товар среди ночи завозят, но в таких случаях разрешение за подписью Ланенского должно у охраны быть. Никакого привоза в эту ночь не планировалось, все шло по плану: одному разрешается отдохнуть, другие в это время дежурят. Первый у монитора сидит, этажи и улицу обозревает, второй по зданию ходит. Окна, конечно, на сигнализации, да мало ли… Еще обязаны в центральный офис отзваниваться каждый час, мол, все спокойно, но там на проводе такой же щенок сидит, дрыхнуть хочет, вот и сговорились без ночных звонков управляться. Иначе гораздо раньше тревогу бы подняли, авось по горячим следам взяли бы гадов.

– А кто может беспрепятственно проходить в здание в любое время суток? – подобрался я к самому важному.

Фирсов намеревался прикончить бутылку, но, услышав мой вопрос, отставил стакан в сторону.

– Подозревать будешь? – мстительно заметил он. – Так мне плевать, моя совесть чиста. Я могу, раз начальник над всей охраной. Карабас, так как генеральный директор. И Друзина, само собой. Трое. Правда, здесь ты вряд ли до чего докопаешься. Скорее пацаны своих дружков впустили винца попить или девок потрахать – такое частенько раньше бывало, я несколько смен взашей выгнал.

С тех пор как я бросил пить, сивушный запах вызывал у меня аллергию, а пьющие – глухое раздражение. Я отвернулся, когда начальник службы безопасности поднес к губам наполненный стакан. Взгляд мой зацепил стоящий в углу офисный стол и аппаратуру на нем: монитор и несколько работающих видеомагнитофонов, поставленных друг на друга. На экране была видна улица. Залитая ярким солнечным светом, здесь она отображалась серой и сумрачной.

– Вход просматривается прекрасно, – сказал я в пустоту. – Запись ведется круглосуточно?

– Умный какой выискался, – ядовито отреагировал Фирсов. – Кассетки посмотреть хочешь? А шиш с маслом? Нету кассет. Были да сплыли. Забрали их налетчики, не такие идиоты, чтобы рожи свои светить. Всё знали, твари!

– Наводчик? – осторожно спросил я.

– А ты что думал? – Владимир Михайлович зло отставил опустевший стакан. – И ведь кто-то из своих. Доберусь – зубами порву оборотня!

Он ударил по столу кулаком. Кулак был тяжелый, мощный, с выбитыми костяшками. Точно заслышав этот грохот, в комнату вошел высокий парень, весь какой-то глянцевый и ненастоящий, чем-то неуловимо напоминающий кукольную красавицу Ингу, хотя внешне ничуть на нее не похожий. Ярко-синие глаза на гладком смуглом лице дополняли его экзотическую красоту, в ухе поблескивал миниатюрный гвоздик с алмазной шляпкой.

– Чем здесь воняет? – проигнорировав мое присутствие, обратился он к начальнику службы безопасности.

Я заметил, как у Фирсова на скулах заходили желваки, непроизвольно сжался второй кулак.

– Тебя сюда кто-то звал? Иди командуй в своих павильонах, а здесь позволь распоряжаться мне, – не разжимая губ, процедил Владимир Михайлович.

– Думаю, тебе здесь осталось недолго, – с ленцой растягивая слова, ответил молодой человек. – Правда, утешений от меня ты не дождешься. Надо было меньше пить на рабочем месте. А ты и сейчас не можешь остановиться, будто эта ночка тебя ничему не научила.

– Проваливай!

Брюнет наигранно рассмеялся.

– Хорошо, я свалю, – брезгливо, сверху вниз взирая на Фирсова, ответил молодой человек. – Да, еще… Слышал тут краем уха, что отец нанял частную ищейку. Что ж, успешной охоты.

Ухмыльнулся и вышел.

– Сыночек Ланенского. Такая же мразь. Ничего собой не представляет, зато благодаря папочке возомнил себя пупом земли, – кипя от ярости, прокомментировал Владимир Михайлович, едва за глянцевым красавчиком закрылась дверь. – Возьми себе на заметку, Галкин, от такого что угодно ожидать можно. Не удивлюсь, что и это.

– Он здесь кто?

– Менеджер. А заодно – папин зам. Ведает всеми закупками и поставками. Образования никакого, в мозгу две извилины – девки и рулетка. Знаешь, зачем заходил? Выставиться. Какой я крутой и какое вы говно. Излюбленное развлечение, тьфу, говорить противно.

– Тогда давайте поговорим о ваших охранниках, – предложил я. – Как вы их набираете?

– Ясно как, по объявлению в газете. Ну, или по бегущей строке. Жесткого отбора, конечно, нет, потому что никто серьезный на такую зарплату не позарится. Лишь бы без судимостей и на собеседование трезвыми приходили. А то, случалось, и пьяные являлись, и обколотые.

– Что за люди работали в последней смене?

– Вцепился, – огрызнулся Фирсов. – Я уже следователю все подробно расписал, с характеристиками, благодарностями и взысканиями. Хрен с тобой, повторюсь, при тебе хоть выпить можно…

На стол была водружена вторая бутылка, без проволочек наполнен замызганный граненый стакан.

– Сашка Чернов, студент, уже полгода подрабатывал. Ни в чем дурном замечен не был, пусть и хиловатый, да где лучше взять? Юрка Кузнецов, после армии, крепкий парень. У этого бывали загулы, но непродолжительные, на работе вроде как не пил. Три месяца проработал, собирался увольняться, вроде бы местечко новое нашел. Это его последняя смена была, заявление уж подписанное лежало. И Мишка Журов, всего три смены отстоял, толком я его узнать не успел. Как ты понял, у нас текучка здесь большая, кого зарплата не устраивала, кого за нарушения выгоняли. Любого из них могли использовать как наводчика. Или подкупить, или обманом, или запугать. А потом убрать, как нежелательного свидетеля. Если повозиться, вычислить можно.

Чем больше я присматривался к Фирсову и слушал его резкие, прямолинейные, грубоватые оценки и выводы, тем симпатичней мне он становился.

– Мне кажется, вы честный человек, – сказал я, желая его приободрить.

– Честный? – недоверчиво прищурился начальник службы безопасности. – Ладно, утешил. Знаешь, как тяжело оставаться честным в этом гадючнике?..

Далее я направил свои стопы в кабинет самой хозяйки, внутренне готовясь, что никакого разговора у нас не получится. Богатые живут по своим законам, и снизойти до уровня какой-то частной ищейки – это уже слишком, мне в лучшем случае придется переваривать их гонор, барские замашки или снисходительную интонацию, которая унижает не меньше. Я вспоминал, как трудно и мерзко было общаться с Виктором Евгеньевичем Ланенским.

Внешне Алевтина Семеновна ничем не напоминала тех бизнесвумен, какими их привыкло рисовать наше воображение. Очень полная, румяная, круглолицая женщина немногим за сорок, больше похожая на домохозяйку и любящую мать, приветствуя меня, протянула для пожатия пухлую розовую ладошку. И этот жест, и мягкие черты ее русского лица, и золотистые волосы, убранные в высокую прическу, и степенность движений, и глубокий приятный голос, который я раньше слышал в телевизионных интервью, – все это внутренне успокаивало и располагало к ней.

Но я не обманывался в отношении хозяйки. Ставшая с подачи глянцевых журналов лучшим предпринимателем, меценатом и благотворителем года, Алевтина Друзина оставалась прежде всего женой своего мужа. А муж, седенький и невзрачный, лет на двадцать старше супруги, угодный любой власти, уже давно и прочно сросся с правительственными креслами, жил на данный момент в Москве и занимал пост министра топливной промышленности.

– Я ждала, что вы зайдете ко мне, – произнесла владелица «Миллениума». – Виктор Евгеньевич предупреждал, что решил нанять частного детектива. Я думаю, он прав. Если иудой стал кто-то из своих, лучше разобраться по-тихому и не выносить сор из избы. Конечно, милиция тоже будет искать, но… не хотелось бы лишней огласки. Насчет вознаграждения я распоряжусь, вас не обманут.

– Вы держитесь не в пример другим, – сказал я.

– А что остается? – спросила она. – Рвать на себе волосы, закатывать истерики? Этим горю не поможешь. Жалко людей, совсем еще мальчишек. Разумеется, их родственники получат компенсацию, похороны за наш счет, да только все это пустое, оборванную жизнь не вернуть.

Мы помолчали ровно столько, сколько того требовал текущий момент.

– Простите, что сразу не предложила вам сесть, – сказала хозяйка. – Чай или кофе?

– Спасибо, ничего.

Я прошел и сел на предложенное мне кресло с высокой спинкой и удобными подлокотниками. Еще раньше я осмотрел кабинет. Вся мебель в нем была или антикварной, или искусно выполненной под благородную старину (в этом я не считал себя большим специалистом). Единственное, что напоминало о веке технического прогресса, – компьютер и факс. Вмонтированный в стену сейф зиял своим пустым нутром, точно открытой раной, покореженная, покрывшаяся окалиной дверца распахнута. Кабинет не был иссечен осколками, значит, использовали взрывчатку направленного действия. Как и в комнате охраны, здесь все было засыпано черным порошком.

– Берусь угадать ваш первый вопрос, – сказала Друзина. – Почему объектом нападения выбрали мой кабинет, а именно – сейф? Разумеется, рассчитывали, что там хранятся деньги. Но кроме небольшой суммы на текущие расходы, вся наличность регулярно переправляется с инкассаторами в банк.

– Вот это как раз и странно.

– Что именно? – впервые за время нашей беседы напряглась Друзина.

– Налетчики были неплохо подготовлены и действовали по наводке. А раз так, они должны были в первую очередь знать то, что вы поведали мне только что. Суммой в сейфе не разживешься. Зачем же рисковать, проливать кровь ради сущих копеек?.. Может, какие-то важные бумаги, способные заинтересовать конкурентов?

– Ничего такого, – справилась с собой Алевтина Семеновна. – Никакой коммерческой тайны находящиеся в сейфе документы не представляли. Коммунальные квитанции, несколько приказов…

– Я не занимаюсь экономическими преступлениями. И меня совершенно не интересует черный нал, который хранится в подобных сейфах по определению, – сказал я, устав от этой игры в кошки-мышки. – Пусть бодаются ОБЭП и ваша юридическая служба. Я здесь, чтобы вычислить наводчика.

– Спрашивайте, – ответила хозяйка просто, не стремясь ничего отрицать.

– Сумма была большой? – спросил я.

– Извините, этого я сказать не могу. Величина суммы не имеет к делу никакого отношения. Люди идут на преступления ради гораздо меньших сумм.

– Кто знал о содержимом сейфа?

– Кроме меня, двое. Наш главный бухгалтер Наталья Семеновна и Виктор Евгеньевич. Но в их порядочности я полностью уверена. Ланенского я знаю уже много лет, а Наталья Семеновна… моя сестра… Но ключ и код были у меня одной.

– Мне будет необходимо поговорить с вашей сестрой, – с нажимом произнес я.

Женщина отреагировала мгновенно:

– Такого пока не следует делать. У Наташи сейчас очень плохо с сердцем, она даже не выходит на работу. Понимаю, что не удастся скрыть от нее это ужасное происшествие, и все-таки… Я считаю, что вам следует обождать. Займитесь чем-нибудь другим.

Увы, настроение у меня не упало, наоборот, я стал испытывать неподдельный интерес к делу. Мне начинают указывать, как работать, пытаются что-то утаить, а что может быть занятнее для сыщика, чем распутывать этот клубок полуправды-полулжи, слушать, задавать каверзные вопросы, соединять воедино все звенья цепи… Когда-нибудь, я знал это по опыту прошлых расследований, личное и общественное тесно переплетутся, друзья станут врагами, враги окажутся не такими уж и плохими, припомнятся обоюдные обиды, лопнут гнойнички старых болячек.

– Мы думаем с вами одинаково, – подытожил я. – Налет был спланирован, человек, который навел преступников, – или кто-то из убитых охранников, или, как это горько ни звучит, кто-то из вашего ближайшего окружения. Вы безоговорочно отмели кандидатуры своей сестры и генерального директора. Что скажете о его сыне?

Зашуршали складки широкой накрахмаленной юбки, Друзина несколько раз переменила позу, медля с ответом.

– Владислав Ланенский не мог знать об этих деньгах, – сказала она, но в голосе ощущались неуверенность и напряжение. – Я уверена, отец ему ничего не говорил. Да и знай… У него есть отрицательные черты: самовлюбленность, завышенное самомнение, нетерпимость к критике… Однако это не повод подозревать человека в таком хладнокровном подлом преступлении.

– Почему-то ваш начальник службы безопасности подумал в первую очередь на него, – припомнил я.

– Владимир Михайлович недолюбливает Владислава, – пояснила Алевтина Семеновна. «Недолюбливает» звучало на редкость мягко. – Они совершенно разные люди: Фирсов – в прошлом боевой офицер, прошел несколько горячих точек, всего в жизни добивался сам, а Владислав… «золотой» мальчик… хотя неплохо разбирается в менеджменте и маркетинге, – поспешно добавила она.

– А лично вы никого не подозреваете? – спросил я.

– Конечно нет. – Она горой стояла за своих подчиненных. – И посоветовала бы вам меньше слушать Владимира Михайловича. Сейчас он не в себе.

– В том смысле, что пьет на службе, как заправский сапожник?

Друзина опустила короткие редкие ресницы, прикрыла глаза.

– Да, – печально отозвалась она.

– Вы знаете об этом и ничего не предпринимаете?

– Ничего. – Живое, круглое лицо хозяйки стало вдруг каким-то странным, здоровый румянец схлынул с полных щек. – У Владимира Михайловича большое горе. Два месяца назад… у него убили дочь.