Текст книги "Планета битв"

Раньше Клим никогда не был в Кустолесье и теперь досадовал, что не может ничего толком рассмотреть сквозь мутное окно вагона, не имевшее даже форточки. Гомон у титана тем временем стих – все желающие, жаждущие и страждущие, получили наконец кипяток и теперь попивали всяк свой чаек, пошвыркивая, блаженно пыхтя и отдуваясь.

Вернувшись на место, Клим допил чайкофского и расстелил на коленях карту. Сориентировался он быстро – по северной стороне пути тянулись глубокие овраги, а такое место в Кустолесье было только одно – Веселые увалы. Когда во время войны свободники с помощью пленных прокладывали здесь дорогу, ведя ее по самому краю оврагов, чтобы не прорубаться сквозь непроходимые заросли, десятники покрикивали: «Веселей! Веселей!» А потом был бунт, ночная кровавая резня и два десятка трупов. С тех пор увалы и стали Веселыми…

Привычный грохот колес вдруг сменился пронзительным скрежетом. Захрустели, крошась, шлицы центровиков. Люди, посуда, немудреная домашняя снедь – все полетело на пол. Многоголосая ругань ударила по ушам:

– Дрова он везет, что ли?!

– Мать твою, ногу, ногу-то придавил!

– А-а-а, кипяток! Горячо-о-о!!

– Да что ж такое, а?! Все ягоды подавила!

– И в морду! В морду, как доедем!

Стрелок, выпучив голубые глаза, все никак не мог попасть ногой в сапог. Клим сунулся к окну.

– Зараза! Ни хрена не видно!

Совладав с сапогом, стрелок полез по лесенке на крышу. Проводник, побагровев лицом, тряс обожженной рукой – он машинально ухватился за раскаленный титан и теперь на чем свет клял свою тяжкую кочевую долю.

Сквозь гул голосов и шарканье множество ног Елисееву послышались какие-то пугающе знакомые звуки, доносящиеся снаружи. Словно там несколько человек принялись хлопать палками по натянутым шкурам. Но прежде чем он догадался, что это, стрелок загромыхал по лестнице обратно и застрял внизу, нелепо вывернув руки. Из правой его глазницы торчал короткий арбалетный болт…

– Цендорж, окно! – крикнул Клим, пытаясь вытряхнуть из мехового чехла свою винтовку. Монгол ударил прикладом, и каленое стекло разлетелось в брызги. Елисеев, отшвырнув пустой чехол, высунулся – в двух десятках шагов из зарослей торчало несколько темных фигур с большими арбалетами на изготовку. В голове состава слышались крики и лязг клинков.

Клима заметили – сразу четверо налетчиков выстрелили, и смертоносные болты звонко ударили в медную обшивку вагона.

– На пол! Всем лежать! – заорал Елисеев и принялся пробираться к лестнице. В глазах проводника застыл ужас.

– Чего сидишь?! Пары разводи! – рявкнул на него Клим, обернулся к Цендоржу: – Патроны экономь! Бей только наверняка!

Ухватив незадачливого стрелка за ноги, Елисеев вывернул еще не окоченевшее тело из лестничной спирали и полез наверх, машинально потрогав паропровод, ведущий к орудию. Холодный. Пока разгорится сланец, пока закипит вода – пройдет минут семь-восемь. Долго, очень долго…

Выбравшись наверх, Клим вжался в щиток турели, проклиная себя за то, что не взял в дорогу ни шлема, ни панциря. Изогнув шею, он огляделся. Ни один стим-спит не стрелял. На крыше соседнего вагона лежал стрелок, весь утыканный стрелами. Возле паровоза шел бой – охрана поезда рубилась там с нападавшими. «Если они захватят локомотив – все», – подумал Клим, передернул затвор винтовки и просунул ствол в прорезь щитка.

Первого арбалетчика он снял, как в тире – спокойно выцелил и попал в голову. Налетчики тут же ответили, и не менее десятка болтов пробарабанили по толстому бронзовому щитку гибельный марш. Внизу пыхтел проводник. Сухо треснул выстрел из окна вагона – Цендорж воспользовался тем, что арбалетчики сосредоточились на Елисееве, и застрелил еще одного.

– Минус два, – прошептал Клим. – А сейчас будет минус три…

Выстрел – приклад бьет в плечо. Мимо!

– С-сука! Сглазил! – заорал Елисеев, чувствуя, как в нем закипает злая, азартная ярость. Арбалетчики уже не торчали из кустов, подобно неподвижным мишеням. Перемещаясь вдоль вагонов, ныряя в колючие заросли, они вели постоянный беглый огонь.

– Ты давление когда дашь, гад?! – нагнувшись над люком, прорычал Клим проводнику.

– Счас, счас! – испуганно взвизгнул тот, на мгновение показав потное, чумазое лицо.

Торчащая из крыши вагона труба наконец-то разродилась дымом. Теперь нужна была тяга, сильная, гудящая тяга, чтобы сланец занялся как следует. Снизу появилось суставчатое «второе колено», поданное проводником.

– Цендорж, прикрой! – крикнул Клим и под треск выстрелов высунулся из-за щитка, косо нахлобучив «второе колено» на покрытую сажей трубу. Несколько болтов ударили в бронзу – но поздно.

– Вот так вот! – удовлетворенно сказал Клим, глядя, как дым сразу стал гуще и жирнее.

Он сделал еще два выстрела, подранив одного арбалетчика. Целиться было невозможно – к тем налетчикам, что контролировали хвост поезда, подключилось еще как минимум с десяток человек, и смертоносная плеть болтов хлестала по крыше вагона беспрерывно. Вскоре стрелявшим удалось сбить «второе колено», но дело было сделано – сланец разгорелся, набрал температуру, и котел стим-спита начал «давать давление».

Вслушиваясь в звуки боя, идущего у паровоза, Клим, сам того не замечая, вслух уговаривал неизвестных ему меднодорожников – а может быть, само время:

– Ну, еще немного… Чуть-чуть продержитесь… Еще минутку…

Наконец на кожухе стим-спита тоненько запищал сапун-контролька. Прикрутив колпачок, Елисеев оскалил зубы в недоброй усмешке:

– Ну, вот и все, ребята!

Ухватившись за поворотную скобу, он вывернул турель, опустив задранные в небо стволы, прикинул траекторию и нажал коленом на тугую педаль. Кольчатая лента, набитая тупоносыми цилиндрами со взрывчаткой, пришла в движение. Орудие задрожало и с натугой выплюнуло первые снаряды.

Ф-ф-ф-ш-ш-банг-банг! Ф-ф-ф-ш-ш-банг-банг! Звуки выстрелов оглушили Клима. Мгновение спустя в зарослях возле паровоза расцвели оранжевые кусты разрывов.

– А теперь дезинсекция! – заорал Елисеев, ворочая турелью.

Банг! Банг! Банг! Он короткой очередью накрыл мешавших целиться арбалетчиков, сделал несколько выстрелов по кустарнику у середины состава и перенес огонь в сторону паровоза, всеми богами заклиная охрану не соваться под дружественный огонь.

Заросли вспыхнули, и пламя с веселым треском принялось пожирать тонкие ветки. Густой дым поплыл над Кустолесьем, и в этом дыму тонули крики налетчиков. Клим захохотал, посылая в разгорающийся пожар снаряд за снарядом.

Странный хлопок он услышал и вычленил из общего шума боя едва ли не случайно. Звук пришел со стороны, и одновременно с ним загудел защитный щиток орудия. Елисеев скосил глаза и увидел чуть смятый наконечник пули, пробившей лист бронзы и застрявший в ней…

* * *

Бой закончился так же неожиданно, как и начался. Нападавшие исчезли, растворились за завесой дыма, канули в Кустолесье. В паромете клокотало. Клим привалился спиной к подрагивающему орудию, вытер пот и усмехнулся – у него тряслись руки. Паровоз дал длинный сиплый гудок и следом за ним два коротких – сигнал общего сбора.

Елисеев сполз по лесенке вниз, оглядел перепуганных пассажиров, лежащих на полу, подмигнул проводнику и залпом выпил полную кружку теплой меднодорожной воды.

Котел паровоза оказался пробитым в трех местах – весело журчали струйки воды, разбрызгиваясь на ветру. Трое охранников, закинув за спину пружинные стрелометы, зачеканивали дыры. Начальник охраны, злой и дерганный, то и дело срывался на ругань, отгоняя любопытных от паровоза. Елисеев показал ему медную пластинку удостоверения.

– А, это ты там так вваливал? – с уважением прохрипел начохр и пожал Климу руку. – Да, взяли нас за яйца. Интересно, теперь всегда так будет?

…Помощник машиниста, сибиряк, знакомый Климу еще по обороне Лимеса, нянчил пробитую навылет руку, скупо цедя сквозь сжатые зубы слова:

– Когда увидели разобранный путь, Авдеич вдарил по тормозам. Тут и началось… Первым кочегара, Саидку. В голову. Вон лежит. Стрелять они умеют, мать их… Охрана из кунга высыпала – и трое сразу полегли. Потом, когда полезли, и Авдеича… В общем, у нас всего девять трупов.

– И в вагонах семнадцать, – кивнул Клим. – Итого двадцать шесть.

Пассажиры, высыпав на насыпь, озирались, разговаривая вполголоса. Убитых сложили в стороне, рядом добровольцы рыли братскую могилу. Цендорж и трое уцелевших бойцов меднодорожной охраны прочесывали окрестные заросли, стараясь держаться подальше от пожарища.

– Ничего нет, Клим-сечен, – доложил монгол, вернувшись. – Своих убитых они унесли.

– Ясно. – Клим невесело хмыкнул, повертел в руках выковырянную из щитка стим-спита пулю. Он уже сличил ее с теми, что были в патронах их с Цендоржем винтовок. Пуля оказалась другой – тоньше, длиннее и тяжелее. Елисеев отметил про себя, что нужно обязательно поподробнее расспросить Лускуса относительно пулевого оружия, захваченного в свое время стэлменами.

Путь восстановили довольно быстро – на крыше тендера имелся достаточный запас меднодорожных плит, а от желающих побыстрее покинуть это проклятое место отбоя не было. Еще до захода Эос утыканный арбалетными болтами состав продолжил свой путь на восток. Теперь в турелях на крышах вагонов постоянно дежурили стрелки. Выбитые стрелами окна затянули шкурами и одеялами. Угрюмые охранники вглядывались воспаленными глазами в сгущающиеся сумерки, в паровозной топке гудело пламя. Клим, примостившись на ящике с тормозными башмаками, писал донесение Лускусу. Весь оставшийся путь до Каменного форта они проделали без происшествий…

* * *

Каменный форт, угрюмая цитадель на приречном холме и несколько сотен разномастных домов вокруг, встретил прибывший состав с мрачной настороженностью. О нападении тут уже знали – по дороге остановившись у поста связи, Клим отбил гелиограмму с грифом «Всем, всем, всем».

Новоиспеченный мэр городка, еще несколько месяцев назад являвшийся военным комендантом Каменного форта, сухо поздоровался с Елисеевым, отдал распоряжение насчет раненых и пригласил Клима и Цендоржа к себе, в Змеиную башню. Змей на Медее до сих пор никто не видел, а башню прозвали так за странный рисунок прожилок на камнях, из которых она была воздвигнута.

Мэра звали Рене Лиссаж. Во время войны на Земле он был премьер-майором в армии Великой Коалиции, потом, как и большинство офицеров, попал в Пенемюдский лагерь, а уже оттуда – на Медею. Когда колонисты разделились на две враждующие стороны, Лиссаж оказался в рядах свободников, получил под командование пехотный полк и участвовал в штурме Лимеса. На Клима и Цендоржа он смотрел настороженно и без приязни. В колючих темных глазах француза Елисеев ясно прочел нежелание иметь дело с бывшим врагом.

В просторном и гулком кабинете Клим передал мэру подписанные Лускусом бумаги, касающиеся экспедиции. Тот мельком глянул на них, отложил в сторону.

– Все понятно. Надо обеспечить – обеспечим. Но прежде не могли бы вы поподробнее рассказать о нападении на поезд, в котором ехали?

– Да, собственно, и рассказывать-то нечего. – Клим недовольно дернул плечом. – Место они выбрали удачное: с одной стороны заросли, с другой обрыв. Разобрали пути. Били с тридцати метров, как в тире. Чисто бандитская тактика. Если бы не доблесть охраны, мы бы сейчас с вами не разговаривали. Думаю, нужно принять меры.

На худом лице мэра заходили желваки.

– Конечно, господин уполномоченный! Придется строить там стационарный блокпост.

– Нет, не придется, – быстро возразил Клим. – Нужно попросту выжечь всю растительность вдоль дорожного полотна и ввести круглосуточное дежурство у вагонных парометов.

Лиссаж пожевал сухими губами и, словно через усилие, вытолкнул из себя:

– Мне доложили, что именно вы, господин уполномоченный, проявили себя как бесстрашный боец.

– Давайте оставим комплименты для светской беседы у камина, – поморщился Клим. – У нас мало времени.

– Как вам будет угодно. – Было видно, что мэр здорово разозлился. – Но прежде чем мы приступим к комплектации вашей экспедиции, мне хотя бы в общих чертах нужно знать ее цели. В противном случае я не смогу в должной мере помочь вам…

– Вам, господин мэр, нужно знать ровно столько, сколько нужно, – жестко сказал Елисеев. – А все, что от вас требуется, – это выполнять мои приказы. Вам ясно?

Лиссаж побагровел, сжал кулаки и несколько секунд молча смотрел в стол. Наконец он вскинул голову и уже открыл рот, чтобы дать представителю Государственного канцлера достойный офицера ответ, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появился ражий детина в наборном панцире.

– Господин комендант… Прошу прощения, господин мэр! Река принесла труп. Мужчина, лицо съедено черными чайками. Тело привязано к плоту из тростника. Такой растет в верховьях Серединной.

– И что же?! – рявкнул Лиссаж, давая волю накопившемуся гневу. – Вы сами не можете разобраться, Мюррей? Обязательно нужно тревожить коменданта… тьфу ты, мэра, по пустякам?

Детина вытянулся во фрунт, окаменел лицом и гаркнул:

– Прошу простить, сэр! На трупе ожерелье посланника, сэр! И тубус с адресацией, сэр! Получатель – Государственный канцлер, сэр! Печать на тубусе сломана! Разрешите идти, сэр?

Клим с Цендоржем переглянулись. Лиссаж выругался…

* * *

Он лежал на каменной плите, распухший, безобразный. Жутко розовел объеденный падальщиками безглазый череп. В воздухе висел густой смрад. Клим сглотнул вставший в горле ком и шагнул к мертвецу. Цветные камни на шнурах, кожаный тубус, сломанная печать, мокрые сморщенные ремешки… Сомнений быть не могло – этот человек при жизни входил в гильдию посланников Горной республики. Почти наверняка Елисеев знал его, делил пищу, сражался плечом к плечу с хрустальными червями. И вот теперь он превратился в бесформенную тушу, покрытую темными пятнами.

В морге, длинном сыром подвале, было довольно прохладно. Лиссаж в дверях негромко переговаривался с двумя стражниками. Цендорж с интересом рассматривал пустые полки. Скучающий врач покачивался с пятки на носок, заложив руки за спину. Клим протянул руку и расправил пергаментный клочок с адресацией. Да, все верно – покойник нес послание для Государственного канцлера. Кто же вскрыл тубус? Почему тело гонца оказалось на утлом плотике посреди реки? Какая драма разыгралась в ее верховьях?

– Что вы намерены предпринять, господин уполномоченный? – Голос Лиссажа заставил Клима вздрогнуть.

– Не разбив яйца, не сделаешь яичницы, – вздохнув, ответил Елисеев, открыл крышку тубуса и вытащил скрученный в трубку лист. По влажной бумаге ползали черные слизни. Буквы слегка расплылись, но текст читался.

– Возможно, вы правы, хотя я бы все же постарался доставить это письмо адресату. – Лиссаж выпятил подбородок. – Дура лекс, сэд лекс…

– У нас мало времени, – буркнул Клим, вчитываясь в ровные строчки. Он почему-то уже знал, что послание не несет в себе ничего хорошего. Но действительность оказалась гораздо суровее всех его предчувствий. Елисеев перечел текст дважды, прежде чем нашел в себе силы обернуться и посмотреть на мэра Каменного форта.

– Вы… – Голос дрожал. – Вы тоже… Прочтите. Вы должны знать.

Лиссаж взял лист, впился глазами в строчки – и побледнел. Цендорж, почувствовав неладное, приблизился, засопел над ухом мэра.

– Карантин. – Клим выговорил это слово с отвращением, точно стряхивая грязь с одежды. – Полный всеобщий карантин. Закрыть торговлю. Выставить блокпосты на дорогах. И…

– И сжечь тело, – закончил за него Лиссаж. Он не глядя положил бумагу на полку и добавил: – Хотя нам это уже не поможет. Норман! Вы слышали? И через полчаса предоставьте мне отчет обо всех имеющихся у нас медикаментах!

Скучающий в сторонке врач открыл было рот, чтобы что-то сказать, но мэр жестом приказал ему молчать.

– Нужно срочно дать гелиограмму в Фербис. – Клим сорвался с места. – Лиссаж, пусть меня проводят!

Гарнизонный гелиограф Каменного форта находился на вершине Змеиной башни. С сигнальной площадки открывался прекрасный вид на окрестности форта, но Климу сейчас было не до пейзажных красот. Он пристально вглядывался в линию горизонта на западе, словно бы пытаясь разглядеть там вышку ближайшего гелиографического поста. Таких постов на протяжении всего пути до Фербиса было тридцать семь. Хорошо укрепленные, укомплектованные охранными полувзводами, посты обеспечивали связь вдоль всего полотна меднодорожного пути вплоть до отстоящего на семьсот сорок километров на восток от Каменного форта поселка со странноватым названием Девятый тупик. Лимес и Девятый тупик разделяли полторы тысячи километров. Меднодорожники уже готовились соединить Старую дорогу, ведущую от Лимеса к Красным холмам, и Большую дорогу, идущую из Фербиса через Каменный форт, в единую Трансмедейскую магистраль. Буквально через месяц планировалось торжественное открытие сквозного движения Фербис – Лимес. А вот гелиосвязь не поспевала за дорожниками, и строительство постов на востоке было делом будущего.

Обо всем этом Елисеев успел подумать, пока шла настройка гелиографа. Наконец двенадцатидюймовое зеркало поймало свет Эос, отраженный вогнутым концентратором, молодцеватый сигнальщик послал луч и, вытянув шею, с напряжением принялся вглядываться в затянутый дымкой горизонт. Вскоре там вспыхнула яркая звездочка – первый пост связи, удаленный от Каменного форта на восемьдесят километров, подтвердил готовность к приему сообщения. На Земле с такого расстояния передача была бы невозможна, но уникальные свойства атмосферы Медеи позволяла разносить гелиостанции друг от друга иногда и на сотню километров.

Сигнальщик выпрямился и принялся щелкать заслонкой, изредка бросая взгляд на лист с цифрами. Код «три креста», что означало «сверхсрочно, секретно», он отбил буквально за секунду.

– Гелиограмма ушла, сэр! Факт приемки подтвержден. Дежурный сигнальщик Душан, сэр!

– Хорошо. – Клим кивнул и уселся на теплый каменный парапет сигнальной площадки. – Будем ждать…

* * *

Из дневника Клима Елисеева:

Колонисты болеют мало. Хвала богам и матери-природе – на Медее практически нет пагубных для человеческого организма микробов. Конечно, если в открытую рану попадет грязь, будет и заражение, и гангрена. Но даже здешний сепсис легко лечится нашими препаратами из индивидуальных аптечек с посадочных модулей. Живой пример тому – я сам. Комплекс номер три спас меня, да и не только меня.

Что же касается инфекций, то мы болеем только привычными для людей болезнями, которые попросту привезли с собой. Стрептококки, стафилококки, менингококки, вирусы герпеса и парагриппа – все эти вечные «заклятые друзья» человечества на протяжении всей его истории не оставили нас и на Медее.

Я помню, как в самом начале, после катастрофы, кто-то из персонала нашего тогда еще очень импровизированного, «дикого» госпиталя обмолвился:

– Неизвестно, как наши бактерии и вирусы поведут себя в новых для себя условиях. Возможны самые дикие мутации…

И вот «пятнуха». Что она? Каков ее генезис? Местный ли микроорганизм, доселе поражавший, например, лишь альб или черных чаек и вдруг открывший для себя человека разумного, вызывает ее? Или вполне безобидный вирус, привезенный с Земли, под действием неизвестных нам факторов превратился в смертоносную инфекцию, грозящую выкосить все население планеты?

Успокаивает лишь одно – с заразой можно бороться. Она уязвима. Универсальный фаг, комбинированный антивирусный и антибактериальный препарат, «вакцина от всего», содержащийся в комплексе номер четыре, гарантированно побеждает «пятнуху». По крайней мере, так пишет Мак-Даун, и ему можно верить. Старый шотландец не просто умен, он хитер и расчетлив, достаточно вспомнить исход фрименов с плоскогорья накануне появления хрустальных червей. И если Мак-Даун поднял тревогу – стало быть, ситуация и впрямь угрожающая.

Доселе мы очень мало использовали маркированные желтым кружком трубочки с комплексом номер четыре. В основном это средство вводили детям, да и то только самым слабым, тем, чьи организмы не могли самостоятельно справиться с острыми инфекциями.

Стало быть, запас лекарства у нас должен быть весьма велик. Большинство медикаментов Сыч вывез в Фербис еще до войны. Какая-то часть хранится за Лимесом, у Лапина. В Горной республике комплекса номер четыре фактически не осталось. Лускус, конечно же, уже отправил караван и за фрименов можно не волноваться. Однако, для того чтобы полностью исключить возможность эпидемии, препарат нужно ввести всем колонистам Медеи! Это трудно в организационном плане, это хлопотно и долго, но самое главное – скорее всего, просто невозможно, потому что на всех комплекса номер четыре не хватит…

Посмотрим, что ответит Лускус. Отсюда до Фербиса три с небольшим тысячи километров. Гелиограмма проходит это расстояние за шесть часов. Стало быть, мое сообщение давно получено, но ответ придет не раньше завтрашнего полудня. Хуже нет ждать и догонять. Хорошо хоть этот Лиссаж, которого я про себя прозвал «мэрским комендантом», едва запахло реальной опасностью, проявил себя как человек деятельный и вменяемый. Все въезды и выезды из города перекрыты, ярмарки разогнаны, население оповещено об угрозе эпидемии, усиленные патрули поддерживают порядок. Всюду висят черные карантинные флаги. Мы, те, кто имел контакт с телом посланника, находимся на своем, внутреннем карантине в Змеиной башне. Утром гарнизонный, точнее, уже просто городской врач начнет лечение. У него нашлось в загашнике две с лишним сотни трубочек с препаратом. На всех горожан не хватит, но будем надеяться, что пока комплекс номер четыре массово и не понадобится.

Скорее бы утро. Выход должен быть, я чувствую. Конечно же, наша экспедиция, объект «Зеро» – все отодвинулось на второй план. Впрочем, это меня не сильно тревожит. Куда сильнее я переживаю за Медею и нашего не рожденного еще сына. Раньше мне как-то не приходило в голову, сколько опасностей подстерегает маленького человечка после появления на свет. «Пятнуха»… Я сам приложу все усилия и заставлю всех вокруг сделать то же, чтобы извести эту дрянь.

* * *

Клим проснулся на рассвете от громкого топота за дверью. Цендорж уже стоял посреди комнаты с винтовкой на изготовку. На пороге возник Лиссаж. Покрасневшие глаза говорили о том, что «мэрский комендант» всю ночь не спал.

– Гелиограмма от Государственного канцлера! Пришла с утренним лучом. Видимо, была отправлена часа в три, на искусственных источниках света.

Елисеев взял лист и уселся на смятую кровать. Лускус был лаконичен. Спешная проверка медицинских складов показала, что комплекса номер четыре едва хватает для вакцинации половины населения Медеи. Клим похолодел, у него задрожали руки. Накатила дурнота. Пришлось потереть лицо, украдкой ущипнуть мочку уха. Боль несколько отрезвила, и он вновь поднес гелиограмму к глазам.

«На планете есть запас медикаментов, в несколько раз перекрывающих наши потребности, – писал Лускус. – Но он находится на Втором малом посадочном модуле. По результатам экстренного заседания Временного правительства принят указ за номером 299, согласно которому Климу Елисееву делегируются самые широкие полномочия по извлечению препаратов из затопленного модуля».

Второй малый модуль. Озеро Скорби. Братская могила для десятков тысяч так и не вышедших из анабиоза колонистов. Клим выругался. Лиссаж и два его помощника, застывшие в дверях, как по команде вопросительно посмотрели на него. Однако, прежде чем Елисеев удовлетворил их нетерпение, нужно было дочитать послание. В последних строках Лускус писал, непосредственно обращаясь к нему:

«Клим! Ваша экспедиция, как ты понял, откладывается на неопределенный срок. Сейчас важно спасти колонистов. У нас на востоке нет других людей, которые смогли потянуть это дело, – только ты. Инженеры Чжао Жэня предложили построить и доставить на озеро Скорби водолазный колокол, но у них на это уйдет как минимум месяц. Не знаю, что такое этот колокол, но, думаю, Шерхель и его арбайтеры справятся. От Лимеса до озера дней десять пути. Люди Лапина тебе помогут. Не мешкай. Караван с лекарствами уже на пути в Горную республику. Мы же фактически беззащитны перед болезнью. Все распоряжения касательно карантинных мер отданы. Клим, вся надежда на тебя. Помни о жене и ребенке. Лускус».

– Помни о жене и ребенке, – вслух повторил Елисеев. – Сволочь. Можно подумать, я…

– Простите? – Лиссаж нахмурился.

– Нет-нет, все нормально. – Клим встал, снова потер ладонями лицо. – Значит, так, господин комендант…

– Мэр! – подсказал один из помощников Лиссаж.

– Комендант! – повысив голос, снова произнес Клим. – Ибо с сегодняшнего дня я ввожу в Каменном форте и окрестностях военное положение, а стало быть, господину Лиссажу возвращается его армейская должность.

Француз неожиданно улыбнулся и расправил плечи.

– Немедленно подготовить паровоз серии «И». Я выезжаю на Лимес, – продолжил Елисеев. – Вам же надлежит отобрать до роты лучших бойцов и во главе них выдвинуться к озеру Скорби. Разбить лагерь, оповестить местное население, выставить карантинные посты, подготовить инфраструктуру для крупномасштабной операции по подъему медикаментов из Второго малого модуля.

– Но это же мемориал… могила… – пробормотал Лиссаж.

– Не понял?! – гаркнул Клим.

– Приказ ясен, сэр! Разрешите выполнять? – Бывший мэр вытянулся в струну.

– Конечно. Я с необходимым оборудованием и рабочими прибуду на озеро в течение трех… нет, двух недель.

Комендант повернулся и шагнул на лестницу.

– Лиссаж! – окликнул его Клим. – От вас зависит очень многое. Вы понимаете?

– Поверьте, господин уполномоченный, я понимаю, – очень серьезно ответил француз.

* * *

Спустя полчаса Клим с Цендоржем спешили на меднодорожную станцию, где пыхтел подготовленный для них локомотив. По сравнению со вчерашним днем Каменный форт разительно преобразился. Исчезли шумные базарчики, двери лавок и магазинов украшали замки. На улицах виднелись только парные патрули военных, над перекрестками слабо колыхались черные карантинные флаги.

Необычно оживленно было только у здания больницы – тут стояла настоящая очередь. За порядком следили несколько солдат с алебардами, но жители Каменного форта обращали на них мало внимания, стараясь как можно ближе протиснуться к распахнутым дверям, над которыми висела табличка с суровой надписью «вакцинация». Позади больницы Клим и Цендорж неожиданно увидели свежесколоченную виселицу, на которой покачивалось чье-то тело.

– Кто это? – поинтересовался Клим у остановивших их патрульных, принимая назад документы.

– Врач наш, сука. – Бородатый солдат сплюнул в пыль. – Он ночью еще по купцам да тем, кто побогаче, побежал – вакцину купить предлагал, чтобы, значит, наверняка не заболеть. Ну, люди его и сдали. Сами. Господин премьер-майор лично дело разбирал. Хотя чего тут разбирать, собаке собачья смерть. Сказал – в петлю, и вся недолга. Он у нас мужик резкий…

– Ну-ну, – кивнул Клим, а про себя отметил – Лиссаж, похоже, пользуется авторитетом у подчиненных.

На станции, под квадратной, похожей на лондонский Биг-Бен, водонапорной башней вовсю дымил паровоз новой серии «И», восьмиосный, с длинным котлом и двухсекционным тендером. Пожилой машинист высунул из люка чумазое лицо, украшенное седыми баками:

– Ну, и где тебя носит, начальник?! Только сланец зря жгем!

– Айда, пошел! – махнул рукой Клим, следом за Цендоржем забираясь в высокую кабину.

Истошно заорал гудок. Станционное здание потонуло в клубах пара. Над шпилем водонапорной башни взвился синий флажок. Слитно вздохнули цилиндры, зазвенели клапана, щелкнули колеса центровки, а потом все звуки потонули в грохоте колес – паровоз рванул с места и помчался навстречу неизбежному…

* * *

Черный дым столбом бил в бирюзовое небо. Медные плиты дороги летели под колеса, сливаясь в сплошную сверкающую ленту. Вокруг расстилалась степь. Паровоз серии «И», иначе говоря, «Иблис», ходко шел на восток. Елисеев не зря настоял, чтобы Лиссаж дал им именно «Иблис» – это паро-дышащее чудовище могло в случае необходимости идти и без меднодорожного полотна, прямо по грунту. Конечно, не быстро, конечно, только по сухому и твердому, но последний циклон переваливал через Экваториальный хребет три недели назад, и с тех пор в степи стояла иссушающая жара. Клим рассчитал так: когда они доедут до конца Западного участка магистрали, «Иблис» съедет с дорожных плит и двинется навстречу строительно-монтажному поезду Восточного участка. Судя по всему, расстояние между стремящимися друг навстречу другу монтажными поездами сейчас составляло не более двадцати километров. В том случае, если на пути возникнет какое-нибудь препятствие или почва станет непроходимой для паровоза, Клим планировал идти пешком. Двадцать километров – не двести…

Но пока думать об этом было рано – впереди лежала бескрайняя степь. Цендоржа Клим отправил на крышу паровозной кабины – следить за дорогой. Машинисту приказал выжать из котла все возможное и невозможное.

– Взлетим же, начальник! – скривил тот потное лицо.

– Отец, у нас каждый час на счету! Если мы не успеем, то какая разница, взлетим мы или нет, понял? – перекрикивая грохот колес, ответил Елисеев. Двое покрытых копотью кочегаров в плоских афганских шапочках переглянулись и начали орудовать лопатами с удвоенной силой.

Усевшись прямо на кучу сланца, Клим закрыл глаза. Он готовился ко встрече с Шерхелем. Что-то подсказывало ему, что встреча эта будет куда как не простой…

…После того как Зигфрид побывал в объятиях Жорного леса, он сильно изменился. Немец и раньше отличался одержимостью в отношении всего, что касалось металлургии и механики, а теперь он стал попросту невменяемым. Когда закончилась война и бывшие противники под чутким руководством Лускуса принялись за новое мироустройство, Шерхель решительно отказался в этом участвовать. Вместе с семьей и тремя сотнями арбайтеров, спешно собранных по городам и весям, Зигфрид вернулся за Лимес и объявил, что будет восстанавливать взорванный завод. Клим тогда попытался помешать этому, стараясь убедить друга, что его знания и энергия нужны в новой столице свободной Медеи, в Фербисе, но Шерхель стоял на своем. В итоге они поссорились и едва не подрались.

Точно так же отказался от всех постов во Временном правительстве и Прохор Лапин.

– Хватит, накомандовался я, – просто сказал он и увел четыре с лишним тысячи своих земляков за Лимес, к Медным горам. С Лапиным Клим уже не спорил, не до того было. Сразу же после примирения исчезла Акка. Майор Военно-Космических сил Федерации Анна Морозова вместе со своим личным батальоном «Сокол» растворилась на бескрайних просторах Медеи, и до сих пор от нее не было никаких вестей. Все это сильно расстроило Клима, он даже начал подумывать, нужно ли было поддерживать одноглазого в его стремлении «перемирить» вчерашних противников. Однако Лускус развеял сомнения Елисеева одной-единственной фразой: