Текст книги "Зона Посещения. Шифр отчуждения"

Вот только в конце он разбивается. И сей итог никак не изменить. Я же свою судьбу изменить ещё… могу?.. Значит, у меня как раз многоточие пока, а не точка безапелляционная. Хотя и у него тоже многоточие на самом деле… потому что точка, кому-то что-то сказавшая своим примером, оставившая след, превращается в многоточие…

Когда мы с Люцифером вышли на улицу, на мглистом небосводе уже зажглись звёзды. Они перемигивались, привлекая, унося почву из-под ног случайного зрителя. Эти невообразимо далёкие искорки являлись истинным олицетворением безграничности, их ни с чем не сравнить! У меня всегда перехватывает дух, когда я гляжу на звёзды. Хочется оторваться от земли и вознестись туда.

Но такой возможности нет, и приходится мерить шагами землю.

Мы с Лютиком прикупили картошку фри. Идём, хрустим горячими, обалденно вкусно пахнущими ломтиками, вынимая их из красных стаканчиков, пальцы покрылись жиром… Кошмарно вредная пища, конечно, но иногда можно и нужно себе позволять порочные удовольствия. Ночная улица кишела людьми. В это время жизнь в центре города только начиналась.

Роскошные дамочки в натуральных мехах – предметах постоянных нападок экологических активистов, в большей степени справедливых, – торопились на гламурные вечеринки, куда вход только по приглашениям. Рассредоточивался по клубам молодняк – стильные парни и соблазнительные девчонки в мини-юбочках, с торчащими сквозь одежду сосочками. На торговых улицах устраивались распродажи, на главной улице по воскресеньям салют…

И мы с Лютиком стали частью всей этой суеты. Не раздражающей, такой, какой нужно, суеты. Старшему поколению она не по душе, но нам, тем, кто в теме, самое то. Хотя вообще-то уже собирались мы с Димой расходиться по домам. Не потому, что нас там кто-то ждал, у меня родители жили отдельно – папа в другом городе другой страны, а мама в пригороде Гордого, – а про родственников Лютика я особо ничего не знал.

Ну, просто по-хорошему уже пора.

Однако мы смеялись. Не пили много и наркотой не баловались, всё в меру, но повеселиться и поговорить на разные темы никто не мешал – под настроение. Так что мы просто растворились посреди этого моря, затерялись в ночном городе и разошлись уже во второй половине ночи. Помню, что дома кое-как залез в душ, потом кликнул выключателем и укутался в родимое одеяло. День удался, можно сказать.

И вот тогда на меня накатило. Тот сон был переполнен неясными образами, неразборчивыми голосами, обрывками мелодий и клочками изображений, в общем, полная неразбериха, но одно я запомнил явственно, отчётливо: ощущение приближающейся опасности.

Режущее, отрезвляющее, пробирающее.

Это видение было вовсе не случайным, оно несло в себе отчётливый посыл. Подсказывало, что в скором времени произойдёт что-то совсем страшное. Если этому не помешать. Я как бы соприкоснулся с высшими материями и ухитрился заглянуть в будущее. Точнее, мне позволили заглянуть. Но не прямо, а через подсознание; и хотя я толком ничего не разобрал, сделалось очень, очень страшно, прямо леденящая жуть меня заполонила.

Неудивительно. Я там был абсолютно беззащитен и не мог ничему помешать.

Давно ко мне не приходили такие сны, из-за которых следующим вечером боишься ложиться спать. Разве что в детстве случалось, когда тайком насмотришься фильмов ужасов. Но в этот раз произошло нечто гораздо, намного ужаснее, я узрел истинный кошмар, невероятный… Должно было случиться катастрофическое событие, неминуемое, и ничего светлого в грядущем не ощущалось, сплошной мрак.

Однако ещё кое-что произошло. В момент пробуждения у меня в мыслях сформулировалось безапелляционное, чётко очерченное убеждение в том, что я способен надвигающийся ужас предотвратить. Я, именно я. Более того – противодействие грядущему мраку должно стать миссией, придающей смысл моей жизни.

Сон и убеждённость пришли откуда-то оттуда, где всё зарождалось, где таилась забытая опасность, которая теперь дала о себе знать. Что-то запредельное, напрочь вырывающееся за рамки моего субъективного привычного мира. Угроза извне, которая не только меня одного затронет, но и может в корне изменить «планировку» мироздания, в котором я живу, раздавить реальность в тонкий блин.

Да, исполненные тревожным предвестием видения породили твёрдую уверенность, что страшному суждено произойти, и лишь мизерный, формальный шанс оставался, что удастся избежать этого…

Светопреставления. Да, самого настоящего апокалипсиса всеобщего масштаба, тотальной чумы, поражающей многообразные среды обитания. Того, что убивает без разбору всё и вся.

Почему-то именно я выхватил тень информации об этом оттуда, из запределья, и стал как бы посланником того, что передало предупреждение.

Тем избранным, кому из колоды судьбы выпала карта с начертанной участью – бороться.

Может быть, со мной такое стряслось, потому что я словно бы с самого начала осознанного существования готовился к чему-то подобному?.. Воевать предстояло не на стороне небытия, а против него. К этому я и стремился с того момента, когда впервые испытал желание лечить людей, препятствовать смерти. Не позволять тьме гасить свет жизни.

Потом, когда я поуспокоился, то обдумал предупреждение.

Пришёл к выводу, что информацию получил не от Света, условно говоря, а от какой-то другой, промежуточной силы. Чего-то уравновешивающего, позволяющего сосуществовать. Тьма стремилась воцариться и нарушить хрупкий баланс, и тогда наш мир просто исчез бы. Просто не сможет быть на таких условиях.

Оттеснить Тьму, отсрочить конец света, а значит, гибель Человечества… способен ли один-единственный человек?!

Да уж, не думал не гадал, что окажусь центральным персонажем супергеройского сюжета…

Хотя не обязательно один. Я пока знаю слишком мало, чтобы монополизировать героическую миссию. Ответы на этот вопрос, как и на многие другие, предстоит узнать.

Надеюсь, узнаю. Чуть ли не единственное, в чём не сомневаюсь, это в реальности пункта назначения. В моей памяти откуда ни возьмись наяву возникла цель, и даже приложилось к ней что-то вроде инструкции по прохождению маршрута.

Голос, который звучал перед самым пробуждением, был разборчив и отчётлив в отличие от других.

«Запомни, ты способен помешать. Если преодолеешь страх, не побоишься отправиться в путь. Чтобы силы смерти не победили, необходимо не пожалеть отдать жизнь. Ты – сможешь?..»

И я бы с лёгким сердцем счёл всю эту приснившуюся жуть бредовым кошмаром, взбурлившим в мозгах из-за того, что накануне перебрал морковного пива или всего, что было за ним… если бы не это вот взявшее меня на слабо́ напутствие и знание о конкретном пункте назначения.

Минут через десять после того, как я проснулся, позвонил Марлин.

Эти минуты я ошалело переваривал вынесенное из сна.

Лучи солнца уже проливались в окно, озаряя комнату, и не хотелось разлеплять веки, окончательно возвращаться в бренное бытие.

А терминал всё трезвонил, оглашая комнату сигналами вызова… Этот Марлин такой Марлин! Всегда до упора ждёт, до крайнего гудка, до сообщения: «Вызываемый абонент не отвечает». Тот ещё зануда принципиальный, и хотя вслух об этом не говорил, но хорошо знавшие его люди понимали, что основной принцип Марлина: никогда не сдаваться.

Позаимствовать бы мне сейчас у него твердейшей уверенности в собственной правоте.

Щурясь и зевая, я кое-как сполз с постели, подбрёл к дивану, на который бросил одежду, добыл из складок мой «персональник», который на ночь снимаю с руки. Соединился и выдавил хриплое «алло-о-о», незаменимое ещё с той самой поры, когда вообще изобрели голосовую коммуникацию.

– С днём рождения!!! – гаркнул по ту сторону канала связи Марлин.

В первый момент я не смог сообразить, к чему это громогласное поздравление. Но уже во второй меня будто током шандарахнуло. Я встрепенулся, широко распахнул глаза, мысленно возопил: «Какой сегодня день?!» и параллельно вслух исторгнул:

– Что-о?!

– С днюхой, говорю, бродяга! Счастлив будь, здоров, да чтобы по жизни брошенные кубики правильное число выдавали и шарик в загаданную лунку на рулетке ложился, короче, удача чтоб не отворачивалась от тебя! Просыпайся давай, соня!..

– Забыл совсем… – покрутил я головой. – Спасибо, Марлин.

– Подъезжай ко мне, – зазвал старый друган, – посидим, коньячку примем! Без девочек, конечно, но, думаю, скучать не придётся. С глазу на глаз, так сказать, в суровом мужском кругу. Или занят? А то, кажись, суббота, тебе на работу сегодня не…

– Без базара, буду, – ответил я, – через час примерно, я только глаза продрал, – констатировал я, и вслед за этим поневоле вырвалось: – Всю ночь какая-то муть сни…

– Конечно, жду! – перебил собеседник, будто нарочно пресекая мою случайную попытку разгласить эксклюзивное знание, то ли бред, то ли откровение свыше, поди разберись. – Только, если не возражаешь, я пока без тебя пригублю немного. Не терпится этого многозвёздочного красавца откупорить…

– Без проблем, Серёга, только не наберись до моего приезда…

– Ты ж меня знаешь, дружище!

С этими словами Марлин отключился.

«Хорошо хоть, беседа происходила без видеорежима, и тёзка не видел мою физиономию!» – обоснованно подумалось.

Это я вошёл в ванную и посмотрелся в зеркало. Под глазами неслабые мешки, лицо серое. Как будто всю ночь ящики грузил. Да уж, действительно какой-то удушливый мрак привиделся… Я встряхнул головой и сунул голову под струю холодной воды. Ничего, пройдёт.

Новый день, новая жизнь, в которой не место глупым ночным страхам. И мысленно самому себе адресовал:

«Поздравляю, однако. На целый год укоротилась твоя дорога к смерти…»

Завтракать не было ни желания, ни острой необходимости, хотя как врач я себе не рекомендовал бы отказываться от утреннего приёма пищи.

Вообще я уже несколько лет не праздновал днюху. Не видел особого смысла торжествовать. Это в детстве хотелось поскорей вырасти, а со временем начал понимать, что взрослая жизнь – ещё не повод для радости.

Но Марлин чуть ли не единственный человек, который с первых классов школы со мной рядом и ухитрился не облажаться ни разу, не предать и не подставить.

Перед визитом к нему я удалил наросшую щетину – к вновь набирающей цикличную популярность касте сторонников бородатости пока не примкнул – и принял прохладный душ. Почистил зубы, сделал пару десятков приседаний, затем вытащил из шкафа одеяние, заготовленное для особенных случаев.

Тёмно-синюю в белую точечку-горошек сорочку, элегантно сочетающуюся с чёрными брюками и красной бабочкой. О, бабочка у меня шикарная, усеянная крохотными белыми рисуночками теннисных мячей! Смотрятся они тоже как горошек, но при ближайшем рассмотрении ясно, что именно мячики, с характерными плавно изогнутыми серенькими полосками. Детали зачастую всплывают, лишь когда вплотную к проблеме или явлению приблизишься.

Облачившись в это великолепие, я сделал вызов и подождал прибытия таксокара. Машинка подтянулась минут через пять, за это время я успел покинуть квартиру и спуститься на лифте к выходу на улицу. Забравшись в салон, я озвучил конечный пункт поездки, автоматическое такси рвануло по извилистой ленте проложенной между зданиями дороги, ничуть не менее закрученной, чем американские горки… Маневрируя меж другими электромобилями, я унёсся навстречу приключениям и новым открытиям.

Официально Марлин теперь держал небольшое «живое» кафе. Да, из тех самых заведений для гурманов. Хозяином одного из них и числился мой друг детства и юности.

Это было теперь его увлечением, хотя он не сразу открыл для себя это занятие. С того момента, как получил диплом «вышки», сначала пытался по специальности подвизаться, сценарным райтером в сетевых ресурсах, но охладел к «словопомолу».

Потом путешествовал по миру в реале и вдруг внезапно для всех – почти, – кто его знал с детства и юности, несколько лет назад ушёл в кулинары. Мы с ним ровесники и вместе вступили в безоговорочно взрослую жизнь, вот только в разных университетах учились, и ориентиры у нас всегда, честно признаться, были несколько разными.

Наверное, именно поэтому до сих пор дружим, не разбежались, не поссорились на почве столкновения интересов. Хотя я вхожу в малое число тех «почти», для которых уход в питейно-кулинарный бизнес внезапным не стал.

Мы с ним в третьем классе уже были закадычными корешами, не разлей вода. Списывали друг у друга уроки, спиной к спине отбивались от представителей враждебных субкультур, процветавших в школе. Помню, как-то раз в седьмом классе нас с ним в туалете зажали старшие пацаны. Не назову точную их численность, но обступить и замкнуть в кольцо нас они смогли. Так Марлин тогда сдёрнул крышку бачка с одного из унитазов и пробил ею башку самого крупного старшеклассника. Эффектно он тогда долбанул, что да, то да-а!.. Кровищей забрызгало весь туалет, осколки крышки долетели до коридора.

А я, воспользовавшись замешательством противников, со всей мочи въехал по яйцам тому, который больше приглянулся. Двоих мы вывели из строя. Против остальных держались как могли, хотя нас не слабо тогда отметелили. У меня весь мир перед глазами расплывался и смотрелся в палитре красных тонов. К тому же, когда мы оба уже свалились, нас хотели макнуть головами в унитазы.

Меня таки сунули лицом в грязную жидкость, никогда не забуду это противное ощущение, а кореша немножко не успели… Хотя он тоже был никакой, и его через каких-то пять секунд ждала та же участь, но внезапно в туалет с визгом вбежала училка, и на этом бой был окончен. Те кретины даже не оставили никого на стрёме. На то и кретины.

Правда, из школы их потом всё-таки не выгнали, дали окончить. Главное, к нам они больше не совались. Кстати, на тот момент Марлина ещё Марлином не звали, прозвище возникло позже, и получил он его в среде не школьной, а уличной. Я с ней соприкоснулся в гораздо меньшей степени, потому что уже с головой окунулся в изучение медицинских наук…

Этот инцидент в туалете я помнил, как ни старался забыть, а не смог.

«Жри!!!» – орал враг, сунувший меня лицом в дерьмо. Голос запечатлелся, и выплеск энергии не забылся, резкий такой, громкий, сквозь кровавое забвение доносящийся… Уже после того, как этот самый тип окончил школу, я сам стал старшеклассником и периодически думал о подходящем случае расправиться с ним. Встреться он мне где-нибудь в приватной обстановке да на неширокой тропке, уж я бы наверстал, не упустил возможность. Но случайной встрече не суждено было сбыться. А не случайную я не решился организовать.

Наверное, это был мой выбор. Потому что если бы по-настоящему хотел поквитаться с ним, сделал бы всё необходимое. Остальное – отговорки для слабаков. А я ведь не слабак, жизнь подтвердила. Тогда почему всё-таки не?..

«Ладно, уже нет смысла копаться в том эпизоде прошлого, – подумал я, смотря в окно автокара на проносившиеся мимо строения и пейзажи, – свою роль в становлении характера он сыграл, больше я никому не позволял меня унижать, за то и спасибо».

Думаю, что Марлин в отличие от меня поступил бы с обидчиками иначе. Если бы его успели макнуть. Куда более тесное соприкосновение с уличной средой сыграло бы свою роль. То самое, что со временем отправило его в извилистый вояж по планете, закончившийся возвращением и уходом в кулинары. Для прикрытия настоящего бизнеса, связи для которого он по ходу наладил.

…В дневном свете город совершенно преобразился. Сверкали многогранники небоскрёбов, в их зеркалах отражались небеса, шпили словно пронзали небо. Чем больше скорость, тем сильнее смазывается открывающаяся с транспортной эстакады панорама. Здесь, в выси, основное внимание привлекали к себе эти стеклянные исполины, наполненные изнутри разного калибра офисами, квартирами, гостиничными номерами, производственными и жилыми помещениями.

Они, как муравейники, кишели людьми, словно мягкие игрушки наполнителем, были набиты перегородками, креплениями, жалюзи и подобными элементами. Они многообразны подобно живым организмам – по каркасу, росту, внешнему виду…

От бурного двадцатого века сегодняшний день отделило почти столетие, и за это время опомнившиеся мы, земляне, успели исправить немало ошибок предыдущей истории, главное, предотвратили Третью мировую войну и, перейдя на возобновляемые источники энергии, не угробили окончательно экологию.

«Я еду к единственному человеку, которому мог бы рассказать об увиденном СТРАШНОМ сне, – вдруг подумал я, отворачиваясь от проносящегося за окнами города и закрывая глаза. – Но точно понимаю, что не расскажу. Не потому что не поверит и будет смеяться, а потому что разглашение внесёт помехи в миссию…»

Именно в этот момент я внезапно для самого себя поверил, что сон не был бредовым видением. И главное, осознал: меньше всего на свете хочу, чтобы картина этого светлого и, по большому счёту, радостного города, моего Гордого, залилась дерьмом по чьей бы то ни было прихоти.

Пусть даже это намерена вытворить сама космическая тьма.

Может, совсем уж лучшим из миров реальность, проносящаяся сейчас за бортом такси, и не является, но уж какая есть.

Мой родной мир.

Кому-то же придётся схватить крышку бачка или что там подвернётся под руку, чтобы врагу дать отпор…

Почему в этот раз не мне?

* * *

Преклонив колено, я упираю приклад винтовки в плечо и касаюсь пальцем спускового крючка. Прильнув щекой к прикладу, целюсь, не через оптику, а совмещая целик с мушкой и с мишенью. Попасть я должен, разумеется, в синеокую псину, а не в аномалию.

К этой «бродячей» пришлось повернуться спиной.

Никакой оптики в данной ситуации. Оптическое увеличение, по моему разумению, благоприятно для длинных расстояний, для неторопливой, размеренной стрельбы. Тварь же возникла на дистанции даже не средней, а меньше, и до этого я её не замечал, потому что она пряталась в траве. На таком расстоянии оптический прицел критически сузит обзор, и пока будешь нашаривать цель, время для прицеливания как раз и выйдет.

Да я и не думал о возможности использовать оптику, так как ещё ни разу не присоединял прицельную трубку к винтовке, и вряд ли это удалось бы сделать за пару секунд. Прицел, предоставленный стариком, ждал своего часа в сумке.

Зверюга оказывается расторопнее «жернова», несётся ко мне шустро, с-скотина, поэтому сперва я займусь ею, ибо шанс настичь жертву у неё заметно выше, чем у движущейся изменки. К тому же что делать с перемещающимся участком изменённого пространства, я покуда решительно не представляю. Зато как бороться с живым монстром, в теории примерно понятно.

Времени на второй выстрел может не хватить, и нужно целиться наверняка, чтобы не мимо. Вот я и решаю на свою беду подпустить собачище поближе, чтобы выстрелить практически в самый последний момент… Однако, когда нас разделяет всего лишь несколько метров, наши взгляды встречаются. И я замираю за долю секунды до того, как нажать спуск. Пронзительный синий взор твари излучает магическую, магнетическую красоту и одновременно холодно-властен.

В мою голову тотчас обрушиваются потоки образов, мыслей, эмоций, хаотическая каша затмевает картину мира, я не отдаю себе отчёт в действиях… Гипноз типа, понимаю я обескураженно-отстранённо. Рвусь из-под контроля, получается опомниться, но уже поздно. Тварь ударяет лапами мне в грудь и сшибает с ног. Судорожно долбаю по ней прикладом, и не сумей я этого сделать, она вгрызлась бы точно мне в горло. Её слюнявая пасть дышит жаром и нечистотами.

Удар прикладом останавливает псину на пути к моему горлу, вынуждает отпрянуть, даже лишает части зубов. С наскока достать мою шею у монстра не получилось, и он тут же, яростно мотнув башкой, впивается мне в левый бок.

Адская, пронзительная боль дырявит тело насквозь. Я кричу, но ухитряюсь напрячься и обрушить приклад на голову зверя. Удар получается в прямом смысле убийственно-сокрушительным, раскроившим череп, но зубы продолжают находиться в моей плоти, вцепились мёртвой хваткой. Сила сжатия мало что не уменьшилась, наоборот, псина туже их стиснула за миг перед смертью… Почти не соображая под воздействием нестерпимых ощущений, перемежая низкие стоны высокими воплями, я вцепляюсь в раскроенную башку и отчаянным рывком кое-как раздвигаю челюсти. Затем толкаю труп от себя, а сам пытаюсь отползти.

Меня обдаёт леденящим морозом. Чувствую, что изменённый, невообразимо перестроенный участок пространства, не пожелавший быть верным константному местоположению, подкрался и теперь совсем рядом… Кочевой «жернов» валяющимся на его пути халявным мясом не побрезговал. С каждой секундой я прихожу в себя, превозмогаю боль. И осознаю, что теперь мне требуется лишь вовремя смыться, пока дрейфующий преследователь отвлёкся на оприходование зубастой падали.

Утилизирует и вновь увяжется за мной, зар-раза… Рану страшно жжёт, встать и удержаться на ногах пока не получилось. Я отползаю на карачках, стремясь убраться прочь и забиться в какую-нибудь относительно безопасную дыру.

Как назло, ни зарослей, ни сооружений поблизости не видать. Только море невысокой, по колено, сплошной травы, освещаемой солнцем. Я бросаю перед собой камушки, которыми запасся предусмотрительно, и если происходит аномальная реакция изменённых участков, избегаю их, меняя траекторию движения. Только бы не попались ещё кочующие изменки! Я не знаю точно, на сколько затянется утилизирующая заминка «жернова» и отправится ли он вслед за мной, когда покончит с бывшей собакой, но предполагаю худшее.

Посматривая искоса назад, я вижу, как вначале собачье туловище отрывается от земли, медленно закручивается внутри аномальной области, будто насаженное на гигантский вертикально поставленный шампур, вокруг некоей оси, проходящей в центре аномалии, недоступной восприятию человеческими глазами… Потом невидимые лезвия шинкуют труп зверя на кусочки, и каждый кусочек взрывается фонтанами кровяных брызг. Причём куски не отрываются от тела, а именно отрезаются, примерно одинаковой величины, методично, как опытный повар режет какой-нибудь огурец.

Я не знаю, как поведёт себя обожравшаяся изменка, потому стремлюсь удрать подальше, чтобы она потеряла мой след. Тем более что с третьей попытки мне удаётся встать с карачек, и дальше двигаюсь уже на ногах, пускай и полусогнутых.

Положительное обстоятельство – патроны у меня ещё остались. Хотя в аномалию стрелять бесполезно, но в схватках со здешней фауной они далеко не лишние.

Когда я отдаляюсь больше чем на сто шагов, ещё раз гляжу назад. «Жернов» покончил с пиршеством и сейчас замер на том же месте, словно бы заколебался в нерешительности. Я бы показал ему выставленный из кулака средний палец, но сейчас не в том положении, чтобы выделываться, еле ускользнул, и то ещё не окончательно. Да и просто так поднимать руку изнурительно для моего раненого, едва движущегося тела.

А ведь тем временем я постепенно всё больше и больше отдаляюсь от границы, отделяющей мой прежний мир от этой сумасшедшей ненормальности. Отчуждения, в котором мутируют не только живые организмы и растения, но и само пространство…

Спустя час я сижу на вершине небольшого холма. В окружающей местности пролегает речная долина, и рельеф не особенно ровный. Уровень то выше, то ниже перетекает, образуя естественные ложбины и возвышения.

Лицом я повернулся в сторону территории, с которой пришёл, и вижу стебли травы, покачивающиеся в такт пульсациям ветра, кривую дорожку примятой растительности, проделанной мной, тащившимся сюда на брюхе, на четвереньках и на полусогнутых.

«Жернов» остался в той же точке, так и не сдвинулся с места, может, у него послеобеденная сиеста. Уже самый разгар дня, по небу проплывает стая перистых облаков, девственно-белых на удивление.

Наладив дыхание, наконец-то переползаю холм и начинаю спуск по склону с другой стороны, оставив всё, что за спиной, позади. Навсегда. Каждый следующий шаг, каждая проведённая здесь минута сулят сюрпризы, и стремительно набираемый опыт учит меня остерегаться этих подарочков дороги.

И примириться с их неизбежностью.

Куда же я всё-таки попал? Вот в чём вопрос.

В параллельное измерение? Не верится как-то, что вся эта изменённая фантасмагория может твориться непосредственно на нашей планете, Земле. В реальности, которую я совсем недавно считал единственно возможной. Имеющей эксклюзивное право на существование… Но, быть может, перебравшись за границу, обозначенную зализанными временем остатками бетонной ограды, некогда явно впечатляюще исполинских размеров, я покинул родину. Перенёсся куда-то в альтернативную реальность.

В какой-то совсем иной мир.

Такое объяснение ещё как-то укладывалось в голове.

В отличие от невероятной версии, что я всё-таки по-прежнему нахожусь в пределах своей планеты, в родной реальности. Доживая последние денёчки и ночки в моём городе, уже сознавая, что избран некими силами для свершения сверхважной, хоть пока неясной задачи, я передумал всякое. Однако действительные события, мягко говоря, впечатляюще превзошли ожидания.

Так что сейчас я ощутил себя «семечком», покинувшим организм, его породивший. Увлекаемый всесильным ветром в неизвестность, могущую принести как смерть, так и нечто совсем иного плана, улетаю в грядущую… тьму или свет?

Ничего другого не осталось, как просто отдаться воле ветра. Буду следовать по предложенному пути. По крайней мере до пункта назначения, обозначенного условно известными «координатами». А там погляжу. Взбунтоваться и выбрать собственный путь всегда успею.

Если что.

Интересно, а находятся ли здесь люди, кроме меня? «Коренные» обитатели пространственно-временного континуума или заброшенные сюда нелёгкой судьбой пришельцы из моего мира. А то и «третьих» миров?.. Если раздухариться и допустить, что реальностей больше, чем две. «Моя» и «эта», стариком пафосно наречённая Отчуждением, каковое название с его подачи прочно запечатлелось в моей памяти и стало основным.

Доведётся ли мне с людьми пересечься рано или поздно? Или попал в эдакую дикую реальность, в которой человеку вообще-то не место, а вляпаться сюда угораздило только меня… Вопреки страху согласившегося выйти на Дорогу.

Но в таком случае на кой ляд здесь я? Зачем вообще получил возможность убедиться в её существовании? Почему бреду без чёткого понимания в бредовую неизвестность, а не уверенно шагаю по изученному вдоль и поперёк родному городу?

Куча вопросов, и ни единого внятного объяснения. Хотя подозреваю, если мне и удастся найти ответы, они, в свою очередь, породят следующую волну вопросов…

У подножия холма, по ту сторону, я решаюсь сделать привал и наконец заняться раной. Это следовало сделать незамедлительно после её получения, но если бы я не убрался подальше с места схватки, чем демон не шутит, ждала бы меня участь очередного «огурца» на разделочном столе дьявольского повара… Я медик, и перечень действий по обработке места укуса для меня ясен и прозрачен.

Ого! Наконец-то я попал в условия, где на владение «вымирающей» профессией грех жаловаться. Сбылась мечта идиота?

Подняв одежду и добравшись до раны, я первым делом смотрю, не осталось ли в ней звериных зубов. Их не обнаружилось – уже хорошо! У псины крепкие, крупные клыки, на то и «канис люпус фамилиас». Будь они помельче, типа крысиных, часть зубов вполне могла бы остаться во мне.

Во-первых, вытаскивать их – тот ещё геморрой, во-вторых, будет потеряно время, а значит, и определённое количество крови, в-третьих, они бы дополнительно раздражали нервные каналы и явно не положительно повлияли бы на вероятность заражения крови. Но раз этого не произошло, я не стал на этом зацикливаться и продолжаю анализ.

Рана средней глубины, не лёгкий порез, но, к примеру, пуля бы проникла значительно дальше. Однако поражённая поверхность немалая, к тому же она рваная, неоднородная. Крови много натекло, и сейчас я ощущаю труднооборимую слабость, рассудок слегка мутится… К счастью, времена, когда доводилось в полевых условиях штопать раны иглой вручную, давно прошли. Теперь они достояние учебников по истории медицины.

Я вытаскиваю адсорб-шприц из мобильного медкомплекта, продвинутой «аптечки». Заряжаю в устройство нужную ампулу, подношу зев к участку кожи сантиметра на два правее от края раны… нажатие сенсора, впрыск, и состав проникает под кожу. Обеззараживающий раствор должен вычистить инфекцию, которую могло занести с раной. Только надо успеть ввести его не позже, чем минут через сорок после инцидента.

В моём же случае миновало не более получаса. После впрыска я капаю на рану чётко отмеренное количество сферокапсул активного силикона и накладываю специальный обезболивающий компресс. Боль снимает как мановением руки волшебника, минуты через три, причём я не перестаю ощущать сам бок; не чувствуется только боль.

Этот «хитрый» компресс блокирует идущие в мозг сигналы о боли, «подменяя» их своими сигналами, обманывая соответствующие зоны «центрального процессора».

Вот-вот начнётся акт исцеления…

И оно грянуло! Меня вдруг задёргало изнутри, словно проявились симптомы ДЦП или я попал под воздействие какой-нибудь разновидности «кайфовых» снадобий. Во рту моментально пересыхает; бешеный выброс адреналина; по телу струями льётся пот, в глазах роятся яркие искры, изнутри обжигает кипятком. Я-то был к взрыву готов и посему психологически выдерживаю спокойно, а неискушённый человек мог бы от неожиданности обалдеть. К физиологическим проявлениям добавилось бы и резкое падение морального состояния.

Длится бурное лихорадочное «телотрясение» минут десять. Когда я наконец перестаю дёргаться, от раны остаются малозаметные следы. Запёкшаяся кровь, розоватый ореол… Подействовал «органический клей», десять лет назад явленный свету японскими научными умами. У нас его предпочитают звать активным силиконом. Безусловно, пик достижений хирургической технологии, и по сей день непревзойдённый.

Разве что за десятилетие он сделался гораздо доступнее, даже обычные люди научились с ним обращаться. «Оргаклей» стал неотъемлемым элементом в аптечке. С царапинами и порезами лёгкой степени справляется в два счёта, помогает и в более серьёзных ситуациях.

Но ни в коем случае не является панацеей! Нюанс в том, что он затягивает, в ускоренном темпе сращивает рану, однако не способен, к примеру, нейтрализовать яд или вытолкнуть наружу засевший где-то внутри осколок. Так что при неправильном обращении можно и усугубить положение пострадавшего, вплоть до летального исхода.

Ибо горе тому, кто переборщит с ним! Хотя бы на пару капель. Помимо того что потом на этом месте останется безобразный «нарост», отторгаемый организмом, который обязательно нужно будет удалить, ещё и «торкнет» втройне.

Случаются жёсткие перегрузы, такие, что могут инсульт или что-то похожее спровоцировать. Поэтому введено правило – всегда капать на одну каплю меньше, и оттого напоминание о ране ещё сохраняется некоторое время, в виде шрамика. Пробирало от этой штуки и без того не слабо, даже если правило чётко соблюдать.