Текст книги "Сыны Перуна"

Первая, большая часть хазарского войска представляла собой легковооруженное ополчение из рядовых черных хазар. Другую, не столь многочисленную, представляли белые хазары, знать, именуемая иначе тарханами. Это были хорошо вооружённые воины, облачённые в пластинчатые или кольчужные доспехи, защищавшие большую часть тела. Несмотря на то, что тяжеловооружённая конница в хазарском войске составляла всего лишь сотню воинов, именно она была способна решить исход битвы.

Степняки наступали сплошной конно-человеческой стеной, с шага переходя на рысь, а за тем, разогнавшись, с криками и свистом полетели вперед на стоявшую на месте пехоту славян. Сотни стрел, пущенных на скаку, обрушились на защитников славянского рода, и их истошные крики известили всех присутствующих о страшной боли тех, кто пролил первую кровь за свой отчий дом. Воины падали и снова вставали, занимая места, в общем строю. Черные хазары – легкая конница, а это именно они первыми начали бой – готовые вот-вот врезаться в ровный строй пореченской пехоты, приняли на себя несколько сотен выпущенных им навстречу славянских стрел, почти не причинивших им вреда, вдруг свернули в сторону и, продолжая осыпать неприятеля стрелами, помчались в сторону леса.

– Славные вои, на скаку стрелы кидают как в яблочко, да и кони у них неплохо обучены, вон как мчатся, – покачав головой, заметил один из стоявших рядом с Борятой

пожилой ратник, – попробуй догони. Небось еще с жеребят их натаскивают.

В этот момент из леса навстречу мчавшимся степнякам полетели стрелы – это воины Бойкана с громкими криками и молодецким посвистом вступили в бой. Наткнувшись на внезапно появившегося неприятеля, первая сотня хазар не смогла уклониться от боя и вынуждена была начать плотную сечу с лихими бойцами, которые смогли ошеломить противника своим внезапным появлением.

– Давай, братцы, налегай веселей, – ревел, как медведь, разъяренный Бойкан, размахивая топором и кроша им, как скорлупу, конские и человеческие головы. – Не давайте им отойти, а то опять стрелами побьют.

Он уже опрокинул на бок одного хазарина, вогнав в бок его коня здоровенную рогатину, с которой не раз в одиночку ходил на медведя, и теперь рубил тяжеленным кружил вокруг скопившихся вокруг него всадников, подныривая под морды коней и рубя, как сучья, мохнатые ноги хазарских лошадок. Окружавшая его лихая толпа из таких же молодых и здоровенных парней, его верных сотоварищей по игрищам и пирушкам, не знавшая ни страха, ни горя, бросилась вслед отступившему передовому отряду черных хазар. Бойкан сам отобрал себе перед боем сотоварищей для засадного отряда с молчаливого согласия Боряты, который недолюбливал молодца за его буйный нрав и творимые его дружками безобразия.

– Ну вот, не вои, а одни тати1010
  Тати – разбойники.


[Закрыть] безголовые, – недовольно пробурчал воевода, но утвердил список Бойкановой рати.

Воодушевленное примером товарищей, вперед двинулось и основное славянское войско и слилось в Бойкановой ратью.

В этот момент ударили они. Звенящая железом, кричаще-свистящая лавина, взяв полный разгон, понеслась на упоенное первым успехом воинство Боряты. Идя по следу первой сотни, стремительно набирая скорость, белые хазары – тяжелая конница врезались в изогнутый дугой строй неприятеля, тут же смяв его первые ряды. Ловко орудуя тяжелыми копьями и пиками, прикрываясь щитами и рубя и сокрушая всех подряд выгнутыми саблями, защищенные добротными доспехами белые хазары не только остановили, но и отбросили назад храбрых соплеменников пореченского воеводы. Воины гибли, гибли десятками, наверное, не меньше трети радимичей полегло в считанные мгновения под железным натиском хазарской гвардии. Борята, прикрываясь щитом, стиснув зубы, смотрел, как вокруг него один за другим падают его родичи.

– Не устоять мужикам перед умелыми воинами, не сдюжить, – видя, что победа будет за неприятелем, воевода понял, что надо спасать своих воинов от неминуемой гибели.

– Отходим к детинцу все вместе! Не бежать, а то порубят! – заревел воевода, пытаясь организовать отступление своего войска.

Нет безвыходных ситуаций, пока верит человек в себя и свою судьбу, пока верит в свои силы и силы тех, кто рядом с ним. Пусть ты стоишь в окружении свирепых врагов, готовых тебя порвать, растерзать, растоптать конями, отнять твою жизнь или сделать тебя навеки рабом, но если ты не трус, если в жилах течет не водица, а настоящая горячая кровь, всегда верь и дерись, дерись до конца, и тогда ты или победишь, или, по крайней мере, погибнешь как герой.

Воины Рогдая налетели молча, но одновременно с тем, как врезаться в строй врага, издали такой крик, что даже бывалые и прошедшие множество битв хазарские ратники на какое-то время смешались и ужаснулись. Несмотря на то что славянская конница была слабо обучена и вооружена так, что глядя на нее вне боя, храбрецы степняки просто бы рассмеялись, сейчас никому из них было не до смеха. Сеча была страшная, кровь лилась рекой, хазары дрогнули, но лишь на несколько мгновений. Жесткая выучка и мастерство воинов, умение их командиров переломить ход сражения в свою пользу сыграли свою роль. Под крики своих десятников и сотников хазары перегруппировались, перестроились и постепенно плотным полукольцом взяли в стальные тиски бесстрашных конников Рогдая. Бились долго, упорно, не считая убитых и раненых, и не было в той сече побежденных. Одни победили, другие сложили головы, не уступив.

Когда Рогдай, наблюдавший за сражением перед тем как вступить в сечу, понял, что пореченским воинам приходит конец, он, не дожидаясь условного сигнала, повел конницу в бой. Видел он и первый успех своих ратников, когда дрогнул и распался правый фланг хазарского войска, но затем мастерство захватчиков пересилило героизм славян. Рогдай сражался до конца. Даже когда вокруг него осталась лишь горстка воинов и он упал к копытам коня с рассеченной головой, он уже знал, что сделал свое дело. Часть основного войска успела отступить и укрыться за стенами детинца. Борята, видя, как погибает его старший сын со своим отрядом, думал о спасении войска и продолжал отступать, поднимаясь к вершине холма. Прикрываемые горсткой удальцов Бойкана, которым, как и бойцам Рогдая, в этот день было суждено стать героями и спасителями остатков славянского войска, воины Боряты вошли в поселковое укрепление.

– Ну вот, парень, теперь и твоя силушка пригодилась, – промолвил Борята, видя, как Бойкан рухнул на землю с пробитой насквозь тяжелым хазарским копьем грудью. – Прости, если что не так о тебе думал, и спасибо тебе.

Тяжелые дубовые ворота захлопнулись перед самыми мордами коней передних хазарских всадников, пытавшихся с ходу ворваться в нехитрое славянское укрепление. На головы им тут же полетели стрелы, копья и камни, заставив даже самых отчаянных повернуть назад.

Сражение закончилось, но война продолжалась.

Глава третья

Сар-Авчи Хан, составляя полную противоположность своему имени1111
  В переводе c хазарского Сар-Авчи означает Белый Охотник.


[Закрыть], был мрачнее черной грозовой тучи. Его раздражало буквально все, и он был готов сорвать зло на ком угодно. Буйук подходил для этого, как никто другой. Вначале экспедиция в славянские земли сулила большие

перспективы, и в случае удачи могла принести богатую добычу как Каганату, так и самому Сар-Авчи. В случае удачного завершения миссия укрепила бы его положение при дворе Бека1212
  В первой половине VIII века один из знатных людей Хазарии Булан принял иудейскую веру и сумел навязать ее ряду других хазарских аристократов. Принял иудаизм и сам Каган. Потомок Булана хазарский военачальник Обадия, совершив государственный переворот, захватил в стране власть и превратил Кагана в послушную марионетку. Вся реальная политическая власть полностью перешла к царю-иудею (Беку или Шаду) и его ближайшему иудейскому окружению, состоявшему из нескольких тысяч человек.


[Закрыть], усилила его влияния по отношению к воинственным соседям из родовой знати – таким же белым хазарам, каким был и сам Сар-Авчи Хан – в особенности к ненавистному врагу и вечному сопернику Илькэ-Бэку. Но все почему-то с самого начала не заладилось.

Сар-Авчи был старшим сыном своего отца и в свое время кроме громкого титула унаследовал огромное зимовище, высокие стены которого были сложены из белого необожженного кирпича1313
  Никто из хазар, кроме Кагана, не имел права использовать обожженный кирпич.


[Закрыть], вокруг укрепления были раскиданы небольшие поселения, состоящие из глинобитных мазанок и юрт. Кроме того, наследство Сар-Авчи составляли земли, на которых простые пастухи пасли многочисленные стада, перегоняя их с одного кочевья на другое. Много раз, выполняя вассальную повинность, по приказу правящей верхушки Сар-Авчи Хан ходил в военные походы в северо-восточные земли к буртасам, эрзе и черемисам – мордово-мерянским племенам, покоряя их и взимая с них установленную дань. Приходилось ему усмирять и воинственных вятичей, живших в устье Оки, и тоже плативших дань Каганату. Все его походы были удачны. Богатства его росли, деньги, рабы, скот, укрепляли его положение, позволяли расширять владения, когда-то полученные от отца, в том числе и за счет разорившихся соседей, пастбища которых удавалось прибрать к рукам. Только один ненавистный Илькэ-Бэк, вечный соперник и конкурент, не давал спать спокойно.

Проведя зиму в своем родовом имении, наслаждаясь теплом очага, сладкими заморскими винами, приобретенными у византийских купцов, и ласками трех жен и десятка наложниц, Сар-Авчи собирался лично выехать на летнюю кочевку. Но тут его посетил посланник самого Бека, представитель правящей иудейской верхушки Исса-Иар с повелением от великого Шада. Сар-Авчи не платил подати ни Кагану, ни его окруженью. Его данью была воинская повинность, и когда посланец Бека огласил ему повеление правителя, Сар-Авчи Хан, покорно закивав головой, заверил гостя, что выполнит свой долг перед Каганатом. Целью похода было покорение остатков славянского племени – радимичей, живших севернее своих соплеменников, уже покоренных и исправно плативших дань. Особую прелесть этого похода составляло то, что предыдущий набег на эти земли по приказу Каганата возглавлял Илькэ-Бэк, покоривший славян, но не доделавший всю работу до конца.

Теперь ему, Сар-Авчи, предстояло завершить то, что не смог сделать его соперник. Славяне-лапотники не представляли угрозы умелому и мудрому полководцу, не раз завоевывавшему племена и народы. Правда, грозные вятичи в одном из набегов изрядно потрепали воинов Сар-Авчи, но, как думал сам хан, это случилось по вине слабо обученной аланской конницы, которая в том походе составляла большую часть его войска. Сейчас же, помимо почти полутысячной орды черных хазар из скотоводов и пастухов, перегонявших стада Хана, он брал с собой сотню тарханов, поклявшихся ему в верности, оснащенных лучшим оружием и доспехами, стоивших целого состояния. Эти воины из знатных, но не слишком богатых семей имели боевой опыт и горели жаждой разбогатеть и обрести славу. Хан дважды водил их в набеги на буртасов и черемисов и сумел оценить возможности их ратного мастерства.

Буйук стоял перед Сар-Авчи с опущенной головой и на его красивом бледном лице были покорность и страх. Он знал, что любой другой из сотников на его месте мог бы уже получить смертельный приговор за то, что произошло. Но он, Буйук, не был простым сотником, он был младшим сыном и любимцем великого Сар-Авчи Хана, и только это заставляло Буйука надеяться на снисхождение к самому себе и к его воинам. Хан молчал и, глядя на провинившегося сына, думал.

Надежды рушились с каждым днем. Первый успех, отмеченный разгромом небольшого поселка, жители которого были застигнуты врасплох, и в ходе которого хазары потеряли только пятерых воинов, позволил Сар-Авчи поверить в свою удачу. Около сотни пленников, которые будут проданы на невольничьих рынках, захваченные шкуры лисиц, белок и бобров, зерно, изделия из металла, мед. Все это поступит в казну великого Кагана, но часть добычи достанется и самому завоевателю. Это, конечно, не золото и даже не серебро, но даже малая добыча радует сердце. Бой с основными силами непокоренных радимичей принес первое разочарование. В поселении их ждали, и внезапного набега не получилось, получилась битва с неумелыми, как считал Сар-Авчи, воинами. Но именно они, эти воины, эти славяне сумели сдержать натиск его непобедимых тарханов и сейчас, запершись в своей нехитрой крепости, были недоступны.

После того как остатки пореченского войска укрылись в детинце, все поселение было разграблено. Добычу сносили на центральную площадь и сваливали в кучу возле столба, на котором висело замолчавшее било, не так давно призывавшее селян на защиту родных земель. Поречное горело, а хазарские воины рыскали по всем углам, ища, чем можно поживиться. Пленных не набралось и двух десятков, половину из них пришлось тут же прикончить, поскольку Каганату нужны рабы, а не калеки. Перед тем как умертвить пленных, часть из них пытали железом. Под пытками удалось узнать, что часть селян ушли за реку, основные запасы и ценности, которые были в поселении, накануне были перенесены в детинец. С ходу взять укрепление не удалось, и сейчас несколько десятков воинов, изучая местность, кружила вокруг укрепления. Крутой обрыв не позволял напасть с одной стороны, с другой была река. Сар-Авчи отложил штурм, приказав воинам делать лестницы и щиты на колесах для подготовки к атаке.

– Ты ослушался меня, и это стало поводом для многих бед, – Сар-Авчи говорил медленно, растягивая слова, словно желая того, что бы каждое из произнесенных слов острым ножом врезалось в уши провинившегося сына. – Ты повел своих воинов на славян и поэтому не успел к началу основной битвы.

– Я хотел принести тебе еще одну победу, отец! – грозный взгляд заставил Буйука замолчать и снова опустить глаза. – То, что ты опоздал на бой, не говорит о том, что ты трус. – Молодой хазарин в страстном порыве попытался возразить, но, под взором отца, снова осекся на полуслове. – Ты повел воинов в бой ночью, без разведки и потерял почти половину своих воинов. – Хан тяжело вздохнул. – Я еще раз повторю, что ты не трус, ты – дурак.

Молодой хазарин дернулся, как будто его ударили плетью.

Накануне, после разгрома Дубравного, молодой Буйук с сотней воинов отделился от основного войска и прочесывал местность. Получив приказ от отца исследовать дороги к следующему, находящемуся на западе от Поречного поселению, он должен был к утру вернуться к основному войску, но своевольно напал на третье поселение радимичей. Здесь его ждала засада. Ночью славяне заперли дома и расстреляли с крыш ворвавшихся в поселок воинов Буйука. Они натягивали веревки, и мчавшиеся на полном скаку всадники падали вместе с конями на землю, где их добивали разгневанные селяне. Не имея достаточного количества оружия, защитники поселка использовали все, что попадало под руку: косы и вилы, лопаты и цепа для обмолота зерна, не говоря уж об излюбленном мужицком оружии – простых топорах для колки дров.

Сейчас, после такого поражения Буйук ждал вынесения приговора.

– По твоей вине в моем войске не было сотни воинов, которые могли решить исход боя, и сейчас, вместо того чтобы думать о том, как мне выкурить этих простолюдинов из их прогнившего улья, я мог бы уже праздновать победу.

Сар-Авчи отхлебнул из серебряной чашки прохладный кумыс. Он не стал занимать захваченного поселка, а велел разбить лагерь на ровном поле, неподалеку от места сражения. Хан сидел на расстеленных коврах в своем походном шатре, вход в который неустанно охраняли его лучшие воины из числа белых хазар.

– Ты провинился, но я дам тебе шанс искупить вину. Дети и женщины ушли за реку, найди их и будешь прощен, ступай.

Сияющий от счастья Буйук словно на крыльях вылетел из шатра и, вскочив на коня, помчался к месту, где стояли лагерем остатки его сильно поредевшей сотни.

Щуплый, тщедушный мужичонка смотрел на покрасневший в пламени костра наконечник копья с застывшим в глазах ужасом. Отеня – так звали этого пленника, захваченного в ходе последнего боя. Именно его Буйук выбрал из десятка других в качестве средства достижения своих целей. На слипшихся от запекшейся крови волосах мужичка сидела черная жирная муха, но несчастный не замечал назойливое насекомое, а лишь, вздрагивая всем телом, бросал взгляды то на своих мучителей, то на покрасневший от жара металл. Отеня был среди тех ополченцев, которые вместе с Борятой в составе основных сил поселян попали под мощный удар белых хазар. Получив кистенем скользящий удар по голове, от которого он потерял сознание, Отеня свалился к ногам оглушившего его железного всадника и очнулся связанным уже после окончания боя. В той, мирной жизни он был опытным охотником и знал наизусть все звериные тропы, а также ему были хорошо известны те тайные проходы через непроходимое болото, куда предусмотрительный Борята отправил женщин и детей. Отеня был неплохим стрелком, и когда в бою он стрелял в наступавших хазар, его стрелы точно летели в цель, он видел, что именно от его руки рухнули с коней один или двое черных хазар, первыми атаковавшие славянский стой. Но когда перед ним, как скала, вырос страшный стальной великан, маленький охотник оробел и, беспомощно прикрыв голову обеими руками, зажмурил глаза.

Почему именно его выбрали для допроса, Отеня не знал, может быть, выбор на него пал случайно, а может, кто из своих уже указал на него, выделив среди остальных как лучшего знатока пореченских топей.

Высокий хазарин1414
  В переводе c хазарского Буйук – высокий.


[Закрыть] с тонкими черными усиками и красивым бледным лицом, одетый в богатый, расшитый многочисленными узорами халат, перетянутый золоченым поясом с множеством бляшек, подошел к лежащему пленнику и сильно ударил его в лицо ногой, обутой в мягкий кожаный сапог. Мучитель возвышался над ним и что-то громко кричал на непонятном Отене языке. Переводчиком служил рябой толстоносый мужик лет тридцати, по всей видимости, из вятичей или буртасов, которого называли непонятным Отене именем Тилмай1515
  Тилмай – знаток языка (толмач).


[Закрыть]. Завороженный видом раскаленного железа, которым его собирались пытать, маленький охотник не сразу понял, что от него хотят, но потом, придя в себя, догадался, что его заставляют провести хазарских воинов через болота. Осознав это, Отеня судорожно замотал головой, но когда острый раскаленный наконечник прикоснулся к его обнаженной груди и резкий запах горелой плоти ударил в ноздри всех присутствующих, из уст страдальца вырвался истошный, нечеловеческий крик:

– Да-а-а, да-а-а, я согласен, не надо!

Его называли Тилмай, буртас по происхождению, он уже три года состоял переводчиком при молодом сыне хазарского хана и уже начал забывать свое настоящее имя – Кежайка. В результате одного из набегов, совершенном Сар-Авчи Ханом на родное поселение Кежайки, он попал в плен, и его ждали все ужасы рабства, если бы не его способности к языкам. Он знал несколько диалектов родного языка, а также языка черемисов, неплохо понимал славянскую речь и, проработав чуть больше года конюхом при стадах своего господина, быстро выучил хазарский. Это случайно заметил сын хана и попросил отца отдать ему смышленого раба. После этого жизнь Кежайки круто изменилась в лучшую сторону, он сменил лохмотья на недорогой, но все же вполне приличный наряд, питался остатками со стола своего нового хозяина и даже имел своего коня. Он повсюду сопровождал Буйука, прислуживал ему за столом и выполнял обязанности переводчика. У этого всего был один большой минус – очень часто вспыльчивый властелин Кежайки-Тилмая по поводу и без повода пускал в ход кулаки, а иногда, в приступе бешенства, и кожаную конскую плеть, и тогда верному рабу приходилось худо.

Сейчас Тилмай шагал по болоту, сжимая в руках конец толстой веревки, другой конец которой обвивал шею идущего впереди Отени. Следом за ними двигался сам Буйук, которому не терпелось поскорее найти ускользнувших от его отца беглецов. Сын хана был недоволен, и Тилмай, поглядывая через плечо, начал замечать первые, хорошо знакомые признаки хозяйского гнева. Следом шли тридцать воинов Буйука, в задачу которых входило обнаружить и пленить славянских женщин и детей, а при необходимости расправиться с сопровождавшими их несколькими мужчинами.

Отеня уже около шести часов водил по болотам охотников за легкой добычей и, нащупывая длинным шестом, сделанным из ствола молодой березки, зыбкую почву под ногами, перескакивал с кочки на кочку. Буйук с трудом сдерживал свой гнев. Это задание, поначалу показавшееся таким простым, теперь завело молодого хана в тупик. Не привыкший подолгу обходиться без коня, он не выдержал и заорал на Тилмая:

– Ты долго еще будешь делать из меня дурака? Где мои пленники? – Он выхватил из ножен свою саблю. – Отвечай и скажи этому змеенышу, что если он в течение часа не приведет меня к ним, я отрублю ему руку!

– Он говорит, что заблудился, – испуганно ответил Тилмай и отшатнулся от рассвирепевшего хозяина.

Эти слова еще больше взбесили Буйука, и он, оттолкнув в сторону своего насмерть перепуганного переводчика, подскочил к проводнику и, схватив его за горло одной рукой, занес над его головой саблю.

Никто из присутствующих не ожидал от мелкого мужичонки такого мужества и прыти. Увидев, что плюхнувшийся в воду Тилмай выпустил из рук веревку, он, словно дикий конь, почуявший свободу, что было сил оттолкнул налетевшего на него молодого хазарина и побежал по болоту, пытаясь как можно быстрей оторваться от преследователей. Буйук упал в воду прямо на барахтавшегося в тине несчастного Тилмая и, провалившись в трясину по пояс, заревев, как раненый зверь, принялся колотить руками по голове своего незадачливого раба. Молодой хан, казалось, не замечал, что его засасывает трясина и только тогда, когда вода достигла его груди, ухватившись за брошенный одним из воинов аркан, накинул его себе на грудь и позволил верным слугам вытащить себя на сушу.

Отеня бежал пригнувшись, петляя, как заяц, умелым взглядом на полном ходу определяя, где обманчивая топь, а где крепкий пень или твердая кочка. Оторопевшие хазары, озабоченные тем, как помочь своему господину, на какое-то время позабыли о пленнике, и у Отени появился шанс. Оказавшись на твердой земле, Буйук, весь мокрый и грязный, вырвал у ближайшего воина лук и пустил стрелу вдогонку почти спасшемуся Отене. Стрела предводителя хазарского отряда ударила в плечо, маленький охотник дернулся от боли и… оступился. Нога предательски соскочила с твердого пня, покрытого мхом, и мужичонка провалился в трясину. Только сейчас он обернулся и посмотрел на своих преследователей. По пояс в воде, неподвижный, теперь он представлял собой отличную мишень, и хазары, способные на скаку метать стрелы в бычье кольцо, выстрелили почти одновременно. Отеня смотрел в глаза смерти и улыбался. Пронзенный десятком стрел, он молча уходил под воду, и когда темные воды болота, окрашенные алой кровью, сомкнулись над его головой, он уже не дышал.

А неподалеку от места гибели славянского охотника безумный Буйук хлестал и хлестал ременной плетью бедного Тилмая. Он утопил в болоте свою изготовленную лучшими мастерами и украшенную золотом саблю. Возможно, окажись она под рукой в момент безумия, охватившего предводителя отряда, Тилмай был бы уже мертв. Рядом с ними стояли безмолвные хазарские воины. Они молчали, не обращая внимания на громкие крики истязаемого буртаса, и с восхищением смотрели не на своего хана и его жертву, они стояли и наблюдали за большим подвигом маленького человека, которого медленно забирало себе страшное болото.