Текст книги "Парни со стволами"

Головой крутить приходилось на все триста шестьдесят градусов, а мозг работал быстро и четко, привычно анализируя ситуацию по основному параметру: есть опасность – нет опасности. Притаившиеся боевики могли оказаться за каждым окном, за каждым поворотом, на каждой крыше.

Сорванная занавеска на окне и выбитая рама… – это нормально, там взорвалась граната… не сегодня, запаха сгоревшей взрывчатки нет, гильзы на земле потемнели – не свежие. В доме удушливо пахнет мертвечиной… там засады быть не может, потому что русского спецназовца никто тут не ждал, о его присутствии никто не подозревал, а высидеть в такой вони не то что сутки, даже час невозможно.

Котов боком, держа автомат наготове и чуть опустив ствол вниз, проскочил в комнату, прошел вдоль стены и сунул голову в следующую комнату. Труп боевика вздулся так, что одежда натянулась на нем, как на барабане… лицо потемнело, а кровь вокруг на полу давно уже свернулась и высохла. А вон след крови к окну. Раненый уползал или его вытаскивали. Выглянув в окно и оценив ситуацию, спецназовец перекинул ногу, потом вторую и спрыгнул на землю. Узкая короткая улочка между домами просматривалась в обе стороны метров на пятьдесят.

Главное, чтобы дверь была открыта, думал Котов, примериваясь пересечь одним прыжком эту улочку и влететь в дверь следующего дома. Дальше будет проще, потому что там почти до самого дома, где боевики блокировали снайперов, тянется сплошная полоса разрушений. Тяжелая артиллерия поработала, скорее всего, гаубицы с закрытых позиций. И не так давно.

Толчок, одна секунда, и Котов врезался плечом в деревянную дверь дома напротив. Второй попытки у него не было. Улица вполне могла простреливаться боевиками, могли где-то сидеть снайперы. И в этот удар всем телом во входную дверь он вложил всю энергию своих мышц. Казалось, что хрустнули кости, в локоть довольно чувствительно ударился углом автоматный магазин, но… дверь оказалась незаперта.

Хорошо, что она такая толстая и тяжелая, подумал капитан, влетая в темную прихожую и успев увидеть перед собой первые ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Зашипев от боли в боку и локте, он сразу вскочил на ноги и прижался к стене, осматриваясь по сторонам. Свет проникал только с улицы через дверной проем. Еще одна дверь под лестницей была плотно закрыта, сверху свет тоже не проникал. Как в эту минуту Котов не любил плотно закрытые двери – это опасность, скрытая угроза, препятствие, которое чаще оказывается бестолковым, но проходить его надо с максимальной осторожностью, как будто за каждой дверью стоит враг, а может, и не один.

Но сейчас самое главное – пройти весь маршрут как можно незаметнее. Без бросания гранат в комнаты перед собой для поражения гипотетического противника, без автоматных очередей за угол. Сложно, но иного выхода нет. Девчонкам там в доме на перекрестке и того хуже. Они, конечно, патриотки и храбрые солдаты, но они девчонки, вчерашние школьницы. А потому мужикам за них и впрягаться.

Время поджимало. Котов понимал, оценивая увиденное с НП сирийского батальона, что боевики готовят атаку. Им важно не только выбить снайперов из того дома, им важно устроить там свой НП. Дом хоть и в два этажа, но высокий, и корректировать минометный огонь оттуда вполне можно. И накапливаются ребятишки там вполне откровенно. В разбитом полуподвальном магазине – это раз. За фасадом дома справа по перекрестку, который плохо видно с НП батальона, – это два. А в-третьих, что-то подозрительно боевики минами прочесывают улицу, что подходит к нужному зданию слева. Подготовка атаки налицо.

Обдумывая все это, он неслышно подобрался к двери под лестницей. Вытянув левую руку и положив ствол автомата на сгиб локтя, потянул дверь на себя, готовый в любой момент открыть огонь и броситься в сторону. Комната была пуста и заполнена битой штукатуркой и осевшей известковой пылью. Окно чудом уцелело, а вот стена справа зияла проломом, видимо, туда попала мина. Котов присел возле пролома и стал рассматривать двор и задний фасад здания. До него оставалось метров двести. Если держаться левой стороны развалин, скорее всего, со стороны позиций боевиков бегущего спецназовца не заметят. Но его будет видно из здания, и это самое неприятное.

Ладно, если его увидит, но не сразу узнает сама Мариам. Хотя в оптику своей винтовки она сразу его разглядит. А если это будет вторая девушка, ее напарница? Была не была. Котов решительно поднялся с корточек и побежал прямо к дому. Ему приходилось все время осматриваться по сторонам и при этом не выпускать из поля зрения окна второго и первого этажей здания. На втором мог появиться снайпер, на первом – прорвавшиеся к дому боевики.

Осталось метров пятьдесят, когда возобновился минометный обстрел со стороны сирийского батальона. Котов ругнулся. Значит, боевики оживились, и их пытаются осадить. Шальная мина – дело опасное. Мину маленького калибра почти не слышно, и из-за взрывов не услышишь и полет мины большого калибра, промахнуться на пару десятков метров сложно, но кто знает, кто там крутит верньеры наводки у миномета. И Котов побежал уже без оглядки по сторонам, как во время кросса по пересеченной местности на учениях. Теперь он мог смотреть только на дом. Еще метров десять – и все будет в норме… вскочить на эту насыпь обломков кирпича, и в окно первого этажа…

Вскочив на груду битого кирпича, он сразу увидел двух боевиков. В зеленых куртках с «разгрузками», в черных шапочках с зеленой исламской эмблемой, они двигались по пустому разбитому холлу первого этажа к лестнице. Грохот разрывов на улице заглушал шаги, в разбитые оконные и дверные проемы влетали клубы пыли, поэтому, когда они увидели Котова, их разделяло всего метра четыре.

Только не стрелять, пульсировало лихорадочно в мозгу. Только не пугать девчонок стрельбой. Первый же из боевиков, низкорослый, с черной недельной щетиной на лице, сразу вскинул автомат, но Котов ногой отбил оружие в сторону и обрушил свой автомат на голову боевика. Террорист упал, но второй оказался более опытным – так как времени использовать автомат не было, он сразу выхватил правой рукой нож из чехла на груди.

Котов бросил свое оружие и перехватил руку противника в запястье. Свой нож он выхватить левой рукой не успел. Она оказалась в железных тисках руки террориста. Противник оказался силен, и пляска друг вокруг друга продолжалась около минуты. Каждый пытался избежать удара ногой или подсечки, каждый стремился не дать выдернуть руку из захвата. Оба дышали хрипло из-за облаков пыли, залетавших в здание после близких взрывов.

Первый оглушенный противник уже начал подавать признаки жизни. Еще минута – и у спецназовца будет два противника.

«Надо во что бы то ни стало вырваться из захвата или хотя бы сделать вид», – мелькнуло в голове. Котов резко отступил назад, вырывая руки из захвата. Его противник машинально шагнул за ним, но опоздал на долю секунды. Расстояние между ними всего на миг увеличилось, и Котов тут же согнул ногу в колене и, резко выбросив ее вперед, нанес удар в живот боевику. Тот взмахнул руками и от такого сильного удара отлетел на пару метров назад, теряя равновесие. Выхватить из чехла нож для спецназовца было делом одной секунды. Коротко свистнуло в воздухе оружие, и боевик опрокинулся на спину, сжимая горло, откуда торчала рукоятка ножа.

Второй боевик, тряся головой, уже поднимался с пола. Котов находился от него на расстоянии метров трех. Из оружия при себе у него оставался лишь пистолет, а поверженный противник уже приходил в себя, и под рукой у него находился автомат. Котов наклонился и схватил первый же попавшийся под руку обломок кирпича. Звонкий удар в голову – и боевик снова опрокинулся на спину, ударившись затылком об пол. Неторопливо подойдя к нему, спецназовец присел на корточки, взял голову террориста за подбородок и лоб. Короткий рывок с поворотом в сторону – и противник обмяк.

Взбегая по ступеням на второй этаж, Котов очень внимательно смотрел вверх, на лестничную площадку, стараясь вовремя увидеть ствол винтовки, если Мариам все же услышит шум и не узнает его. Она услышала, но из-за угла высунулся не ствол винтовки, а ударила автоматная очередь. Он мгновенно упал на ступени и чуть сполз вниз.

– Мариам! Не стреляй, это я, Борис! – закричал Котов, но тут же серия разрывов мин на площади поглотила его слова.

Вторая очередь ударила по ступням, высекая искры и осколки бетона. Ругаясь на чем свет стоит, он стал сползать на животе еще ниже. Девушка из-за разрывов, а может, еще и из-за чувства паники, что боевики подобрались так близко, может не разобрать слов, и тогда Котов заорал песню. Он старался, чтобы это выглядело пением, иначе Мариам просто не узнает, не вспомнит ту шутку месячной давности, когда он пел русский романс, доказывая, что монополия пения возлюбленным под балконами не принадлежит только одним испанцам.

– Ми-ла-я, ты услы-ышь меня-а, под окном сто-ою я-а с гита-ра-ю!

И тут грохот разрывов почему-то прекратился, и под потолками пустого и полуразрушенного здания голос спецназовца зазвучал с неуместными, абсолютно дурными интонациями:

– Ну, пацалуй же меня-а лишь один только раз… – Он поперхнулся, закашлялся и крикнул что есть силы: – Мариам, это же я, Борис! Не стреляй, сумасшедшая!

– Боря!

Девушка вышла из-за угла, держа автомат в опущенной руке. Глаза у нее были большие-большие и черные как угольки. Она терла щеки тыльной стороной руки, размазывая грязь еще больше, и не сводила глаз с русского офицера, как будто боялась, что он исчезнет, что это просто видение, мираж, наваждение, плод ее больного воображения, ее фантазии, которая уже начала мириться с неизбежной смертью.

– Боря, это ты? – спросила девушка по-русски. – Откуда же ты? Этого же просто не может быть! Я молила Бога, просила его сделать чудо, и вот…

Котов поднялся со ступеней, отряхнул колени, вспомнив некстати лейтенанта Зимина с его патологической аккуратностью, и пошел по ступеням к Мариам.

– Вот видишь, значит, ты все же раньше была недостаточно верующей, – улыбаясь, говорил он. – Чего же ты удивляешься, если твои молитвы достигли ушей Всевышнего. Вот он и послал меня спасать тебя. Ну все, все! Я здесь, и тебе больше ничего не угрожает. Все, моя маленькая солдатка, все теперь будет хорошо. Я вас вытащу!

Глава 3

Котов приподнял полу куртки, которой было закрыто лицо убитой девушки. Мариам тут же отвернулась и закрыла лицо руками. Пуля попала в голову выше правого глаза, и девушка, видимо, упала, опрокинувшись на спину. Кровь не залила лицо, а стекала на темя, так и осталась теперь запекшаяся кровавая полоса на волосах. Сирийка продолжала смотреть на этот мир открытыми глазами, в которых еще не исчезли непонимание, боль и удивление. Котов положил пальцы на лицо мертвой подруги Мариам и, закрыв ей глаза, тихо спросил:

– Как ее звали?

– Рихата Шейх, – так же тихо ответила по-русски Мариам. – Мы с ней еще в школе вместе учились. Дружили. И в армию вместе пошли. Нас было шесть подруг. Теперь осталось четверо.

– Как это случилось?

– Я не знаю. – Девушка присела у оконного проема, где на подоконнике лежала ее винтовка с оптическим прицелом. – Был бой. Нас послали сюда, на удобную позицию. А потом что-то изменилось, но мы приказа отходить не получили. Стрельба стихла, а вокруг никого. Рихата по рации стала вызывать командира, в штабе постарались нас успокоить, велели держаться. И мы поняли, что нас просто забыли.

Котов поднял рацию, пробитую пулей в том месте, где находилась батарея питания, пощелкал тумблером – рация, естественно, молчала. Затем прошел вдоль окон, стараясь подолгу не останавливаться. На площади валялось около двух десятков трупов, и явно не все они погибли от минометного огня.

– Вас пытались атаковать? – спросил он, кивнув на площадь.

– Да, два раза. Тогда рация еще работала. Мы стреляли, а наши прикрывали нас как могли. И пулеметным огнем, и из минометов. Хорошо еще, остался автомат. Кто-то из раненых бойцов оставил, когда его уносили. Только в нем патронов почти нет. Я на тебя остатки истратила.

Мариам посмотрела на Котова и улыбнулась беззащитной девичьей улыбкой. Чувствовалось, что она уже смирилась с неминуемой смертью, а теперь вот начинает снова верить в благополучный исход. Капитан тоже улыбнулся ей ободряющей улыбкой, поднял «АК-74», отсоединил магазин и выщелкнул в ладонь два последних патрона.

– На, держи при себе, если снова начнется атака, – протянул он оружие девушке и вытащил из карманов три полных магазина. – Только не лупи длинными очередями.

– Не буду лупить, – шмыгнула носом Мариам. – А мы что, не уходим? Мы чего-то ждем?

– Да. – Котов снова посмотрел на улицу, где началось движение фигурок в зеленых куртках, платках и в черных шапочках. Вытащив свою рацию, он включил ее и вызвал Зимина: – Зима, я Барс. Что там с подготовкой?

– Барс, я – Зима. Решают. Информации пока нет, – ответил переводчик.

– Какого черта они там копошатся? Не мычат и не телятся!

– Барс, может, вам… назад выбираться? – В голосе Зимина звучала тревога.

– Какое назад! Ты что? Потом за это здание придется десятками жизней платить. Ты не представляешь, какой отсюда обзор. Все как на ладони до другой стороны поселка. Тут тебе и НП, и корректировщиков посадить можно, и снайперы могут простреливать две улицы. За этот дом держаться надо всеми конечностями и зубами! Мы тут повоюем сколько сможем, а ты там не спи, тереби их. В два ствола не больно развернешься. – Котов на несколько секунд замолчал, потом добавил: – Зима, скажи, что у снайперов потери. Рихата Шейх убита. Мариам Назими в порядке.

– Хорошо, командир, – обрадовался переводчик. – Привет Маше!

– Сам скажешь, когда вытащу ее отсюда. Гоняй там их, гоняй! Атаковать надо. Артподготовка минометным огнем и вперед. Пусть моим путем проведут ударную группу в здание, а остальные зачистят со стороны улиц все окрестности. Штуки четыре ручных пулемета бы сюда и пару автоматических гранатометов…

Договорить спецназовец не успел. Он не столько услышал, сколько почувствовал внутренним чутьем опытного солдата, как в ответ по сирийским позициям ударили минометы боевиков.

– Маша, быстрее к окну! – приказал Котов, пытаясь перекричать взрывы. – Возьми на себя правый сектор. Выбивай командиров, гранатометчиков и особо рьяных.

– Знаю, – деловито ответила девушка, подбирая автомат и бросаясь к окну, где лежала ее винтовка.

Котов положил автомат под левую руку и взял винтовку погибшей девушки. Ее подсумок с патронами лежал рядом. Вот они! Двое в зеленом перебежали и исчезли за углом дома слева. Спецназовец еще раз осмотрел свой сектор обстрела. Так, сбоку его могут достать только из окна высокого здания, но такого поблизости нет. Ближайшее метрах в шестистах, и вряд ли боевики будут отправлять туда снайпера. Скорее всего, они просто атакуют здание и возьмут его штурмом.

Мины больше не рвались, только пулеметы сирийцев обрабатывали фланги. Человек шесть высыпали из-за домов и залегли в груде камней. Ясно, что сейчас они сделают вторую перебежку и окажутся на границе площади, а потом в два приема ее преодолеют. Котов приник глазом к мягкому резиновому наглазнику прицела и быстро рассмотрел всех шестерых. Можно и не выбирать, но тогда они станут осторожнее и непредсказуемее. А если их лишить самого главного…

Он нажал на спуск, приклад винтовки приятно толкнул его в плечо, сухо выплюнув 7,62-мм пулю. Командир передовой группы, который активно командовал и жестикулировал, откинулся на спину и замер с простреленной головой. Его солдаты тут же уставились на здание, наведя автоматы. Котов успел поймать в прицел голову еще одного и нажать на спуск. И второй уткнулся лбом в камни, замерев навечно. Тут же по окну стали бить пули, выбивая пыль, мелкие осколки кирпича и штукатурки.

Мариам выстрелила трижды, прежде чем по ее позиции тоже начали отчаянно стрелять снизу. Котов покосился на девушку, одобрительно отметил, что она очень грамотно меняет позицию, и, подхватив автомат, перебежал ко второму окну. Он не стал ложиться, а стоя приложил к плечу приклад винтовки и всем телом развернулся к оконному проему. Сразу же поймав в прицеле голову боевика, нажал на спуск и снова шагнул назад, под прикрытие стены. Он не сомневался, что попал. За спиной стреляла Мариам. Она успела снова сделать три выстрела. Котов хотел ее выругать за то, что стреляет часто и наверняка не всегда точно, но потом решил, что пока так даже и лучше. Пусть чаще стреляет, это остановит или хотя бы охладит наступающих.

Теперь уже снизу поливали очередями по двум окнам. Мариам прижалась боком к стене и закрывала лицо руками от осколков штукатурки. Логика подсказывала, что после такого обстрела вперед пойдут атакующие. Отложив винтовку, Котов взял автомат и приложил приклад к плечу, держа пока оружие стволом вниз. Один беглый взгляд показал, что движение уже началось. Обстрел значительно ослабел. Двое… трое… четверо боевиков, пригибаясь и прячась за камнями и развалинами, двинулись вперед. Сзади еще человек десять ложились за камни, выбегая из окрестных зданий. Наверняка у Мариам точно такая же картина.

Он выждал чуть меньше минуты, когда возможности укрываться у боевиков станет меньше, и поднял оружие. Три прицельные короткие очереди – и два боевика повалились на камни… Третий, держась за ногу, пытался отползти назад. Этот уже не боец. Котов отпрянул за стену, и тут же в оконный проем влетели пули, отбивая кирпич в проеме. Он бросился ко второму окну и оттуда еще тремя короткими очередями обстрелял тех, кто снова залег за камни. Кажется, двоих достал по-серьезному. Мариам тоже стреляла теперь из автомата. Котов посмотрел сбоку на ее сектор и нахмурился. Девушка оказалась не столь быстра и не столь метка в стрельбе из автомата. На ее участке боевики продвинулись уже чуть ли не до середины площади. Вытащив две гранаты, он размахнулся, швырнул их в наступавших боевиков на участке своей напарницы и закричал:

– Мариам! Продолжай тут одна, а я спущусь и пугну их там. Держись спокойно! Все будет хорошо! Винтовку я оставлю тебе. Меняй чаще позиции…

Капитан бросился по лестнице вниз и, перепрыгивая через кучи мусора, побежал в ту сторону, где наступали его «подопечные». К окну он успел вовремя. Двое боевиков, надеясь на прикрывающих их огнем товарищей, мчались к зданию как настоящие спринтеры. Еще двое готовились подняться и кинуться к окнам. Оставаясь невидимым в темном полуподвальном помещении, Котов поднял автомат и двумя очередями свалил самых ретивых. Вторая пара замерла на месте, и тут же он уложил еще одного. Теперь бросок в сторону… влево, влево, а не вправо! Это знают все грамотные офицеры спецназа. Человеку, если он правша, а таких большинство, свойственно менять позицию под огнем противника в правую сторону, и интуитивно стрелок ждет его появления именно с той стороны. Котов перебежал влево и упал на груду щебня.

Стреляя на ходу, человек пять боевиков ринулись вперед и еще столько же, лежа за камнями, обстреливали первый и второй этажи. Значит, не поняли еще, что на втором этаже меня нет, ухмыльнулся Котов. Вы так и не поймете, сколько в здании человек? Вам же хуже. Еще несколько шагов – и вам деваться будет некуда. Сюрприз!

Он стал стрелять короткими очередями, сваливая одного за другим. Боевики заметались, кто-то упал, но скрыться от огня на открытом участке было невозможно. Вокруг спецназовца били пули, осколки осыпали его вместе с пылью, но он выпустил еще несколько очередей, добивая отставших, а потом откатился в сторону, вынимая попутно пустой магазин и вставляя новый, полный. Сквозь звуки стрельбы и далеких разрывов он все-таки различил, что Мариам сверху продолжает стрелять, но только теперь это снова была «СВД» с ее хлесткими выстрелами. Или боевики откатились, и она выбивает особо храбрых, или… она это делает зря.

Котов вскочил на ноги и подбежал к стене, откуда просматривалась часть площади справа от него. Ах, японский городовой… Несколько боевиков прорвались к самому зданию, сзади бежали еще человек пять, а за камнями начинали подниматься еще не меньше десятка. Он выругался, поминая недобрым словом командование сирийского батальона с их заминками и нерасторопностью, и, поднявшись во весь рост в дверном проеме, разбитом снарядом, от пояса разрядил половину магазина в группу подбегавших боевиков. От неожиданности те растерялись, трое повалились на камни, обливаясь кровью, двое повернули назад, полагая, что попали в засаду. Но сзади бежали еще несколько человек, стреляя на ходу и выкрикивая что-то ободряющее по-арабски.

У оконного проема была навалена куча щебня, и Котову легко удалось взбежать наверх и снова открыть огонь. Еще двое убитых, но теперь шквальный огонь обрушился почти на весь этот угол первого этажа, а пыл боевиков так и не угас. Последние две гранаты! Котов стал расстегивать кармашки на «разгрузке», с ожесточением думая: «Это моя последняя артиллерия!»

Бросив короткий взгляд наружу, спецназовец размахнулся и кинул одну за другой обе гранаты, целясь в скопление боевиков. Первая – троим, которые были ближе всего к зданию, вторая – группе из восьми человек, что поднялись из-за камней с готовностью броситься на штурм. Снова перехватив автомат двумя руками, Котов кинулся к следующему окну, но тут через дверной проем влетела одна, а потом вторая граната, выпущенная из подствольного гранатомета. Падая, он машинально попытался прикрыть голову хоть автоматом, но тут земля под ним подпрыгнула, сильно ударив его снизу и сбоку. На миг в глазах потемнело, рот наполнился пылью и кровью, и весь мир сначала потемнел, а потом сполз беспомощно куда-то в бок и раздвоился в нелепом и беспомощном положении.

Вставай… приказывал себе Котов, скребя ногтями по камням… Вставай. Машка там одна, она не справится! Что за гул и грохот… почему земля все еще шевелится? Ах, его же контузило! Скрипя зубами и борясь с тошнотой от резкой смены положения, Котов все же встал на колени. Яркие краски в глазах постепенно приобрели черно-белые оттенки, а мир вернулся в вертикальное положение. Отплевываясь и стирая дурноту с лица ладонью, Котов двинулся к лестнице на второй этаж. Ноги не слушались, земля норовила уйти в сторону, но он все же добрался до лестницы, взобрался на второй этаж и увидел Мариам, живую и здоровую, с прижатым к груди автоматом. Она стояла у стены и выглядывала на улицу.

– Маша, живая? – попытался крикнуть он, но из его пересохшей и забитой пылью глотки вырвался лишь сиплый шепот.

– Боря! – Девушка сорвалась с места, бросив автомат, и подбежала к нему. – Боря, там наши! Танки! Они гонят боевиков, гонят.

– Кто бы сомневался, – криво усмехнулся спецназовец, навалившись на девушку всем телом, чтобы не упасть.

– Ты ранен? – вдруг опомнилась Мариам и стала торопливо осматривать его. – Что с тобой, Боря? Ты цел?

– Да цел, цел, – усмехнулся спецназовец. – Что мне сделается? У тебя воды нет?

Девушка бросилась к своим вещам в глубине комнаты, а Котов полез в карман за рацией. Включив ее, он сразу услышал голос Зимина, который нервно требовал ответить, вызывая и вызывая своего командира. Спецназовец представил сейчас своего переводчика с напряженным и перепуганным лицом, который с таким неподдельным волнением вызывает его по рации, и на душе как-то потеплело.

– Зима, я – Барс! Что там творится?

– Барс! Живой! – заорал в восторге Зимин. – Что там у вас, почему не отвечали?

– Зима, когда я тебя научу субординации? – пошутил Котов, подходя к окну и глядя, как на площадь втягиваются танки и бронетранспортеры и как сирийские солдаты прочесывают развалины, расстреливая кого-то за камнями и бросая в подвалы гранаты. – Командир задал вопрос. Ты обязан на него ответить и только потом, с разрешения командира, задавать свои. Понял меня?

– Так точно!

– Что я спросил?

– А-а… – Зимин явно замялся, не зная, что ответить. – А что вы спросили?

– Ох, беда с этими прикомандированными студентами, – улыбнулся Котов, принимая от Мариам фляжку с водой. – Зима, доложи обстановку.

Через десять минут лейтенант Зимин подъехал вместе с командиром сирийского батальона к дому на площади. По битому щебню к машине спускался грязный и запыленный Котов, неся на руках тело убитой девушки. Мариам, спотыкаясь, шла следом, неся две снайперские винтовки. Сирийские офицеры вышли вперед и остановились. Замерли на месте и несколько проходивших мимо российских солдат. Все смотрели на спецназовца и мертвую сирийскую девушку. Несколько рук взметнулись к козырькам форменных кепи. Через несколько секунд воинскую дань уважения погибшей девушке отдавали уже все.

Прощание было коротким. Когда тело Рихаты Шейх уложили в кузов грузовика, а Мариам поставила рядом свои вещи и вещи погибшей подруги и оружие, Котов и Зимин подошли к машине. Мариам посмотрела на них серьезно и как-то очень по-взрослому сосредоточенно.

– Спасибо, Боря, – тихо сказала она по-русски, протянув Котову руку. Потом пожала руку и молодому лейтенанту. – Спасибо вам обоим, ребята. Вообще спасибо вашей стране, что вы с нами. Вашим летчикам, вашим спецназовцам. Всем, кто приехал помогать нам спасти свою родину. Мы этого никогда не забудем.

– Да ладно, – улыбнулся Зимин и оглянулся на командира. – Мы же, собственно, воюем даже не столько за вас, сколько с международным терроризмом. Мы за мир во всем мире.

Он замолчал, потоптался возле девушки и своего молчавшего командира и нерешительно отошел в сторону. Котов не знал, что сказать. Он столько думал о таких вот минутах, о минутах, когда останется с Мариам наедине. И вот они вдвоем. Но слова куда-то снова делись, а с языка готовы сорваться пошлые и неуместные шаблоны: «Когда мы теперь увидимся. Я буду по тебе скучать. Когда все кончится, я приглашу тебя снова приехать в Питер».

– Когда все кончится, – сказал Котов и поморщился, как от зубной боли, – я приглашу тебя в Питер. Покажу тебе город, каким ты его еще не знаешь. Не парадную его часть, не то, что видят все приезжие. Я покажу тебе свой город таким, что ты поймешь его жителей, вообще русских людей.

– А когда оно кончится? – с сожалением произнесла девушка. – Знаешь, Боря, мама возила меня на свою родину в Санкт-Петербург, но я почти ничего не помню. Я была маленькая и запомнила лишь каналы и сырость. Ветер все время трепал мое платье, и мне это очень не нравилось.

– Только это помнишь?

– Нет. Еще помню бабушку. А еще помню, что у вас там все добрые. И все очень-очень любят свой город.

– Это точно! – с энтузиазмом согласился капитан. – Питерцы совсем не такие, как жители, скажем, столицы. Сам дух нашего города, вся его история…

– Я люблю тебя, Боря! – вдруг перебила его Мариам.

Котов осекся на половине фразы. Огромные глаза девушки сейчас излучали тепло, нежность, что-то истинно женское. Спецназовец задохнулся от обилия слов, готовых сорваться с языка, но ничего не сказал, лишь пылающими глазами смотрел на Мариам.

– Не забывай меня, ладно? – Она подошла к нему вплотную, приподнялась на цыпочках и мягко поцеловала в уголок губ. – Я всегда буду ждать тебя, мой храбрый Барс, – и, повернувшись, побежала к машине.

Двое солдат помогли ей забраться в кузов, забрались туда сами и закрыли борт. Грузовик тронулся с места, поднимая пыль, а Мариам все смотрела и смотрела назад на русского капитана. Он чувствовал ее взгляд, даже когда машина уже скрылась за поворотом дороги.

– Вот оно что, – вдруг раздался за спиной чей-то голос.

Котов обернулся и увидел стоявшую рядом с виновато улыбавшимся Зиминым Марину Стасько. Она кивала головой, демонстративно разглядывая спецназовца с ног до головы.

– А я думаю, что это капитан Котов на меня и смотреть не хочет? А он за местными девчонками напропалую ухлестывает. Конечно, молоденькие, черноглазенькие. Ох, узнает полковник Сидорин, чем у него спецназ занимается, – с иронией добавила Марина.

– Так, хватит, – нахмурился Котов. – Вы оба, смотрите, не проговоритесь, что я в бою участвовал. Ладно, если Сидорин узнает, а вот если другие, если дойдет до кого-то еще. И пойдут разговоры, что русские в боях вместе с сирийской армией участвуют, что Россия тайно ввела в Сирию наземные войска.

Провинция Латакия. Аэродром Хмеймим. База российских ВКС в Сирии

Когда Диргади увели, Сидорин продолжал стоять над картой и задумчиво постукивать по ней карандашом. Котов смотрел на пометки, которые полковник сделал на карте, и размышлял о том, что такие вот склады, обеспечивающие подготовку наземных операций боевиков, могут быть по всей стране. Об этих разведка узнала, а сколько их еще, сколько операций планируется.

– Ну, допустим, – проговорил наконец полковник, – допустим, что Диргади не врет, допустим, его брат владел этой информацией, они готовились ее нам передать и… передали. Тогда все ведь очень логично, да?

– Михаил Николаевич, но все же сомнений остается много.

– Время и место гибели его брата мы проверили. Там колонна была накрыта с воздуха нашим штурмовиком именно в это время. Думаешь, они учли такую мелочь и привязали свою «легенду» к тому авианалету? Допустим. Хотят, чтобы мы поверили? И это допускаю.

– Я не понимаю, товарищ полковник, – развел руками Котов. – Так верим мы Диргади или не верим?

– А какая разница, – усмехнулся Сидорин и посмотрел на своего подчиненного. – Ведь ситуация не звучит так, что верим и бомбим, а не верим и не бомбим. Проверять все равно надо.

– Вы связались со своим другом в сирийской контрразведке?

– С Шакри? Конечно. Пусть они проверят этого Диргади по месту жительства, по работе на нефтеперерабатывающем заводе. К складам в Мукадане это отношения имеет мало, а вот к системе подбрасывания качественной дезинформации – огромное отношение. Очень желают западные политики найти доказательства тому, что мы без разбора бомбим мирные населенные пункты, что гибнут от российских бомб женщины и дети. И что мы вообще агрессоры, каких до нас свет не видывал. А ты отправишься в Мукадан со своей группой и разберешься со складами. И с содержимым, и с назначением. Давай-ка второго сирийца сюда. Интересно, что этот нам напоет.

Второго пленника Котов привез тоже из Эн-Нахии. Они уже готовились уезжать с Зиминым и Стасько, когда посыльный от командира правительственного батальона сообщил, что среди пленных есть один турок. Котов забрал его с собой на базу, решив не терять время и допросить его уже у себя.

Пленного привели, и Сидорин указал ему глазами на стул в середине комнаты. Турок сел, сложив руки на коленях, и стал смотреть в пол перед собой. Мужчине было лет пятьдесят. Угрюмый, серьезный. Коротко остриженные черные волосы с проседью обнажали крупный выпуклый лоб и глаза чуть навыкате, тонкие губы поджаты в упрямой гримасе. Во всем его облике не было обреченности, страха, но и фанатического чувства превосходства он тоже не демонстрировал.