Электронная библиотека » Сергей Зверев » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Расстрельный список"


  • Текст добавлен: 25 октября 2023, 18:08


Автор книги: Сергей Зверев


Жанр: Боевики: Прочее, Боевики


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава 4

Вторую неделю я петляю в составе бузотерского войска по лесостепям. Нигде долго не задерживаемся. Всего нас сотни две. Часть движется длинным табором по жаре, другие в конных разъездах и разведке. Разведка – это главное. Не дай бог наткнуться на силы большевиков, которые рыщут везде по нашу душу.

Украина – это бескрайние просторы. Густые леса. Обширные степи, плотно перепаханные полями и стиснутые хуторами, местечками, зимовниками, приселками, селами и городками. Вишневые сады и абрикосовые деревья. Утопающие в зелени белоснежные глиняные мазанки, деревянные домишки и редкие каменные дома, а еще стоящие в стороне от поселений мельницы, большая часть которых с началом коллективизации работала нелегально.

Крестьян здесь куда больше, чем земли, поэтому уже несколько лет Всесоюзный колонизационный фонд в массовом порядке переселяет добровольцев в различные регионы РСФСР, где щедро отмеривает наделы. Но местами здесь все еще безлюдно и безжизненно.

Щедрая, обильная и вместе с тем бестолковая земля с вечно бурлящим и булькающим, как котелок на костре, народом, выкованным турецкими, польскими и австрийскими притеснениями, отточившим характер в вечных грабежах и набегах на соседей. Здесь безудержная лихая вольница испокон веков жила рядом с бессловесным рабством.

Эти места прекрасно подходят для хорошей бузы и хитрого маневра. Расстояния огромные, в которые не раз уложится иная крупная европейская страна. Стоит углубиться в сторону от железных дорог, как слабая транспортная связанность, отсутствие нормальных путей дают возможность месяцами шататься по окрестностям, уходя от преследования многократно превосходящего тебя противника. Чем мы и занимались. Ощущали себя как степняки тысячу лет назад, во времена хазарских набегов: конь под седлом да степной простор впереди. И идешь вперед огнем и мечом.

Схема действий у нас отработана. Заходим в населенный пункт. Сразу же пытаемся захватить органы власти и актив, если они еще не сбежали. Будоражим народ и зовем на митинг. Куда же без доброго митинга в стране, пережившей Гражданскую войну и несколько революций?

Обставлялись эти митинги с помпой. Коновод умудрился даже войсковой оркестр организовать. Правда, хиленький – всего лишь полковой барабан да две трубы. Музыканты обычно наяривали какие-то странные марши, фальшивили душераздирающе, но явно прибавляли нам солидности и уважения у простого народа. А в конце азартно и бестолково выдавали гимн недолго царствовавшей после революции в этих местах и удачно скончавшейся в корчах Украинской Народной Республики. Слова там жалостливые и грустные. «Ще не вмерла Украина, и слава, и воля» и прочая чепухень. Иногда народ подпевал, но не особо стройно.

Коновод читал указы «Народной влады», выкрикивал громкие призывы. Звал под ружье. Правда, ружей было мало. Все же края земледельческие, а не охотничьи. Перешедшая на сторону восставших красноармейская рота, конечно, помогла с винтовками, но ее пулеметы еще до бунта были вывезены на пристрелку в дивизию, что лишило нас серьезной огневой поддержки.

Восстание текло ни шатко ни валко. В народе было больше крику, чем желания воевать. Те бунты, которые я видел до этого по всей стране, проходили как-то задорнее, с огоньком, без оглядки назад. А здесь бунтари будто что-то выгадывали, продумывали – а чего будет? Нет, так настоящие бунты не делаются. Если уж несет вперед лихая судьба, так на всех парах, как разогнавшийся паровоз, не остановишь. Да и под ружье крестьяне становиться не спешили. Кроме, конечно, очередников на раскулачивание, потенциальных жертв ОГПУ и никчемных деревенских бездельников, которым всегда лучше воевать и мародерить, чем сеять и пахать.

Были места, где нас принимали мрачно, недоброжелательно, подчиняясь лишь грубой военной силе, а иногда даже оказывая сопротивление. В других мы были как родные, которых ждали давно и безнадежно. Там на митинге царил восторженный гвалт, который переходил в безоговорочную поддержку народного защитника Коновода и в обструкцию колхозов. На этой чувственной волне приходило время сведения счетов с «пособниками большевиков», в которые селяне обычно записывали своих давних недругов-соседей вне зависимости от их политических воззрений.

И обязательный пункт программы – грабеж колхозных запасов. Наиболее ценные вещи и денежные средства Коновод реквизировал на «боротьбу за ридну нэньку Украину». Так что всяким барахлом пополнялся наш и так уже непозволительно длинный и жирный обоз.

Этот самый обоз сковывал темп продвижения и подставлял нас под угрозу. Коновод понимал это, но поделать ни с собой, ни со своими архаровцами ничего не мог. Подводы с награбленным добром – куда же без этого? Банда не поймет. Была вполне реальная возможность, что все его войско, начни его ограничивать в праве пограбить, просто разбежится. Грабеж – это святое.

Конечно, самой зажигательной частью этого концерта, по идее, должна была становиться расправа над проклятыми большевиками, то есть над активом, учителями, колхозниками. Но те, не будь дураками, при подходе нашей ватаги предпочитали скрываться, хорониться в лесах и не отсвечивать. Так что пока, кроме той виселицы, которую я увидел по прибытии в войско, никаких казней не было. Правда, пристрелили несколько человек, пытавшихся встретить нас огнем. Но это военные перипетии. Зато пороли нещадно по указанию Коновода всех тех, кто помогал «нехристям», отправляя детей в советские школы и послушно идя в колхозы.

Вечером в штабной хате в очередном сельце, пребывая в тягостных раздумьях, Коновод был мрачен. Он молчал, глядя куда-то перед собой. Потом отхлебнул из фляжки коньяка – эта волшебная жидкость там никогда не переводилась. Ударил ладонью по столу:

– Уплывают окуни красноперые от народного гнева! Хоронятся тли колхозные! Даже повесить некого!

– Да зачем тебе кого вешать, Коновод? – поинтересовался я.

– Ты не понимаешь, молод еще. Хорошая буза должна быть обильно смазана кровью врага.

– Знакомое дело, – кивнул я. – У уголовников принято друг друга кровью вязать.

– Так у всех принято!

А потом впереди замаячило село Вахановка. Тут Коновод изменил своей обычной неторопливой тактике подхода и захвата безоружных населенных пунктов. Конники осторожно пробрались под утро, перекрыли все выходы из села. В нашей ватаге были люди оттуда – скрывшиеся от переселения семьи кулаков. Так что где и кого вязать – расписали в подробностях и с видимым удовольствием. Потому всех сельских «большевичков» взяли тепленькими.

Улов был знатный. Человек пятнадцать набили в просторный деревянный дом, бывший раньше лабазом, а теперь заготконторой. И приставили охрану в пару бойцов, чтобы кто не убежал.

Коновод просто сиял, как начищенная медная пряжка. Наконец-то появилась возможность вожделенного щедрого жертвоприношения на алтарь Свободной Украины…

Глава 5

Хозяева богатого кулацкого имения были недавно решением районной особой комиссии по раскулачиванию выселены в Центральное Нечерноземье. Потом здесь недолго была сельская школа, о чем напоминал глобус на полке. Теперь здесь располагался штаб. Несколько столов были составлены вместе. И в центре возвышался в тяжелом кресле Коновод, лучась величием.

Штаб состоял из нескольких «ближников» Коновода. Предводитель всегда напирал на то, что это не просто сборище бунтовщиков, а будущее правительство. Так что себя в кулуарных разговорах он требовал именовать директором, а своих подручных называл не иначе как «министры». Притом не в шутку, а на полном серьезе.

Ну что тут скажешь. Имелась у него мания величия. Впрочем, это нормально. Такое профессиональное заболевание часто встречается у пламенных предводителей смут и мятежей, они постепенно начинают себя считать центром мироздания и страшно обижаются, когда это самое мироздание оборачивается к ним холодной кирпичной стеночкой и подает голос приказом командира расстрельной команды: «Пли!»

Сейчас в штабе обсуждали, что делать с задержанными активистами.

– Вешать будем, – растянул губы в мечтательной улыбке Коновод.

– А как? Всех зараз или поодиночке? – лениво осведомился «ближник» по кличке Сердюк – добродушный с виду, нагулявший жирку, с хитрыми свинячьими глазенками. Был он когда-то офицером контрразведки в Войске Донском у атамана Краснова и прославился еще тогда свирепой жестокостью, которую не собирался усмирять и сейчас. Его определили в «министры внутренних дел». Он отвечал в шайке за разведку, контрразведку и поддержание войскового порядка, а также за расправы. Работал с энтузиазмом, любил свое дело.

– Всех. Разом. Чтобы по мозгам селянину ударить. Чтобы знали, чего их свобода стоит! – раззадоривал себя Коновод.

– Это чего, как водицу кровь лить? Без разбирательства? Не по-божески так, – заворчал Батько, правая рука Коновода, которого он именовал не иначе как «первый министр». Это был классический малоросс, напоминавший гоголевского пана Голову. Огромный, пузатый, усатый, при любой возможности становившийся жутко ленивым старый вояка. Рассудительный, в меру набожный, спокойный, упрямый, без свирепости, а порой и добродушный. Однако если его вывести из себя – прячьтесь по щелям, достанется и правым, и виноватым. Его уважали и побаивались все. И в глазах у Коновода при взгляде на него часто вспыхивало ревностное чувство и угроза. Может статься, что и не уживутся два медведя в одной берлоге. Только мне до того дела нет.

В помещении повисла тишина, и Коновод угрюмо вперился взором в Батько. Ну что, поддержим гуманиста?

– Вешать? – спросил я недоуменно. – Вот так сразу петлю на шею?

– А что, предлагаешь их курочкой жареной сперва попотчевать? – зло осведомился Коновод, переключаясь на меня. – Большевистские отродья! Заслужили с лихвой!

– Да я не против справедливости и возмездия, – поспешил реабилитироваться я в глазах «общественности». – Только…

– Что «только»? – в голосе предводителя прорезались истеричные нотки.

– Народ привыкнет к произволу, Коновод. Как потом в порядок его загонишь?

– Ты о чем это?

– Да чтобы нас властью посчитали, все должно быть по закону. Суд надо чинить, хотя бы видимость его. А для этого орган нужен. Судьи. Обвинение. Процедура. И только тогда вешать…

– Чего? – непонимающе воззрился на меня Коновод. – Какой к лешему суд?!

– Что тебя так удивляет? Разбирательство по всем правилам. Заодно и соучастников эти смертнички сдадут. Так что по-любому отольются медведю коровьи слезы. И народ нас зауважает. Кстати, можно не всех в ноль вывести. Кого-то сподручнее в качестве заложника использовать, если с большевиками вдруг торг затеется.

– А Указчик дело говорит, – поддакнул Батько. – Народ, если распустится от вседозволенности, потом в стойло не поставишь. Так и нас на вилы поднимут, если правил не станет. Люди должны видеть, что рука у нас крепкая, но праведная.

Коновод поморщился. Откинулся на спинке кресла. И государственно задумался. Все это время сохранялось благоговейное молчание. Главный – «в мыслях», не приведи господи ему в такой торжественный миг помешать.

Потом он нехотя произнес, обращаясь ко мне:

– Прав ты, Указчик. Где только такого набрался? Молод же еще.

– Рано учить начали, – усмехнулся я.

– Будет национальный трибунал! Только им не понравится. Когда просто на виселицу, у народа прощение можно вымолить, глядишь, сердобольные найдутся. А уж если бумага будет – против нее не пойдешь! – Коновод взбодрился, прикидывая, какие выгоды можно извлечь из новой постановки вопроса.

После этого заключенным сообщили, что власть украинская добра. Крови не жаждет. И будет судить их по закону. А чтобы кота за хвост не тянуть и брожение лишнее не вызывать, то утром и приступят.

Поскольку трибунал должен был быть народным, то следовало в него включить и судей из народа. В «народ» вошел беглый кулак, вернувшийся домой с нашей ватагой, и еще парочка наиболее ярых да обиженных властью.

Темнело быстро. Я проверил своих бойцов, прежде всего их наличие и несение службы. Дезертирств не случилось, все были на месте, даже не сильно пьяные. Оставшись довольным, я отправился спать.

Моей личной шайке выделили просторную хату. Но для десятерых там все равно было тесно и душно. Да и сон никак не желал посетить меня и подарить хоть немножко сладкого забытья. Грудь тоскливо сжимало.

Я осторожно, чтобы не разбудить соратников, выбрался на улицу и оперся о плетень. Смотрел на круглую луну, волшебно серебрящую все вокруг. Колдовство этого света приходило в вопиющее противоречие с грубым и жестоким окружающим миром.

Вскоре рядом со мной пристроился Петлюровец. Он щегольски задымил папиросой «Крестьянка», которые у него никогда не переводились. И тоже молча всматривался в тихую украинскую ночь, завороженно глазел на луну. У спутника Земли вообще есть такое свойство – завораживать, притягивать и пугать. Недаром волки воют именно на луну.

– Слушай, Борис Александрович, – задумчиво произнес я. – А может, там, на Луне, обитают такие же люди, как мы. Только живут без войн и потрясений.

– Без войн и потрясений, – протянул Петлюровец. – Ну, значит, это не люди.

– И правда, – кивнул я. – Да и как там выжить? Там нет воздуха. А без воздуха никуда.

Да, без воздуха никуда. Его мне сейчас и не хватает. Как будто сперло все, стиснуло грудь.

Вот я любуюсь на пейзаж. А совсем рядом полтора десятка человек ждут неминуемой жестокой смерти, пусть и обставленной под суд. На меня явственно повеяло гнилым запахом Гражданской войны, голодом, болезнью и смертью. Опять жизнь человеческая не стоит ничего и одним словом посылаются на смерть люди, одним жестом руки дают отмашку на возведение виселиц и расстрелов. Как же мне тесно и душно! И как же тоскливо от невозможности ничего изменить! Ведь все должно идти своим чередом. И прийти к закономерному финалу…

Глава 6

Утро началось со стрельбы и истошных криков во всю ивановскую – так обычно вопят раненые или ужаленные. Что там? Неужели нас настигли части ОГПУ? Ну тогда сейчас начнется знатная мясорубка. И стоит пошевеливаться, если хочу выжить и вывести своих людей без потерь.

Я вскочил. Оделся наспех. Схватил оружие. И мы с Петлюровцем ринулись в центр событий.

Фокус страстей располагался на сельской околице, где под замком ждали своей участи активисты. Палили там не в кого-то целенаправленно, а в воздух. Орали от избытка чувств. Больше всех метался взбешенный Коновод, грозил окружающим страшными карами, обещал без разбора поставить к стенке по принципу «На кого бог пошлет».

– Что стряслось? – спросил я у Батько.

– Так активисты ночью утекли, – негромко произнес «первый министр», опасливо оглядываясь на Коновода. По-моему, его больше волновали вовсе не беглецы, а не совсем вменяемое состояние главаря.

– Все? – удивился я.

– До единого. Как в аптеке – утекли до капли – Батько хохотнул.

– Как это? – не понял я. – А охрана?

– Так порезали балбесов. Аккуратно так нанизали на ножик, как черкес мясо на шампур.

– Как порезали? Большевичков что, даже не обыскали? – возмутился я.

– Да обыскали. То не они. То им с воли подмогли. Сами бы никогда не освободились.

– Погоню послали? – деловито осведомился я.

– Послали. А толку? Они места лучше знают. Вон если в шахты нырнут, то там никто не найдет.

– Да уж, – согласился я.

Про шахты я знал не понаслышке. Пришлось одно время поплутать по ним всласть, по заброшенным и аварийным. Врагу не пожелаешь такого счастья.

Шум и стрельба еще немножко продержались. Равно как и бессистемная дурная суета, когда все бегают не для результата, а исключительно движения ради, потому как надо демонстрировать воодушевление, иначе сам становишься подозрительным.

Через час все окончательно угомонилось. А меня попросили явиться в штаб. Там собрались «ближники» с Коноводом. Обсуждали, понятное дело, дерзкий побег приготовленных на заклание агнцев.

– Кто ж им пособил? – Коновод угрюмо и подозрительно обводил взором собравшихся. – Эх, предательская душонка затаилась где-то рядом… Ну, «министры», кто актив в степь выпустил?

И он почему-то уперся глазами в меня.

– Не я, – мне оставалось лишь усмехнуться.

Заработал в ответ яростный взор. Потом Коновод начал толкать речь, торжественно, пафосно и зло:

– Иуда за каждым углом. Может, и ты. А может, он на место мое прицелился и думает, как мне пулю в спину вогнать!

Батько, в которого он ткнул пальцем, изумился искренне, но без опаски:

– Ты чего это, директор?

Но Коновод лишь махнул рукой и проскрипел:

– Доверять могу только самому себе. Больше некому.

– Ну, тогда и тебе не будут доверять, – вставил я свое слово, не намереваясь и дальше подыгрывать главарю. – А в наших делах доверие – главное.

– Слишком уж ты образованный, как я погляжу, – протянул Коновод.

– Скорее начитанный, – улыбнулся я. – Из учительской семьи.

– Ну если образованный, вот и объясни, как же нас так опозорили принародно?

– Виной всему анархия. Как у батьки Махно, – заявил я.

Действительно, войско жило по своему разумению, командиров не шибко слушало, творило что хотело. Караульная служба в убитом состоянии. Квалифицированные диверсанты могли бы легко вырезать всех.

– Ты Махно не трожь! – взвился Коновод. – У него порядок был! Да еще какой…

Лицо его передернулось. Видимо, досталось ему на орехи в период службы у легендарного крестьянского вождя.

Коновод тяжелый разговор прекращать не намеревался. Сыпать соль на раны себе и другим доставляло ему противоестественное удовольствие. Но это истязание прервал измотанный гонец. Рука его была перевязана наспех, на ней проступали пятна крови.

– В Дмитровке войска ОГПУ! – крикнул он, держась за израненное предплечье. Он еле стоял на ногах, доскакал только на воле и упрямстве. – Наших всех перебили! Завтра здесь будут!

Коновод вскочил, больше не обращая внимания на гонца, крикнул:

– Поднимаем людей! Уходим!

Где-то через пару часов вся ватага, кто пьяный, кто голодный и злой, а кто из-под теплого бабского бока, собралась в подобие колонны. Пешие и конные, вместе с обозом, наши бойцы потянулись по главной улице села.

Тут начала собираться и вскипать людская толпа. До селян дошло, что их бросают. А на подходе Красная армия.

– На кого ж нас, сирых, оставляете?! – послышались возбужденные крики.

– Мужики пущай с нами идут! – кричал в ответ своим громовым голосом Батько. – А бабы – бегите!

– Ты ж защищать обещал! – заголосила пышнотелая босая баба. Видимо, сорвалась она с работы по двору, потому что сжимала вилы, притом выглядело это угрожающе.

Тут встрял Коновод, крикнув звонко и азартно, как в свои лучшие моменты вдохновения, когда он приковывал к себе внимание толпы своей энергией и убежденностью:

– Так защищать всю Украину надо! А ты хочешь, чтобы тебя одну защищали? Ну так приходи на зорьке – защищу!

По толпе прокатился смешок. Напряжение разрядилось, но ненадолго. Опять понеслись возмущенные крики. Толпа стала напирать и все норовила перекрыть дорогу ватаге, уходящей на степной простор. Ну все у нас прямо по пословице: наступали с боем, отступали с воем.

– Не выпустим! Будете нас защищать, коль обещали!

– А то как колхоз грабить – так сами! А как ответ держать – так мы!

– Не выпустим!

– А ну назад, супостаты! – заорал визгливо и вместе с тем страшно Коновод.

– Да ты на голос не бери!

– Назад! – Коновод обернулся и сделал знак своей личной охране.

Почти одновременно жахнули три винтовки. Стреляли в воздух, но ни у кого не было сомнений, что следующий залп будет по крестьянам.

Толпа тут же сильно поредела. Но не рассосалась полностью. Вслед неслось:

– Ироды! Иуды!

Под такое звуковое сопровождение мы ушли. Нам плевали вслед те, кто еще недавно боготворил…

Глава 7

На своем резвом, красивом смолянисто-черном скакуне Коновод сидел лихо. В отличие, кстати, от меня, не шибко дружившего с нашими четвероногими помощниками. Мою увесистую тушу лошади таскали всегда с физическим напряжением и с видимым презрением. А мне перед животинами было неудобно, что я такой большой и тяжелый и они вполне могли бы найти седока покомпактнее.

Ну никогда не умел я ладить с ними, даже во время пребывания в Красной армии, хотя там без конной тяги никуда. Невольно рассматривал какого-нибудь коня как равноправную личность с правом голоса, то есть ржания. И те, гады такие, чувствовали это и громоздились тут же на мою шею, свесив копыта. Одно слово – животные. В общении с ними нужно быть хозяином, а не приятелем, а с этим у меня всегда плохо. Нет во мне рабовладельческой жилки.

Коновод с некоторым пренебрежением посматривал на мои мучения. Умелый всадник почему-то всегда считает неумелого каким-то недочеловеком и ошибкой природы. А главарь этого отношения даже не скрывал, только радостно лыбился, когда я выглядел особенно неуклюже и потешно.

Но под мерный цокот копыт постепенно потек между нами если не задушевный, то относительно мирный разговор за превратности жизни и за человеческую поганую природу. В пути без доброго разговора скучно. Чем длиннее язык, тем короче дорога.

На Коновода произвело достаточно сильное впечатление столкновение с селянами в Вахановке. И он все никак не мог успокоиться.

– Крестьяне! Презренное племя. Скоры на расправу, а потом боятся, что им достанется за это на орехи. Чуют, что ГПУ их не пожалеет.

– Ну если посмотреть непредвзято, то они где-то правы. Бросили же мы их!

Коновод покосился на меня:

– Опять сообразительным умом форсишь? Так я поумнее буду. Запомни. Мы большое дело делаем. Мы важны. А они мелочь. Растопчут таких и не заметят. Как муравья в муравейнике. И ничего не изменится.

Я лишь кивнул, не вдаваясь в спор. Личное общение давало мне возможность оценить Коновода по достоинству так, чтобы лишний раз не встревать с ним в опасные диспуты. Передо мной был опасный, не терпящий иного мнения, резкий, заводной, необузданный, заражающий своей энергией прирожденный лидер, способный привести стадо баранов на скотобойню. И он не успокоится никогда.

Между тем наш крестовый поход против советской власти выглядел все более странно. Мы все так же заходили в села и станицы. Под бесстыдно фальшивящий оркестр собирали народ. Коновод с каждым разом все более вяло, без былого огонька, призывал брать власть в свои руки и гнать большевиков. Мы даже не пытались собрать оружие, провести мобилизацию добровольцев. Зато активно призывали к растаскиванию колхозного имущества, притом сами забирали самое ценное, если оно было, «на нужды Вильны Украины» и тут же сваливали в туман.

Пыль столбом, оседающая на одежде и скрипящая на зубах. Гнущийся под ветром ковыль. Поля и сады. Все будто застыло во времени, как живописная картина на стене, и только мы движемся упорно через нее, из точки «А» в точку «Б», а потом и в «В».

Шли каким-то цыганским табором. Все это больше походило не на благородное народное восстание, а на пиратский рейд. Можно было подумать, что наша цель – пограбить всласть, а потом уйти за кордон, в Польшу или, на худой конец, в Румынию. Но, по большому счету, награбленное нами в нищих селах – это курам на смех. Это вам не взятый на абордаж испанский галеон с грузом золота. Вместо золота немножко советских дензнаков и какое-то бытовое барахло, с которыми практичные и жадные «воины-захисники» никак не желали расставаться.

Так и плели походные кружева. В них была какая-то система, которую я пока не мог понять. А если понять, то станут ясны и замыслы Коновода.

Постепенно наша извилистая дорожка становилась все уже. Со всех сторон нас обкладывали флажками, как волков. И только бескрайние просторы, отдаленность железных дорог и крупных трактов да отсутствие нормальной связи и разведки у противника позволяли нам двигаться вперед без серьезных столкновений. Ведь по-настоящему серьезный бой наше не слишком многочисленное войско вряд ли выдержит. Две сотни человек, один пулемет и недостаток патронов. Эх, об этом даже думать не хотелось.

Дни щелкали. Неожиданно неестественно похолодало, и ночью стало так зябко, что приходилось жечь костры. Потом богато пролился давно уже забытый дождь.

– Значит, жарить будет скоро, – со знанием метеорологического дела оценил я.

– Как бы нас самих не зажарили, – Батько, уныло смотрящий на залитые дождем уголья костра, нахмурился.

– Иван Иванович, вот скажи, как на духу. Куда мы ломимся? Зачем? Раскрой стратегический замысел, будь добр.

– А, – только махнул рукой Батько. – У Коновода спроси.

– Он расскажет?

– Как же! Жди!

– Почему так?

– Потому что есть кто и повыше, кто за рассказы рассказывалку вырывает.

А вот это интересно. Но не время пока продолжать эту беседу. И я перевел тему…

Между тем наше воинство постепенно, но неуклонно разлагалось. В первое время, на гордости от роли защитников свободы родного края, еще удавалось как-то держать всех в руках. Но любое такое мятежное формирование, лишенное ясной цели, сурового командования, без казней дезертиров и мародеров, неизменно превращается в дикую орду с сопутствующими бесчинствами, грабежами и насилием. Это лишь вопрос времени.

Коновод даже не пытался поддерживать должный порядок. Его все устраивало. А всплески его непредсказуемой и неконтролируемой ярости позволяли в случае необходимости обуздать войско. Его боялись и старались лишний раз не злить.

Моя шайка на этом фоне выгодно отличалась дисциплинированностью, целесообразностью и ощущением границ дозволенного. Примкнувшие ко мне «захисники», которых я привел с собой, конечно, не являлись образцом благочестия и организованности. Но поскольку формально я за них отвечал, то принялся наводить и там хотя бы оттенок порядка. Пришлось начистить пару особенно наглых морд, что мне труда не составило. А одному беглому кулаку даже прострелил плечо, когда он потянулся к обрезу. Мои усилия окупились относительным порядком и даже зачатками дисциплины. Зачем мне так нужен был этот самый порядок? Да потому, что, когда все посыплется, именно он даст возможность уйти с минимальными потерями.

Наш «табор» встал на постой в очередном сельце. Мы теперь уже даже не старались заискивать с мирным населением. Вели себя как завоеватели. Самые охочие до баб тут же ломанулась в хаты к молодкам. Самые жадные азартно занялись грабежом. Поднялся шум-гам.

Тут наконец очнулся Коновод и вспомнил, что он командир, а не тварь дрожащая. Устроил нервный и жестокий разгон всем – без особого учета вины и обстоятельств. Назначенные в виноватые тут же были принародно пороты, а заодно и те, кто стоял неподалеку. Потом, оглядевшись внимательно, от избытка чувств он перепорол чуть ли не половину сельца, которая не слишком рада была пришествию «освободителей». Наведя таким образом справедливость, предводитель удалился в свое расположение – единственный каменный двухэтажный дом, оставив все течь своим чередом.

Ну и потекло все по проложенному руслу. Вечером слышались со всего села крики. Прозвучало несколько выстрелов. Женские визги, мужская ругань. Опять чудо-богатыри напились, передрались и щупали девок. Вольная воля.

– Вон она, Вильна Украина во всей красе, – презрительно процедил Петлюровец…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 3.4 Оценок: 9

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации