Текст книги "Сезон охоты на ментов"

Сергей Зверев
Сезон охоты на ментов

– Папа, мне пора.

Андрей Андреевич, оторвав взгляд от монитора компьютера, посмотрел на своего подтянутого сына – сорок лет, а выглядит молодцом.

– Когда вернешься?

– Не знаю, папа. Работа.

– Овощи не забудь.

– Взял. Спасибо.

– Ирине привет. Пусть девчонок пришлет на выходные, перемоют здесь все. Тяжело мне уже за порядком в квартире следить.

– Приедут, помогут, перемоют. Не вставай, продолжай работать. Я закрою дверь своим ключом.

Андрей Андреевич проводил взглядом сына, услышал, как закрылась входная дверь квартиры, щелкнул замок, и опять повернулся к монитору, пробегая взглядом по последней строчке: «…баронесса прервала поцелуй, лукаво улыбаясь…». Слово «лукаво» ему очень понравилось. Только кто оценит игру слов в этом опусе, который приходилось строчить, позоря седины, чтобы найти хоть какую-то опору в нынешней страшной жизни?

Некогда он был известным писателем и почивал на лаврах – повышенные гонорары за романы о хлеборобах и доярках, бесплатные санатории, зарплата за общественную работу в писательской организации. Он писал то, что требовалось коммунистической доктрине, писал искренне, и считал, что неплохо – социалистический реализм был освоен им до мельчайших нюансов. Дважды Андрею Андреевичу присуждали премии – Государственную и Ленинского комсомола – за романы о молодых комбайнерах. К 1992 году, несмотря на стремительное падение КПСС, он был весьма обеспеченным человеком – двести тысяч рублей на сберкнижке, трехкомнатная квартира, автомобиль «Жигули» и большой частный дом в пригороде.

Девяносто второй год сделал его нищим – деньги на счету сгорели в одночасье, а социалистически выдержанные романы народу были уже не нужны – издательства печатали только переводные.

Годы инфляции не давали покоя. Андрей Андреевич, конечно, получал пенсию (за себя он не переживал), но был ведь еще сын и дочери сына, и надо было как-то помогать, тянуть общую лямку. Жена Андрея Андреевича умерла давно, и теперь он вполне довольствовался малым – приличное питание и одежда, да еще творчество, без которого невозможно обходиться, как наркоману без обязательной порции дурманящего яда. Дом Андрей Андреевич продал и купил сыну квартиру. «Жигули», после небольшого ремонта, он также отдал детям.

У сына Геннадия были жена и две дочери, поэтому семья жила почти в нужде. В последнее время что-то начало налаживаться, появились денежные прибавки, но… Андрей Андреевич наливался бессильной яростью, вспоминая, как быстро потерял свое состояние. А ведь тогда он уже не беспокоился о сыне, уверенный в том, что его семья будет жить в постоянном достатке.

За последние годы Андрей Андреевич не смог пристроить ни одного своего романа, а написал он их за это время целых пять – про казнокрадов и честных деревенских мужиков. Первое время ему отвечали в издательствах и редакциях журналов, что нет бумаги, нет денег на выплату гонораров; потом объявили, что честные мужики и ворующие стройматериалы прорабы никому теперь не интересны, народу требуются убийства, аферы миллионеров и секс. Ему так и сказали: «Пишите про секс!»

В прошлом году новое издательство вдруг само предложило Андрею Андреевичу выпустить книгу его воспоминаний об известных писателях, с которыми он сталкивался, отдыхал и работал в годы застоя. Обещали приличную сумму, но аванса не дали – гонорар по приеме рукописи.

Андрей Андреевич с воодушевлением принялся за работу. Через год сдал готовую рукопись в издательство и получил на руки гонорар.

Новый кризис – и снова крах надежды. Любой другой на месте Андрея Андреевича давно бы сдался, опустил руки и тихо грелся бы на солнышке, стараясь поменьше есть, чтобы укладываться в размер пенсии. Но Андрей Андреевич продолжал чувствовать ответственность за семью сына – внучки уже выросли, одной – восемнадцать, другой – пятнадцать, им надо дать образование, а это – деньги. Сын семью, худо-бедно, кормил, одевал, но учеба… Андрей Андреевич знал, что только ему по силам добыть несколько тысяч долларов, если сумеет найти издательство, которое приобретет его работы и подпишет договор о дальнейшем сотрудничестве. Он накупил глянцевых книг с известными ему именами авторов и дерзкими, жестокими, кричащими названиями, проштудировал их и понял, что сейчас читают и что издают. Но понял и другое – все издаваемое похоже одно на другое, как братья-близнецы. Чтобы его опусы покупали и хотели покупать в дальнейшем, требовалось найти свою нишу. Поразмыслив, Андрей Андреевич пришел к решению написать для начала эротический роман на исторической основе. Он набросал план, буквально вымучил несколько глав и отправился по издательствам, желая, с учетом имени и прошлых заслуг, привлечь внимание редакторов и договориться о сотрудничестве.

Сегодня, после недельных бесплодных и унизительных походов, наконец повезло. Андрей Андреевич еще до конца не верил, что удача снизошла на него в лице молодого директора издательства «Тариф-спорт» Саши Семенова.

Сначала ничто не предвещало успеха. Его с трудом впустили к главному редактору процветающего издательства, рослому усатому нахалу. Отвлекшись от своего компьютера, редактор хмыкнул:

– Что у вас?

– Историческая эротика. Меня зовут…

– Не надо. – Нахал снова зашуршал клавишами клавиатуры, внимательно изучая экран монитора.

Андрею Андреевичу стало жутко неловко. Лезет со своей писаниной. Историческая эротика… Опустился, дальше некуда! Эх, нужда…

Он вышел из кабинета в приемную, поймал ухмыляющийся взгляд стервы-секретарши, согнувшись, устало побрел к выходу.

В коридоре какой-то молодой человек в футболке и спортивном трико читал объявления на стенде. При виде Андрея Андреевича он сочувственно улыбнулся.

– Не взяли рукопись? – Взгляд его был направлен на папку с рукописью в руках писателя. – Что у вас?

– Вы тоже пишете? – спросил в ответ Андрей Андреевич.

– Я издаю. Честь имею представиться – директор, он же редактор издательства «Тариф-спорт». Александр Семенов, Саша. Хотел предложить несколько совместных проектов этим, – кивнул он на дверь приемной, – но меня быстро отшили. А вы что пишете? Боевики, детективы, фантастику?

– Историческую эротику, – усмехнулся Андрей Андреевич. – Моя фамилия Егоров. Может, читали?

– Егоров Андрей Андреевич? Как же! Романы «Однажды в поле», «Трудный год»… Читал в детстве. Как же, как же! И что, вас не печатают?

– Увы, – пожал плечами Андрей Андреевич. Стало неловко до невозможности – даже перед этим желторотым юнцом приходится оправдываться.

– Но вы же – имя! Вот остолопы! – вскипел Саша.

Андрей Андреевич от бурных эмоций молодого издателя совсем затосковал от жалости к себе. Мальчик, мальчик! Читал в детстве… Было время, когда Андрей Андреевич очень сурово встречал литературных новичков, а теперь он – литературный старик, и погоду делают они, новые! Все поменялось. Мэтр литературы должен жалобно лепетать, убеждая, что обладает талантом!

– Говорите, у вас эротический роман? – заинтересовался Семенов.

– Эротический. Начало двадцатого века. Графини, князья… Думаю, фон удачный.

– Интересно, очень интересно. Дадите прочесть? Ха, что мы здесь стоим? Едемте ко мне в офис, – предложил Саша.

Они спустились по лестнице в обширный вестибюль. Андрей Андреевич чувствовал смущение – этот восторженный мальчик, конечно же, был беден и, кроме зарегистрированного устава своего издательства, ничего не имел за душой. Такие «издатели» толпами ходили по процветающим собратьям, предлагая совместные проекты.

Оказавшись на улице, Андрей Андреевич хотел вежливо попрощаться, сославшись на занятость, но Саша опередил его – он вытянул вперед руку с ключами сигнализации, и ему тут же ответило сверкающее перламутром чудо новейшей модели фирмы «БМВ». Такая «карета» стоила огромных денег. Андрей Андреевич был шокирован – а мальчик-то с деньгами!

– Не беспокойтесь, Андрей Андреевич, мы быстро. Офис здесь же, в центре, – заверил его Саша, заметив состояние писателя.

Когда они мчались в роскошной машине по шумному проспекту, Андрей Андреевич спросил:

– Извините, Саша, за любопытство, но не могу не спросить. У вас ведь есть деньги, как я понимаю, зачем же вы стучитесь в чужие двери?

– А-а-а-а, вы о совместных проектах? Скажу честно, Андрей Андреевич, у меня есть в обороте несколько десятков тысяч долларов. Но, чтобы издательская деятельность приносила хорошую прибыль, надо вертеть сотнями тысяч. А лучше миллионами. – И Саша весело подмигнул.

– Понятно.

Издательский офис оказался маленьким – вестибюльчик и две комнатки. Раньше здесь был бутик дорогой одежды, но он недавно обанкротился. В помещении никого не было, даже охранника. Саша кивнул на свои наручные часы и объяснил:

– Обед. Да и сотрудников у меня всего трое. Мы – издательство юное, заварили кашу два месяца назад. Но уже издали две книжки. Садитесь, Андрей Андреевич.

Андрей Андреевич сел в маленькое креслице на колесиках. Саша Семенов устроился за своим столом, скрестив руки в замок, и внимательно посмотрел на него:

– Итак, у вас роман.

– Пока план романа и первые главы. Посмотрите, если заинтересует, можно работать дальше.

– Ага. Понятно. Что ж, давайте ваши главы и план.

Минут двадцать Саша читал текст, изучал с задумчивым видом план, делая в нем пометки шариковой ручкой. Андрей Андреевич ждал. Неважно, что молодое издательство, что директор – юнец, какая разница, кто купит опус?

– Вы знаете, а мне нравится, – оторвавшись от бумаг, произнес Саша и улыбнулся. – Это можно издать. Но вы должны мне помочь.

– Как? – удивился Андрей Андреевич.

– Деньги на выпуск вашей книги и на ваш гонорар я раздобуду, но вы поговорите со спонсором.

– Спонсором? – не понял Андрей Андреевич. Оказывается, придется искать спонсора, снова ходить, канючить деньги…

– Есть человек, который даст деньги, – пояснил Саша. – Вы с ним переговорите. Он мой знакомый, частично финансирует бизнес.

– Что я ему скажу?

– Пообещаете написать следующую книгу по заказу этого господина.

– А кто он?

– Преступный авторитет.

– Что? Преступник?

– Андрей Андреевич, дорогой, – рассмеялся Саша. – Что вы так всполошились? Он не преступник в прямом смысле этого слова. Он – своеобразный гангстер, проповедующий свою философию… На издание книг требуются деньги. Кто их дает? Правительство? Мизер. Преуспевающие политики и банкиры? Только на издание книг о себе, любимых. Нефтяники? Газовики? Самую малость, в рекламных целях. Массовые издания финансирует криминал. Почему, вы думаете, так пестрят витрины книгами о ворах, братве и путанах? По этим книгам выходит, что все они – святые люди… Кто платит, тот и заказывает музыку.

– Что я ему скажу? – снова повторил Андрей Андреевич, рассеянно пожимая плечами. Встречаться с каким-то преступным авторитетом, говорить с ним – ужасно! Он получит за книгу ворованные деньги…

– Он попросит вас написать книгу о ворах, и вы согласитесь. Дальше говорить буду я. – Видя нерешительность Андрея Андреевича, Семенов добавил: – Для себя же предстоит постараться! А, Андрей Андреевич? Под лежачий камень вода не течет!

– Ну, хорошо. Куда мне подъехать и когда?

– Завтра приходите сюда, вместе поедем на встречу. А сейчас возвращайтесь домой и работайте. План книги я утверждаю, деньги мы завтра выбьем. Теперь дело за главным – за готовой рукописью.

Андрей Андреевич опустил в карман пиджака визитную карточку Саши Семенова и покинул офис.

Сейчас визитка лежала на столе, рядом с клавиатурой. Андрей Андреевич повертел ее в руке. Да, действительно счастливый случай. Но в первый день он не был до конца уверен, что договор на издание будет заключен – все зависело от встречи с преступным авторитетом…

Утром следующего дня Андрей Андреевич и Саша поехали к преступному авторитету Юрке Суеву по кличке Ондатр. «БМВ» вихрем пронесся по загородной трассе до охраняемого поселка нуворишей. У кирпичного забора одной из вилл машина остановилась.

– Приехали, – сказал Саша.

Андрей Андреевич вылез из салона. С железных ворот за ними следили видеокамеры. Калитку отворил свирепого вида мужик с короткой стрижкой, явный уголовник. Саша и Андрей Андреевич прошли во двор и… оказались в настоящей березовой роще. За забором был целый парк! Они пошли по бетонной дорожке к дому, напоминавшему дачный дворец. По обе стороны дорожки рос ухоженный кустарник, и из-за одного куста доносились громкие и страстные женские стоны. Приблизившись, Андрей Андреевич увидел сидящего на надувной подушке худого бритоголового мужчину с волосатыми ногами, на котором извивалась молодая привлекательная девушка, и жутко смутился.

– Юрий Палыч! – громко позвал Семенов, не решаясь обойти этот куст.

Парочка затихла, и девушка слезла с бритоголового. Андрей Андреевич хорошо разглядел ее лицо, и оно показалось ему знакомым.

Из-за дома вышел мужчина лет сорока, в спортивном костюме. Лицо его покрывали рытвины, словно он переболел оспой, взгляд был пустой.

– Спасибо за все. Возьми. – Мужчина передал девушке деньги, и та убежала в дом. Тогда он повернулся к бритоголовому и прикрикнул: – Скот! Нельзя это было делать в доме?!

– Но, Юра…

– Пошел…

Так вот кто Ондатр. Андрей Андреевич понял, почему Суеву дали эту кличку – выделявшиеся два передних резца делали его похожим на грызуна.

– Проходи, Саша! – Ондатр пытливо посмотрел на Андрея Андреевича. – Это вы известный писатель?

– Андрей Андреевич, – представился Егоров.

– А я – Юрий Павлович. Но вы человек пожилой, так что зовите меня просто Юра. Прошу. – Авторитет указал на пластмассовые кресла у круглого стола. На столе стоял чайный сервиз и вазы со сладостями и фруктами. – Присаживайтесь. Итак, вы, Андрей Андреевич, решили писать о нас, о поборниках криминальной идеи, о ворах? Сейчас это ходовая тема.

– Да, – сконфузился Андрей Андреевич. Окружающая обстановка давила на него, и он беспомощно посмотрел на Сашу.

– Дядя Юра, сейчас Андрей Андреевич заканчивает эротический роман о распутной баронессе. Книга пойдет. Помоги. Второй роман будет о ворах, «рыцарях удачи». Я тебе говорил – Андрей Андреевич известный писатель, лауреат госпремий.

– Был. Был известный, – вставил Ондатр и посмотрел пустыми глазами на Андрея Андреевича, словно обдал ледяной волной. Глаза смерти. Потом неожиданно заулыбался: – Я ведь читал ваши книги, Андрей Андреевич. Ха-ха. В тюремной библиотеке у нас была целая подборка ваших фолиантов. Ха-ха. Честные благородные советские люди, а теперь – эротика и воры. Ха-ха. Эротика – это хорошо, это ходкий товар, одобряю. Будете писать о ворах, там тоже побольше этого… эротики хреновой… Пейте чай. Чефир? Нет? Ха-ха. Шучу. Пейте, чай хорошо заваренный, ароматный, лечебный.

Андрей Андреевич взял в руки чашку с крепким чаем, сделал глоток. Ондатр, закинув ногу на ногу и развалясь в пластиковом полукресле, пытливо следил за ним. Андрей Андреевич ощутил, что боится уголовника – пальцем шевельнет, и его придавят здесь, как клопа.

– Эротика – это хорошо, – повторил Ондатр. – Видели здесь эротику?

– Нет, что вы, – смущенно ответил Андрей Андреевич. – Только стоны слышали.

– Хорошо, что не видели. Зрелище отвратительное. Но вам предстоит писать об этом, поэтому вы должны знать.

– Посмотрю несколько порнороликов в Интернете.

– Порно – глупость. Надо видеть вживую… Идея! Послезавтра у меня пикник на природе – приезжайте с Сашей. Будут гости – два дружка моих выходят с зоны, хочу их приветить, развлечь. Поедите, выпьете, послушаете, посмотрите. Да и мне престижу прибавится – в друзьях известный писатель! Мы ведь теперь друзья?

– Да, да, – закивал Андрей Андреевич. – Конечно.

Ондатр протянул ему руку, и Андрей Андреевич, тушуясь, пожал ее. Господи, что бы сказал сын, узнай он о таком!

В город возвращались с разными чувствами. Андрей Андреевич был задумчив. Встреча с уголовником потрясла его до глубины души. Надо же!

Саша, напротив, был радостно возбужден. На заднем сиденье лежал «дипломат» – Ондатр, в присутствии Андрея Андреевича, передал молодому издателю деньги на эротическую книгу.

В офисе он выдал Андрею Андреевичу триста долларов, но договор подписывать не стал.

– Дядя Юра хочет сам прочесть весь роман. Если ему понравится, он заплатит вам значительно больше положенного. Пока аванс – три сотни, потом еще дам. И работайте, работайте быстрее. А послезавтра едем на пикник. Встретимся у офиса, как сегодня. Это обязательно, без всяких там «заболел» или «не могу». – Посмотрев на задумчивого Андрея Андреевича, Семенов пожал плечами. – А что делать? Мы люди подневольные – бизнес!

Дома у Егорова работа не шла. Он устало и тупо смотрел в монитор компьютера:

«Графиня Бескова и пани Вешковецкая, прелестные женщины, идеалы небесной красоты и самые развязные распутницы империи, поедали окрошку…»

Его отвлек телефонный звонок, не сотовый – домашний. Встать или нет? Если подойдет, потом опять долго настраиваться. Но ведь это, наверное, Машка звонит. Вот дуреха! Собралась замуж за поэта Самсонова. Поэт – разве профессия для мужчины? Стихами сыт не будешь. Поэты всегда голодные.

Он так и не поднялся, и телефон смолк. Андрей Андреевич повернулся к монитору, и пальцы сами побежали по клавиатуре: «Графиня с перекошенным лицом мчалась к озеру…» Все, сбился. Где-то он эту фразу уже читал. Да, совсем не к месту. Почему графиня мчалась к озеру и что у нее с лицом?

Хватит! Не идет работа… Надо сходить к сыну, поделиться радостью о творческой поденщине и деньгах!

Геннадий нервно постукивал карандашом по чистой от пыли и бумаг поверхности своего стола. В нем кипела злость, и с каждой минутой росла досада. Ох, Машка, Машка! Как же так? Он уже примирился с мыслью, что легкомысленная доченька станет женой дурака-поэта, а тут такой финт – Машка беременна, а толстый подлец Самсонов раздумал жениться! Кабан! Геннадий сжал кулак, и карандаш с хрустом переломился.

Поэт Мишка Самсонов, гордо величавший себя «Мамонт Самсонов, коммерческий поэт, динозавр жанра!», в глазах Геннадия с самого начала их знакомства был козлом. Здоровенный, толстый, с русой шевелюрой из крупных кудрей, он выглядел импозантно: всегда в костюме-тройке, когда при бабочке, когда с шейным платком под дорогой рубашкой; руки холеные, наманикюренные ногти, на мизинце – ажурный перстень с алмазной крошкой. Курил дорогие дамские сигареты, но пил водку и любой крепкий алкоголь, даже самого низкого качества. На каждом углу кричал: «Жизнь – дерьмо!» Обжираясь блинами с красной икрой, особенно страдал, что жизнь идет не так, как хотелось, что вокруг все дрянь, а он – динозавр жанра. Родись он в начале двадцатого века, попал бы в струю – после Октябрьской революции поэзия кипела, волновала сердца, разжигала пожары в душах, а сейчас кому она нужна?

Издавался Мишка с трудом, на что жил – непонятно, но имел двухкомнатную квартиру в центре, «Жигули»-семерку и постоянно ошивался в дорогих ресторанах и на светских тусовках.

На широкую арену Самсонов, как поэт, выплыл на Ленине. Как раз шли предвыборные баталии, и монархическая партия заказала Мамонту какую-нибудь агитационную поэму, принижающую коммунистов и пролетариев. Мишка пошарил в пыльных закромах школьной библиотеки у своего дома (тогда в пространство Интернета выхода он еще не имел), наскоро ознакомился с имеющимися поэтическими одами о Ленине и за пару часов состряпал заказ. Поэма называлась «Как печник не поверил Ленину». Печник Савельич выкладывал печку для Ильича, но ему нашептали соседи, что кто-то в дневное время навещает его внучку Дуньку. Думая на великовозрастного балбеса Потапа – кулацкого сынка, Савельич бросил работу, выломал из забора длинный толстый дрын и кинулся на расправу:

 
…Злой старик ворвался в хату,<R>С дрыном к спальне – напрямик.<R>Вдруг из спальни вышел… Ленин.<R> – Ленин! – так и сел старик…
 

Потом, как Ленин ни пытался внушить печнику, что всего-навсего объяснял девушке задачи коммунистического переустройства общества, тот не поверил. Разочаровавшись в Ильиче, печник ушел к белым. Он просился в солдаты, но его не взяли. Адмирал Колчак, наслышанный о славе печника, попросил выложить печку. Старик с удовольствием выполнил просьбу. Печка вышла – одно загляденье. Колчак щедро наградил старика деньгами. Но печник от денег отказался – как можно, деньги с благодетеля России! Подозрительный адмирал усмотрел в отказе явное пренебрежение старика к монархическому движению и симпатию к коммунистам и приказал печника расстрелять. Печника шлепнули.

Начало поэмы привело монархистов в экстаз, но окончание…

– Мамонт, вас не туда занесло! – возмутились монархисты. – У вас Колчак – явный зверь, поборник кровавой реакции. Почему он расстрелял печника? Что о нас подумают избиратели?

Поэму не приняли. Раздосадованный Мамонт поменял Ленина и Колчака местами и предстал перед избирательным штабом «красных». Там Самсонов еле избежал избиения.

– Самсонов, что вы пытаетесь нам всучить?! Ленин приказал расстрелять печника! Вы с ума сошли! Народ до сих пор попрекает нас расстрелом царской семьи!

Мамонт остался без гонорара, на который рассчитывал. Его выручила шумиха, поднятая мировой журналистикой вокруг пристрастия Билла Клинтона к молодым девушкам. В то время Клинтон был президентом США, интрижка с Моникой Левински грозила ему импичментом – все об этом только и говорили. Проворный Мамонт переделал поэму на современный лад: «Клинтон и печник», имея в виду однофамильца и тезку американского президента. Этот самый Билл Клинтон, чтобы не светиться в США, стал инкогнито наезжать в Россию и посещать внучку печника Савельича. Соседи намекнули Савельичу, что в рабочее время, когда старик кладет печи, к его хате периодически подкатывает кортеж из шести лимузинов, и представительный мужчина в черных очках и с саксофоном посещает юную Дуньку. Бросив работу и схватив длинный дрын, Савельич кинулся домой…

 
Злой печник ворвался в хату,<R>С дрыном к спальне – напрямик.<R>Вдруг из спальни вышел… Клинтон.<R> – Хелло, Савельич!<R> – Клинтон! – так и сел старик.
 

После объяснений выходило, что Клинтон посещал юную леди ради игры на саксофоне. Еще автором делались тяжеловесные намеки, что только Дунька играла на «трубе» Клинтона.

Поэму купил бульварный еженедельник. Номер разошелся мгновенно, принеся известность молодому поэту. Пришлось допечатывать лишние двести тысяч экземпляров. Мамонту за поэму заплатили шестьсот долларов.

Вечером он пил водку в ресторане, заедая соленой севрюгой, плакал, ругал жизнь и называл себя «динозавром жанра».

– С Лениным поэма читалась лучше! А так – испохабил стихи ради денег…

Рядом гуляла компания «ура-патриотов». Мамонту выделили пять тысяч рублей и попросили экспромт о политическом враге. Взобравшись на эстраду, выпячивая нижнюю губу и тряся кудрями, Мамонт завыл нараспев:

 
Империя досталася ему.<R>Полмиром правил – царь и бог…<R>Но продал все!<R>Все развалил,<R>Все пропил с королями…<R>И пиццей торговать пошел,<R>И центы брал на чай<R>У школьников английских,<R>Согнувшись,<R>Через руку с полотенцем,<R>Как целовальник…
 

Сидевшая за дальним столиком полная политическая дама криво усмехнулась и выговорила:

– Мамонт Самсонов – политическая проститутка.

Прошло несколько лет. Самсонов не стал ни на йоту лучше. И вот эта «политическая проститутка» определила в шлюхи дочь Геннадия Егорова Машку – поимел и бросил. Козел!

Геннадий потянулся к телефону, намереваясь позвонить Самсонову, но тут дверь кабинета отворилась, и на пороге предстал отец.

– Отец? Ты? – удивился Егоров. – Тебя пустили?

– Сенька на калитке сидит, – засмеялся Андрей Андреевич, прошел к столу и сел на стул перед сыном. – Что бледный такой? Устал?

Егоров потер виски. Всплыла дилемма: говорить отцу о беременности дочери и отказе Самсонова жениться или нет? Отец знал, что Машка собиралась замуж за поэта. Видя возбужденное, радостное лицо отца, Геннадий решил пока не говорить – сначала изобьет того подонка, а потом…

– Работа, отец, сам понимаешь.

– Да, да, Гена. А я с хорошей новостью. Вот. – Андрей Андреевич суетливо полез в карман пиджака и вытащил две купюры – пятьдесят и сто долларов. – Возьми.

– Сто пятьдесят зеленых! Откуда? – удивился Егоров. В последнее время у него был постоянный напряг с деньгами из-за взятых кредитов. Когда кредиты оформлялись, он рассчитывал и на зарплату жены, но супругу неожиданно сократили…

– Откуда я могу взять деньги?! Веду переговоры об издании своей книги. Пока аванс дали, три сотенных бумажки. По дороге к тебе зашел, разменял. Напополам.

– Папа!

– Перестань, мы одна семья. Из всех нас только я один могу быстро и много заработать. Я же все понимаю.

– Отец, спасибо! Мне так неудобно…

– Перестань. Подпишу договор – я роман еще не закончил, – оплатят полностью.

– Поздравляю! Здорово! – Егоров взял деньги, спрятал в карман. – Ты мне классно помог, отец.

– Ерунда. Вот выплатят гонорар, весь его отдам Машке на приданое. А то поэт ее накормит… А ей еще учиться надо! Я ведь был против всего этого, а потом подумал, подумал – для Машки нашей ведь счастье ублажать этого кабана… Пусть радуется. Ну… не получится, что ж, мы же рядом, в конце концов… вытянем, чтобы ни случилось…

Геннадий помрачнел. Отец словно все чувствовал. Но пока он ему ничего не скажет. Может, все еще наладится. Этот кабан (как говорит отец) перебесится и одумается. Машка-то ведь не замухрышка – мисс Вселенная, не меньше, высокая, красивая…

А Андрей Андреевич подумал, что сын загрустил из-за своего тугого положения с деньгами, что сам не в состоянии устроить свадьбу и помочь молодым, поэтому тут же решил уйти, чтобы дальше не расстраивать его.

– Я пойду, Гена. Торопят. Быстрее, говорят. Ох, прямо камень с души…

– Было бы хорошо, папа… Ты бы нам здорово помог с Машкиной свадьбой.

– Помогу, Гена.

– Я сегодня позвоню тебе, а завтра или послезавтра зайду обязательно.

После ухода отца, еще раз взглянув на свалившееся с неба «богатство» (сто пятьдесят баксов – минуту назад и мечтать о них не смел!), Егоров решил немедленно наказать Самсонова – душа кипела обидой за дочь, за себя, за все накопившееся…

Мамонт упоенно работал. Ему недавно ассоциация народных целителей заказала поэму о нерадивых работниках медицины – врачах и медсестрах. Целители нападали на медиков, чтобы отбить клиентуру.

Мамонт пошел по проторенному пути – старый поэтический материал по теме переработал на новый лад. Он решил, что детский стиль охватит тему полнее, поэтому взял в оборот «Доктора Айболита». По-новому поэма именовалась коротко, но хлестко, как пощечина: «Ветеринар».

 
А в Африке, а в Африке,<R>На черной Лимпопо,<R>Веселые жирафики<R>Погибли от того,<R>Что по запарке Айболит<R>Вколол им всем гидропирит…
 

Для невежественных слушателей (а Мамонт знал, что народные целители, в основной массе своей, бывшие троечники с неполным средним образованием, не говоря о медицинском) – так вот, для невежественных слушателей к поэме прилагалась таблица с пояснением значения «трудных» слов. Гидропирит Мамонт вписал в таблицу как химическое токсичное вещество, в быту используемое для осветления волос.

Дальше следовало объяснить, почему в походной аптечке Доктора оказался пресловутый осветлитель. На свет божий выплыла молодая дерзкая ассистентка – старичка Айболита потянуло на «сладенькое». Ассистентка дни напролет красила ногти, осветляла волосы гидропиритом и втихушку потягивала из мензурок медицинский спирт.

Мамонт оторвался от печатания – на мониторе компьютера поэма выстраивалась аккуратными типографскими четверостишиями – и счастливо вздохнул, сто тысяч за «Ветеринара» он с целителей снимет, это факт!

За спиной вдруг кто-то тяжело задышал, и Мамонт испуганно дернулся.

Егоров что есть силы всадил поэту кулаком между глаз. Кабан опрокинулся на пол, зацепив своим телом компьютер. Монитор лопнул. Хищно улыбаясь, Егоров встал ботинком на клавиатуру и хлестко врезал Самсонову пинком в лицо.

Мамонт хрюкнул, блеванув кровью.

– Пидор! – рявкнул оскорбленный отец, он еще раз пнул кабана в брюхо и, брезгливо кривясь, пошел прочь. Что еще взять с подонка? Придется Машку на аборт тащить. Прерывать первую беременность очень нежелательно. Если что с ней случится, он уроет кучерявого гада – удавит по-тихому.

Мамонт, сплевывая кровь и кривясь от боли, привстал на руках – сука, как он вошел? Неужели дверь была не заперта?

С сожалением обозрев угробленный монитор и держась за разбитую переносицу, Мамонт вытащил флеш-карту из проема компьютера, достал из ящика стола ноутбук, вставил в него – на экране ноутбука высветилась поэма. Целая. Мамонт не раз бывал в передрягах и, когда «творил», немедленно все сохранял для верности.

Сука, Егоров, и дочь его сука. Но он отплатит за унижение. Не такой он человек, чтобы позволять каждому козлу…

Умывшись, Самсонов стал названивать своему другу-бандиту. На днях у крутого авторитета намечалось торжество – сорокапятилетний юбилей, и он сочинял оду о правильном разводиле и боссе суровых ребят. Попросит вместо гонорара за оду наказать Егорова – избить до крови. При этой мысли Самсонов заулыбался, глядя в зеркало на свою вспухшую физиономию, – изобьют до крови, он ведь не зверь, не хочет смерти отца своей бывшей невесты…

Геннадий вернулся домой мрачнее тучи – расправа над Мамонтом нисколько не удовлетворила его. Почему Машка выбрала такого идиота? Вокруг тысячи прекрасных молодых людей, красивых, по-спортивному подтянутых, умных и умеющих ценить любовь достойных женщин! Нет, надо было подсесть на никчемного, значительно старшего по возрасту дурака…

У порога квартиры взволнованная жена пристально посмотрела ему в глаза. Геннадий понял: опять что-то неладное в семье. Ох, как достала его Машка! А ведь еще одна красавица подрастает – Наташке уже пятнадцать, скоро тоже начнет вычебучивать, тогда держитесь, родители! С одной девахой тяжело, а когда две начнут выкидывать коленца, тогда все – полная амба…

– Ну, что? – напряженно спросил он.

Жена отвела взгляд.

Геннадий торопливо полез в нагрудный карман джинсовой куртки, вытащил деньги, полученные от отца, – сто долларов (пятьдесят пока придержал).

– Возьми.

– Что это? – удивилась жена. – Доллары? – И тут же ухмыльнулась. – Взятки стал брать?

– Ага, взятки… Кто бы дал! Отец что-то комбинирует по своему писательскому делу; вот, подкинул немного. Я сам не стал менять в обменнике, не стал «светиться».

Забрав сотенную купюру, жена закатила глаза:

– Боже, он боится светиться! Великие деньги побоялся обменять – сто долларов! Геннадий Егоров – великий коррупционер…

– Ира, мне не нравятся такие шутки.

– А мне не нравится, что ты все время на службе, а я одна… – взъярилась вдруг жена. А их двое! Я уже не в состоянии сдерживать… Ты отец или приходящий дядя?